Мифопоэтика пути в ранней лирике Максимилиана Волошина

Изложение основного материала

Важно отметить, что сам Волошин, прослеживая свою творческую эволюцию в предисловии к поэтическому сборнику «Стихотворения. 1900-1910», разделил его на четыре книги, «четыре эпохи», основными характеристиками которых являются пространственно-временные понятия и образы, что нашло отражение в его реальном построении, а именно четырех поэтических циклах. Тем самым, поэт максимально облегчил работу будущих исследователей, выделив самое значимое в каждой из четырех книг. Так о первой, представленной циклом «Годы странствий», он сказал следующее: «Он (поэт, создавший первую книгу, - Л.Д.) много ходил по земле, от Аральского моря до Гибралтара, но видел только внешние формы и слышал только внешние слова» .

Название цикла «Годы странствий» включает в себя важные характеристики и образы, формирующие представление поэта о времени (годы) и пространства (странствия М. А. Волошина по многочисленным странам и городам Западной Европы и Средней Азии). Уже в самом названии прослеживается стремление автора осмыслить окружающую действительность и внутренний мир поэта - лирического субъекта путем пространственно-временного единства: движение времени в пространстве и пространство, постигаемое посредством времени.

Структурно цикл «Годы странствий» делится на четыре части:

- первая часть включает в себя стихотворения, посвященные впечатлениям и описаниям увиденного мира античной и средневековой культуры, с которой поэт впервые столкнулся в Италии, Г реции, Испании, Франции;

- вторая часть представлена микроциклом «Париж» (1902-1909), в котором Волошин описывает жизни поэта - лирического героя в «Париже в замкнутом кругу музеев и искусства».

- третья часть состоит из стихотворений 1903-1909 гг., посвященных тайнам художественного творчества, важнейшим событиям мировой и современной истории, осмысление и оценка которым дана в знаменитом стихотворении «Ангел Мщения» (1905);

- четвертая часть завершает микроцикл «Когда время останавливается» (1905), знаменуя переход к следующей книге или «эпохе».

Для М. Волошина, при всем пантеистическом взгляде на мир и актуальности тютчевского Хаоса, космической бездны «двойного бытия», культура существовала и будет существовать до тех пор, пока есть соотнесение с Ликом - высшей культуросозидающей стихией. Именно она «тысячами глаз», «тысячами уст» заполняет все художественное пространство поэта. М. А. Волошин как историософ, вслед за античной «теорией циклизма» и учением Джамбаттисты Вико, по точному определению Ефима Эткинда, явил феномен новой личности, проходящей по кругам времен и культур. Монументальные образы Трои, священной Эллады, «Дантова леса» проецировались художником на конкретную социокультурную данность, демиургом которой был «путник по вселенным», творящий новую Вселенную Свободы и Любви из мира Необходимости и Разума.

Показательно, что знавший М. А. Волошина редактор «Аполлона» Сергей Маковский видел его «не то каким-то последним заблудившимся гностиком-тамплиером, не то какой-то гримасой трагической нашей современности». Эта размытость определения весьма симптоматична. М. А. Волошин, провозгласивший:

Не их, не ваш, ни свой, ничей,

Я голос внутренних ключей,

Я семя будущих зачатий, -

мог бы, как и Вяч.Иванов, считать себя адептом будущей органической эпохи, видящим за всенародностью всекультурность Овчинкина И.В. К вопросу о культурологической универсалии М. Волошина. VIII и 1Х Волошинские Чтения: Материалы и исследования. Крымский центр гуманитарных исследований, Симферопольский гос. ун-т. Коктебель, 1997. С. 81.. «Быть не частью, а всем», - означало для поэта пережить и эллинистическую эпоху, и языческую стихию, и средневековую готическую вертикаль, наложившуюся позже на французскую парнасскую точность, столь ценимую Волошиным, и ренессансную эсхатологию с тем, чтобы «изумительные синтетические копии» (Вяч.Иванов) высоких жизнеспособных и жизнедеятельных культурных феноменов гармонично соединить в новой культуре, утратившей свою вертикаль и потому столь тщательно созидающей новый фундамент из кирпичиков мировых ценностных символов» Там же. С. 82..

В отличие от русских символистов, создавших в то же самое время эстетические мифологемы культурных хронотопов, М. А. Волошин, посредством поэтических мифологем, творил свою гелиоцентрическую Вселенную, в которой жило «внутреннее время» тысячелетий, явившее собой по сути хронос большой культуры. Мифологема пути, в частности, указывает на связь с традициями античной лирики и русской литературы Х1Х века (А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого).

Именно мотив пути является концептуально значимым и в творчестве М.А. Волошина, наиболее развернуто реализуется в лирике разных лет и напрямую связан с образом лирического героя, прохожего, странника, путника:

Странником вечным

В пути бесконечном

Странствуя целые годы,

Вечно стремлюсь я,..

«В вагоне», 1901

Обращает на себя внимание личностные сходства лирического героя и самого поэта.

В «Автобиографии» М. А. Волошин часто повторял: «Вся первая часть моей жизни была посвящена большим пешеходным путешествиям», Волошин М.А. Автобиография. Волошин М.А. Собр. соч.: в 10 т. М., 2008. Т. 7. Кн. 2. С. 273. а свой способ познания мира поэт называл «осязательным».

Известно, что во время своих путешествий по Европе М. А. Волошин вел дневник, в котором записал «кредо своего познания»: «В путешествии не столько важно зрение, слух и обоняние, сколько осязание.

Для того, чтобы вполне узнать страну, необходимо ощупать её вдоль и поперек подошвами своих сапог». Волошин М.А. Журнал путешествия, или Сколько стран можно увидать на полтораста рублей. Волошин М.А. Собр. соч.: в 10 т. М., 2006. Т. 7. Кн. 1. С.7.

В «Листках из записной книжки» он так объясняет причину своего путешествия именно пешком: «..Мне хотелось бы пройти из Мюнхена пешком через Альпы по неизвестным диким горным тропинкам, так как когда-то ходили в Италию паломники, с мешком за спиной, с палкой в руках» Волошин М.А. Листки из записной книжки. Волошин М.А. Собр. соч.: в 10 т. М., 2007. Т. 5. С. 343..

В тех случаях, когда пространственные характеристики имеют не переносный, а прямой смысл, реализуется весьма традиционная оппозиция «Я» - мир, природа, которая на языке пространственных характеристик, приобретает вид: «Я в мире», «мир вокруг меня»:

Я сам - уста твои, безгласные как камень!

Я тоже изнемог в оковах немоты.

Я - свет потухших солнц, я - слов

застывший пламень,

Незрячий и немой, бескрылый, как и ты. Волошин М.А. Избранное. СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 89..

Волошинское «Я» - это глаза и уста самой природы, что подчеркивает его ценность и значимость. Отсюда единичность и уникальность мира «Я» противостоит множественности мира «людей». Так, еще в 1903 году в стихотворении «По ночам, когда в тумане.» (1903), посвященном метру русских символистов, Волошин выразил свое отношение к созданной Брюсовым школе:

В вашем мире я - прохожий,

Близкий всем, всему чужой.Там же. С.51. Там же. С. 51-52.

И только «ряд случайных сочетаний / Мировых путей и сил.» позволил ему влиться и воплотить себя в мире символизма «этот мир замкнутых граней»¹¹.

В стихотворении «Таиах» (1905) М. Волошин снова обращается к этой теме. Он вынужден напомнить М.В. Сабашниковой, будущей жене и страстной поклоннице символизма, о своем отношении к этому литературному направлению, повторить слова, адресованные когда-то Валерию Брюсову:

Не царевич я! Похожий На него, я был иной.

Ты ведь знала: я - Прохожий,

Близкий всем, всему чужой. Волошин М.А. Избранное, СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 61.

Марина Цветаева так характеризовала М. Волошина-друга: «Спутничество: этим продолжительным, протяжным словом дан весь Макс с людьми - и весь без людей.

Спутник каждого встреченного и, отрываясь от самого близкого, - спутник неизвестного нам светила. Отдаленность и неуклонность спутника. То что-то, вечно стоявшее между его ближайшим другом и им и ощущаемое нами почти как физическая преграда, было только - пространство между светилом и спутником... Макс принадлежал другому закону, чем человеческому, и мы, попадая в его орбиту, неизменно попадали в его закон. Макс сам был планета.» Цветаева М.И. Проза. «Живое о живом (Волошин)». Кишинёв: «Лумина», 1986. С. 229-230..

На языке пространственных отношений это будет выражаться как приравнивание «Я» к одной точке, а «мира», природы - к окружности или сфере, состоящей из бесконечного множества: «Я» как центр мира - мир, природа как окружение «Я».

Иными словами, данной формуле будет соответствовать представление о нахождении «Я» внутри «мира» и о «мире» как о внешнем окружении «Я».

При этом общая, четкая система ценностных градаций цикла отчетливо видна и в его пространственных характеристиках: «замкнутое пространство» - этот образ с ярко выраженной отрицательной эмоциональной окраской. «Замкнутое пространство» (круг, внутри которого Я) мешает лирическому герою выйти к себе самому, то есть достичь желаемого состояния «Я», или к миру высших духовных ценностей.

Так, в цикле «Киммерийские сумерки» (1907-1909) возникает ситуация «разрывания пространств», размыкания круга, что позволяет лирическому герою выйти из «круга» и найти, обрести свое новое «Я», найти свою новую дорогу жизни:

Я - солнца древний путь от красных скал

Тавриза

До темных врат, где стал Гераклов град -

Кадикс.

Мной круг земли омыт, в меня впадает

Стикс,

И струйный столб огня на мне сверкает сизо. Волошин М.А. Избранное, СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 95.

«Mare internum», 1907 Но мне не дано радости

Замкнуться в любви к одному:

Я покидаю всех и никого не забываю. Там же. С. 148.

«Отроком строгим бродил я.», 1911.

Метафорическое использование слов со значением «пространство» отступает на второй план, уступая место многоплановым образам-символам, в которых равно значимы и их прямая, и их многочисленная переносная семантика.

В качестве основной составляющей «пространственного мира» лирики М. Волошина выступает организация мира по вертикальной оси, которая реализуется в оппозиции «верх - низ»; «здесь - там»:

Здесь душно в тесноте. А там - простор, свобода. (С. 92)

Здесь был священный лес. . (С. 44)

Выткали синюю даль прутья сухих тополей. (С. 91)

Вверх обрати ладони тонких рук -

К истоку дня! Стань лилией долины, .. (С. 94)

Над зыбкой рябью вод встает из глубины

Пустынный кряж земли. (С. 94)

А выше за холмом лиловые вершины

Подъемлет Карадаг зубчатою стеной. (С.97)

Ввысь громоздят (все выше, все тесней)

Клубы свинца, седые крылья пиний,

Столбы снегов, и гроздьями глициний

Свисают вниз...(С. 98)

И вот вдали синеет полоса

Ночной земли и, слитые с туманом,

Излоги гор и скудные леса (С. 101)

Таким образом, основная пространственная оппозиция «верх - низ» подчиняет себе другие пространственные характеристики (на уровне наших представлений о физическом пространстве), что способствует установлению отношений художественной антонимии между противоположными значениями слов (здесь - там, вверх - там, встает - там, ввысь («все выше») - вниз, там - вдали).

Данные пространственные характеристики продолжают четко оцениваться: «вверху», «вдали», «там» находится мир высокого поэтического идеала, неба, счастья, мистически воспринимаемый лирическим героем через образы звезд, океана, леса, солнца («исток дня»), земли (образа «блаженной страны»), вершин Карадага, облаков и т.д.

Мир «внизу» («здесь») столь последовательно связывается с образом земли, что формула «низ» - это мир страдания, часто - смерти, находит выражение в многочисленных пейзажных зарисовках этого образа:

В гранитах скал - надломленные крылья.

Под бременем холмов - изогнутый хребет.

Земли отверженной - застывшие усилья (С. 90)

И лежит земля страстная в черных ризах и орарях (С. 43)

А груды валунов и глыбы голых скал

В размытых впадинах загадочны и хмуры. ...

Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.

Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром?

Кто этих мест жилец: чудовище? титан? (С. 92)

На месте городов ни камней, ни развалин.

По склонам бронзовым ползут стада овец (С. 93)

Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,

Обрывы черные, потоки красных щебней -

Пределы скорбные незнаемой страны (С. 94)

Возникновение этих и им подобных пространственных характеристик, естественно, предполагает наличие некоей «точки зрения», позиции - своеобразной точки отсчета, по отношению к которой те или иные детали «художественной картины мира» определяются как далекие/близкие, находящиеся вверху / внизу и т.д. Такой «точкой отсчета» (термин З.Г. Минц) оказывается в лирической системе М. А. Волошина точка зрения лирического «Я».

Однако, следует заметить, что «эта точка зрения не совмещена с героем как его постоянный, п е р е м е щ а ю щ и й с я в м е с т е с н и м а т р и бут» Минц З.Г. Структура «художественного пространства» в лирике Ал. Блока. Поэтика Александра Блока, СПб.: Искусство, 1999. С. 451., а определена отношением личного «Я» поэта к некоему «объективному» пространственному окружению. Иными словами, собственно земля, небо, горные вершины, море, солнце, звезды и пр. свидетельствуют о художественной правоте автора.

Таким образом, вступает в силу новая закономерность: хотя для поэта, связанного с традициями романтизма и входящего в круг «соловьевских» влияний, основной оппозицией является противопоставление «небо - земля», однако все же мир «земли» осмысляется М. А. Волошиным как исток его художественного творчества.

Отношение к нему отчетливо выражается (это мир, во всем антиномичный «небесному»), становится объектом прямого авторского отображения: «Пласты размытой глины искрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.», «хребты скалистых гребней», «потоки красных щебней», «груды валунов», «глыбы скал», пересохшие русла, развалы горных пород, осыпи и черепки разрушенных древних городов - излюбленный волошинский ландшафт, которому под стать и скудная растительность: бурые и рыжие, выжженные солнцем травы, горькая полынь, белый молочай («Травою жесткою, пахучей и седой / Порос бесплодный скат извилистой долины...», «Полынь», 1907) Волошин М.А. Избранное. СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 89..

М. А. Волошин, как и многие символисты, тяготел к земле, к ее истории, к человеческой культуре. Коктебель, Коктебельская долина оказались именно той землей, которая очень богата историческими наслоениями:многие народы, начиная от полулегендарных киммерийцев, оставили в ней осколки своей культуры.

История, писал Волошин, «бродит здесь тенями аргонавтов и Одиссея, она в этих стертых камнях, служивших кладкой в фундаментах многих сменявшихся культур, она в этих размытых дождями холмах, она в разрытых могильниках безымянных племен и народов, она в растоптанных складках утомленной земли, она в этих заливах, где никогда не переводилась торговая суетня и неистребимо из века в век уже третье тысячелетие цветет жгучая человеческая плесень» Куприянов И.Т. Судьба поэта (Личность и поэзия Максимилиана Волошина). Киев: Наукова думка, 1979. С. 139-140..

Поэта постоянно волнует присутствие тысячелетий, интересует историческая связь поколений в глубине времен с Грецией, Римом, Византией:

Уж много дней рекою-океаном

Навстречу дню, расправив паруса,

Мы бег стремим к неотвратимым странам.

Усталых волн все глуше голоса, ... Волошин М.А. Избранное. СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С.100..

«Одиссей в Киммерии», 1907

Волошина, как Одиссея, манит неизведанная даль, и через провалы эпох он видит свое родство с ним:

Люби мой долгий гул и зыбких взводней змеи,

И в хорах волн моих напевы Одиссеи.

Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь,

И обоймут тебя в глухом моем просторе

И тысячами глаз взирающая Ночь,

И тысячами уст глаголящее МореВолошин М.А. Избранное. СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 96..

«Mare internum», 1907

Художественное пространство осмысляется М. А. Волошиным в цикле «Киммерийские сумерки» (1907-1909) не как окружение «Я» (или окружение лирического суъекта), а как своеобразное «пространство души»: «И горькая душа тоскующей полыни / В истомной мгле качалась и текла.» (С. 89), «Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?» (С. 93), «Путем назначенным дерзанья и возмездья / Стремит мою ладью глухая дрожь морей.» (С. 95), «Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь.» (С. 96) Там же. 488 с..

Все пространственные характеристики служат в цикле метафорическим описанием внутреннего состояния субъекта, а не его местопребывания или движения.

Часто встречающиеся и первостепенно важные для позднего творчества М. А. Волошина образы дороги, пути также носят преимущественно метафорический характер описания внутренних движений лирического «Я». Лирическое «Я» изображается поэтом постоянно движущимся, «героем пути», «путником по вселенным».

Поэтому образы дороги, движения, пути быстрее других утрачивают метафорический характер и начинают выступать в прямом значении:

Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный

Коктебель.

Образ дороги - есть образ движения, который подразумевает картину «действительного» (имеется в виду художественной реальности) перемещения лирического «Я» в пространстве. Сходным образом разворачивается текст в стихотворениях «Склоняясь ниц, овеян ночи синью...» (1911). Поэт с первых строк делает возможным истолковать движение как внутреннее (путь в поисках счастья, путь к совершенству):

Я не просил иной судьбы у неба,

Чем путь певца: бродить среди людей

И растирать в руках колосья хлеба

Чужих полей. Там же. С.132..

В данном контексте образ пути приобретает черты многопланового символа, в котором непременно присутствуют одновременно и прямые, относящиеся к движению в пространстве - бродить среди людей, и многочисленные внутритекстовые значения:

Отроком строгим бродил я

По терпким долинам Киммерии печальной,

И дух мой незрячий Томился

Тоскою древней земли. Волошин М.А. Избранное. СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 147. Там же. С.124..

Образ пути носит двоякий характер. С одной стороны, это образы движения направленного: путь - вперед, вдаль. С другой стороны, актуально и другое понимание движения - как «кругового», «вечного возвращения» к уже пройденному. Оно присуще и душе поэта, и миру в целом:

Судьба замедлила сурово

На росстани лесных дорог.

Я ждал и отойти не мог,

Я шел и возвращался снова.

«Блуждания», 1910

Два типа движения: направленное и круговое - между собой в лирике М. А. Волошина почти не соотносятся, принадлежа различным системам пространственных представлений.

Поэт, противопоставляя эти виды движения, рассматривает их как «блуждание» без цели, а душе, как известно, необходимо стремление к высокой цели, Волошин заключает: пока не свершен долг, «не сдержаны обеты», «не пройден путь», поэт обречен «мечтам всех троп, сомненьям всех дорог»: Изгнанники, скитальцы и поэты - Кто жаждал быть, но стать ничем не смог. мифотворчество волошин лирический

У птиц - гнездо, у зверя - темный лог,

А посох - нам и нищенства заветы .

М. А. Волошин рано осознал свою особость и свою обреченность на одиночество (ср.: «В вашем мире я - прохожий / Близкий всем, всему чужой», - сказано в 1903 году). Через десять лет он заключает:

Бездомный долгий путь назначен мне судьбой.

Пускай другим он чужд. я не зову с собой - Я странник и поэт, мечтатель и прохожий. Там же. С. 138..

«Как некий юноша в скитаньях без возврата.», 1913

Еще в 1902 году Волошин написал: «Жизнь - бесконечное познанье./Возьми свой посох - и иди» Там же. 488 с.. Всю жизнь он оставался верен заветам странничества. А есть ли у странствия цель и конец? Цель поэта - стать из подмастерья Мастером. Таковым же он становится, лишь обретя мудрость сознания и мужество духа в многочисленных странствиях:

Когда же ты поймешь,

Что ты не сын земле,

Но путник по вселенным, ... .

«Подмастерье», 1917

Марина Цветаева в воспоминании «Живое о живом (Волошин)» (1932), обращаясь к теме «Волошин-ходок», пишет: «.Макс не жил на большой дороге, как русские, он не был ни бродягой, ни, в народном смысле, странником, ни променёром, он был именно Wanderer (путником - нем. - Л.Д.), тем, кто выходит с определенною целью: взять такую- то гору, и к концу дня, или лета, очищенный и обогащенный, домой - возвращается.» Там же. С. 191. Цветаева М.И. Проза / М.И. Цветаева / «Живое о живом (Волошин)». Кишинёв: «Лумина», 1986. С. 256. Минц З.Г. Структура «художественного пространства» в лирике Ал.Блока. Поэтика Александра Блока, СПб.: Искусство, 1999. С. 497..

Источники и литература

1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. С. 95.

2. Волошин М. Скелет живописи. Волошин М. Лики творч. Л., 1988. С. 217.

3. Волошин М.А. Автобиография. Волошин М.А. Собр. соч.: в 10 т. М., 2008. Т. 7. Кн. 2. С. 273.

4. Волошин М.А. Журнал путешествия, или Сколько стран можно увидать на полтораста руб. Волошин М.А. Собр. соч.: в 10 т. М., 2006. Т. 7. Кн. 1. С.7.

5. Волошин М.А. Избранное. Всемирная библиотека поэзии, Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996. С. 93.

6. Волошин М.А. Избранное. СПб.: ТОО «Диамант», 1997. С. 89.

7. Волошин М.А. Листки из записной книжки. Волошин М.А. Собр. соч.: в 10 т. М., 2007Т. 5. С. 343.

8. Волошин М.А. Стихотворения. М.: Книга, 1989. С. 400.

9. Куприянов И.Т. Судьба поэта (Личность и поэзия Максимилиана Волошина). Киев: Наукова думка, 1979. С. 127.

10. Минц З.Г. Структура «художественного пространства» в лирике Ал. Блока. Поэтика Александра Блока. СПб.: Искусство, 1999. С. 500.

11. Овчинкина И.В. К вопросу о культурологической универсалии М. Волошина. VIII и ІХ Волошинские Чтения: Материалы и исследования. Крымский центр гуманитарных исследований, Симферопольский гос. ун-т. Коктебель, 1997. С. 81.

12. Цветаева М.И. Проза. «Живое о живом (Волошин)». Кишинёв: «Лумина», 1986. С. 256.

13. Цветаева М.И. Проза. «Живое о живом». Кишинёв. «Лумина», 1986. С. 210.

References

1. Bakhtin M.M. (1975). Voprosy literatury i estetiki. Issledovaniya raznykh let [Literature and aesthetics. Studies of different years]. M.: Khudozhestvennaya literature, 504 p. [in Russian].

2. Voloshin M. (1997). Izbrannoe [Favorites]. S-Pb. 448 p. [in Russian].

3. Voloshin M.A. (1989). Stikhotvoreniya [Poems]. M.: Kniga, 544 p. (Iz literaturnogo naslediya). [in Russian].

4. Voloshin M.A. (1996). Izbrannoye. Vsemirnaya biblioteka poezii [Favorites. World library of poetry] Rostov-na-Donu: «Feniks». 448 p. [in Russian].

5. Voloshin M.A. (2008). Avtobiografiya [Autobiography]. Voloshin M.A. Sobr. soch.: v 10 t. M. T. 7. Kn. 2. 768 p. [in Russian].

6. Voloshin M.A. (2006). Zhurnal puteshestviya. ili Skolko stran mozhno uvidat na poltorasta rubley [Travel magazine, or How many countries can you see for one and a half hundred rubles]. Voloshin M.A. Sobr. soch.: v 10 t. M. T. 7. Kn. 1. 544 p. [in Russian].

7. Voloshin M.A. (2007). Listki iz zapisnoy knizhki [Notes from a notebook]. Voloshin M.A. Sobr. soch.: v 10 t. M. T. 5. [in Russian].

8. Voloshin M. (1988). Skelet zhivopisi [Painting skeleton]. Liki tvorchestva. L., 211-217. 24 p. [in Russian].

9. Ginzburg L.Ya. (1987). Ob istorizme i strukturnosti [On historicism and structure]. Ginzburg L.A. Literatura v poiskakh realnosti: Stati. zametki. esse. L.: Sov. pisatel, 1987. [in Russian].

10. Mints Z.G. (1999). Struktura «khudozhestvennogo prostranstva» v lirike Al.Bloka [The structure of «artistic space» in the lyrics of Al. Blok]// Poetika Aleksandra Bloka. SPb.: Iskusstvo, 727 p. [in Russian].

11. Kupriyanov I.T. (1979). Sudba poeta (Lichnost i poeziya Maksimiliana Voloshina) [The fate of the poet (Personality and poetry of Maximilian Voloshin)]. Kiyev: Naukova dumka, 250 p. [in USSR].

12. Ovchinkina I.V. (1997). K voprosu o kulturologicheskoy universalii M. Voloshina [On the question of M. Voloshin's cultural universals]. Voloshinskie Chtenija (8,9). Materialy i issledovanija [Voloshin Readings (8-9): Research Materials] N.A.Kobzev i dr.; Krymskij centr gumanitarnyh issledovanij, Simferopol'skij gos.un-t, Koktebel', 180 p. [in Ukrainian].

13. Tsvetayeva M.I. (1986). Proza. Zhivoye o zhivom (Voloshin) [Living about living things (Voloshin)]. Kishinev: «Lumina», 544 p. [in Russian].

Abstract

Mythopoetics of the Path in the Early Lyrics of Maximilian Voloshin.

Dzikovskaya L.

The poetic world of Maximilian Voloshin, his lyrical hero, the motivational structure of his lyrics, issues of periodization of creativity are devoted to the monographs and articles of I.T. Kupriyanov, V.P. Kupchenko, V.A. Manuilov, A.V. Lavrov, S. M. Pinaev, N.Ya. Rykova, N.G. Arefieva, O. G. Zgazinskaya, M.F. Shirmanova.