Русская "Дженни Ир": рецепция творчества Ш. Бронте в романе Ю.В. Жадовской "Женская история" (1860)

Размещено на http://www.allbest.ru/

РУССКАЯ «ДЖЕННИ ИР»: РЕЦЕПЦИЯ ТВОРЧЕСТВА Ш. БРОНТЕ В РОМАНЕ Ю.В. ЖАДОВСКОЙ «ЖЕНСКАЯ ИСТОРИЯ» (1860)

Н.В. Сарана

Научно-исследовательский университет -- Высшая школа экономики, Школа филологии, Москва

История восприятия Ш. Бронте в России исследовалась в целом, и в специальных работах о Ю.В. Жадовской Бронте упоминалась как важный для русской писательницы автор. Однако анализ форм и механизмов индивидуальной рецепции, опосредованной наличными переводами и современной критикой, предлагаются в настоящей статье впервые. Косвенные следы прочтения романа «Джен Эйр» обнаруживаются в романе Жадовской «Женская история» (1860); показано, как и почему роман воспитания оказался востребован при актуализации в России «женского вопроса».

Ранняя, по преимуществу автобиографическая проза Жадовской повествовала о «простых случаях» (название ее повести 1847 г.) первых влюбленностей и первых разочарований, -- в романе 1860 г. наблюдается существенное усложнение психологического рисунка, предпринимаются попытки выйти к социальному обобщению. Сравнение с романом Бронте в качестве вероятной модели обнаруживает как явные сходства -- на уровне сюжетных ходов и ключевых метафор, -- так и различия, например, более выраженную, сравнительно с оригиналом, дидактичность. Тяготение к «учительности» характеризует также тексты-посредники (переводы, переложения «Джен Эйр» на русский язык) и тем самым -- контекст культурной рецепции в целом.

Ключевые слова: Ш. Бронте; Ю.В. Жадовская; роман воспитания; биографический миф; нарратив; рецепция; перевод.

бронте жадовская рецепция перевод

«Школа» британского романа воспитания в конце 1840--1860-х годов приняла в свой состав новых учениц -- русских подражательниц. Известно, что наибольшее влияние на русскую аудиторию оказали романы Ш. Бронте. Рецепция творчества Бронте в России -- очевидная и давно изучаемая тема; однако некоторые лакуны остаются.

Публикации, посвященные творчеству Ш. Бронте, появляются в русских журналах с начала 1850-х годов; начиная с 1860-х количество переводов, изданий, интерпретаций возрастает.

Одна из причин длительной и сложной рецепции сочинений Ш. Бронте и в русской, и в западноевропейской культуре не в последнюю очередь кроется в ее биографическом мифе, в легендах, слухах, сопутствующих имени Бронте, в использовании псевдонима, маскирующего женское авторство и вовлекающего публику в интригу гендерной игры.

Биография Шарлотты Бронте, выступающей под псевдонимом Каррера Белла, возбуждала воображение аудитории тем, что Каррер Белл/Шарлотта Бронте представлялась одновременно и автором, и персонажем своего романа. Чем больше документальных аргументов, эпистолярных и мемуарных свидетельств приводили авторы жизнеописаний, тем выше становился градус мифа. Успех вышедшей в 1857 г. книги Э. Гаскелл «Жизнь Шарлотты Бронте», отчасти скандальный, способствовал росту привлекательности Бронте в глазах аудитории, особенно женской [Петерсон, 1895].

Роман Жадовской «Женская история» написан в 1860 г.; к тому времени Жадовская уже была известна своими стихами и «В стороне от большого света», а биографический миф Шарлотты Бронте вполне сложился. После смерти английской писательницы (1855 г.) в русской периодике помимо некрологов и обзорных статей вышли несколько объемных пересказов книги Гаскелл, из которых наибольшее впечатление на Жадовскую, как представляется, произвела статья Евгении Тур [Тур 1858].

Как и другие, писавшие о Ш. Бронте, Тур делает пространные выписки из книги Гаскелл, но сопровождает их своими примечаниями; во многом именно эти примечания и создают образ Бронте и ее эпохи, который был воспринят Жадовской. К примеру, описывая мать Бронте, Тур добавляет от себя замечание, сыгравшее, на наш взгляд, не меньшую роль в становлении женских образов в романе «Женская история», чем сам текст Бронте: «Женщины слабого характера, задавленные, сокрушенные могущественною волей мужчины, не только не сознают своего рабства, но еще любят его, и если называют его зависимостью, то совершенно естественною, обыкновенною, мало того -- необходимою <...> число таких неразвитых, не сознающих своего человеческого достоинства созданий уменьшается всякий день».

Ср. в «Женской истории» Жадовской слова главной героини: «Бедные девушки скоро перестают быть детьми. <...> Мне должно трудиться, и я буду трудиться. Бог и совесть указывают мне этот путь» [Жадовская, 1861: 311]. Слова подруги главной героини, напоминая о Евгении Тур, одновременно похожи и на речи персонажей еще не написанного тогда «Что делать?»: «Я свободна и независима и навсегда останусь такой; никакая цепь, кроме честной, добросовестной любви, не опутает меня» [Жадовская, 1861: 322]. «Будь наши матери умнее и осторожнее, вникай они глубже в свою собственную жизнь, поверяй свои ошибки и страдания, не малодушничай они, не жертвуй своими дочерьми богатству, выгодному положению и страху видеть дочерей своих засидевшимися невестами, не то было бы в нашей семейной жизни!» [Жадовская, 1861: 24].

В самой Ш. Бронте и ее героинях русские читательницы (и писательницы) находили замечательную ролевую модель, -- а поиск таких моделей и сопровождающая их адаптация культовых европейских имен к русским литературным условиям продолжались и в 1840-е-- 1860-е, несмотря на то, что русская литература вроде бы начинала обретать некоторую новую степень самостоятельности и формировала собственный классический канон. Однако по-настоящему значительных авторов-женщин в этом каноне еще не было.

Несмотря на то что русские рецензенты вслед за Гаскелл и Тур охотно тиражировали образ рано постаревшей Бронте, «совесть которой смущена, внутренняя жизнь которой безрадостна», до появления биографии Гаскелл, которая сделала существование другого образа Ш. Бронте в русском литературном контексте весьма затруднительным, -- русские литераторы касались таких аспектов романа «Джейн Эйр», которые впоследствии не были учтены каноном «русского критического мифа» о Бронте. Главный среди них -- тема женского воспитания, о котором, например, говорит Дружинин в 1853 г.: «.. .в Англии, за последние два столетия, воспитание женщин и жизнь женщин в обществе, вследствие слияния многих причин, имеют свое особенное направление, чрезвычайно выгодное в артистическом отношении. <...> Девушки этих поколений, едва дожив до той поры, когда для наших девиц только что начинается что-то похожее на жизнь, уже имеют на душе запас воспоминаний и ощущений, часто дающих общий, живописный оттенок всей их следующей жизни».

Описывая жизненный путь Джейн, Дружинин упоминает о «страданиях», но в его глазах Эйр/Бронте далеко не «преждевременно устаревшая женщина», а, напротив, энергичная героиня в борьбе против жестокого мира.

Несмотря на то, что биография Гаскелл сформировала романтический миф о Бронте, затруднив возможность восприятия дидактических интенций «Джен Эйр», Жадовская эту дидактику у Бронте находит.

Контекст журнала «Время», в котором была опубликована «Женская история» (1861, № 2--4), подчеркивал дидактическое начало произведения: именно тогда Достоевский помещает в журнале две свои статьи, важные для обсуждения «женского вопроса»: «Образцы чистосердечия» и «Ответ Русскому Вестнику».

Обратимся к сопоставлению самих романов. Мы попытаемся доказать, что «Женская история» в жанровом, сюжетном, нарративном отношении сопоставима с «Джен Эйр». Если такое сопоставление окажется возможным, это позволит предположить, что Жадовская принимала влияние Бронте осознанно.

Как Жадовская читала роман? У нас нет определенных свидетельств о том, знала ли она английский язык. В 1849 г. «Джен Эйр» перевел И.И. Введенский для «Отечественных записок», позднее появился перевод С.И. Кошлаковой. В русских версиях оригинал подвергся изменениям, и они, возможно, повлияли на то, как роман восприняла Жадовская. Наиболее заметны изменения в переводе Введенского: он изменил акценты, усилил дидактизм и риторическое начало, намеренно обострив «воспитательную» линию [Сыскина, 2012: 180].

Сходство русского романа и романа Ш. Бронте проявляется уже на уровне жанра и организации повествования: описание событий начинается с детства героини и заканчивается словами о счастливой жизни после свадьбы.

В русских переводах название романа Бронте передается по- разному, что, возможно, отражает нестабильность восприятия жанра или предоставляет читателю некоторую свободу интерпретации. Произведение Бронте называется “Jane Eyre. An Autobiography”, но на русский язык название переводилось то как «Дженни Ир», то «Дженни Эйр, или Записки гувернантки» или даже «Ловудская сирота (Дженни Эйр)». Только в переводе 1893 г. закрепляется жанровое определение «роман-автобиография».

Жадовская придает своему сочинению форму автобиографических записок героини, также начиная с детства и практически не прерываясь (два раз в повествовании опущены периоды длительностью чуть меньше года) до момента, когда героиня соглашается выйти замуж.

Жанровый выбор Жадовской, вероятно, продиктован названием русского перевода: «Дженни Эйр, или Записки гувернантки». Существенно и различие: в названии романа Жадовской нет имени героини, образ главной героини, столь узнаваемый у Бронте, у Жа- довской демонстративно превращен в образ поколения.

Сюжетно два романа близки. Обе героини в детстве переживают глубокое потрясение и болезнь: Дженни заболевает после того, как ее в наказание заставляют провести ночь в «красной комнате», спальне умершего дяди; Лиза заболевает вскоре после смерти своей матери.

Обе героини после болезни испытывают нравственный перелом и переживают «перемену мест»: Лиза сближается с отцом; в новом доме, куда они переехали после того, как отец стал управляющим имения князя N для нее начинается другая жизнь; Дженни отправляют учиться в школу, где она находит свое призвание учительницы.

Через некоторое время обеим героиням предстоит новое испытание: Лиза теряет отца и переезжает жить к соседям князя №, которые взяли ее к себе на содержание; Дженни получает место гувернантки в поместье Рочестера.

Дженни влюбляется в Рочестера, а Лиза в Михаила Александровича Нерадова, брата Кринельской, хозяйки имения, где живет Лиза. Обе героини пытаются изменить свое положение: Лиза сообщает семье Кринельских, что ищет место гувернантки; Дженни выясняет, что дядя оставил ей наследство (потом это позволит ей быть финансово независимой). Любовная история развивается по одной схеме: осознание влюбленности, затем исчезновение препятствия на пути к счастью, правда, совершающееся весьма по-разному; бегство от любви (Лиза пытается уехать от Кринельских и стать гувернанткой или принять предложение другого молодого человека; Дженни собирается уехать в Индию и выйти замуж за миссионера); и счастливый конец -- свадьба.

Сходству сюжетных линий соответствует близость ключевых образов и героев. Обе героини имеют творческие, художественные способности, обе много читают, обе обладают сильным характером. Заметим, что в более позднем романе сила и нравственная бескомпромиссность, свойственные героине Бронте, «распределены» между главной героиней и ее матерью и оценены несколько иначе, чем в английском романе. Жадовская подчеркивает необычное отношение матери к браку: «Она [мать Лизы] постоянно изъявляла желание, чтобы я осталась в девушках и рисовала замужество мрачными красками. Когда я говорила ей, зачем она сама вышла замуж, она отвечала, что ее супружество исключение, из тысячи одно» [Жадовская, 1861: 264]. Мать Лизы не одобряет «девчачьи» игры в куклы, и настаивает, что важнее всего образование; она «неумолима как закон» [Жадовская, 1861: 263]. Ср. слова героини Бронте: «сильные ветры, землетрясения, удары, могут проходить мимо меня: всегда и везде я буду следовать внушениям того внутреннего голоса, в котором вижу и слышу свою совесть, спокойную и чистую» [«Дженни Ир», 1849в: 202]. Сила характера матери Лизы у Жадовской оценивается сложно: в ней видится и деспотизм.

Напоследок укажем на некоторые черты романа Жадовской, которые очень похожи на то, что мы видим у Бронте, но это сходство нельзя с уверенностью интерпретировать как результат прямого влияния: подобное можно найти в других текстах эпохи, Бронте и Жадовская независимо друг от друга могут замечать одни и те же реалии в окружающем их мире и т. п.

Природа и у Жадовской, и у Ш. Бронте представляется неизменно дружелюбной. Лиза находит умиротворение в прогулке в сосновом бору или в катании на лодке при луне: «Вчера вечером катались по озеру в лодке при лунном свете. Какое очарование! Вечер был тихий. Окрестный ландшафт прекрасен...» [Жадовская, 1861: 287]. Дженни обретает в уединенном наслаждении природой покой, которого не находит среди людей: «Природа, казалось, была для меня благосклонна и добра: я, отверженная девушка, готова была броситься в ее объятия с детской нежностью, забыв на этот раз эгоизм и холодное равнодушие людей.» [«Дженни Ир», 1849д: 193].

А вот, напротив, частная, но запоминающаяся деталь: описание важной для сюжета «Джен Эйр» «красной комнаты» и интерьеров заброшенного дома, куда попадает Лиза: мебель здесь покрыта «малиновым штофом».

Тринадцать лет, отделяющие роман Жадовской от романа Бронте, объясняют, видимо, и некоторые различия в самом типе повествования, очевидные несмотря на явное «ученичество» русского автора: например, иронически редуцируется готическая составляющая (о привидениях Лиза упоминает, смеясь), а захватывающие сюжетные коллизии уступают место более сглаженному повествованию: это «русские гаммы, разыгранные по нотам, привезенным из туманного Альбиона» [Заметки об английской литературе, 1857: 119].

Список литературы

Английские и североамериканские журналы и книги // Отечественные записки. 1857. Т. 114. № 10. Отд. 5. С. 94.

«Английская беллетристика понесла значительную потерю: она лишилась Коррер Белль» // Библиотека для чтения. 1855. Т. 131. № 4. Отд. 4. С. 72-76.

Библиографический указатель истории русской и всеобщей словесности / Сост. В.И. Межов. СПб, 1867.

Дженни Ир. Роман / Пер. с англ. И. Введенского // Отечественные записки. 1849. Т. 64. № 6. Отд. 1. С. 175-250; Т. 65. № 7. Отд. 1. С.67-158; № 8. С. 179-262; Т. 66. № 9. Отд. 1. С. 65-132; № 10. Отд. 1. С. 193-330.

Джейн Эйр, роман Коррер Белля // Москвитянин. 1853. № 5. Отд. 5. С. 31-32.

<Дружинин А.В.> Литературные беседы и парадоксы Иногороднего подписчика. По поводу Коррер Белля и его романа «Вильет» // Библиотека для чтения. 1856. Т. 140. № 12. Отд. 3. С. 99-120.

Дружинин А.В. Письма об английской литературе // Дружинин А.В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. СПб, 1865. С. 333-349.

<Дружинин А.В.> Коррер Белль и его роман “Shirley” // Библиотека для чтения. 1853. Т. 117. № 1. Отд. 2. С. 14-17.

Жадовская Ю.В. Женская история // Время. Т. I. 1861. С. 261-355; Т. II. 1861. С. 5-64, 329-410.

Заметки об английской литературе // Библиотека для чтения. 1857. Т. 41. № 2. Отд. 3. С. 119.

Коррер Белль. Некролог // Современник. 1855. Т. 52. № 7. Отд. 5. С. 183-185.

Мезьер А.В. Библиографический указатель переводной беллетристики в связи с историей литературы и критикой. СПб, 1897.

Парчевская Б., Рознатовская Ю. Сестры Бронте в русских переводах и критике. Библиографический указатель (1849-1998) // Бронте Ш. Эмма. М., 2001.

Петерсон О.М. Семейство Бронте (Керрер, Эллис и Актон Белль). СПб, 1895.

Смерть Коррер Белля // Отечественные записки. 1855. Т. 100. № 5. Отд. 5. С. 50-51.

Сыскина А.А. Переводы XIX века романа «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте: передача характера и взглядов героини в переводе 1849 года Иринарха Введенского // Вестник Томского государственного политехнического университета. 2012. № 3 (118). С. 177-182.

Тур Е. Жизнь Шарлотты Бронте (Коррер-Белля), автора «Дженни Эйр», «Шерли» и «Вильет» // Русский вестник. 1857. Т. 9: Современная летопись. С. 109-119.

Тур Е. Мисс Бронте, ее жизнь и сочинения // Русский вестник. 1858. Т. 18. Декабрь. Кн. 2. С. 564.

Чуйко В. Английские романисты // Женский вестник. 1866. № 2. С. 4. Brontё Ch. Jane Eyre. Dover Thrift Editions. Courier Corporation, 2012. Fraiman S. Unbecoming Women: British Women Writers and the Novel of Development. N.Y., 1993.

Natalya V. Sarana

RUSSIAN JANE EYRE: AN ECHO OF CHARLOTTE BRONTE IN YU.V. ZHADOVSKAYA'S ZHENSKAYA ISTORIYA (`The Story of a Woman')

National Research University Higher School of Economics, School of Philology, Moscow, Staraya Basmannaya St, 21/4, 105066

The history of Ch. Bronte' reception in Russia has been studied; Y.V. Zhadovskaya was mentioned inter alia; however, the impact of Bronte on Zhadovskaya's writing have never been discussed thoroughly. The subject of this article the possible influence of “Jane Eyre” in Zhadovskaya's novel “Women's history” (1860), its causes and meaning, forms of its manifestation; it is shown how and why Bildungsroman was in demand regarding women emancipation.

Plot analysis reveals that the novel in question is significantly different from author's previous work: in her early prose, autobiographical to some extent, Zhadovskaya related “simple cases” (see, for instance, “The Simple Story”, 1847) of first love and first disappointments; but in “A Story of a Woman” (1860) the love plot is only a subplot, even not its main part, and the whole story is not simple at all.

“A Story of a Woman” and “Jane Eyre” are comparable in different levels (plot, genre, narrative), so it is possible to suggest that the reception was conscious; perhaps Zhadovskaya was influenced not by the English text directly, but by the Russian translation, made in 1849 by I.I. Vvedensky, who made the novel more clearly didactic than the original had been.

Zhadovskaya borrows from Bronte both some plot moves (the choice of the profession of governess could already refer to the famous English novel) and some key metaphors.

Key words: Ch. Bronte, Y.V. Zhadovskaya, Bildungsroman, biographical myth, narrative, reception, translation.

About the author: Natalya V Sarana -- PhD Candidate, School of Philology, National Research University Higher School of Economics.

Размещено на Allbest.ru