Сюжетология романов Ф.М. Достоевского

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Государственный музей истории российской литературы им. В.И. Даля

(Государственный литературный музей), Музей-квартира Ф.М. Достоевского

Сюжетология романов Ф.М. Достоевского

State Literary Museum Vladimir Dahl Russian

Museum-flat of F.M. Dostoevsky

Structure of the plot in F.M. Dostoevsky's novels

O.V. Zolot'ko

Поэтика произведений Ф.М. Достоевского, несмотря на длительную по времени традицию ее изучения, по-прежнему привлекает внимание исследователей благодаря своей сложности, побуждая искать новые стратегии ее интерпретации. По мнению Александра Борисовича Криницына, автора монографии «Сюжетология романов Ф.М. Достоевского», в толковании текстов Ф.М. Достоевского мы опираемся, как правило, на субъективное читательское восприятие сюжета: «Выделить сюжет -- значит предложить его концептуальное прочтение» (Криницын А.Б. С. 14) Здесь и далее в круглых скобках ссылки на монографию: Криницын А.Б. Сюжетология романов Ф.М. Достоевского.. Однако при таком подходе внимание к одним явлениям может обернуться недооценкой других: недостаточно прочитать роман Достоевского как «роман лица» (в классификации Л.В. Пумпянского) или «идеологический роман» (Б.М. Энгельгардт), но вернее будет признать, что он объединяет в себе различные формы организации сюжета.

А.Б. Криницын приходит к мысли о многоуровневой структуре произведений Достоевского. Эта идея отчасти уже высказывалась в работах М.М. Бахтина, Л.П. Гроссмана, Ю.М. Лотмана, А. Ковача, Б.А. Грифцова, Г.К. Щенникова, Р.Г. Назирова и др.

Оригинальность концепции А.Б. Криницына заключается в последовательном выделении шести сюжетных уровней и описании механизмов их взаимодействия. Исследователем описаны сюжетные уровни:

1) евангельский

2) символико-аллегорический,

3) мифологический,

4) романический,

5) идейно-психологический,

6) злободневно-политический.

Евангельский уровень включает в себя библейские прасюжеты, на которых строятся произведения Достоевского и которые входят в его тексты как обладающее авторитетом последней истины -- слова Священного Писания.

Например, в романе «Преступление и наказание» это сюжет о воскресении Лазаря, в романе «Бесы» сюжет об исцелении гадаринского бесноватого. Евангельский сюжет, по мнению исследователя, вступает в сложную взаимосвязь с мифологическим уровнем, эту связь можно описать как противоречие и даже взаимоотрицание. Но прежде мифологического, автор рассматривает уровень символико-аллегорический, который получает более однозначное прочтение. На наличие данного уровня указывал, по мнению автора монографии, еще Вяч. Иванов, отличая аллегорию от мифа, однако в его концепции эти планы были слиты в один мифологический. Элементы данного уровня А.Б. Криницын определяет формально: «аллегоризм прослеживается там, где автором предполагается сюжетное развертывание некоей идеологемы, в целях ее убедительной и наглядной демонстрации» (с. 72). Однако в конце главы автор все же отмечает, что данный уровень не всегда оформлен сюжетно и может быть только расстановкой действующих лиц (с. 79), т.е. фактически отменяет этот критерий. Более того, исследователь включает в данный уровень и стихотворные цитаты, которые в традиционном понимании являются внесюжетными элементами.

Читатель может заметить, что в данный уровень автор помещает определенные «идеологические мифы», которые можно рассматривать как рассуждения о национальном характере, о судьбе России, развернутые в художественных образах (автор указывает на многочисленных двойников в произведениях Достоевского, которые олицетворяют собой противоположности русской души: Раскольников и Миколка, Мышкин и Рогожин, Шатов и Кириллов, Софья Долгорукая и Катерина Ахмакова, Дмитрий, Иван, Алеша Карамазовы и Смердяков). Вероятно, этот пласт идей Достоевского является, с точки зрения А.Б. Криницына, следующим по значимости и авторитетности после евангельских, и таким образом в обосновании сюжетных уровней устанавливается своеобразная иерархия идей Достоевского. С другой стороны, элементом данного уровня может быть и евангельский сюжет, если он получает в произведении однозначное толкование. По мнению автора, так происходит в «Преступлении и наказании» и в «Бесах». сюжетный система роман достоевский

Следует признать, что неопределенность основного критерия дифференциации явлений данного уровня создает впечатление непоследовательности в анализе. Впрочем, по замечанию автора, она обусловлена природой самих произведений Ф.М. Достоевского: «идеологический аллегорический сюжетный план имеет разный масштаб значимости в структуре каждого из романов» (с. 72). Анализ стихотворных текстов в качестве элементов данного уровня, вероятно, указывает на наличие жанрового критерия в отборе; в данной главе исследователь рассматривает и прозаическое произведение Ивана Карамазова о Великом Инквизиторе на том основании, что сам герой называет его «поэмой», при этом весьма любопытно и справедливо наблюдение автора: «это означает, что идеобраз мыслится героями преимущественно в стихах» (с. 87). А.Б. Криницын указывает на сюжетообразующую роль стихотворных цитат в текстах Достоевского, так как они проецируются на события романа и являются как бы свернутыми «сюжетными пропозициями» (с. 79).

К глубоким обобщениям о мифологическом слое в сюжетах Ф.М. Достоевского исследователь приходит в главе о мифологическом сюжетном уровне. А.Б. Криницын выделяет: 1) мифы, полемически переосмысляющие евангельские пра- сюжеты («мифы-контрапункты»), 2) мифы «сквозные, не поддающиеся однозначной интерпретации», «обусловленные скорее всего глубинными творческими интуициями и психологическим опытом писателя», «первичные аукториальные мифы» (с. 105), 3) мифологические построения самих героев, их «идеи».

Весьма оригинальной представляется у автора монографии концепция мифов- контрапунктов у Достоевского, она объясняет «загадочную логику построения судеб главных героев»: «проецируя евангельскую истину на уровень романного сюжета, т.е. применяя ее к реальной жизни, Достоевский кладет ее в сюжетную основу нового, персонального мифа, переосмысляя при этом первоначальный евангельский мотив, создавая ему контраргумент с позиции нехристианского мышления» (с. 106). Автор следует признанию самого писателя о своем методе «протащить» героев через «pro и contra» [7; 155] Цитаты из произведений Ф.М. Достоевского приводятся по изданию: Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Л., 1972-1989. В квадратных скобках приводятся номер тома, после точки с запятой -- номер страницы., но оказывается, что в построении сюжета позиция «нехристианского мышления» берет верх. События романа соотносятся с евангельским сюжетом о чуде, но чуда божественного вмешательства так и не происходит: воскресение Раскольникова (Лазаря) не показано, Мышкин («Князь-Христос») никого не спасает и сам сходит с ума, не исцеление, а гибель одержимого бесами происходит в романе «Бесы» и т.д. Однако с точки зрения А.Б. Криницына, эта внутренняя полемичность сюжета, «мучительный диссонанс все равно преодолевается, и заново утверждается евангельская идея» (с. 117); к сожалению, автор не показывает, какими сюжетными средствами это преодоление достигается.

Очень интересен раздел о «первичных аукториальных мифах» Достоевского, в котором автор на обширной цитатной базе доказательно обобщает лейтмотивы, имеющие мифологическую природу у Достоевского: миф о спасительной жертве и ритуальном убийстве, миф о «человекобоге», прощение матери-Земли, мифологический дуализм героев, «покаянное» соединение с жертвой, «мистический» любовный треугольник. «Идеи», принадлежащие самим героям, исследователь рассматривает в главе о другом, идейно-психологическом, уровне, хотя говорит об их мифологической иррациональности и упоминает в ряду других мифологических построений.

В разделе о романическом уровне автор детально анализирует черты различных жанров романа -- бульварного, семейного, и, в особенности, авантюрного -- и соответствующие им сюжетные построения. Чрезвычайно интересны наблюдения А.Б. Криницына над творческим процессом оформления первоначального замысла в сюжет, в котором герой «предстает нам не как характер, тип или голос, а как функция перехода идеи в событие» (с. 249).

В главе об идейно-психологическом уровне автор представляет идеи героев-иде- ологов как неразложимое эмоционально-рациональное единство, вводит понятие «идеобраз», следуя логике самого писателя, говорившего об «идее-чувстве». Рассуждая о психологических условиях формирования идеи, о типе «мечтателя» и «подпольном типе», А.Б. Криницын опирается на положения предыдущей его монографии «Исповедь подпольного человека» (М.: МАКС Пресс, 2001). Помимо содержательного плана в описании данного уровня не менее важными оказываются и жанровые традиции романа воспитания, философской повести и литературной исповеди.

На периферии сюжетной структуры оказывается злободневно-политический уровень, представляющий политические взгляды писателя, главным образом, через изображение отрицательных героев, носителей противоположных взглядов (например, Лебезятникова в «Преступлении и наказании», Ракитина в «Братьях Карамазовых» и др.).

В вычленении исследователем различных сюжетных уровней можно заметить совмещение различных критериев -- внимание к содержательному плану, композиционно-речевому оформлению и жанровым связям. В последовательности изложения шести уровней можно усмотреть иерархию стоящих за ними идей: христианская антропология, эсхатология, историософия писателя очевидно более значимы в его романах, чем их любовная интрига. С другой стороны, помещение идейно-психологического уровня следом за романическим, вероятно, обусловлено уже иными причинами, связанными с жанровыми традициями: философская повесть, с жанром которой соотносится идейно-психологический план, «спорит» с бульварным романом: «с романическим сюжетным уровнем идейно-психологический находится в отношениях дополнительной дистрибуции: будучи взаимоисключающими, они постоянно конкурируют, оспаривая друг у друга главенствующее место в романе» (с. 356). Автор монографии основывает свою концепцию на принципе отрицания каждым следующим уровнем предыдущего, что придает ей диалектическую динамику.

В последней главе исследователь проводит интереснейший анализ сюжетных уровней в основных крупных произведениях Ф.М. Достоевского.

Только по прочтении книги становится понятным ее заглавие. Название «Сюжетология романов Ф.М. Достоевского» при буквальном его понимании претендует на существование особенного раздела сюжетологии, учения о сюжете в романах Ф.М. Достоевского. Тем не менее, это «нескромное» название оправдано, так как монография А.Б. Криницына, представляя собой глубокий концептуальный анализ творчества Ф.М. Достоевского, кроме всего прочего, является энциклопедией различных сюжетных конструктов и механизмов их функционирования. Они органически связаны автором с различными сюжетными уровнями произведений Достоевского и распределены по главам книги, но представляют интерес не только в связи с творчеством Ф.М. Достоевского.

В их числе: типы «компонентов динамического развития» (данным термином А.Б. Криницын обозначает «отрезки текста, различные по повествовательному материалу и выстроенные по степени насыщенности действием и увеличению сюжетного напряжения» (с. 197)) - в соответствии с их классификацией автор приводит схемы всех романов «пятикнижия» (с. 201--207); оригинальная поэтика «предварительного рассказа», различные типы предысторий героев (с. 249--258); поэтика скандала; классификация героев (отметим не только в связи с данной темой, что автор приводит ссылки на многие любопытные исследования, в том числе и зарубежных авторов -- тем более досадно отсутствие общей библиографии в конце книги); понятие «сверхпоступка», который должен изменить «бытие героя и весь мир вокруг него» (с. 326); понятие «микродиалога» (с. 349), которым автор обозначает типичный для героев Достоевского монолог, имеющий лишь «диалогические обертоны», но не дотягивающий до межличностного диалога (в данном вопросе Криницын полемизирует с концепцией диалогизма М.М. Бахтина); бинарные структуры (от полной антитезы до удвоения и пародии), с помощью которых можно описать семантические связи героев и их идей (с. 402-403).

Особого внимания заслуживают таблицы, наглядно обобщающие наблюдения автора, и схемы, изображающие жизнь идей в произведениях Достоевского (например, соотношение идей Шатова и Верховенского (с. 184), идейно-психологическая и жанровая линии напряжения (с. 249), круг идей романа «Подросток» (с. 433) и многие др.).

Книга А.Б. Криницына выводит изучение поэтики Ф.М. Достоевского на новый уровень обобщений и будет несомненна интересна всем изучающим его творчество и историю русского романа.

Размещено на allbest.ru