Образ Павла Петровича Кирсанова в контексте теории архетипов К.Г. Юнга

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Образ Павла Петровича Кирсанова в контексте теории архетипов К.Г. Юнга

Кирилл Валентинович Смирнов,

Kirill V. Smirnov,

Vologda College of Communication and Information Technology

(Vologda, Russia)

The Image of Pavel Petrovich Kirsanov in the Context of the Theory of Archetypes by Carl Gustav Jung

This article analyzes the image of Pavel Petrovich Kirsanov, the hero of the novel “Fathers and Sons” written by I. S. Turgenev, in connection with the theory of archetypes by C. G. Jung. The hero's involvement in the father's archetype was revealed by taking into account his ideological orientations, as well as the image of his hand as a symbol of power, colors and binary opposition, 'ours - alien', which is realized in the context of the novel by contrasting the idealistic and materialistic. The results of our study show that the main criteria for the archetypal image of Pavel Petrovich are: 1) secrecy, expressed in skeptical attitude to other heroes, indicating unconscious superiority; 2) hands closed with gloves as evidence of detachment from society; 3) the contrast of appearance; 4) priority to the culture of previous generations; 5) radicalism in relation to the modern interpretation of reality. The phenomenological and structural methods are the main methods in this article. The novelty of the study is that the image of Pavel Petrovich has never been analyzed in the context of the theory of Jung's archetypes. The aim of the work was to deepen the understanding of the image of Pavel Petrovich as a special hero, embodying the “not accepted innovation” of the previous generation (in the context of the generation of fathers). If Bazarov, the ideological opponent of Pavel Petrovich, belongs to the category of materialistic pragmatists, then Pavel Petrovich is an exceptional idealist in his characteristics. His aesthetics is the aesthetics of a wise man, who prefers the culture of previous generations, but denies here and now. This kind of parallel allows us to talk about the image of Pavel Petrovich as the realization of the archetype of the father. However, this archetype is not fully realized due to the image of gloves. The gloves hide his hands, and at the same time, they create a barrier for communication with Bazarov. So, he is ideologically contrasted with other heroes and, therefore, isolated from other inhabitants of Marino. Drawing mythological parallels, it was possible to find the dualism of Pavel Petrovich - the hero is an idealist by nature, but an idealist without a future, because a demonstration of his innocence in the life of the people around him deprives the hero the right to be part of the society, it becomes clear thanks to his lonely past in St. Petersburg. Separation as the main criterion for assessing Pavel Petrovich and aristocracy, which can be traced nearly in everything, makes it possible to characterize the hero as the realization of the archetype of the father. This article may be of interest to everyone who is interested in the theory of Jung's archetypes, as well as to fans of I. S. Turgenev's oeuvre. Keywords: archetype, “great father”, opposition, aristocracy, nihilism, conservatism, predominance

Введение

образ кирсанова теория архетипов юнга

Тема лишнего человека в русской литературе XIX века является одной из основных. Основываясь на дуализме двух мировоззренческих крайностей, писатели стремились создать тип человека, мировосприятие которого отражало бы всю эпоху. Герой, как правило, наделённый особым пониманием действительности, сталкивается со своей противоположностью и, не находя единого компромиссного решения, полностью раскрывается. Таковыми можно назвать оппозиции в творчестве И. А. Гончарова: «деятельное» - «духовное» (Штольц - Обломов), «традиционное» - «либеральное» (Агафья Пшеницына - Ольга Ильинская) и т. д. Одним из наиболее ярких примеров является противопоставление аристократии и нигилизма, показанное И. С. Тургеневым через конфликт Павла Петровича Кирсанова и Евгения Базарова. Однако проблема взаимопонимания в романе гораздо шире. За идеологическим конфликтом прослеживается противопоставление на уровне архетипов. Базаров - нигилист, являющийся воплощением трикстера. Но кто же такой Павел Петрович Кирсанов?

Методология и методы исследования. Специфика реализации архетипа, свойственного герою, является предметом анализа в данной статье, библиографической основой которой стали труды К.Г. Юнга, Е. М. Мелетинского, Дж. Кэмпбелла и др.

Результаты исследования и их обсуждение

Павел Петрович Базаров изначально представлен как герой, оказавшийся чуждым окружающему его обществу: «На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов» Тургенев И. С. Отцы и дети. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 3. - М.: Худож. лит., 1976. - С. 162.. Хронотоп Марьино, представляющий собой закрытый социум провинциального миропорядка, контрастирует с внешним обликом героя. Аристократизм Павла Петровича, возведённый в абсолют, делает его «лишним» не только обстановке, но и по отношению к прочим героям - своему брату Николаю Петровичу, ставшему помещиком, крестьянской девушке Фенечке, жене Николая Петровича, и Базарову - идейному нигилисту. Эта обособленность героя как важнейший аспект его характеристики позволяет интерпретировать данный образ как особый. Заявленный в начале романа конфликт «отцы - дети» реализуется через противопоставление «аристократия - нигилизм», но уже в архетипическом контексте. Ю. В. Манн заметил, что роман «Отцы и дети» содержит в себе «большую философскую проблему, и конфликт Базарова с окружающим исполнен высшего значения» [6, с. 67]. И это не просто конфликт интересов - это конфликт убеждений.

Особенность Павла Петровича позволяет анализировать героя как воплощение определённого архетипа. Исходя из контекста, герой - типичное воплощение архетипа отца. На эту особенность героя указывала Е. Ю. Полтавец, замечая: «Универсальный характер противостояния старого и нового дополняется здесь вопросом о том, кто же предписал этот закон противостояния, другими словами, вопросом о том, каковы взаимоотношения тварного мира и Творца, т. е. всеобщего Отца. При этом для мифологического сознания “отцами” будут боги, как, например, Зевс - отец многочисленных героев...» [8, с. 60]. В мифологии архетип отца представлен довольно вариативно: с одной стороны, это и Имир у скандинавов, ставший творцом бытия; с другой - это и Кронос у греков, пожиравший своих детей. Противоположные по сюжетно-тематическим парадигмам, оба остаются богами-создателями. Развивая архетипический подтекст мифологических сюжетов, Е. М. Мелетинский, говоря об образе отца, писал: «Мифы северных и юго-восточных племён Австралии знают наряду с тотемными предками более обобщённые образы “надтотемных” мифических героев, принадлежащих сразу ко многим тотемам (например, каждой части его тела соответствует свой тотем). На юго-востоке это патриархальный образ всеобщего “отца”, живущего на небе, патрона инициации и культурного героя: Нурундере, Коин, Бирал, Нурелли, Бунджиль, Байаме, Дарамулун» [7, с. 161]. При этом каждый из героев сохраняет за собой определённый тотемный символический код, трансформирующийся в его уникальную характеристику:

«Бунджиль означает “клинохвостый орёл”, а “клинохвостый орёл” является обозначением одной из фратрий племени кулин» [Там же]. Тургенев в сцене знакомства Павла Петровича и Базарова обозначает образ руки как один из ключевых: «Николай Петрович быстро обернулся и <...> крепко стиснул его обнажённую красную руку, которую тот не сразу ему подал»¹, - про Базарова; «Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, - руку, казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавичника» Тургенев И. С. Отцы и дети. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 3. - М.: Худож. лит., 1976. - С. 154. Там же. - С. 162., - про Павла Петровича. Рука «рассматривалась в качестве символа бога-отца: поднятая правая рука как знак могущества и командования, простёртая правая рука с вытянутыми вперёд пальцами - знак божественного присутствия, символ всевидящего Бога, Бога-покровителя, его защиты и безграничной доброты» Жюльен Н. Словарь символов. - Челябинск: Урал Л. Т. Д., 1999. - С. 339.; «Правая рука соответствует активному началу, будущему, она регистрирует приобретённые знания, опыт, изменения, обусловленные волей и поступками индивида» Там же. - С. 343.. Именно символ руки Павла Петровича, дополненный характеристикой почтенного образа героя, указывает на его принадлежность к архетипу отца. Однако рука его не обнажена, но спрятана в белую перчатку. «Синтез всех цветов, белый является символом света, и поэтому древние считали его божественным»; «В негативном аспекте белый ассоциируется с Луной (белый цвет луны сродни мертвенной бледности покойника и савану» Там же. - С. 452-453.. Эта характеристика отсылает к амбивалентности образа Павла Петровича: выступая как воплощение божественного начала, он одновременно лишь частично его реализует. Через белую перчатку просматривается бинарная оппозиция «своё - чужое»: герой способен полностью воплотить заявленный в нём архетип, однако ему претит его закрытость или, если принимать во внимание художественную реальность романа, категоричность формулировок, возведён

ная в абсолют. Как в индийской мифологии Вишну обречён во снах странствовать по миру в различных обличиях [5], так и Павел Петрович вынужден скрывать свою сущность под материальной оболочкой. На способность «великого отца» к инициации указывал С. А. Токарев [9]. «Великий отец» не только способен на инициацию: он порой предстаёт в образе чудовища и превращает мальчиков во взрослых мужчин.

Трансформация как одна из отличительных особенностей архетипа отца также наглядно представлена в образе Павла Петровича. В романе местом трансформации выступает усадьба Марьино, именно там развивается главный конфликт произведения - идейный спор между Павлом Петровичем и Базаровым. Данная оппозиция восходит к архетипической модели противопоставления Аполлона и Дионисия. «Истинное понимание может иметь место только на сходном основании, - пишет

К.Г. Юнг, - вот почему истолкование, согласно которому борьба между Аполлоном и Дионисом есть вопрос о противоположных эстетических влечениях, переносит свою проблему, без всяких исторических и содержательных оснований, в эстетическую сферу, вследствие чего она подвергается лишь частичному рассмотрению, которое никогда не сможет верно постигнуть её содержание» [11, с. 217-218]. Оппозиция «Павел Петрович - Базаров» есть воплощение оппозиции «Аполлон - Дионис» на ассоциативном уровне: искусство и почитание традиций противостоит наслаждению жизнью и прагматическому материализму.

Идеологический дуализм у Тургенева применительно к современному его обществу точно подметил И. Берлин: «По его книгам можно сверять интеллектуальный и политический климат того времени» [2, с. 130]. Возможно, основой данной модели выступил извечный спор идеалистического и материалистического начал, конфликт, по ироническому наблюдению И. Клигер, способный иметь даже политический подтекст: «Если политика вообще читается в этих текстах, это всего лишь симптом - симптом, в решающей степени - её собственного отсутствия» [14, с. 29]. Похожую позицию занимает Р. Рейд, утверждая: «Если он является важной фигурой в российской политической истории, доказательства должны быть найдены в его вымысле» [16, с. 9]. Конфликт Павла Петровича и Базарова мог иметь иное течение, если бы оба персонажа находились в равных условиях. Но Базаров нигилист. В частности, К. Л. Карр упоминает знаменитое определение тургеневского нигилиста: «Нигилист - это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружён этот принцип» [13, с. 15]. Павел Петрович никогда не признает того, кто перечит его мировоззренческой парадигме. Однако Базаров в большей степени близок архетипу трикстера, в то время как Павел Петрович воплощает божественное начало. К тому же местом конфликта является Марьино - обитель братьев Кирсановых, отчего и спор затевает именно Павел Петрович.

Аристократия-нигилизм как главный конфликт романа выражен у Тургенева во всём: начиная с внешности героев и заканчивая их поведением. На эту тургеневскую особенность указывала Е. М. Дзюба: «Как можно заметить, в спорах героев формируются оппозиции, знаковые не только для выявления личной позиции, но и для определения вектора дальнейшего развития России: свой - чужой, варварский - цивилизованный, патриархальный - прогрессивный. При этом их составляющие не обладают абсолютным ценностным содержанием даже для выразителей той или иной точки зрения» [4, с. 192]. По мнению К. Г. Юнга, «символы совпадают с психологическими факторами, которые имеют значение просто чего-то собранного воедино, но их реальная природа остаётся незамеченной» [11, с. 303]. Эстетика Павла Петровича - аристократия, поклонение которой носит особый, категоричный подтекст, в достаточной степени напоминающий тотемное поклонение. Иные точки зрения рассматриваются как неправильные. И если Николай Петрович более конформист, то Базаров - антагонист по идее.

По наблюдению исследовательницы К. Амброуз, «Тургенев запечатлел исторический момент в социальной динамике, когда численно возрастающая интеллигенция теряла дворянский характер, «поднимался новый класс разночинцев, которые пытались бросить вызов либеральной интеллигенции» [12, с. 140]. Даже дуэль Кирсанова и Базарова есть ни что иное, как завершение идеологического спора, хотя детали произошедшего остаются недостаточно освещёнными. И. А. Беляева пишет: «Уже тот факт, что Павлу Петровичу приходит в голову мысль вызвать на дуэль Базарова, свидетельствует о желании представителей отцов начать оценивать свои с детьми взаимоотношения в одной системе координат. И тут даже не очень важно, дворянин Базаров или нет, хотя он именно дворянин, значит, ничто не мешало Кирсанову-стар- шему требовать поединка» [1, с. 10].

Павел Петрович оказывает огромное влияние на всех героев, пытаясь в равной степени сместить их мировоззренческие акцентуации в им принятую сферу. Однако ему это удаётся лишь частично. Наделённый высшей силой, но не способный её полноценно реализовать, Павел Петрович становится воплощением культурного героя- демиурга, созидающего, но не творящего. Из-за этого возникает контекстуальный дуализм: герой одновременно сочетает в себе светлое начало мыслителя и тёмное - разрушителя. И. Л. Галинская пишет: «Тьма - область, совершенно отдалённая от Света, и, следовательно, из тьмы свет сотвориться не может, как Бог не может возникнуть из князя Тьмы...» [3, с. 103]. Как и белый цвет, сохраняющий черты обновления и смерти в символическом аспекте, так и Павел Петрович есть архетип божества-демиурга, наделённый властью и скованный одновременно.

В образе Павла Петровича Тургенев показал одну из специфических сторон русской интеллигенции своего времени. Общество развивалось прогрессивно, появлялось новое видение мира. Среди этих новых веяний Павел Петрович будто бы потерялся. Он не остался в Петербурге, хотя все ему предрекали великолепную военную карьеру. Он не нашёл никого, кто хотя бы частично мог разделять его точку зрения, предпочитая в диалогах сарказм, иногда становящийся язвительным и порой провокационным. Выбор Марьино не случаен: именно там, вдали от большого света, герой оказался непреклонен в своём видении жизни, где молчаливый и коммуникабельный Николай Петрович соглашался с ним, избегая конфликтов. Павел Петрович будто бы спрятался от общества, аристократической частью которого сам себя считал. В этом, как бы это парадоксально ни звучало, герой максимально сближен с Базаровым: и тот и другой искали себе идейных соратников, но в конечном счёте нашли друг друга уже за пределами Петербурга. И если Базаров был непреклонен в своём отрицании всего, то Павел Петрович оставался верен своим убеждениям, носящим изначально консервативный, но впоследствии радикально-консервативный характер.

Базаров становится продолжением Павла Петровича: не найдя своего места в мире среди искусственных нигилистов Кук- шиной и Ситникова, он, отрицающий любовь, неожиданно влюбляется. Но таковой была молодость и Павла Петровича. Именно любовь к некоей госпоже Р*** преломила его жизненные стимулы и вывела за пределы ранее родного ему круга общества. В итоге получилась какая-то вариация на тему германского нигилизма «Германский нигилизм стремится к разрушению современной цивилизации постольку, поскольку последняя имеет некое моральное значение» [10, с. 190], - замечает Л. Штраус. Этот нигилизм, как основное звено романа Тургенева, стал спустя годы визитной карточкой писателя. На это указывает С. Веллер [17, с. 217].

Тургеневед В. Сколомб в своей работе задаётся вопросом о том, каким же образом представители русской интеллигенции смогли допустить такой масштабный спор - спор, который стал лицом нескольких поколений [15]. Дело в том, что нигилизм Базарова - это новый нигилизм, в то время как его идейная основа уже давно была бессознательно выдвинута в абсолют Павлом Петровичем. Как воплощение архетипа отца, Павел Петрович просто не мог смириться с тем, что его догмы пытается покоробить представитель другой возрастной формации. И, испугавшись либерализации, герой ополчился, фактически, на себя молодого. Конфликт «отцы - дети» - это конфликт

Павла Петровича, конфликт со своим внутренним «я», конфликт непреклонного архетипа отца с Базаровым, человеком, чьё будущее могло быть слишком похожим на его собственное.

Заключение

Подводя итог сказанному, необходимо отметить: архетип божества, воплощённый в образе Павла Петровича, реализуется за счёт ряда отличительных особенностей. С одной стороны, Павел Петрович обладает всеми качествами, позволяющими ему расположить других героев к себе, тем самым, повлиять на их мировоззрение, подчинив своей воле. С другой, его положительные черты скрыты категоричностью суждений, вызванных устоявшимися принципами. Таковыми являются любовь к искусству предшествующих поколений и восхищение аристократией как тотемные. Сопутствующими образами, указывающими на данные особенности героя, являются символы перчаток и белого цвета. О божественном начале, скрытом в герое, свидетельствует и оппозиция «Аполлон - Дионис», реализованная в контексте противопоставления «идеалистическое - материалистическое», представленного в художественной реальности романа как «аристократия - нигилизм». Следовательно, Павел Петрович - реализация архетипа отца, состоявшегося идеологически, но оказавшегося запертым в клетке своих категорических мировоззренческих ценностей.

Список литературы

1. Беляева И. А. «Отцы и дети» И. С. Тургенева: роман о вечном примирении // Филологический класс. 2017. № 3. С. 7-14.

2. Берлин И. История свободы. Россия. М.: НЛО, 2001. 544 с.

3. Галинская И. Л. Загадки известных книг М.: Наука, 1986. 128 с.

4. Дзюба Е. М. Образы немецкой культуры в аспекте выявления эмблематического сюжета романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2018. № 5. С. 191-196.

5. Кэмпбелл Дж. Мифический образ. М.: АСТ, 2002. 683 с.

6. Манн Ю. В. Тургенев и другие. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2008. 630 с.

7. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Акад. проект: Мир, 2012. 331 с.

8. Полтавец Е. Ю. «Отец» и «дети» в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»: к вопросу о смысле названия // Тургеневские чтения. М.: Русский путь, 2009. Вып. 4. С. 56-78.

9. Токарев С. А. Ранние формы религии. М.: Политиздат, 1990. 622 с.

10. Штраус Л. Германский нигилизм // Политико-философский ежегодник. М.: ИФРАН, 2013. Вып. 6. С. 182-205.

11. Юнг К. Г Алхимия снов. М.: Медков С. Б., 2011. 312 с.

12. Ambrose K. Turgenev's Representation of the 'New People' // Art, Ideology and Legacy. (Studies in Slavic Literature and Poetics) / ed. by Andrew, Joe; Reid, Robert. Amsterdam; New York: Rodopi, 2010. Vol. 56. Pp. 139-156.

13. Carr K. L. The Banalization of Nihilism: Twentieth-Century Responses to Meaninglessness. Albany: State University of New York Press, 1992. 208 p.

14. Kliger I. Scenarios of Power in Turgenev's First Love: Russian Realism and the Allegory of the State // The Center for Slavic, Eurasian, and East European Studies Comparative Literature. 2018. Vol. 70, Is. 1. Pp. 25-45.

15.

16. Slocombe W. Nihilism and the Sublime Postmodern. The (Hi)Story of a Difficult Relationship Romanticism to Postmodernism. London; New York: Routledge, 2005. 210 p.

17. Reid R. Introduction: Turgenev: Art, Ideology and Legacy // Turgenev: Art, Ideology and Legacy (Studies in Slavic Literature and Poetics). Ed. by Andrew, Joe; Reid, Robert. Amsterdam; New York: Rodopi, 2010. Vol. 56. Pp. 1-22.

18. Weller S. Literature, Philosophy, Nihilism. The Uncanniest of Guests. Hampshire: Palgrave Macmillan, 2008. 234 p.

References

1. Belyaeva, I. A. “Fathers and Sons” by I. Turgenev: a novel about eternal reconciliation. Philological class, no. 3, pp. 7-14, 2017. (In Rus.)

2. Berlin, I. History of freedom. Russia. M: UFO, 2001. (In Rus.)

3. Galinskaya, I. L. Riddles of famous books. M: Nauka, 1986. (In Rus.)

4. Dzyuba, E. M. Images of German culture in the aspect of revealing the emblematic plot of I. Turgenev's novel “Fathers and Sons”. Bulletin of N. I. Lobachevsky Nizhny Novgorod University, pp. 191-196, no. 5, 2018. (In Rus.)

5. Campbell, J. Mythical image. M: Publishing house AST, 2002. (In Rus.)

6. Mann, Yu. V. Turgenev and others. M: Russian State University for the Humanities, 2008. (In Rus.)

7. Meletinsky, E. M. Poetics of myth. M: Academic project; World, 2012. (In Rus.)

8. Poltavets, E. Yu. “Father” and “children” in the novel by I. S. Turgenev “Fathers and Sons”: to the question of the meaning of the name. Turgenev Readings. Vol. 4. M.: Russian way, 2009: 56-78. (In Rus.)

9. Tokarev, S. A. Early forms of religion. M: Politizdat, 1990. (In Rus.)

10. Strauss, L. German nihilism. Political and Philosophical Yearbook. Vol. 6. M: IFRAN, 2013: 182-205. (In Rus.)

11. Jung, C. G. Alchemy of dreams. M: Medkov S. B., 2011. (In Rus.)

12. Ambrose, K. Turgenev's Representation of the 'New People'. In: Art, Ideology and Legacy. (Studies in Slavic Literature and Poetics). Ed. by Andrew, Joe; Reid, Robert. Vol. 56. Amsterdam & New York: Rodopi, 2010: 139-156. (In Engl.)

13. Carr, K. L. The Banalization of Nihilism: Twentieth-Century Responses to Meaninglessness. Albany: State University of New York Press, 1992. (In Engl.)

14. Kliger, I. Scenarios of Power in Turgenev's First Love: Russian Realism and the Allegory of the State. The Center for Slavic, Eurasian, and East European Studies Comparative Literature, pp. 25-45, vol. 70, issue 1, 2018. (In Engl.)

15. Slocombe, W. Nihilism and the Sublime Postmodern. The (Hi) Story of a Difficult Relationship from Romanticism to Postmodernism. London and New York: Routledge, 2005. (In Engl.)

16. Reid, R. Introduction: Turgenev: Art, Ideology and Legacy. In: Turgenev: Art, Ideology and Legacy (Studies in Slavic Literature and Poetics). Ed. by Andrew, Joe; Reid, Robert. Vol. 56. Amsterdam & New York: Rodopi, 2010: 1-22. (In Engl.)

17. Weller, S. Literature, Philosophy, Nihilism. The Uncanniest of Guests. Hampshire: Palgrave Macmillan, 2008. (In Engl.)

Размещено на Allbest.ru