Рассел и "трактат" Витгенштейна: забытый долг

Размещено на http://www.allbest.ru/

Рассел и «трактат» Витгенштейна: забытый долг

Целищев Виталий Валентинович - доктор философских наук, профессор, научный руководитель.

Институт философии и права СО РАН.

Российская Федерация, г. Новосибирск

Логико-философский трактат Витгенштейна в значительной степени обязан ранней философии Рассела. Эта точка зрения демонстрируется в статье обращением к недавним исследованиям Г. Ландини Подстановочной Теории Рассела, а также оценками Трактата видными исследователями Л. Голдстейном, Я. Хинтиккой, Я. Хакингом. Скептический взгляд по поводу влияния Трактата и Витгенштейна лично на доктрины Венского кружка представлен А. Коффа. Статья предварена предложением отказаться от крайних суждений о Трактате, инициированных рассмотрением Трактата вне контекста Principia Mathematica.

Ключевые слова: Логико-философский трактат, Витгенштейн, Рассел, Principia Mathematica, Подстановочная Теория, логический атомизм

RUSSELL AND WITTGENSTEIN'S TRACTATUS: THE FORGOTTEN DEBT

Vitaly V. Tselishchev -

DSc in Philosophy, Professor, Research Supervisor. Institute of Philosophy and Law, Siberian Brunch of the Russian Academy of Sciences.

Novosibirsk Russian Federation

The author argues that Wittgenstein's Tractatus Logico-Philosophicus owes much to Russell's early philosophy. This point of view is demonstrated in the article by referring to G. Landini's recent research on Russell's Substitution Theory, as well as by the evaluations of the Tractatus of the prominent researchers: L. Goldstein, J. Hintikka, and J. Hacking. A skeptical view on the influence of the Tractatus and Wittgenstein personally on the doctrines of the Vienna Circle is presented by A. Koffa. The author proposes to reject extreme judgments about the Tractatus outside the context of Principia Mathematica.

Keywords: Tractatus Logico-Philosophicus, Witthenstein, Russell, Principia Mathematica, substitution theory, logical atomism

Инициировавший дискуссию очерк Никифорова не позволяет заключить о его мнении о Трактате, несмотря на эпитеты «бедный и плоский», «философское и логическое содержание ничтожно» и пр., поскольку он тут же оговаривается, что есть «в Логико-философском трактате какое-то обаяние, и я могу понять людей, влюбленных в это произведение». Больше того, он признает, что его прямой оппонент Зинаида Александровна [Сокулер] является не только поклонником Витгенштейна, но и признанным исследователем его творчества», что должно быть определенного рода смягчением его оценок. C моей точки зрения, не очень уместно обсуждать Трактат в терминах дихотомии «Не все то золото, что блестит» (Никифоров) и «Мал золотник, да дорог» (Сокулер). В любом случае, не очень удачной является оценка Никифоровым Трактата с точки зрения достижений в логике: «Вклад Витгенштейна в развитие логики несопоставим с достижениями К.И. Льюиса, А. Гейтинга, А. Тарского, Я. Лу- касевича, К. Айдукевича». Боюсь, что здесь путается философия логики с разработкой логических исчислений, особенно в контексте размышлений о природе логики. Часто повторявшееся Витгенштейном восклицание Рассела «Логика - это ад!» дает хорошее представление о трудностях этой проблематики. Конечно же, мотивация как самого Рассела, так и Витгенштейна в этих исследованиях скорее была философской, нежели математической. Эта точка зрения все более утверждается в текущей литературе, и одно из признаний такого рода принадлежит самому А. Тарскому. Любопытным свидетельством в этом отношении была лекция, которую А. Тарский прочел в Новосибирском государственном университете (где присутствовал автор данной заметки) «Что такое логическое понятие», где он прямо сказал, что в понимании развития логики и оснований математики те, кто заинтересован в философии, предпочитают Principia Mathematica, а те, кого интересует математика, предпочитают исчисления и аксиоматику Цермело. В этой связи уместно напомнить, что многое в Трактате связано именно с проблематикой Principia и философией Рассела (либо в виде заимствований, либо критики), о чем забывает или попросту не знает значительное число интерпретаторов и комментаторов Трактата. Так что упоминание о вольных экзерсисах В. Руднева на предмет Трактата в высшей степени нерелевантно для серьезного обсуждения этого произведения.

Очерк Никифорова имеет две части (не полностью разделенные), одна из которых касается общей оценки Трактата (в основном негативной и довольно резкой), а другая - влияния Трактата на Венский кружок и философию логического эмпиризма вообще. Вообще-то, это две отдельные истории, и достоинства и недостатки Трактата не следует увязывать с популярными и упрощенческими версиями взаимоотношений Витгенштейна с венскими философами (в оценке такого характера этих версий Никифоров прав). При отрицании достоинств Трактата самого по себе нужно отдавать себе отчет в том, что при этом тянется шлейф пренебрежения к другим мыслителям, поскольку Трактат полон заимствований и неявных аллюзий к их философии. В этом отношении проделана значительная работа Л. Голдстейном, чьи очерки высветили, хотя и в ироническом стиле, эту не совсем приятную почитателям Витгенштейна сторону Трактата [Годстейн, 2015а]. В частности, речь идет о происхождении идей Трактата, некоторые из которых заимствованы у Б. Больцано. На этот счет у Витгенштейна была своя «лицензия» на такого рода вещи. В предисловии к Трактату он говорит: «Я не хочу судить о том, в какой мере мои усилия совпадают с усилиями других философов. Ведь написанное мною не претендует на новизну деталей, и я потому не указываю никаких источников, что мне совершенно безразлично, думал ли до меня кто-либо другой о том, о чем думал я» [Витгенштейн, 1958].

Вердикт о самостоятельности Витгенштейна в Трактате хорошо передан тем же Голдстейном: «...на раннем этапе Витгенштейн был вторичным мыслителем, [так что] признание, сделанное им относительно отсутствия собственной оригинальности, было хорошо обосновано. Трактат - важная работа, но этот плод семян, посеянных в душе Витгенштейна Расселом, Фреге и многими другими» [Голдстейн, 2015b].

Еще более резко по этому поводу высказался Я. Хинтикка в своей элегантной книжке «О Витгенштейне». Глава 3 этой книги имеет характерное название «Мысли Рассела под названием Логико-философский трактат» [Хинтикка, 2013]. В ней, после перечисления пунктов Трактата, начиная от знаменитого «1. Мир есть все, что имеет место» до «3. Логический образ фактов есть мысль», с ключевым «2.061. Атомарные факты независимы друг от друга», говорится следующее: «.скептически настроенный читатель тут же спросит: `Откуда Витгенштейн знает все это? Откуда взялись эти размашистые тезисы?' Например, откуда Витгенштейн знает, что структура мира состоит из неанализируемых объектов, соединенных в атомарные факты?» [Там же, с. 27]. Ответ на эти вопросы также очень характерен: «Ясно, что прецедентом структуры мира в Трактате является мир, который может быть подвержен анализу до простых объектов. Только мыслитель, стоящий на плечах Рассела, - или скорее, на плечах расселовской теории знакомства - мог быть настолько нахальным, чтобы выдвинуть теорию, которую мы находим в Трактате, без всякого подтверждения или аргументации. Трактат Витгенштейна, если прибегнуть к самому простому определению, есть вариант расселовской теории знакомства» [Там же, с. 29].

Так что при броских отзывах о качествах Трактата нужно быть достаточно осторожным, дабы не впасть в огульную критику тех мыслителей, чьими плодами Витгенштейн воспользовался при его написании. Следует, правда, согласиться с Никифоровым в том, что репутация Трактата была раздута, но разными людьми, исходя из разных соображений. Одним из них является почти хрестоматийное представление о том, что в период интенсивных дискуссий между Расселом и Витгенштейном последний, будучи поначалу учеником, перехватил инициативу и стал ведущим в этом творческом дуэте в момент созревания идей Трактата. На этот счет есть признания самого Рассела, злочастная история с обруганной Витгенштейном неопубликованной рукописью расселовской «Теории познания», уход Рассела из логики и т.д.

Это эпизод является любопытной иллюстрацией рождения мифологии в истории аналитической философии. Г. Ландини, автор нескольких книг о творчестве Б. Рассела, на основании «раскопок» в архиве Рассела в университете МакМастер, сумел показать, что ситуация была полностью обратной: именно Витгенштейн был ведомым, что нашло отражение в названии книги: «Ученичество Витгенштейна у Рассела». Здесь важно подчеркнуть, что речь идет не о психологии отношений двух мыслителей, а о соотношении идей, нашедших отражение в Трактате, с идеями расселовской тогдашней философии. Тут лучше предоставить слово самому Г. Ландини: «Логико-философский трактат Витгенштейна породил множество интерпретаций со времени его публикации в 1921 г. С временем обнаружился некоторый консенсус в отношении критики, содержащейся в Трактате, направленной против ранней философии Рассела. Оспаривание этого консенсуса является предметом этой книги. Неопубликованные рукописи Рассела привели к революции в понимании его философии. Рукописи раскрывают, что консенсус в отношении критики Трактатом, характеризует позицию Рассела, которой он попросту не занимал. Новое прочтение Рассела требует нового прочтения Витгенштейна. Расселовский логический атомизм не есть соединение эмпиризма с логикой разветвленной теории типов и типовой стратификацией сущностей (пропозициональных функций), соединение, основанное на принципе знакомства с sense-data. Логический атомизм есть исследовательская программа для разрешения философских проблем путем использования структурной переменной - онтологически простой структурный реализм. Витгенштейн трансформировал структурную переменную в свою Доктриной Показывания. Книга идентифицирует Grundgedanke (фундаментальную идею) с Показыванием и говорит, что Рассел и его ученик Витгенштейн были союзниками в исследовательской программе, которая делала логический анализ и реконструкцию сущностью философии» [Landini, 2007].

Другими словами, при оценке Трактата стоит помнить о том, что Трактат имел дело с важными проблемами, технический характер которых почти полностью упускается в множестве его интерпретаций. Так называемая Подстановочная Теория Рассела, ставшая предметом обсуждения в последние три десятка лет, была альтернативой Разветвленной Теории Типов, которая легла в основание Principia Mathematica. Причины драматического отказа Рассела от Подстановочной Теории в пользу ее альтернативы изложены в другой книге Ландини и не касаются нас здесь. Важно понимать, что критика Витгенштейном Рассела относилась к разветвленной теории типов, неудовлетворительный характер которой Рассел осознавал лучше других. И уже философской, если не сказать, метафизической ипостасью Подстановочной теории была концепция Показывания Витгенштейна.

Понимание некоторых размышлений Витгенштейна в Трактате, как оказалось, неизбежно связано с идеями Рассела, в частности, с той самой его Теорией познания [Russell, 1992], которую критиковал Витгенштейн. В самом деле, как пишет Я. Хакинг, «в [Трактате] есть пассажи, которые не имели никакого смысла для серьезного читателя до 1984 года, пока не была опубликована брошенная Теория Познания Рассела... Рукопись 1913 года имеет смысл для некоторых частей Трактата... Рассел в 1914 году, собираясь отправиться на восточное побережье США читать лекции по логике, уединился на неделю с Витгенштейном и машинисткой-стенографисткой, чтобы извлечь новые идеи Витгенштейна и получить от того критические замечания. В конце концов оба участника, не замеченные за недостатком выносливости, были истощены; любителям мелочей очень хотелось бы знать, что обо всем этом думала секретарь» [Hacking, 1997].

Знаменитый пассаж из Трактата 5.6 «Границы моего языка означают границы моего мира» [Витгегштейн, 1958б, с. 80] получает некоторое объяснение как раз в контексте расселовской рукописи: «Кстати говоря: в 1913 году именно Рассел написал о “тюрьме опыта”. Это совершено солипсистская идея, суть которой в том, что мы должны доказывать наш путь от нашего собственного непосредственного сознания к существованию чего-либо другого. Не может ли быть так, что предложения Витгенштейна, пронумерованные от 5,5 до 5,6, относятся к рукописи 1913 года, и что солипсизм входит в пасссажи от 5,6 до 5,641 только потому, что книга Рассела говорит, хотя и кратко, о необходимости бежать из тюрьмы опыта?» [Hacking, 1997]. рассел трактат витгенштейн философский

Далее, нужно также учитывать то обстоятельство, что интерпретации Трактата сместились со временем от технических вопросов о природе логики к более «философским» проблемам, что явилось результатом утраты контекста. Попытки Рассела «переписать» некоторые вещи во втором издании Principia Mathematica в духе витгенштейновской критики не получили одобрения у заинтересованных лиц и были встречены чуть ли не враждебно соавтором А.Н. Уайтхедом. К моменту встречи Витгенштейна с Венским кружком повестка дня была совсем другой, а с ней на первый план вышли другие аспекты Трактата. Для Венского кружка чуть ли главным в Трактате был его антиметафизический характер, в то время как Рассел обратил внимание на мистицизм Витгенштейна. Ясно, что при таком подходе каждый брал из Витгенштейна то, что было созвучно с соответствующим временем. В какой степени тут можно говорить о «первозданной» идее Трактата, трудно даже догадываться, хотя именно такого рода догадки стали со временем целой индустрией.

Наконец, при обсуждении Трактата зачастую не принимается во внимание «переходный» период в философии Витгенштейна, период отхода от идей Трактата. Особо это относится к вопросу о влиянии Трактата на Венский кружок. А. Коффа так говорит об этом: «Трудно оценить соотношение доктрин Трактата и доктрин, которые Витгенштейн объяснял дружественно настроенным позитивистам в конце 1920-х гг. Формат заседаний с его участием... не был особо подходящим для исследования того, в какой степени то, что говорил тогда Витгенштейн, способствовало прояснению его линии в Трактате или же противоречило ей. Однако нет никаких сомнений, что его взгляды на фундаментальные проблемы в этот период быстро менялись» [Коффа, 2019, с. 326]. Этот пассаж сопровождается у Коффа еще более любопытной сноской: «Бесчисленное множество британских друзей Витгенштейна предполагало, что всякий раз, когда позитивисты приписывали взгляд Витгенштейну, обычно это было следствием непонимания Трактата. Совершенно независимо от того факта, что никто серьезно не мог претендовать на ясное понимание, что Трактат говорит о чем-либо, есть еще дополнительный относящийся к делу факт, что позитивисты говорили с Витгенштейном целые годы, начиная с 1927 г., и следовательно, можно предположить, что когда он излагал эти самые свои взгляды, то они относились к тому времени, а не к взглядам декадой ранее» [Там же, сноска 4].

Что касается влияния как Трактата, так и лично Витгенштейна, на доктрины Венского кружка, с моей точки зрения лучше всего проявляется в период, когда как сам Витгенштейн, так и ведущий представитель Кружка Р. Карнап предприняли новые шаги в своей философской эволюции. В переходный период для обоих мыслителей важное место занимала проблема соотношения синтаксиса и семантики. Трактат является выражением «одно-мирового» взгляда, согласно которому семантика невозможна [Hintikka, 1997]. Некоторые исследователи полагают, что доктрина Показывания есть какого-то рода попытка «прорыва» Витгенштейна к семантике. Однако Витгенштейн ушел от этой проблематики, отказавшись от идеального языка Трактата в пользу естественного языка, в то время как, например, Карнап переходит от синтаксиса к семантике [Carnap, 2014]. Такое радикальное расхождение взглядов вряд ли склоняет к заключению о каком-то родстве или влиянии даже их исходных взглядов. Об этой стороне отношений язвительную реплику отпускает А. Коффа: «Шлик пригласил Витгенштейна на заседания Венского кружка, дабы обсудить с коллегами Трактат. Это было похоже на приглашение Христа обсудить Священное Писание в Вольтером. В продолжительной борьбе деревенского атеиста и деревенского священника, которая занимала так много места в немецком популярном философствовании, Витгенштейн, как показалось позитивистам, недвусмысленно находился на стороне первого. Мало же они знали о нем: ведь он приходил в ужас от безбожного материализма деревенского атеизма» [Коффа, 2019, с. 325].

Список литературы

1. Витгенштейн, 1958 - Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М.: Издательство иностранной литературы, 1958. 132 с.

2. Голдстейн, 2015а - Голдстейн Л. Экзамен Витгенштейна на PhD: воссоздание события (перевод В.В. Целищева) // Витгенштейн Людвиг - Дневники 1914 - 1916 - Ранний Витгенштейн: материалы к Логико-философскому трактату / Пер. В.А. Суровцева. М.: Канон+, 2015. С. 344-359.

3. Голдстейн, 2015b - Голдстейн Л. В какой степени оригинален Логико-философский трактат? // Витгенштейн Людвиг - Дневники 1914-1916 - Ранний Витгенштейн: материалы к Логико-философскому трактату / Пер. В.А. Суровцева. М.: Канон+, 2015. С. 360-397.

4. Коффа, 2019 - Коффа А. Семантическая традиция от Канта до Карнапа / Пер. В.В. Целищева. М.: Канон+, 2019. 526 с.

5. Хинтикка, 2013 - Хинтикка Я. О Витгенштейне / Пер. В.В. Целищева под ред. В.А. Суровцева. М.: Канон+, 2013. 271 с.

6. Carnap, 2014 - Carnap R. The Logical Syntax of Language. L.: Routledge, 2014. 370 pp.

7. Hacking, 1987 - Hacking I. Solipsism. Review of D. Pears' `The False Prison: A Study of the Development of Wittgenstein's Philosophy', vol. 1, Oxford, 1987: T. Bernhard's `Wittgenstein's Nephew', Quartet, 1987 // London Review of Books, 4 February 1988.

8. Hintikka, 1997 - Hintikka J. Lingua Universalis vs Calculus Ratiocinator: An Ultimate Presupposition of Twentieth-Century Philosophy. Dordrecht: Kluwer Academic Press, 1997. 221 pp.

9. Landini, 2007 - Landini G. Wittgenstein's Apprenticeship with Russell. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. 300 pp.

10. Russell, 1992 - Russell B. Theory of Knowledge: The 1913 Manuscript. L.: Routledge, 1992. 197 pp.

References

1. Carnap, R. The Logical Syntax of Language. London: Routledge, 2014, 370 pp.

2. Coffa, A.; V.V. Tselishchev (trans.) Semanticheskaja traditsija ot Kanta do Kar- napa [The Semantic Tradition from Kant to Carnap]. Мoscow: Kanon+, 2019, 526 pp. (In Russian)

3. Goldstein, L.; V.V. Tselishchev (trans.) “Ekzamen Vitgenshteina na stepen' PhD” [Wittgenstein's PhD exam], in: Wittgenstein, L.; V.A. Surovtsev (trans.) Dnevniki 19141916 [Tagebucher 1914-1916]. Moscow: Kanon+, 2015, pp. 344-359. (in Russian)

4. Goldstein, L.; V.A. Surovtsev. “V kakoi stepeni jriginalen logiko-filosofskii trak- tat?” [How Original a Work is the Tractatus Logico-Philosophicus], in: Wittgenstein, L. V.A. Surovtsev (trans.) Dnevniki 1914-1916 [Tagebucher 1914-1916]. Moscow: Kanon+, 2015, pp. 360-397. (In Russian)

5. Hacking, I. “Solipsism. Review of D. Pears' `The False Prison: A Study of the Development of Wittgenstein's Philosophy', vol. 1, Oxford, 1987: T. Bernhard's `Wittgenstein's Nephew', Quartet, 1987”, London Review of Books, 4 February 1988.

6. Hintikka, J. Lingua Universalis vs Calculus Ratiocinator: An Ultimate Presupposition of Twentieth-Century Philosophy. Dordrecht: Kluwer Academic Press, 1997, 221 pp.

7. Hintikka, J.; V.A. Surovtsev & V.V. Tselishchev (trans.) O Vitgensteine [On Wittgenstein]. Moscow: Kanon +, 2013, 271 pp. (In Russian)

8. Landini, G. Wittgenstein's Apprenticeship with Russell. Cambridge: Cambridge University Press, 2007, 300 pp.

9. Russell, B. Theory of Knowledge: The 1913 Manuscript. London: Routledge, 1992, 197 pp.

10. Wittgenstein, L.; I. Dobrinravov, D. Lahuti (trans.). Logiko-filosofskii traktat [Tractatus Logico-Philosophicus]. Moscow: Izdatelstvo inistrannoi literatury, 1958, 132 pp. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru