Рефлексия собственной жизни и смерти в текстах произведений Егора Летова

Размещено на http://www.allbest.ru/

РЕФЛЕКСИЯ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ И СМЕРТИ В ТЕКСТАХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЕГОРА ЛЕТОВА

З.Г. СТАНКОВИЧ

Казань

Аннотация

Статья посвящена изучению отношения к собственной жизни и смерти лирическими субъектами произведений Егора Летова. Установлено, что часто такая рефлексия осуществляется путём переноса одного и того же яркого образа из одного текста в другой. Особо пристальное внимание автор сосредоточивает на двух текстах, начинающихся стихом «Когда я умер». В них обнаруживает себя рефлексия собственного произведения по принципу смысловой комплементарности. От размышлений о забвении окружающими истинного образа умершего Летов переходит к мысли об искажении этого образа и его избыточной мифологизации, которой сам умерший уже не может оказать сопротивление. летов жизнь смерть произведение

Ключевые слова: русский рок, рок-музыка, рок-музыканты, рок- поэзия, рефлексия, комплементарность, жизнь, смерть.

Abstract

Z. G. STANKOVICH Kazan

REFLECTION OF OWN LIFE AND DEATH IN THE WORKS OF YEGOR LETOV

The article is devoted to the study of the attitude to one's own life and death by lyrical subjects of Yegor Letov's works. It is established that such reflection is often carried out by transferring the same bright image from one text to another. Particularly close attention the author focuses on two texts beginning with verse «When I died». The reflection of author's own work on the principle of semantic complementarity finds itself in the given texts. From thinking over obscurity of the dead's true image by surrounding persons Letov passes to idea of distortion and excessive mythologizing of that image which the dead can no longer resist.

Keywords: Russian rock, rock music, rock musicians, rock poetry, reflection, complementarity, life, death.

Основная часть

Одной из отличительных черт современной литературы является стремление оценить саму себя, по-новому понять существующие в ней феномены. Русская рок-поэзия в этом смысле не является исключением. Одним из авторов, разносторонне и многократно переосмысливавших свой художественный опыт, без сомнения, является Егор Летов. По мнению А. Корчинского, «Летов принадлежит к числу авторов, склонных к интенсивной мировоззренческой и творческой рефлексии» [3, с. 52]. Нередко переосмысливанию и обдумыванию рок-поэт подвергал тексты, которые сам создал. Происходило это по-разному.

Так, в частности, в музыкальном альбоме «Прыг-скок. Детские песенки» (1990 год) на одной стороне первой стоит композиция «Про дурачка», а на другой - мини-песня «Ещё раз про дурачка», представляющая собой повтор рефренных стихов из первой песни: «Ходит дурачок по небу / Ищет дурачок глупее себя» [4, c. 288]. Этот кажущийся повтор концентрирует внимание слушателей на образе почти сказочного дурачка, который в итоге может оказаться сообразительнее всех умных персонажей, и делает его одним из центральных образов в альбоме. С другой стороны, такой повтор косвенно указывает на вечные проблемы горя от ума, ума и безумия, выходящие далеко за пределы одного художественного текста.

Егор Летов, кроме того, был склонен переносить яркий образ из одного контекста в другой. В качестве примера здесь можно привести словосочетание «бесноватый снег». Впервые оно возникает в песне «Всё идёт по плану»¹ 1988 года, а затем в стихотворении «Рождественский снег бесноватый кипучий...» Один лишь дедушка Ленин - хороший был вождь А все другие остальные - такое дерьмо

А все другие враги - и такие мудаки

Над родною над отчизной бесноватый снег шёл [4, ^ 197] Рождественский снег бесноватый кипучий В лицо мне сбывается мчится торопится Так мне и надо

Ведь всё, что мне надо Навстречу само так и прёт. [4, ^ 412] 1995 года. За семь лет, разделяющих эти два произведения, многое изменилось в стране, но главное - сохранилась атмосфера бесноватости и безумия. В первом, раннем тексте она нагнеталась противоречием между реальной жизнью и источниками массовой информации («А моей женой накормили толпу / Мировым кулаком растоптали ей грудь <...>» и чуть ниже «Я купил журнал “Корея” - там тоже хорошо / Там товарищ Ким Ир Сен - там то же, что у нас»). В более позднем тексте никаких сомнений в безумии мира уже не возникает, оно превращается в неотъемлемое и неоспоримое свойство жизни. Остаётся только смириться и заставить себя поверить: навстречу лирическому субъекту «само так и прёт» то, в чём он действительно нуждается. Употребление в данном контексте просторечного глагола «переть» подчеркивает ощущение лирическим субъектом негативности и одновременно неотвратимости происходящего.

Остановимся на ещё одном варианте авторской рефлексии собственных текстов у Летова. В творчестве рок-поэта присутствуют два произведения, озаглавленные по одинаковому первому стиху: «Когда я умер...», написанные в 1988 и 1989 годах. Близкие даты создания этих текстов говорят о том, что вряд ли одинаковые названия - это простое совпадение. Известно, что первому из произведений Летов придавал очень большое значение. В интервью «200 лет одиночества», записанном в конце 1990 года, рок-поэт высказался так: «У меня даже был стих такой: “Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг” [4, с. 239]. Может быть, это самое главное, что я создал - этот стих» [1]. Маленький текст звучит почти как афоризм и входит в альбом «Прыг-скок» под номером девять на правах самостоятельной композиции. Второе произведение намного больше, но песней не является, а представляет собой стихотворение. Попробуем определить, каким образом соотносятся друг с другом эти два произведения.

Нетрудно заметить, что первый стих двух текстов, заменивший название, является почти оксюморонным, так как мёртвый человек по определению не может рассказывать о том, что произошло после его смерти. По утверждению Ю. Моревой, «противопоставление живых и мёртвых у Летова <...> неочевидно. Во всяком случае, достаточно трудно сказать, кто с его точки зрения жив, а кто мёртв», «встречается в его текстах <...> точка зрения, которая заключается в том, что физическая смерть - это вовсе не смерть» [5]. Если учесть такую относительность понятий «живое» и «мёртвое», можно предположить, что если бы появился человек, готовый опровергнуть смерть лирического субъекта, тот смог бы продолжать жить в некоем смысле слова. Нынешнее же его существование жизнью не считается, ведь оно не было признано таковым другими людьми. Данная ситуация напоминает общеизвестное высказывание о том, что человек жив, пока о нём помнят, иными словами, пока он хоть кому-нибудь не безразличен. Таким образом, окружающие во многом определяют судьбу индивида, они в итоге решают, жить ему или умереть. Никто не попытался опровергнуть смерть лирического субъекта, вследствие чего начинает проявлять себя мотив одиночества человека в мире.

Потребность опровержения смерти заметна и в более позднем тексте. Приведём его здесь полностью.

Когда я умер Плевком замёрзли Дорогие конструкции Блёклые пропорции Удушливые ветры С навозной кучи

Пьяного оцепенения Кто поверил Кто запомнил Кто нагадил Поруганная вывеска Бетонная лимонная Порушилась - рух!

Порушилась - швах!

Я закутался просторным инеем Я успокоился сучьим выменем Когда я умер Когда я умер Копейки посыпались Глазки забегали

А руки всё грезились в разные стороны Где доказательства?

Где одуванчики?

Трухлявое горло распёрло Щекотливое равнозначие А потом завернули закутали Прибили колёса заместо рук ног Катали меня на верёвочке Возили меня на ярмарку Когда я умер Когда я умер Весь мир ебанулся Весь мир ебанулся А я лежу в пресловутой Такой смышлёный Невежливо умный.

Однако лежу.

Фатально лежу. [4, с. 277]

Здесь обращают на себя внимание следующие стихи: «Кто поверил / Кто запомнил» и чуть ниже «Где доказательства?», которые могут быть соотнесены с темой истинной или ложной смерти. Второй текст, как следует из заглавного стиха, должен представлять собой рефлексию над первым, но уже сам его объём свидетельствует о том, что перед нами - развёртывание замысла, дополнение его новыми оттенками. В самом начале можно прочитать: «Когда я умер / Плевком замёрзли / Дорогие конструкции / Блёклые пропорции / Удушливые ветры / С навозной кучи / Пьяного оцепенения». Большинство образов в этой цитате подчёркнуто антиэстетичны, тем не менее, одним из наиболее важных слов здесь является «замёрзли». Этот глагол в первую очередь связывается в сознании людей с зимой, временем года, традиционно ассоциирующимся со смертью, по крайней мере, временной. Чуть ниже лирический субъект также характеризует своё состояние словом из семантического поля «зима»: «Я закутался просторным инеем». После смерти лирического субъекта всё будто внезапно остановилось, прекратило своё движение.

Далее следуют три стиха с анафорой, два из которых уже были приведены выше: «Кто поверил / Кто запомнил / Кто нагадил», а затем «Поруганная вывеска / Бетонная лимонная / Порушилась - рух! Порушилась - швах!». Причастие «поруганная» в сочетании со словами «порушилась» и «рух» создаёт аллитерацию, позволяющую явственнее представить картину падения тяжёлой вывески. Помимо этого, можно увидеть, что слово «поруганная» коррелирует и с глаголом «нагадил», усиливая ощущение не просто одиночества лирического субъекта, а надругательства и издёвки над ним со стороны окружающих.

Отношение других лиц к лирическому субъекту конкретизируется далее: «А потом завернули закутали / Прибили колёса заместо рук ног / Катали меня на верёвочке / Возили меня на ярмарку». Люди, образы которых лишены какой-либо конкретики, после смерти лирического субъекта превращают его в игрушку, возят на ярмарку, как дрессированного медведя, для потехи. Следовательно, окружающие, пользуясь беспомощностью лирического субъекта, делают из него объект развлечения и используют совершенно иначе, чем это назначено природой. Возможно, он становится для кого-то и источником прибыли - чуть выше Летов пишет: «Копейки посыпались / Глазки забегали».

В следующей части стихотворения после повторяющихся рефреном стихов «Когда я умер» идёт также два раза повторенный стих «Весь мир ебанулся». Этот бранный глагол может быть интерпретирован двояко, как «сойти с ума» и «упасть». Первое из толкований представляется наиболее подходящим по смыслу к общему контексту произведения: весь мир обезумел, издевается надо мной после моей смерти («прибили колёса заместо рук ног»), превратив меня в предмет забавы.

Стоит, однако, отметить, что лирический субъект, описывая свои посмертные ощущения, практически не выражает негативного отношения к людям. Исключение составляет лишь матерный глагол. «Я»-персонаж, скорее, демонстрирует какое-то странное успокоение: «Я успокоился сучьим выменем», «А я лежу в пресловутой комнате / Такой смышлёный / Невежливо умный. Однако лежу. / Фатально лежу». Ум поднимает героя над толпой. Лирический субъект практически безучастен к тому, что окружающие стёрли из памяти его реальный образ, а потом пересоздали его согласно своим желаниям.

Этот спектр смыслов, как нам удалось увидеть, появляется только в более позднем тексте и представляет собой рефлексию автора над вопросом, что происходит с образом человека после его смерти, когда он уже не властен сам как-то помешать ложной интерпретации своего образа, а возможно, и его излишней мифологизации. Перед нами рефлексия собственного творчества по принципу комплементарности, когда к уже имеющемуся смыслу добавляются новые нюансы. Возможно, если принимать во внимание даты создания обоих текстов, поводом к этим размышлениям послужила смерть Александра Башлачёва, творчество которого Летов высоко ценил («Мне кажется, что самый великий рокер из всех, кто у нас в стране был. Когда я первый раз его услышал, [творчество] повлияло страшнейше» [2]).

Самоубийство Башлачёва могло подтолкнуть Летова к рефлексии по поводу собственной смерти. Рок-поэт размышляет над тем, что было бы, если бы завтрашний день стал для него последним. Постановка вопроса оказывается число философской: человек смертен, он знает об этом и, как может, борется со смертью. В текстах «Когда я умер...» лирический субъект ощущает свою беспомощность в гипотетической ситуации своей будущей смерти. Сакрализация и мифологизация умершего окружающими до неузнаваемости искажает его образ, и находятся даже близкие, которые не прочь превратить этот посмертный образ в источник дохода. Поэт не без оснований ненавидит такое свое посмертное будущее, и только мудрость даёт ему силы не озлобиться на людей.

Литература

1. 200 лет одиночества (Интервью с Егором Летовым) [Электронный ресурс] // ГрОб-Хроники. Режим доступа: http://grob-hroniki.org/article/1991/art_1991-12-xxb.html (дата обращения: 15.03.2019).

2. Егор Летов: «Конец наступает тогда, когда уничтожается живая энергия творчества» (Интервью с Егором Летовым) [Электронный ресурс] // ГрОб-Хроники. Режим доступа: http://grob-hroniki.org/article/1990/art_1990-10-xxb.html (дата обращения: 15.03.2019).

3. Корчинский А. Комментарий к мифу: Егор Летов о своих текстах [Текст] / А. Корчинский // Летовский семинар: Феномен Егора Летова в научном освещении. М.: «Bull Terrier Records», 2018. С. 52-65.

4. Летов Е. Стихи [Текст]/ Е. Летов. Москва: ООО «Выргород», 2011. 548 с.

5. Морева Ю. Смерть как граница в творчестве Егора Летова [Электронный ресурс] / Ю. Морева // ГрОб-Хроники. Режим доступа: http://grob-hroniki.org/article/2014/art_2014-xx-xxc.html (дата обращения: 15.03.2019).

Размещено на Allbest.ru