"Плеяда равнодушных ремесленников": как в России переводили Джордж Элиот

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Плеяда равнодушных ремесленников»: как в России переводили Джордж Элиот

Е.И. Самородницкая

Российская академия народного хозяйства

Аннотация

Несмотря на то что русская рецепция романов Дж. Элиот не раз становилась объектом исследования, такой аспект этой рецепции, как перевод, практически не становился предметом специального изучения. В статье рассматриваются три перевода романа «Даниель Деронда». Во-первых, перевод- пересказ, опубликованный в «Вестнике Европы» (1877), который представляет собой не столько философский роман воспитания, сколько слезливо-романтическую историю. Во-вторых, два полных перевода романа, один из которых выполнен Е.Г. Бекетовой. Перевод Бекетовой (1877) максимально близко следует за оригиналом, сохраняя и авторскую иронию, и рефлексию.

Для перевода, опубликованного в журнале «Еврейская семейная библиотека» (1902), характерны такие приемы, как замена нейтральной лексики эмоционально окрашенной, уход от авторской иронии, купюры, это приводит к появлению текста стилистически гладкого, но довольно далекого от оригинала. перевод элиот роман

Вероятно, переводчик воспринимал роман Дж. Элиот прежде всего как женскую прозу и ориентировался на стилевую манеру Жорж Санд, в результате чего текст отчасти теряет своеобразие и становится еще одним примером жорж-зандизма; в то время как буквальный перевод Бекетовой оказывается ближе к поэтике Дж. Элиот, не сводимой к заданной идеологической или художественной парадигме.

Статья подготовлена в рамках выполнения научно-исследовательской работы государственного задания РАНХиГС.

Ключевые слова: Джордж Элиот, «Даниель Деронда», М.Е. Салтыков-Щедрин, Е.Г. Бекетова, английская литература, викторианский роман, перевод, женская издательская артель

Abstract

“A constellation of indifferent artisans”: How George Eliot was translated in Russia

Е.I. Samorodnitskaya

Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Russia, Moscow)

Although the Russian reception of George Eliot's novels has already been the subject of research, one aspect of this reception, translation, has hardly been studied. On the one hand, this is not surprising, because there is very little data on translators of specific works by this writer; on the other hand, this should not be an obstacle to the analysis of translation as an aspect of the formation of the Russian image of George Eliot. The article discusses three translations of the novel Daniel Deronda. First, a translation-retelling published in the magazine Vestnik Evropy (1877) which was subjected to abridgments dictated by the magazine format: the result is not a philosophical novel of upbringing but a tearfully romantic story about good people. Second, there are two complete translations of the novel, one of which was done by E. G. Beketova. Beketova's translation (1877) follows the original as closely as possible, preserving the author's irony, and reflection, and the ambiguity of characters. The other translation, published in the journal Jewish Family Library (1902), demonstrates such techniques as replacement of neutral vocabulary with emotionally colored vocabulary, avoidance of authorial irony, abridgments, frequent simplifications of the characters in the novel; all this ultimately leads to a text that is stylistically smooth but quite distant from the original. Probably, in the latter case the translator perceived George Eliot's novel primarily as female prose written by a follower of George Sand. As a result, the text of the novel partially lost its originality and became yet another example of “georges-sandism”; in contrast, Beketova's literal translation, despite all the rough spots typical of a beginner, turns out to be closer to Eliot's poetics, which is not reducible to any ideological or artistic paradigm.

Keywords: George Eliot, Daniel Deronda, M.E. Saltykov- Shchedrin, E.G. Beketova, English literature, Victorian novel, translation, female publishing team

Русская рецепция Джордж Элиот, как правило, становится предметом исследования в одном из двух ракурсов: рассматривается либо точка зрения на ее творчество того или иного русского классика (Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева) [Проскурнин 2017; Строганова 2019], либо отклики на частные аспекты ее поэтики в русской литературе, причем в фокусе внимания исследователей -- сопоставление ее романов с произведениями классиков первого ряда [Проскурнин 2018; 2019, Гнюсова 2012; 2014; Пирусская 2016; Ша- мина 2018]. Между тем такой аспект рецепции, как перевод, казалось бы, совершенно очевидный и необходимый, практически не становился предметом исследования; исключением можно считать статью Е. А. Третьяковой [2012]. С одной стороны, это неудивительно, потому что о переводчиках конкретных произведений писательницы очень мало данных. Ни в одной из дореволюционных публикаций ее романов на русском языке (а до 1917 г. отдельными изданиями романы Дж. Элиот выходят 21 раз, не считая журнальных публикаций) не указан переводчик; исключение составляет одно из изданий «Миддл- марч», на титульном листе которого указано, что перевод выполнен под редакцией М. Е. Салтыкова [Элиот 1873].

Сам перевод, скорее всего, был сделан Анной Николаевной Энгельгардт, переводчицей преимущественно с немецкого и с французского, женой известного ученого-агронома Александра Николаевича Энгельгардта и дальней родственницей Салтыкова-Щедрина. Энгельгардт была участницей женской издательской артели, занимавшейся, в частности, переводами; «Миддлмарч» стал одной из последних публикаций артели [Баренбаум, Костылева 1986: 252]. Именно этих переводчиц К. И. Чуковский в книге «Высокое искусство» называет «плеядой равнодушных ремесленников», «которые переводили спустя рукава одинаково суконным языком (лишь бы к сроку!) и Энтони Троллопа, и Жорж Санд, и Бульвера, и Бальзака» [Чуковский 2012: 251].

О деятельности женской издательской артели написано не очень много, и все исследователи так или иначе либо ссылаются на монографию И. Е. Барен- баума и Н. А. Костылевой «Книжный Петербург -- Ленинград» (1986), либо пересказывают ее [Павлюченко 1988; Ольховский 2001: 85-89; Третьякова 2012: 134]. Однако доказательств редактуры Салтыкова-Щедрина (кроме упоминания его имени на титульном листе романа) пока обнаружить не удалось. Разумеется, Салтыков-Щедрин был знаком с Энгельгардтами (Анна Николаевна упоминается почти во всех письмах писателя к ее мужу), неоднократно помогал им, и пока Энгельгардт был в ссылке, и позднее [Салтыков-Щедрин 1965-1977 (18/2): 79-80]. Впоследствии они, по-видимому, разругались, о чем писатель упоминает в письме ее мужу от 26 сентября 1883 г.:

Я охотно передам ее (статью М. А. Энгельгардта, сына адресата. --

Е. С.) Анне Николаевне, ежели Вы сообщите мне ее адрес, так как уже более года я ее совсем не вижу и не знаю, что с нею сталось и где она живет. У нас произошла одна из тех необыкновенных историй, которые нельзя постигнуть простым умом, а надо иметь ум боговдохновенный. <.. .> Всю жизнь Анна Ник[олаевна] мне хвалы слагала, и вдруг тонким образом намекает, что я еще не бог знает какая птица и т. д. А я никогда и не думал, что я птица [Салтыков-Щедрин 1965-1977 (19/2): 233].

Возвращаясь к роману Дж. Элиот, отмечу, что у самого Салтыкова-Щедрина в опубликованных источниках есть всего одно упоминание романа «Миддлмарч» -- в письме В. И. Танееву от 1872-1873 гг.:

Владимир Иванович.

Не может ли Елена Сергеевна прислать с сим подателем те листы «Middlemarch», которые у нее находятся? <.. .> М. Салтыков. 11 мая [Там же (18/2): 148].

Упомянутая в письме Елена Сергеевна -- жена В. И. Танеева, Елена Сергеевна (Арчибальдовна) Макнэб-Скотт (McNab-Scott), англичанка по происхождению. Вероятно, именно она как носитель языка либо редактировала перевод романа, либо помогала в этом писателю; утверждать это с большей степенью достоверности пока не представляется возможным.

Однако, если говорить о другом, последнем романе английской писательницы, «Даниэль Деронда» («Daniel Deronda», 1876), то здесь мы располагаем несколько большими данными. Нас интересуют три его перевода: опубликованные в журнале «Вестник Европы», в кн. 5 за 1877 г. «Сцены и характеры из нового романа Эллиота “Daniel Deronda”», «Даниэль Деронда: Роман Джорджа Эллиота» (1877) и «Даниель Деронда: роман Дж. Элиот в VIII частях» (1902), опубликованный в журнале «Еврейская семейная библиотека» под редакцией М. Д. Рывкина. В первом случае это перевод-пересказ, за подписью «О. П-ская»; ни в «Библиографическом словаре русских писательниц» кн. Н. Н. Голицына [1889: 209], ни в словаре «Писательницы России (материалы для биобиблиографического словаря)» [Горбунов 2004-2011] нет никакой информации о том, кто скрывается за этим псевдонимом. Во втором случае перевод выполнен Елизаветой Григорьевной Бекетовой, переводчицей, бабушкой А. А. Блока и подругой Анны Энгельгардт, также состоявшей в издательской артели. Автор третьего перевода составителем не указан, зато указано, что впервые роман публикуется без купюр:

...мы считаем настоящий момент наиболее подходящим для того, чтобы дать еврейскому читателю этот роман в наиболее подходящем к подлиннику виде, без пропусков и сокращений наиболее интересных для еврейского читателя мест, встречающихся во всех обнародованных до сих пор переводах его на русский язык [Элиот 1902 (1): 4].

До какой степени это утверждение справедливо, чем отличаются друг от друга три перевода романа и какой образ английского текста создается в каждом из них -- вот далеко не полный список вопросов, на который предстоит найти ответы.

«Даниель Деронда» -- роман, скорее не принятый критикой как на родине писательницы, так и в России. За редким исключением отзывы на него сводились к следующему:

Половина книги посвящена отвлеченным тирадам и анализу чувств и идей действующих лиц, которые должны были бы сами собой рисоваться в уме читателей. Ее произведение перестает быть романом, но становится трактатом о нравственности: мы имеем дело не с людьми, но с рассеченными трупами <.. .>

Приговор английской прессы об этом романе был далеко не такой лестный, как о «Миддльмарче». <.> Следует отдать справедливость некоторым качествам автора: чистоте и энергии ее слога, силе, с которой она умеет изображать иные характеры, наконец ее добросовестности. Но только следует избегать сравнений вполне неуместных, а потому досадных. У Джорджа Элиота нет ни реализма Бальзака, Флобера или Зола, ни силы воображения Тургенева, ни жара и страсти Диккенса или Ричардсона: она не умеет завязать и развязать интригу, а что касается Жорж-Занда, с которой ее слишком часто сравнивали, то у ней общего с ней только первая половина имени [Реньяр 1877: 771, 772-773].

Этот суровый отзыв принадлежит А. Реньяру, лондонскому корреспонденту «Вестника Европы», и опубликован в журнале в том же году, что и перевод- пересказ романа Дж. Элиот.

Роман не был принят и бесспорным почитателем писательницы И. С. Тургеневым; в «Воспоминаниях об И. С. Тургеневе» М. М. Ковалевского рассказывается о дискуссии об этом романе, возникшей между писателем и мужем Дж. Элиот, Дж. Г. Льюисом:

«Даниель Деронда», предпоследний роман знаменитой английской писательницы, появился в печати за шесть месяцев до приезда Тургенева в Англию. Льюис был в восторге от него, уверяя всех и каждого, что никогда ничего лучшего не выходило из-под пера его жены. Английская критика между тем отнеслась к роману сдержанно и холодно <...> Не находя отголоска своим восторгам даже в тесном кружке ближайших приятелей, Льюис с жадностью набросился на Тургенева, желая разузнать, что он думает о романе. «Представьте себе, -- сказал он ему, -- что вы назначены в присяжную комиссию и что вашему решению подлежит вопрос о том, какое из произведений моей жены должно быть поставлено во главе остальных? Скажите, в пользу какого из ее романов подали бы вы ваш голос?» -- «Несомненно в пользу “Мельницы на Флоссе”, -- ответил Тургенев, -- это самое безыскусственное и художественное из сочинений вашей жены». Льюис начал спорить, утверждать, что Тургенев недостаточно вчитался в «Дани- еля Деронду», что сам он как следует оценил это произведение только после неоднократного чтения. Все было бесполезно» [Ковалевский 1983: 136].

Почему же так холодно отзываются о романе «Даниель Деронда» и английская критика, и русский писатель? Видимо, потому что это наименее реалистический из романов Дж. Элиот. Масса мистических совпадений, странный сюжет о еврее, который, узнав, что он еврей, а не англичанин, почему-то не расстроился, а связал это со своим дальнейшим жизненным предназначением, -- вот малая часть упреков как английской, так и русской критики в адрес этого романа. И в то же время это очень «джордж- элиотовский роман», своего рода классический роман воспитания, роман о поиске себя, главные герои которого способны меняться на протяжении повествования. Гвендолин -- от холодной и бесчувственной красавицы, которая выходит замуж по расчету, убеждая себя, что тем самым спасает от голода мать и сестер, -- до человека растерянного, не уверенного в себе и не видящего дальнейшего пути. Даниель Деронда -- от героя, не знающего, кто он (в том числе находящегося в неведении относительно своего происхождения), к герою, знающему, кто он и зачем живет. Гвендолин остается вдовой, а Даниель женится -- не на ней, за что его и роман тоже упрекает критика. В романе слишком много совпадений, и потому он не вполне реалистический -- зато предвосхищающий другую поэтическую систему, в которой будет место символам и мистицизму. Все это виделось читателям нехарактерным для английской писательницы, и в этом смысле Тургенев просто был не одинок. Экспериментальная сторона натуры Дж. Элиот плохо сочеталась как с представлением о женской прозе, так и с самим обликом писательницы, которая между тем всю свою творческую жизнь только и делала, что экспериментировала с различными вариациями романного жанра.

Переходя к переводам, отметим прежде всего, что мы рассматриваем два полных перевода и один сокращенный, перевод-пересказ. Последний по определению предлагает читателю ознакомительную версию, и естественно, что какие-то вещи остаются за рамками публикуемого текста. Переводчица жертвует историей романа Гвендолин с ее кузеном Рексом, подробным рассказом о ее знакомстве с Грандкортом (и называет его на французский манер Гранкуром), второстепенной, но важнейшей в контексте романа линией, связанной с Кэтрин и музыкантом и ее домашним учителем Клесмером, расплывчато описывает историю Даниеля и его знакомство с Мирой и практически полностью убирает из текста сюжетную линию, связанную с отцом Миры и Мордехая, игроком и плохим человеком. Вследствие этого такие составляющие образа Гвендолин, как холодное кокетство и желание играть чувствами других людей ради собственной забавы, несомненно дурно ее характеризующие, и ее сомнения в предстоящем браке с Грандкортом, когда она долго колеблется между данным ранее словом не выходить за него замуж и стремлением выбраться из неожиданной нищеты, в переводе, опубликованном в «Вестнике Европы», просто исчезают. Те же сюжетные линии, которые в данном переводе сохранены, все равно так или иначе сокращены, даже в тех случаях, когда автор перевода утверждает, что купюр в тексте нет. Например, предваряя историю Миры, переводчик предуведомляет читателя: «Рассказ Мирры Лапидот о себе и о своем печальном прошлом -- одно из лучших мест во всем романе. Мы позволим себе привести его целиком, тем более, что он составляет самую полную характеристику этой, в высшей степени поэтически очерченной Джорджом Эллиотом, личности» [Элиот 1877а: 132], однако рассказ сильно сокращен.

Все эти купюры, предусмотренные и обоснованные форматом перевода- пересказа, текста ознакомительного свойства, приводят к тому, что появляется произведение, существенно отличающееся от оригинального. В нем есть не большое количество любовных линий и практически нет никаких сомнений этического, философского или мировоззренческого свойства, которые мучают центральных персонажей романа Дж. Элиот; не говоря уже о том, что в рассматриваемом переводе не остается ни следа от авторской иронии. «Даниель Деронда» по версии «Вестника Европы» -- слезливо-романтическая история о хороших людях: о Гвендолин, которая хоть и эгоистка, но спасает семью от нищеты, о Даниеле, не знающем сомнений, об идеальных евреях (недаром плохого еврея из текста убрали). Это история, применительно к которой большая часть упреков Реньяра справедлива.

Переводы 1877 и 1902 гг. полные и точные: мы не найдем в них потерянных персонажей, упущенных сюжетных линий и событий, и расхождения между ними на первый взгляд не кажутся существенными. Однако при их сопоставительном анализе картина меняется.

Прежде всего необходимо отметить буквализм Е. Г. Бекетовой, которая ни на йоту не отступает от оригинального текста, тогда как перевод 1902 г. изобилует отступлениями от оригинала.

Пример 1 наиболее очевидный: «начитанный ребенок» гораздо удачнее и точнее звучит, нежели «ребенок-скороспелка». Пример 2 менее очевидный: с одной стороны, выражение «быть вылитым в одну форму с другими» выглядит калькой; с другой стороны, «пошлый» отсылает читателя к контексту русской литературной традиции, что вряд ли уместно в рассуждении рассматриваемого романа. Наконец, в примере 3 Е. Г. Бекетова перевела «your duty» буквально и точно («ваша обязанность»); «человеческий долг» из более позднего перевода вряд ли может служить эвфемизмом еврейской религии.

Таблица 1 Tablel

Буквальный перевод сохраняет специфическую авторскую интонацию: то ироническую, то, как и должно быть в реалистическом романе, холодно-отстраненную интонацию хроникера, тогда как перевод вольный эту интонацию слегка модифицирует.

Страшный как аналог terrible в примере 4 передает не только точное значение слова, но и авторскую иронию: Клесмер страшный, потому что он нарушает приличия, не льстит прекрасной Гвендолин и впоследствии невысоко отзывается о ее творческих способностях. Страшный -- эпитет, принадлежащий героине, которая воспринимает его иронически и одновременно с этим опасается. Сконфуженный предполагает прежде всего стеснение Клесмера в присутствии красавицы; если здесь и есть точка зрения Гвендолин, то она заключается в стандартном восприятии персонажа как потенциального обожателя девушки и не предполагает более сложного отношения к нему. Буквальный перевод в данном случае сохраняет и авторскую иронию, и сложность характера героини, тогда как более вольный перевод упрощает и текст, и персонажа.

Таблица 2 Table 2

Пример 5 демонстрирует, как переводчик издания 1902 г. убирает подробности семейной жизни сэра Гуго и леди Малинджер, не упоминая о «fastcoming little ones» -- по-видимому, из соображений приличия. Таким образом теряется не только деталь, но и авторская ироническая интонация. В примере 6 также присутствует переводческая купюра: исключив из текста разъяснения сомнений Деронды в традиционной университетской системе, переводчик не дает читателю обнаружить предпосылки для целого ряда дальнейших событий -- пренебрежения героя к окончанию университета из-за помощи другу Гансу (человек важнее схоластической науки), интереса к другой учености, возникающего в результате знакомства с Мордехаем и т. п. Издевательская ремарка писательницы по поводу совершенства английской университетской системы переведена в обоих случаях, но в переводе 1902 г. она выглядит простой констатацией факта; в переводе Бекетовой есть попытка сохранить авторскую иронию.

Купюры в переводе 1902 г. нередко приводят к искажению образов персонажей, хотя, конечно, не в той степени, в какой это происходило в переводе- пересказе.

Таблица 3 Table 3

В таблице 3 представлено два разных вида искажений при переводе: купюра (пример 7) и вольность (пример 8) в переводе 1902 г. В первом случае отсутствие философского обобщения, следующего за описаниями сомнений Деронды, оставляет героя наедине с его частной историей и не включает его в историю социума. Во втором случае переводчик устраняет имеющееся в оригинале противопоставление сомнений героини и решения, которое она приняла (о браке с Грандкор- том); ее сомнения «стушевались». Бекетова, верная тексту оригинала, сохраняет в своем переводе противоречие между опасениями героини и ее торжеством и показывает, что эти эмоции сосуществуют в Гвендолин. Обращает на себя внимание и синтаксическая точность в переводе 1877 г, придающая тексту толстовскую интонацию, в то время как в переводе 1902 г. не только не сохранен синтаксис, но и лексика меняется на более сильную и эмоционально окрашенную (ср. «a punishment might be hanging over her» и «предчувствие страшной кары»).

В целом результатом и даже достижением буквализма Бекетовой является сохранение интонации и синтаксиса Дж. Элиот, что дает читателю возможность увидеть специфику именно этого автора и отличить ее от других.

Таблица 4 Table 4

В примере 9 Бекетова сохранят авторскую интонацию и структуру фразы: ее фраза короткая, имитирующая разговорную речь, рваная, но без излишней аффектации. В переводе 1902 г. уходит симметрия элиотовского текста, появляются риторические и обычные вопросы, и общая тональность выглядит более эмоциональной.

Разумеется, буквализм в переводе не панацея. Там, где переводчики сталкиваются с неизвестными им реалиями или идиомами, их не спасает ни вольность, ни буквализм.

Таблица 5 Table 5

Ситуация с переводом 1902 г. устроена несколько иначе. Редактор «Еврейской семейной библиотеки» в предисловии к роману пишет о Дж. Элиот в самых восторженных тонах. «Великая женщина», «седовласая властительница дум», «воспроизвела все еврейство со всеми проблемами его духового и морального существования» [Элиот 1902: 2] -- лишь малая часть эпитетов в превосходной степени, адресованных автору романа. Возвышенный тон, замена нейтральной лексики эмоционально окрашенной, уход от авторской иронии, переводческие купюры, иногда упрощающие, спрямляющие персонажей романа, которые у Дж. Элиот никогда не бывают одномерными и плоскими, -- все это приводит к появлению текста хоть и стилистически гладкого, но довольно далекого от оригинала.

Думается, что помимо восторга составителя и переводчика перед английской писательницей, взявшейся за еврейскую тему, есть еще один фактор, повлиявший на подобное прочтение романа. Женская проза традиционно воспринималась в России сквозь призму Жорж Санд и ее манеры письма. Отголоски этой манеры в ее эпигонско-романтическом изводе явственно слышатся в переводе 1902 г. Подобный переводческий подход нельзя считать вовсе безосновательным, и сопоставление художественной манеры французской и английской писательниц уже становилось предметом исследования; его автор, П. Томсон, полагает, что их сходство в самом интересе к женской тематике и в сочувственном отношении к ней, а отличие Дж. Элиот в иронии, объективности и «стремлении к экономии художественных средств» [Thomson 1963: 143144]. Ни иронии, ни объективности, ни экономии художественных средств в переводе 1902 г. не найти.

В заключение вернусь к заглавию статьи и к точке зрения Чуковского. Трудно согласиться с тем, что переводчицы «переводили спустя рукава одинаково суконным языком»: это несправедливо по отношению к авторам всех рассмотренных выше переводов. Чуковский стремился продемонстрировать преимущество советской школы перевода над дореволюционной («лишь после революции, когда возникли такие издательства, как “Всемирная литература”, “Academia”, Гослитиздат, поставившие своей задачей дать лучшие переводы лучших иностранных писателей, максимальная точность перевода стала непреложным законом») [Чуковский 2012: 252]; и жаль, что роль женской издательской артели и переводчиц XIX в. не уложилась в его стройную концепцию. Впрочем, и Дж. Элиот ни в какую стройную концепцию не уложить -- она всегда останется сложной и не сводимой к заданному шаблону, что, на мой взгляд, отчетливо прослеживается в переводе Бекетовой.

Источники

Элиот 1877a -- Сцены и характеры из нового романа Эллиота. Daniel Deronda, by George Elliot // Вестник Европы. Т 3. Кн. 5. 1877. С.117-199.

Элиот 1877b -- Даниэль Деронда: Роман Джорджа Эллиота. Т 1-2. СПб.: Е. Н. Ахматова, 1877.

Элиот 1902 -- Даниель Деронда: Роман Дж. Элиот в VIII частях // Еврейская семейная библиотека. 1902. Вып. 1-5.

Eliot 1876 -- Daniel Deronda by G. Eliot: 4 vols. Leipzig: Bernhardt Tauschnitz, 1876.

Литература

Горбунов 2004-2011 -- Писательницы России (материалы для биобиблиографического словаря) / Сост. Ю. А. Горбунов. [Екатеринбург, 2004-2011]. URL: http://book.uraic.ru/ elib/Authors/Gorbunov/sl-15.htm.

Ковалевский 1983 -- Ковалевский М. М. Воспоминания об И.С. Тургеневе // И. С. Тургенев в воспоминаниях современников / Сост. и подгот. текста С. М. Петрова и В. Г. Фридлянд: В 2 т. Т 2. М.: Худ. лит., 1983. С. 134-148.

“Middlmarch” s tochki zreniia diskomfortnoi stilistiki [Analysis of non-contemporaneous epochs' translations of George Eliot's novel Middlemarch in terms of discomfort stylistics]. Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta [Vestnik of the Orenburg State University], 2012(11(147)), 134-138. (In Russian).

Размещено на Allbest.ru