Литературные предпочтения и некоторые интертексты Джулиана Барнса

Размещено на http://www.allbest.ru/

Цховребова Мира Валентиновна

к.ф.н., доцент, зав. кафедрой английского языка

Юго-осетинский государственный университет им А.Тибилова

Аннотация

В статье представлен очерк литературных предпочтений Джулиана Барнса, оказавших влияние на художественную философию выдающегося британского романиста и филолога, и реализованные в интертекстах его произведений.

Ключевые слова: Джулиан Барнс, Флобер, постмодернизм, интертекст, интертекстуальность.

Abstract

Julian barnes' literary preferences and intertexts

The article presents an essay on Julian Barnes' literary preferences that defined the artistic philosophy of the outstanding British novelist and philologist and realized in the intertextuality of his works.

Key words: Julian Barnes, Flaubert, postmodernism, intertext, intertextuality.

Джулиан Барнс читает русскую литературу - он изучал русский язык с 16 лет и читал в оригинале русскую классику. Барнс говорит о своем восхищении русской литературой: «В юности я читал «Асю» Тургенева, «Детство» Толстого и пьесы Чехова. Чехов для британской аудитории - величайший драматург мира. Кроме Шекспира, конечно. В Национальном театре Лондона ставили «Иванова», «Платонова» и «Чайку». Они шли с утра до вечера, три представления.

Аншлаги были постоянные. Даже ранние работы Чехова потрясающие. Мне кажется, если отмечать одну пьесу, то «Дядю Ваню». Она, наверное, лучше даже, чем большинство пьес Шекспира, только в Лондоне этого никому не говорите». И далее, посерьезнев, замечает: «Мне кажется, здесь есть какая-то духовная параллель между русскими и британцами. За фасадом формальной, строгой британской души есть душа печальная и меланхолическая» [26].

В интервью корреспонденту РГ Барнс рассказывал о посещении Третьяковской галереи: «...я был в Третьяковской галерее, и видел там множество портретов писателей -- Пушкин, Лермонтов, Толстой, Тургенев, Достоевский..У меня было чувство, как будто я встретился со своими предками или старыми друзьями». И далее: «Как и многие соотечественники, я обожаю Чехова. Около месяца назад я смотрел пьесы Чехова«Иванов», «Платонов», «Чайка» в Национальном Театре в Лондоне» [23].

С обычной самоиронией и в очень личной манере Барнс признается: «если бы не было Шекспира, я бы сказал, что Чехов -- величайший мировой драматург. Мне близок Тургенев -- это один из лучших писателей о любви. Толстой и Достоевский, конечно, тоже, хотя Толстой как автор «Анны Карениной» и большей части «Войны и мира» -- это не тот Толстой, который учит нас, как жить. Гоголь, Горький,... Будучи подростком, я любил Обломова, потому что тоже терпеть не мог вставать с постели. Я также отмечу две моих любимых русских книги, которые я перечитывал много раз: «Евгений Онегин» Пушкина и «Герой нашего времени» Лермонтова. Обе книги - настоящие романы, так что, пожалуй, они и есть «предпостмо- дернистские». [23]

В отечественной литературе Барнс выделяет Джейн Остен, Ивлина Во и Моэма, Джордж Элиот, Гарди, Шоу, Хаксли. В «Попугае Флобера» он пишет: «Явырос на Уэллсе, Хаксли и Шоу,..предпочи- таю Джордж Элиот и даже Теккерея Диккенсу, ... мне нравятся Оруэлл, Гарди и Хаусман. » [6, 136]

Барнс - пишущий филолог, выпускник Оксфорда, специализирующийся по французскому языку и литературе, франкофил, превосходно, на уровне второго родного владеющий французским языком. Карлу Свэнсэну, корреспонденту американского журнала «Нью-Йорк обзервер», Барнс признался: «Франция -- моя вторая родина». Увлечение Францией, ее историей, культурой он вынес из семьи. Родители Барнса были преподавателями французского языка и франкофилами - в «Нечего бояться» он рассказывает о том, как они с братом исполнили волю родителей и развеяли их прах на западном побережье Франции.

Французы признали Барнса «утонченным, искусным, образованным» и «самым французским из английских юмористов». В 1988 году Джулиан Барнс стал Кавалером, в 1995 - Офицером, а в 2004 - Командором французского Ордена Искусств и литературы.

Джулиан Барнс, по его собственному выражению - чистокровный англичанин, гражданин страны академической эмпирической и позитивистской культуры, получивший, к тому же, филологическое образование (диплом с отличием) в стенах Оксфорда - оплота неопозитивизма и аналитической философии. Выпускник Оксфорда - «сомневающийся нарратор», гражданин страны «неловкости и завтрака», по его собственному выражению. Профессиональные интересы всегда увлекали его во Францию - туда, где традиционно культивировалась поэзия неочевидного, перспектива сомнения и разумность иррационального. В «Нечего бояться», Барнс приводит весьма символичный эпизод из детства - он рассказывает об их с братом с большой буквы «Филателистическом Расколе»: «Джонатан решил специализироваться на Британской Империи. Я же, дабы подчеркнуть свое отличие, объявил, что буду коллекционировать категорию, которую я назвал.... Весь Остальной Мир». [1, 8]

Приверженность Барнса французской культуре и литературе проявляется на всем протяжении творчества писателя от первых литературоведческих и критических статей и романа «Метроленд». Французских писателей, поэтов и художников - Монтеня, Флобера, Жорж Санд, Жюля Ренара, Камю, Тулуз-Лотрека, Брака, Жоржа Брассенса - Барнс называет своими «некровными родственниками». Однако сердце Барнса, безусловно и навсегда, принадлежит Гюставу Флоберу - в предисловиях к английским изданиям, в специальных статьях и в художественной прозе Барнс продолжает осмыслять личность и творчество великого писателя. При его признательной любви ко всем своим «некровным родственникам», никогда и ни о ком из них он не писал с таким глубоким чувством, пониманием и вдохновением, как о Флобере, которого называет «человеком всех эпох»: «Флобер учит вас глядеть на истину и не отворачиваться, узрев последствия; наряду с Монтенем он учит вас спать на подушке сомнения; он учит вас, как разъять реальность на составные части и осознать, что Природа - это всегда смешение жанров; он учит вас максимально точному использованию языка; он учит вас не подходить к книге в поисках нравственных или социальных пилюль, литература не аптека; он учит главенству Истины, Красоты, Чувства и Стиля. А углубившись в его частную жизнь, вы увидите, что он учит смелости, стоицизму, дружбе; воспевает ум, скептицизм и остроумие; что он демонстрирует глупость дешевого патриотизма; что он учит доблести оставаться наедине с собой в собственной комнате; ненависти к лицемерию; недоверию к доктринерам; необходимости выражаться прямо». [6,194].

Приверженность Барнса французской литературе и культуре обнаруживается в интертекстах его произведений. Вместе с ключевой фразой: «Флобер сказал», флоберовский текст в произведениях Джулиана Барнса громко «резонирует» (по собственному выражению Барнса) разнообразием пародий и пастишей, скрытых и открытых цитаций и аллюзий.

«Любовь к писателю самая чистая и прочная разновидность любви», - замечает Барнс в «Попугае Флобера» [6,183]. Роман стал венцом его любви к Флоберу и самым полным, наряду с «Нечего бояться», манифестом художественной философии писателя. «Попугай Флобера» - апокрифическая биография Флобера, написанная неким врачом, Джеффри Брэйнуэйтом - персонифицированным рассказчиком, который, разыскивая «апокрифические» детали биографии писателя, вживается в его личность, пытаясь, таким образом, выбраться из сумрака своих собственных жизненных и экзистенциальных проблем.

Флобер как-то писал Луизе Коле, что чтение книг, и есть его жизнь. Фраза Флобера отзывается в раздумьях Брэйнуэйта: «Я не удивляюсь, что некоторые люди предпочитают книги. Книги придают жизни смысл. Единственная проблема заключается в том, что жизни, которым они придают смысл, - это жизни других людей и почетные звания, и никогда не ваша собственная». Вопреки этому здравому заключению, обостренное и глубоко личное восприятие личности и творчества Флобера рисует в сознании Брэйнуэйта ассоциативные параллели между ним и Шарлем Бовари, собственной неудавшейся супружеской жизнью и браком Шарля и Эммы Бовари, его супругой Эллен и Эммой. В подобных параллелях герои Флобера претерпевают интертекстуальную литературную «объективацию», вступая в вымышленный мир героя Барнса. Увлеченность размывает личностные границы Брэйнуэйта, эпизодически провоцируя его самоидентификацию с Флобером и его героями. В пародийном интертекстуальном контексте подобных самоощущений «соавтором» биографических разысканий врача Брэйнуйэта теперь видится его alter ego, врач Шарль Бовари. Критика относит такой нарративный ход на счет богатой фантазии и необычайной изобретательности Барнса, который и сам высказывается как апологет оригинальных решений в искусстве. И это было бы справедливо, когда бы в истории Брэйнуэйта не проступали автобиографические детали личной жизни самого Барнса, умножая пародийную параллель - Брэйну- эйт, Бовари, Барнс.

Флоберовский текст присутствует практически во всех произведениях Барнса. Так, взаимоотношения Криса и Тони, героев «Метроленда», Тони Вебстера и Адриана Финна, героев «Предчувствия конца», ассоциируются с дружескими отношениями Фредерика Моро и Делорье. Описание парижского периода жизни Криса Ллойда и его увлеченности Анник (настолько сильной, что он не заметил событий 1968 года), можно интерпретировать как палимпсест, меж строк которого проступает оригинальная картинка - эпизод влюбленности Фредерика Моро в Розаннету на фоне событий французской революции 1848 года, которую он не заметил. В завершении второй, парижской главы «Метро-ленда» Барнс прямо указывает на претекст - писатель кладет в карман Криса томик Флобера: «В кармане у меня лежала книжка, которую я начал только сегодня: «LEducation Sentimentale»» [7, 212]. В истории становления личности Джин Сарджент, героини «Глядя на солнце», содержится прозрачный намек на возможный вариант развития истории «простой души» - Фелиситэ, сумей она уйти от г-жи Обер.

Этот роман Барнса, сам по себе замечательный во многих отношениях, интересен одновременной тонкой интертекстуальной игрой писателя с «Простой душой» Флобера и с философскими сентенциями Альбера Камю. В «Нечего бояться» Барнс приводит эпатажно ироничное высказывание Камю: «большей частью того, что мне известно о нравственности и долге, я обязан спорту», и, продолжая фразу Камю, уточняет - «в особенности футболу и тому времени, когда он был вратарем в команде Алжирского университета». «Жизнь как игра в футбол, где правила произвольны, но необходимы, поскольку без них невозможна будет игра и мы никогда не испытаем тех моментов радости и красоты, что дарит нам футбол - и жизнь. Впервые обнаружив это сравнение, я аплодировал, как болельщик на трибунах. Я, как и Камю, был голкипером, пусть и менее выдающимся». [1, 282] Уподобление жизни футболу, как игре по правилам, Барнс перефразирует на английский манер: жизнь - это игра в гольф. Гольф по правилам Барнса - с поправкой на девятнадцатую лунку. Несуществующая девятнадцатая лунка от восемнадцати по правилам игры - романтическая, с постэкзистенциальным привкусом ирония писателя по поводу свободы воли. Девятнадцатая лунка Барнса - метафорический насмешливо-шутливый символ веры в Несуществующее - нужно только «держать клюшку наготове», как учит Джин ее чудаковатый дядюшка Лесли.

Образ «жизни как гольфа-футбола» Барнс еще раз использует в последней, десятой главе «Истории мира в 101/? главах», где его безымянный герой в райских снах (читай - в пространстве девятнадцатой лунки) победно играет «в гольф своей мечты» - «клюшки были мне точно по руке». В том же сне сбывается его мечта - любимая футбольная команда «Лестер-сити» становится чемпионом Англии.

Идеи Камю и экзистенциальной философии, безусловно, близки Барнсу, как показывают его произведения. Здесь можно говорить и о заинтересованном понимании, и о влиянии. В этом смысле Барнс не исключение - как известно, со смертью основателей экзистенциализма, идеи школы стали важной частью современной «картины мира», растворившись в широком общественном и культурном сознании. Представляется, однако, что экзистенциализм Барнса берет начало не в далекой Скандинавии и не во Франции Сартра и Камю, а в «религии отчаяния» и стоицизма Гюстава Флобера: «Он говорил, что нам нужна «религия отчаяния», а люди «должны соответствовать своей судьбе». [1, 268]

Очевидно, что Барнсу нравится вести с читателем живую и прозрачную интертекстуальную игру, подтексты которой подразумевают не столько «правила» или общие места постмодернистской стилистики, сколько привычные, иногда автоматические проявления филологической культуры писателя, его профессиональных навыков и читательских вкусов. М. Бахтин, заложивший основы современной теории интертекстуальности, отмечал, что, когда писатель в процессе художественного творчества создает систему отношений своего текста с «чужим словом», он «выходит в широкий диалогический контекст настоящей и предшествующей литератур» [16], вырабатывая, таким образом, собственную эстетико-мировоззренческую позицию и те художественные формы, которые позволяют выразить ее наиболее полно.

«Территории, свободной от аллюзий, в природе не существует» - заявляет Барнс в романе «Англия, Англия» [3,71], возможно, невольно отсылая нас к Мишелю Бютору («мы всегда пишем внутри литературы») и Мишелю Фуко («письмо ныне, уже неотделимо от всей совокупности ранее написанных текстов» и «каждое литературное произведение вливается в нескончаемый тихий говор всего написанного»). [22]

Литературные предпочтения Барнса дают ясное представление о том, что именно для него наиболее ценно в личности и творчестве писателя. Идеалом творческой личности для Барнса остается Гюстав Флобер, с его ненавистью к лицемерию, скептицизмом и остроумием, максимально точном использованием языка, смелостью сомневаться в общепризнанном, смелостью в принятии себя, и, наконец - требованием главенства Истины, Красоты, Чувства и Стиля.

Литература

литературный художественный предпочтение

1. Барнс Дж. Нечего бояться / пер. с англ. Д. Симановского, С. Полотовского. - М.; СПб., 2011.

2. Барнс Дж. Глядя на солнце: роман: пер. с англ. И. Гуровой / Дж. Барнс // Глядя на солнце. - М.: ACT: ЛЮКС, 2005. - 180 с.

3. Барнс Дж. Англия, Англия: роман: пер. с англ. С. Силаковой / Дж. Барнс // Англия, Англия.- М.: ACT, 2002. - 256 с.

4. Барнс Дж. История мира в 10 с /2 главах: ро¬ман: пер. с англ. В. Бабкова / Дж. Барнс // История мира в 10 главах. - М.: ACT: ЛЮКС, 2005. - 348с.

5. Барнс Дж. Попугай Флобера: роман: пер. С англ. Т. Шинкарь / Дж. Барнс // Попугай Флобера. - М.:АСТ: ACT МОСКВА: Транзиткнига, 2002. - 264с.

6. Барнс Дж. Метроленд. М.:АСТ: ACT МОСКВА: Транзиткнига, 2004. - 665 с.

7. Барнс Дж. Предчувствие конца: роман: пер. с англ. Е. Петровой / Дж. Барнс// Предчувствие конца. М.:ЭКСМО, 2012. -200 с.

8. Barnes J. Nothing to be Frightened Of. Random House Canada, 2008.

9. Barnes J. England, England / J. Barnes // Eng¬land, England -London: Jonathan Cape, 1998. 412c.

10. Barnes J. Metroland / J. Barnes // Metroland London: Picador, 1990. - 190 c.

11. Barnes J. Staring at the Sun / J. Barnes // Star¬ing at the Sun -London: Picador, London Limited Edi¬tions, 1986. -119 c.

12. Barnes J. Flaubert's Parrot/ J. Barnes // Flau¬bert's Parrot -London: Bloomsbury Classics, 1992. 314 c.

13. Флобер Г. Воспитание чувств. Собрание сочинений: в 4 т./ Гюстав Флобер. Т. 3: Воспитание чувств. М.: Терра-Кн. клуб, 2004

14. Флобер Г. Мадам Бовари// Gustave Flaubert. Madame Bovary. Пер. с фр. - Н. Любимов. - М.: Ху¬дожественная литература, 1981.

15. Флобер Г. Простая душа // Собрание сочи¬нений: в 4 т./ Гюстав Флобер. - (Библиотека зару¬бежной классики). Т. 4: [Легенда о св. Юлиане Ми¬лостивом; Простая душа; Иродиада; Бувар и Пекюше; Лексикон прописных истин]. - М.: Огонек: Правда, 1971

16. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эсте¬тики. - М.: Худ. лит., 1975

17. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М.: Высшая Школа, 1989

18. Зверев А. XX век как литературная эпоха / А. Зверев // Художественные ориентиры зарубеж¬ной литературы XX века. - М.: ИМЛИ РАН, 2002.

19. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде / Камю А. // Бунтующий человек. Философия. Поли¬тика. Искусство. М., 1990. - с. 282-340.

20. Пьеге-Гро, Н. Введение в теорию интертек¬стуальности. - М.: ЛКИ, 2008

21. Сартр Ж-П. Экзистенциализм - это гума¬низм // Сумерки богов. -М., 1991.

22. Фуко М. Слова и вещи. Археология гума¬нитарных наук / М. Фуко // Слова и вещи. Археоло¬гия гуманитарных наук М., 1977. - 180 с.

23. Барнс Дж. «Роман это живая материя.»: ин¬тервью (беседовал Ю. Сапожков) / Дж. Барнс // Лит. газ. - М., 2003, № 47.

24. Baron S. Nothing To Be Frightened Of: An In¬

terview with Julian Barnes. The Oxonian Review of Books. 2008. Volume 7. Issue 3. URL: [Электронный ресурс] - режим доступа http://www.oxonianre- view.org/issues/7-3/baron.shtml (2.12.11)

25. Birnbaum R. Julian Barnes, Etc. Author of Love, Etc.: Interview with Julian Barnes, 2001. URL: [Электронный ресурс] - режим доступа http://www.identitytheory.com/ people/ birn-baum8.html (2.12.11)

26. Феномен Джулиана Барнса [Электронный ресурс] - режим доступа http://magazines.russ.ru/inostran/2002/7/fenom.html

27. Интервью с Джулианом Барнсом. [Элек¬тронный ресурс] - режим доступа https://godlitera- tury.ru/public-post/s-dzhulianom-barnsom-beseduet- basinskiy

28. Интервью с Джулианом Барнсом. [Элек¬тронный ресурс] - режим доступа https://ria.ru/culture/20161205/1482861969.html РИА Новости

29. Интервью с Джулианом Барнсом. [Элек¬тронный ресурс] - режим доступа http://www.timeout.ru/spb/feature/23269.

Размещено на Allbest.ru