Формы субстантивного словообразования в языке "Слова о законе и благодати" Илариона

Для этой цели используется методика синхронического анализа системы форм производных субстантивов на фоне исторического развития основных категорий русского словообразования, позволяющая показать функционирование языковых фактов в конкретном тексте одновременно с их развитием в языке.

Конкретный анализ этих деривационных типов показал, что в языке «Слова о законе и благодати» Илариона встречается целый ряд установлений в системе субстантивного словообразования, которые послужат образцом для древнерусских церковных писателей последующих веков.

Ключевые слова: митрополит Иларион, «Слово о законе и благодати», субстантивная суффиксация, композиты, субстантиваты, нулевая суффиксация, функциональный аспект

Abstract

Substantive Word Formation in the Sermon on Law and Grace Written by Hilarion

G.A. Nikolaev

Keywords: Metropolitan Hilarion, Sermon on Law and Grace, substantive suffixation, composites, substantivates, null suffixation, functional aspect

«Слово о законе и благодати» Киевского митрополита Илариона является самым ранним из дошедших до нас оригинальных литературных произведений Древней Руси. Оно было написано, по предположению учёных, не позднее 1050 г. «Слово о законе и благодати» было написано между 1037 и 1050 годами, так как в его тексте упоминается надвратная церковь Благовещения на Золотых воротах, построенная в 1037 г., а среди живших тогда людей упоминается жена Ярослава Мудрого Ирина (Ингигерда), умершая в 1050 г. [1, с. 53]. Правда, сохранилось лишь в поздних списках, наиболее ранний из которых датируется концом XIV - первой половиной XV в. Сведения о датировке ранней рукописи «Слова...» почерпнуты из хронологических помет фрагментов памятника, помещённых в «Словаре русского языка XI - XVII вв.» [2]. Такие хронологические «ножницы» между написанием произведения и его ранними списками ограничивают возможности лингвистического исследования памятника. Дошедшие до нас списки «Слова...» несут на себе чёткие следы второго южнославянского влияния, и отражается это влияние прежде всего в фонетике и морфологии. Можно полагать, что в значительно меньшей степени оно обнаруживается в лексике, словообразовании и синтаксисе, так как именно эти стороны языка связаны с содержанием и текстопостроением произведения, а потому они менее подвержены изменениям.

О «Слове» Илариона написано немало работ. Но среди них исследования по языку памятника занимают весьма скромное место. Можно здесь назвать монографию А.М. Молдована, включающую главы, посвящённые фонетике и морфологии произведения, в которых автор делает попытку (можно признать, удачную) прорваться сквозь «славенщизну» списка XV в. к формам протографа [3].

В нашу задачу входит рассмотрение системы производных слов в языке памятника, которые до настоящего времени остаются вне поля зрения исследователей. Обращение к «Слову.» Илариона позволяет увидеть, можно сказать, начальную языковую базу (здесь: в сфере словопроизводства) и принципы её использования при создании произведений древнерусской словесности. Мы далеки от того, чтобы отрицать византийское (возможно, и болгарское) влияние на творческую деятельность Илариона. Но ясно и то, что у этого произведения не было непосредственного иноязычного протографа, и это давало автору свободу в выборе идей и языковых средств при написании «Слова». Безусловно, спустя чуть более полустолетия, как Русь получила после крещения устойчивую письменность, Иларион не мог не использовать наработанные на переводах богослужебной и богословской литературы формулы и лексические единицы. Поэтому вопрос, на каком языке написано «Слово», оказывается не вполне корректным. Важно подчеркнуть то, что именно Иларион Киевский, Нестор, Кирилл Туровский, Серапион Владимирский и другие писатели создавали своими трудами славяно-русский язык, включающий в себя лучшие элементы двух начал древнерусского литературного языка. Всё это нашло отражение в тех словообразовательных формах, которые использованы писателем в его произведении.

Исходя из того, что «в соответствии с установкой средневековой литературы основным словом речи является имя (имя существительное)» [4, с. 101], в работе будут рассмотрены формы субстантивного словообразования, поскольку именно эти типы производных слов тесно связаны с жанрово -стилистической характеристикой памятника.

Для жанрово-стилистической специфики произведения важны следующие языковые составляющие:

1) система словообразовательных типов (далее - СТ), представленных в тексте памятника;

2) количество производных слов каждого СТ;

3) словообразовательная семантика производных образований.

В этот период формирования и первоначального развития древнерусского литературного языка проходило становление и его словообразовательной системы. Словообразовательный тип как основная единица данной системы не был изначально дан языку, а складывался в нём и отстаивался во всех своих параметрах - словообразовательной базы, словообразовательного средства и словообразовательного значения [5, с. 291]. Сочинения первых древнерусских писателей играли в этом определяющую роль.

В тексте «Слова...» отмечено 22 словообразовательных типа суффиксальных существительных (от двух и более слов в одном типе): предглагольные образования нулевой суффиксации (всего 53 слова); имена с суффиксами -(е)ние - 53, -ьство - 20, -ьникъ - 15, -ость - 11, -ьць (лицо) - 8, -тель - 7, -ота - 7, -ть - 5, -ие - 5, -ица (не-лицо) - 5, -тва - 4, -тие - 4, -ина - 3, -ьць (не-лицо) - 3; по два слова с суффиксами -ьствие, -ище, -ица (лицо), -hль, -ьда; по одному слову ссуффиксами -акъ, -знь, -истъ, -ищь, -оба, -отъ, -снь, -ыка, -ыни, -ьникъ (нелицо), -ьца. Кроме того, зафиксированы сложные слова с суффиксами (всего 24 слова): -(е)ние - 7, -ие - 6, -тель - 3, -ть - 2, -ьць - 2; по одному композиту на -ица, -ьство, -тие, 0 и один субстантиват.

Субстантиваты, которые являются результатом семантического словопроизводства, по своей продуктивности и по количеству слов равны здесь образованиям нулевой суффиксации и именам с суффиксом -(е)ние (53 слова). Их составляют три словообразовательных типа: имена мужского рода, выступающие со значением лица мужского пола (в единственном числе - коглтыи, нищии, своводьныи и т. п.) и со значением лица без указания на пол (во множественном числе - Болящие, Бескровный, мнози и т. п.) (всего 41 слово); субстантиваты среднего рода с отвлечёнными значениями (типа Безвстьное, дивьное, правда и т. п.); и одно существительное женского рода в молитве о Богородице (радуис г(оспод)ь с тобою 1926Примеры приводятся в орфографии источника нашего исследования - памятника 2-й половины XV в. «Слово о законе и благодати» (ГИМ, Син. № 591). В круглых скобках здесь и далее нами восстановлено сокращение (в рукописи слово под титлом).).

Одним из первых вопросов, которые приходится решать при исследовании функциональной стороны словообразования в определённом тексте, является вопрос о новообразованиях, впервые использованных в этом тексте. Применительно к «Слову.» Илариона это представляет известные трудности, так как отсутствует объект сравнения в виде других текстов, написанных ранее данного произведения. Поскольку «Слово. » Илариона - одно из самых ранних произведений древнерусской литературы, таким объектом сравнения может послужить словарь старославянского языка, то есть языка памятников более древних, во-первых, и словарь языка, на который ориентировался Иларион- писатель, во-вторых.

Таким словарём является «Старославянский словарь (по рукописям X - XI веков)», подготовленный Академией наук Чешской Республики и РАН (под редакцией Р.М. Цейтлин и др.) [6]. Сами составители пишут в аннотации: «Словарь даёт исчерпывающее описание лексики 18 древнейших памятников славянской письменности» [6, с. 2]. Конечно, отсутствие конкретного слова в старославянских текстах ещё не говорит о его отсутствии в языке. И тем не менее это приходится принимать во внимание при оценке вклада Илариона в древнеславянский словарь. Особенно это относится к сложным словам, доля индивидуального словотворчества при создании которых высока, так как они создавались часто путём калькирования греческих композитов, потому они как гапаксы (hapax legomena) имеют конкретного автора в лице переводчика. У «Слова...», как мы уже говорили, не было греческого (или болгарского) протографа. Но, конечно, Иларион создавал своё произведение по законам жанра византийских и болгарских аналогий.

Итак, в «Слове о законе и благодати» Илариона встречены следующие новообразования, отсутствующие в старославянском словаре:

а) сложные слова: кЖсослиганУе 187а (в других списках - ЕЖсослуженТе), единодержець 185а, идолослиЖеше 193б, шстроумУе 189а, пакыпорожденУе 175а, равнох(рист)олюкець 191а, равночеститель 191а, ржкотворенше 176б, славо-ХотУе 169б;

б) простые слова: кезнадежникъ, еретичьство 194б, мнишьство 173б, шкогащенУе 194б, подокникъ 191б, покоище 194б, полежанУе 169а, прооуготованУе 169а, слоужеванУе 168а, стжденьство 173а, оуродьство 189а, оухлажденУе 194б, хракоръство 184б, честьникъ 189б.

Какие из этих слов являются действительно гапаксами (встречаются только в «Слове.» Илариона), а какие употребляются и в других древнерусских памятниках письменности? Среди сложных слов безусловным hapax legomena является кЖсослиганУе (тогда тма ЕЖсослЦгата погыке. и слово еуаг(е)льское землю нашю шсУа 187а). Скорее всего, оно содержит описку. В словарях нет этого образования, но есть слоугование, которое могло быть использовано как вторая часть композита кЖсослигованУе. В древнерусском языке употреблялось кЖсослуженУе. Но и оно отсутствует в старославянском словаре.

Из других композитов-гапаксов отметим пакыпорожденУе `крещение как второе рождение' (пакыпорожден) и равнох(рист)олюкець (и цркви Х(ристо)ви поставль. и слоужителем въведъ. подокниче великааго коньстантина. равнооумне. равнох(рист)олюкче. равночестителю слоужителемь его 191а). В данном фрагменте употреблены ещё два гапакса «Слова»: равночеститель и равнооумне - существительное местоименного склонения (субстантиват). Ранее нами было отмечено, что в двадцать первом выпуске «Словаря русского языка XI - XVII вв.» это слово неверно трактуется как прилагательное; о его субстантивности говорит хотя бы то, что оно стоит в звательной форме [7, с. 258].

В «Слове...» Илариона встречаются следующие образования, которые не отмечены не только в старославянском словаре, но и в древнерусских памятниках:

• кезнадежникъ (оуже не идолослжител зовемс. нъ хрстУанУи. не еще кезнадежници. нъ оуповающе въ жизнь вЖчнию 181а);

• полежанУе (къ живоущУимъ ко на земли человЖкомъ въ плоть шдвьс. приде къ соущимъ же въ адЖ. распАтУемь и въ грокЖ полежанУемь сниде 169а);

• прооуготовленУе (положи законъ на прооуготовленУе истины 169а);

• слоужеванУе (влагословленъ г(оспод)ь в(ог)ъ и(зра)Улевъ. в(ог)ъ ХристУанескъ гако посети и сътвори извавлене людемъ своимъ. гако не презр до конца твари своеа идольскыимъ мракомъ шдержим^ кыти. и в^тЬсовьскыимъ слоужеванемь гывноути 168а).

Такие слова могут встречаться в других памятниках, но в цитатах из «Слова...» Илариона. Например, в Ипатьевской летописи наблюдаем въсане `то, что посеяно, посев' (твое верное не исжшено высть зноемь невра 193б); по другим спискам - въсгание. Отметим здесь диалектную черту (ранний «украинизм») - замену на У (ср. современное украинское аяти `сеять'). Иные примеры:

- честьникъ (еже слышавъ ты ш честьниче. не до слышана стави гла(гола)ное. нъ дломъ съконча 189б);

- оухлажденУе (ты в^ жаждющУим оутров оухлажденУе 194б Поскольку в некоторых списках вместо этого слова употребляются другие, затуманивающие смысл высказывания: оглажение, оглашение (см. [3, с. 108]), приводим перевод этого фрагмента, в котором мы имеем правильное словоупотребление: «Ты был жаждущим - охлаждение их утробы» [8, с. 613].).

Гапаксы примечательны тем, что они свидетельствуют или об активности словообразовательной модели, по которой они созданы, или о возможностях, заложенных в системе языка, но не реализованных до появления этих новообразований. Более интересны нам те слова, которые впервые появились в произведении Илариона, но в дальнейшем широко использовались в других памятниках языка. В «Слове.» Илариона к ним относятся образования, не зафиксированные старославянским словарём: единодержець 185а, еретичьство 194б, мнишьство 173б, обогащение 194б, остроумие 189а, подовьникъ 190б, покоище 194б, рукотворение 176б, студеньство 173а и др.

Производные имена существительные служат в памятнике для оформления трёх основных словообразовательных категорий: потта agentis, потта actionis и потта. Значение лица выражают образования с суффиксами -тель, -ьникъ, -ець, -ица, имена нулевой суффиксации (8 слов) и субстантиваты. Субстантивация является в памятнике основным способом образования имён со значением лица. Этот факт свидетельствует о текстовой и стилистической специфике «Слова»: лицо называется здесь на основании качества (чаще) или действия, заключённого в семантике производящего слова. В последнем случае субстантивации подвергалась причастная форма глагола: волщУи 188б, видимыи 189а, повелвшУи 186б, просщУи 189б, равотающи 174б и др. (всего 14 слов). Весьма показателен для художественной манеры Илариона следующий фрагмент: кто исповсть многыа твоа нощныа милостын. и дневныа щедроты гаже къ оувогыимъ твор#аше. къ сирыимъ къ волщимъ. къ дъл'жныимъ. къ вдовамъ и къ всмъ тревиющУимъ милости 189а-б. Фактически здесь мы имеем парафразу известных слов из Евангелия, принадлежащих Иисусу Христу: придете къ мън вьси тружащиис и оврменкнии. и азъ вы поко Остр. Ев. Мт. XI. 28. Кстати, этот евангельский фрагмент также содержит в себе субстантиваты причастного происхождения.

Нужно отметить, что Иларион не использует типичных старославянских причастий в субстантивной функции типа крьсти и т.п., часто встречающихся в переводных богослужебных церковнославянских текстах. Исключение составляет только форма твори, дважды использованная писателем в сходных контекстах: кто во великъ гако в(ог)ъ нашь. тъ единъ твор#и чюдеса. положи законъ на прооуготовлеше истина и вл(а)г(о)дти 169а. Ср.: по истин кто в(ог)ъ вели гако в(ог)ъ нашь. тъ есть в(ог)ъ твори чюдеса 177б.

Определённая стилистическая умеренность проявляется и в незначительном количестве в тексте «Слова...» высокой лексики, оформленной при помощи суффиксов -телъ (7 слов) и -ъствие (2 слова: пришествие и царствие). Можно сказать, что Иларион, как первый древнерусский писатель, «задал тон» в использовании такого рода образований в оригинальных произведениях последующих русских писателей. Особенно это касается имён на -ъствие, редко употреблявшихся в их сочинениях, и чаще всего это были именно два приведённых здесь слова: пришествие и царствие. Возможно, это объясняется участием данных слов в устойчивых сочетаниях: второе пришествие и царствие невесное.

Образования нулевой суффиксации, широко представленные в языке «Слова о законе и благодати» (53 лексемы), составляют тип слов со стилистически нейтральным словообразовательным средством, поэтому они могли встречаться в любом тексте. Их стилистическая оформленность зависела от характера производящей основы. Даже беглый взгляд на эти имена, отмеченные в «Слове», позволяет увидеть в них чёткую принадлежность к книжному слогу. В ряде случаев это подтверждается фонетическим обликом слова, включающего южнославянские особенности: глаголъ 190а, гладъ 188б, гласъ 183б, жажда 188б, прдътеч 169а, стражь 177б; в^ра 168а и др., гнвъ 178а, грхъ 190а, завтъ 182а, заповедь 183а, неплоды 170а, подвигъ 186а, покровъ 194б, похвала 168а, похоть 175б, промыслъ 170б, пророкъ 180б, скорвь 194б, спасъ 175а и др., страхъ 188б и др. Использование писателем именно такого типа образований нулевой суффиксации обусловлено содержанием текста и свидетельствует о его специфике.

Применительно к временам Илариона говорить об именах нулевой суффиксации можно весьма осторожно. Нулевые словообразовательные средства, способ нулевой суффиксации не были искони присущи системе славянского словообразования. Слова указанного типа формировались на базе суффиксального производства существительных посредством тематических суффиксов I, о, й, а (ъ, ъ) [9, с. 286], а потому имели в своей структуре корневую, суффиксальную и флективную морфемы: бег (bлg), сын т-й-5) и т. д. [10, с. 38]. Историки языка прошлого относили все эти образования к именам на -ъ, -ь, -а, видя в этих морфемах синкретичный показатель формо- и словообразования [11, с. 272; 12, с. 95]. Известно, что в них слились в результате фонетико-морфологических изменений (отпадение конечных согласных, монофтонгизация дифтонгов, переразложение) ещё в праславянскую эпоху древние окончания и детерминативы. Основы всех имён получили согласный исход, гласные были осмыслены как флексии, суффиксальная часть получила нулевое фонетическое оформление. Окончательно нулевые морфемы устоялись после падения редуцированных гласных. Итак, о нулевой суффиксации применительно к языку Илариона мы говорим, ориентируясь на перспективное развитие данного типа слов.

В то же время, независимо от протекавших фонетико-морфологических процессов, в славянских языках существовали модели образования слов типа prixoditi > prixodъ, которые были весьма продуктивны и давали многочисленные новообразования. И носителям языка было совершенно неважно, какова структура этих новообразований - действовала модель. Спецификой структуры этих слов заинтересовались учёные в конце XIX в., решившие, что здесь следует выделять нулевые морфемы. В.М. Марков справедливо видел основное предназначение морфемы как элемента структуры слова быть показателем соотнесённости между словами [13, с. 7]. Наличие таких отношений (соотнесённости) и отсутствие материально (фонетически) выраженного их показателя в производных словах привело учёных к необходимости выделять в таких случаях нулевые морфемы. Отрицать нулевые морфемы и говорить (на уровне абсурда) о безморфемном словообразовании в системе морфологического словопроизводства - значит ставить морфему как единицу морфемного уровня в зависимость от фонемы как единицы более низкого уровня: исчезла фонема, исчезает и морфема. На все фонетические «неурядицы» морфология всегда находит путь (способ) морфологической интерпретации происшедших изменений. Классическим примером этого в истории русского языка является процесс унификации основ после их разобщения, вызванного падением редуцированных гласных. Нулевые морфемы - один из таких способов.

Образования нулевой суффиксации отражают наиболее ранние связи имён и глаголов. В семантическом отношении они представляли синкреты, включающие в свою смысловую структуру целый ряд сем (при одной се мной доминанте), которые проявлялись в тексте при их использовании. Это объясняет нам те трудности, что возникают при нахождении словообразовательного значения конкретного образования нулевой суффиксации.

Слова этого типа часто совмещали значение действия и действующего лица.

В.М. Марков в статье о происхождении суффикса -тель в славянских языках приводит довольно значительный ряд таких слов: брехъ, глаголъ, заступъ, закупъ, избавь и др. (более сорока образований) [14, с. 94-96]. Эту особенность данных имён отметил А.А. Потебня, считавший невозможность разграничения в слове спасъ значение лица и действия в выражении Богъ - спасъ нашь (`спаситель' и `спасение') [12, с. 93]. Следует отметить, что Иларион употребляет это слово исключительно в значении лица, часто в сочетании со словом Христосъ (сп(а)съ Х(ристо)с къ о(т)ц глл(гол)лше). В тексте «Слова...» отмечена словообразовательная синонимия спасъ - спаситель (слыши ны к(о)же сп(а)сителю нашь). Иларион отдаёт предпочтение образованию нулевой суффиксации, употребив его 7 раз, только один раз использовано имя с суффиксом -тель. В значении действия здесь выступает слово спасете (и изыдеть гако свтъ спсете мое).

Такая двусмысленность имён нулевой суффиксации, характерная для эпохи семантического синкретизма, придавала тексту яркую образность. Показателен в этом отношении такой фрагмент: законъ ко прдътеч Eh и слга кл(а)годіи и істині истина же и кл(а)г(о)д)ть слоуга коудиЩеми жизни нетлі'ні. Ср.: кше же BphM жатвьно прътеча уже зьръ винъ Усп. сб., 265. Считается, что слова прътеч и слоуга имели значение лица. Так они и подаются в древнерусских словарях. Значение не -лица квалифицируется в них как переносное. Возможно, такая интерпретация фактов имеет смысл с позиций более поздних отношений в языке. В древнерусский период в условиях семантического синкретизма подобные случаи, допускающие двоякое понимание производных (чаще - приглагольных) слов (лицо - не-лицо), нередко встречались в книжных текстах, и не только в именах нулевой суффиксации. В.М. Марков в упомянутой выше работе приводит примеры синкретизма словообразовательной семантики в именах на -ние и -тель: искаста его въ рождении и въ знании Остр. Ев., 44, то есть среди родных и знакомых, еи же иисусова молитва Переясл. л., и др. [14, с. 92, 96-97].

Образования нулевой суффиксации, встречающиеся в «Слове.» Илариона, характерны для языка книжных текстов. Нередко они употребляются в летописях. В деловых текстах они начинают использоваться после XVI в.: возрастъ, воня, гроб, глаголъ и др. Такое явление наблюдается и с другими образованиями книжного характера, даже с именами на -ствие. В это время происходит активное пополнение делового языка словами со славяно-книжными суффиксами и фактическое сближение делового и книжного стилей русского литературного языка, приведшее к тому, что деловой язык станет разновидностью книжного стиля.

Имена нулевой суффиксации были семантически подвижны, и часто на их основе происходили процессы семантической деривации, специализации и терминологизации значений. Так, слово вhра, употребляющееся в «Слове...» только в значении `вера христианская' (и вра въ вс зыкы прострес и до нашего газыка роускаго; наоучиша православні), в деловых документах было наполнено светским содержанием и обозначало `верность, честность, добросовестность' [15, с. 299]. Подобным образом слово грhхъ в «Слове.» Илариона выражает религиозное понятие - `нарушение религиозных предписаний': да сластнааго въкжшенУа адамова еже ГО дрhва прітжпленїе и грhхъ. В светских произведениях это слово выступало со значением `вина, ошибка'; в деловых документах (XVI в.) - `несчастье, беда' [16, с. 130-131].

Основное значение приглагольных имён нулевой суффиксации - отвлечённое действие. Но ещё А.А. Потебня заметил, что «в них [именах] большей частью остаётся значение action и значения, ближайшим образом примыкающие к этому» [12, с. 97]. В отличие от приглагольных имён с суффиксом -(е)ние образования нулевой суффиксации редко выступают со значением «чистого» отвлечённого действия, как в случае: похвалимъ же и мы по сил нашеи. малыми похвалами велика и дивна сътворьшааго нашего оучител и наставника. великааго кагана. нашеа земли володимера. Сочетания имени и однокорневого глагола в одном контексте типа похвалим похвалами, часто встречающиеся в древнерусских текстах (в том числе и «Слове...» Илариона), указывают на мотивированность имени глаголом и подчёркивают в субстантиве значение отвлечённого действия.

Чаще, однако, имена нулевой суффиксации в «Слове» Илариона выступают с осложнённой семантикой: при акциональной доминанте в условиях семантического синкретизма в контексте присутствуют и другие семы слова (субъекты действия, его результаты, локативные оттенки и пр.). Так, слова, обозначающие звуковые реалии, совмещают в своей семантике значение действия и его результата: къ агг(е)л се рава г(оспод)н вдимн по г(лаго)лж твоемоу, хвалить же похвальныими гласи римьскаа страна петра и паоула. Сюда можно отнести и такие явления реальности, осуществление которых предполагает звуковое оформление: гнвъ, громъ, льсть, распр, слава, хвала и др.

Результативно-орудийную доминанту имеют такие образования, как завтъ, законъ, заповедь, ставъ; значение состояния выражают гладъ, жажда, лювъвь, недоугъ, похоть, скорбь, страхъ; в собирательном значении выступают родъ, стражь, съворъ, тварь. К словам с собирательным значением следует отнести въстокъ и западъ, называющие страны, находящиеся в этих частях света (гако мнози што въстокъ и западъ прТи(д)жт. и възлгть съ авраамомъ и какомъ i аковомъ въ ц(а)рствТи н(е)в(е)снмь). О том, что эти имена выступают здесь в значении `страны', говорит, с одной стороны, продолжение фрагмента: ГОиметс ГО васъ ц(а)рство в(о)жТе. и дастьс странами. творАщУимъ плоды его; а с другой - грамматическая форма данных слов, а именно родительный падеж множественного (!) числа.

Следует напомнить, что слова с отвлечённым значением только тогда имеют множественное число, когда они конкретизированы в том или ином отношении. И это может служить критерием оценки семантической стороны образований нулевой суффиксации и других субстантивных словообразовател ь-ных типов потта abstracta. В «Слове о законе и благодати» Илариона во множественном числе употребляются следующие образования нулевой суффиксации: въстокъ, гласъ, грхъ, западъ, заповедь, печать, пелены, плодъ, повода, похвала, пророкъ, распр, родъ, съворъ, хвала. За редким исключением эти слова и в наши дни могут иметь множественное число.

Несколько комментариев к некоторым словам. Первое, на что следует обратить внимание, - это наличие семы конкретности в данных словах. Отдельные образования имеют в «Слове. » только конкретные значения. Мы отметим прежде всего пророкъ, обозначающее в тексте лицо (пророка, предвозвестника) или книги древних пророков (во множественном числе). Слово съворъ во множественном числе называет семь вселенских соборов христианской церкви. Лексема родъ в единственном числе выступает в сочетании с прилагательным - чл(ов)чьскыи ршд; во множественном числе она употребляется применительно к русским племенам: [Владимир] импрУимъ вчно именито на роды и роды. васили. им же написас въ книгы животныа.

Отдельного разговора заслуживает слово законъ. И этот разговор связан с тем, относится ли данное образование к именам нулевой суффиксации.

Н.М. Шанский считает, что оно образовано от древнего слова конъ (предел, начало, конец, граница) при помощи приставки за-; закон - то, что находится за пределом, что было «изначально» [17, с. 114]. М. Фасмер, проводя ту же мысль, добавляет, что первоначальное значение этого слова - `начало' [18, с. 75]. В древнерусском языке в данном значении употребляется не законъ, а зачло. Указанные слова однокорневые (корень -коп-/-квп-) и, возможно, образованы от одно глагола зачти: зачло при помощи суффикса -ло, а законъ при помощи суффикса -ъ (в дальнейшем - «нулевого» суффикса) по модели «супплетивного словообразования» (ср.: приходити - пришьствие, сънити - съшьствие).

Определённым противовесом образованиям нулевой суффиксации в книжных текстах являются имена действия с суффиксом -(е)ние. Они более монолитны и менее подвижны в семантическом отношении, выступают в значении отвлечённого действия и реже подвергаются конкретизации, но часто специализируются в наименованиях христианских праздников, в основе которых лежат деяния из жизни Иисуса Христа и Богородицы. В «Слове...» Илариона это - въскр(ь)сение, (въ)знесение, кр(ь)щение, овр^зание, сретение. Такие лексемы в названии церквей употребляются даже в деловых документах при отсутствии в них, как правило, других имён на -(е)ние.

Размежевание в «Слове.» Илариона имён нулевой суффиксации и образований с суффиксом -(е)ние проявляется в полном отсутствии словообразовательной синонимии между этими типами слов в языке памятника, даже в условиях стилистической идентичности тех и других. В этом можно видеть мастерство Илариона как писателя.

В то же время в сфере самого типа имён на -(е)ние отмечен случай синонимии продаже - предайте: и тако вржюще къ нем и с(в)тыихъ седми съворъ продаже, но како вл(а)говр держать. по прдагажю твоеми. Оба слова выступают со значением `установление, правило, заповедь' [19, с. 174, 177]. Синонимы образованы от глаголов прдати - прдагати, участвующих в формировании видовых противопоставлений (позднейшие - предать - предавать). Синонимия производных образований свидетельствует о том, что в то время эти противопоставления ещё не были сформированы.

Итак, в языке «Слова о законе и благодати» Илариона исследователь встречается с целым рядом установлений в системе субстантивного суффиксального словообразования, которые послужат образцом для древнерусских церковных писателей последующих веков. Основой языка «Слова» явился старославянский язык в его церковнославянском варианте. Однако он отличается от церковнославянского языка богослужебных книг, переведённых с греко-византийских источников. Язык «Слова» Илариона по духу своему ориентируется на восточнославянского читателя и, можно сказать, закладывает основы того языка, который будет назван позднее славяно-русским.

закон благодать илларион митрополит

1. Остр. Ев. - Остромирово Евангелие, 1056-1057 г. (РНБ, F.п.1.5) // ИАС «Манускрипт» / Подгот. Т.В. Кокориной, О. Головизниной. -, свободный.

2. Усп. сб. - Успенский сборник XII - XIII вв. / Подгот. О.А. Князевская, В.Г. Демьянов, М.В. Ляпон. - М.: Наука, 1971. - 770 с.

1. ОрловА.С. Древняя русская литература XI - XVI вв. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. - 288 с.

2. Словарь русского языка XI - XVII вв. - М., 1975-. - Вып. 1-30.

3. Молдован А.М. Слово о законе и благодати Илариона. - Киев: Наукова думка, 1984. - 240 с.

4. Колесов В.В. Умное слово в «Слове» Илариона Киевского // Альманах библиофила. - М.: Книга, 1989. - Вып. 26: Тысячелетие русской письменной культуры (988-1988). - С. 95-113.

5. Николаев Г.А. Семантические проблемы исторического словообразования русского языка // II Jomadas Andaluzas de Eslavistica: Ponencias y comunicaciones. - Baeza: Universidad de Granada, 1996. - P. 290-294.

6. Старославянский словарь (по рукописям Х - XI веков) / Под ред. Р.М. Цейтлин, Р. Вечерки, Э. Благовой. - М.: Рус. яз., 1994. - 842 с.

7. Николаев Г.А., Трошкина Т.П. Адъективы, субстантивы субстантиваты в древнерусских текстах // Beitrдge zur Slavistik. - 1996. - B. XXIX. - S. 253-270.

8. Памятники литературы Древней Руси. - М.: Худож. лит., 1994. - Вып. 12: XVII век. Кн. 3. - 655 с.

9. Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. - 310 с.

10. Николаев Г.А. Русское историческое словообразование: теоретические проблемы. - М.: URSS: ЛИБРОКОМ, 2010. - 178 с.

11. Мейе А. Общеславянский язык. - М.: Изд-во иностр. лит., 1951. - XVI, 491с.

12. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике: в 4 т. - М.: Просвещение, 1968. - Т. 3. - XIV, 552 с.

13. Марков В.М. Спорные вопросы русского словопроизводства // Тезисы докладов межвузовской лингвистической конференции по вопросам теории русского словопроизводства. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1958. - С. 1-14.

14. Марков В.М. Избранные работы по русскому языку. - Казань: ДАС, 2001. - 275 с.

15. Словарь древнерусского языка (XI - XIV вв.): в 10 т. - М.: Рус. язык, 1989. - Т. 2: Възалкати - Добродтельникъ. - 495 с.

16. Словарь русского языка XI - XVII вв. - М.: Наука, 1980. - Вып. 7: К - Крагуярь. - 403 с.

17. Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка: пос. для учителя. - М.: Учпедгиз, 1961. - 403 с.

18. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / Пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачёва. - М.: Прогресс, 1986. - Т. 2. - 672 с.

19. Словарь русского языка XI - XVII вв. - М.: Наука, 1992. - Т. 18: Потка - Преначальный. - 288 с.

Размещено на Allbest.ru