Поэзия бесконвоя. Шукшин и традиция анархической литературы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Поэзия бесконвоя. Шукшин и традиция анархической литературы

Аннотация

Представлен культурно-исторический контекст, в котором развивалась особая традиция „анархической” художественной литературы (мы отличаем ее от теоретико- публицистической „анархистской” литературы); в данный контекст вписывается роман Василия Шукшина „Я пришел дать вам волю” и некоторые его рассказы. Обрисовывая роль анархизма как одного из важных факторов политического и культурного брожения на рубеже Х1Х и ХХ веков, подчеркивается, насколько сильно с анархистским восприятием мира и общества связан авангард, как на Западе, так и в России. Среди специфических черт российского контекста выделяется развитие культовой репрезентации Разина как воплощения духа революционной анархии. От поэзии и прозы Хлебникова, Василия Каменского, Александра Ширяевца (1910 - начало 1920 годов) до романов Алексея Чапыгина (1927), Степана Злобина (1951), Василия Шукшина (1971) протягивается линия, наличие которой в советских, а особенно сталинских условиях, представляет само собой интересную проблему для историка русской литературы. В заключительной части статьи дается беглый анализ романа и нескольких коротких текстов Шукшинас представленной выше точки зрения. Как оказывается, наряду с фигурой Разина, шукшинское творчество с „анархической литературой” сближают и герои-„чудики”, защищающие свою личную свободу, и такие темы, как борьба против времени (тема Хлебникова, Платонова и др.). анархический шукшин роман политический

Ключевые слова: Василий Шукшин, анархическая литература, поэтика анархизма, Степан Разин и анархизм, Степан Разин и литература, русский роман, советская литература.

ПОЕЗІЯ БЕЗКОНВОЮ. ШУКШИН І ТРАДИЦІЯ АНАРХІЧНОЇ ЛІТЕРАТУРИ

Лозанськийуніверситет Анотація. Наведено культурно-історичний контекст, в якомурозвиваласяособливатрадиція „анархічної” художньоїлітератури (ми відрізняємоїївід теоретико-публіцистичної „анархістської” літератури); в даний контекст вписується роман Василя Шукшина „Я прийшовдати вам волю” і деякійогооповідання. Описуючи роль анархізму як одного з важливихфакторівполітичного та культурного бродіння на рубежі ХІХ і ХХ століть, підкреслюється, наскільки сильно з анархістськимсприйняттямсвіту і суспільствапов'язаний авангард, як на Заході, так і вРосії. Середспецифічних рис російського контексту виділяєтьсярозвитоккультовоїрепрезентаціїРазіна як втілення духу революційноїанархії. Відпоезії і прозиХлєбнікова, Василя Каменського, ОлександраШиряєвца (1910 - початок 1920 років) до романівОлексіяЧапигіна (1927), Степана Злобіна (1951), Василя Шукшина (1971) простягаєтьсялінія, наявністьякої в радянських, а особливо сталінськихумовах, сама собою постаєцікавою проблемою для історикаросійськоїлітератури. У заключнійчастиністаттідаєтьсяпобіжнийаналіз роману і кількох коротких текстів Шукшина з представленоївище точки зору. Як виявляється, порядізфігуроюРазіна, шукшинськутворчість з „анархічноюлітературою” зближують і герої-„чудики”, якізахищають свою особисту свободу, і такі теми, як боротьбапроти часу (тема Хлєбнікова, Платонова та ін.).

Ключові слова: Василь Шукшин, анархічналітература, поетикаанархізму, Степан Разін і анархізм, Степан Разін і література, російський роман, радянськалітература.

POETICS OF BEING FREE. SHUKSHIN AND THE TRADITION OF “ANARCHIC” LITERATURE

UniversityofLausanne

Abstract. Thepaperdescribestheculturalandhistoricalcontextbetween 19th and 20th centurieswhichwitnesses a riseof a particular “anarchic” tradition (wetaketheprecautiontodistinguishsuch a creativestancefromthetheoreticaland/orpolemical "anarchist" production). OurintentionistoinscribeintothiscontextVassilyShukshin'snovel “I cametosetyoufree” andsomeofhisshortprose. Showingtheimportanceoftheanarchistmovementforthepoliticalandculturalturmoilofthisera, westressthestrongconnectionthatinWesterncountriesaswellasinRussialinkedtheanarchistperceptionofworldand/orsocietytothatoftheavant-garde. TheRussiansituationowesitsspecificnature, amongotherfactors, totherepresentationofStepanRazinwhoepitomizesthespiritofrevolutionaryanarchyforthemodernistartistsandwriters. ThepoetryandproseodVelimirKhlebnikov, VassilyKamensky, AlexanderShiryaevetsinthe 1910s-1920s, thenovelsofAlexeyChapygin (1927), StepanZlobin (1951), VassilyShukshin (1971) constitute a filiation, thepresencewhereofthroughouttheSovietperiodisinitself a problemtotacklefor a literaryhistorian. Inthelastpartofthepaperwepresent a briefanalysisoftheShukshintexts; weconcludethatnotonlytheRazin'sfigurebringshisproseclosetothe “anarchic” tradition; thesamecouldbesaidofhisfavoritecharacters, “chudiki”, extravagantsearchersoffreedom, aswellasofsuchthemesasfightingagainstthetime (a frequentsubjectinthe “anarchic” literatureofKhlebnikov, Platonovetc.).

Keywords: VassilyShulshin, anarchisminliterature, poeticsofanarchism, StepanRazinandanarchism, StepanRazinandliterature, Russiannovel, Sovietliterature.

Разговор здесь пойдет не столько о Шукшине, сколько об историческом контексте, который позволяет, как кажется, по- новому повернуть не очень новый разговор о воле и разинских мотивах в шукшинском творчестве.

Просмотренные нами критические работы минуют интересующую нас тематику. Воспользуемся случаем, чтобы поблагодарить авторов и издателей академического словаря- справочника, посвященного творчеству писателя (Творчество В. М. Шукшина 1997). Эта работа представляется нам образцовой. Мы во многом от нее отталкиваемся. И выбор темы статьи был обусловлен именно тем, что в ней не обнаружилось прямых ссылок ни на эту тему, ни на авторов, которые для нее характерны. Нет в словаре статей „анархия” и „утопия”. Между тем, бунтарская, разинская, „свободническая” тема тесно сопряжена с этими понятиями.

Мы условно говорим о литературе „анархической”, чтобы отличить ее от того, что принято называть литературой анархистской, то есть от научных, экономических, политических, агитационных статей, брошюр, трудов, написанных представителями анархистского движения. К слову сказать, определением „анархический” часто пользовались сами анархисты. Речь пойдет о литературе художественной. Забегая вперед, назовем двоих писателей, которых, на наш взгляд, необходимо включить в „свободническую” перспективу. Первый - Хлебников, ставивший Разина наравне с Лобачевским в ряд открывателей новых миров.

Второй - Платонов, автор не только „Чевенгура”, но и рассказа „Иван Жох”, где на материале казачье-мужицкого, почти разинского восстания в эпоху Екатерины дана вся трагически неразрешимая антиномия бунта, революции и утопии.

Без промедления излагаем наши посылки и предложения.

На протяжении нескольких десятков лет в культуре русского модернизма деятельным, но впоследствии почти полностью замолчанным фактором был фактор анархический. Его значение обуславливалось огромной исторической ролью анархизма в подготовке условий для революций ХХ века и, в первую очередь, для русских революций 1905 и 1917 годов.

В литературе, пластических искусствах, музыке, философии оформились явления, более или менее непосредственно зависящие от воздействия анархистских учений и утопий. Эта „анархическая слагающая” модернизма оказалась во многих отношениях очень плодотворной. Имеет смысл говорить о появлении „анархической” традиции в русской и советской литературе.

Литературный соцреализм долго сохранял остатки этой традиции, прежде всего в историко-революционных жанрах и преимущественно, хотя и не исключительно, в виде резерва отрицательно отмеченных персонажей и символических пространств. Обращаясь к теме Разина и превратив размышления о свободе и о бунте во имя свободы в один из структурообразующих механизмов всего своего творчества, Шукшин вошел в эту традицию, оживил ее и сделал шаг - неважно, сознательно ли, - к ее переоценке.

„Анархическая слагающая модернизма” изучена очень мало (см. (Геллер 1998Ь; Геллер 2006)). Связи ее с предыдущим литературным периодом известны плохо. Существуют отдельные работы об отдельных явлениях, группах и авторах, но в широком масштабе вопрос, насколько нам известно, не ставился. Наметим его контуры самыми упрощенными штрихами, используя наши предыдущие статьи на эту тему: каждый такой повтор позволяет добавить новые детали и помогает выстраивать общую концепцию.

Анархизм оставил глубокий след на всей истории революционного радикализма. Идеи Фурье, Прудона, Штирнера, Ницше прекрасно привились на русской почве. Необычайно весомым оказался русский вклад в анархистскую традицию. Влияние Бакунина, Кропоткина, Льва Мечникова, Льва Толстого было огромным. Явно анархистский уклон чувствуется и у Герцена, и у главных нигилистов 1860-х годов, начиная с Чернышевского и Писарева, и кончая Варфоломеем Зайцевым и Николаем Соколовым, авторами нашумевшей книги „Отщепенцы” (1866). Анархизм долгое время считался, как на Западе, так и в России, самым опасным врагом существующего строя. Знаменательно, что первой настоящей антиутопией русского ХХ века стала книга А. Морского под названием „Анархисты будущего” (1907), написанная в состоянии шока после революции 1905 года и анархистских терактов в Вильне, Белостоке, Киеве (где действовали анархисты-„безмотивники”).

Опасения имели под собой реальную основу. Уже убийство Александра II было воспринято современниками как триумф анархистов. Русский нигилизм наблюдатели отождествили с анархизмом, особенно после успеха на Западе книги Степняка- Кравчинского („Подпольная Россия”, 1893). Западные писатели стали одевать русских в анархистские одежды: Оскар Уайльд („Вера, или Нигилисты”, 1883), Альфонс Доде („Тартарен в Альпах”, 1885), Гилберт К. Честертон („Человек, который был Четвергом”, 1908), Джозеф Конрад („Глазами Запада”, 1911).

Но на Западе были свои нигилисты и анархисты. Запад потрясли следовавшие одно за другим покушения: анархист Казерио убил президента Франции Карно (1894), анархист Луккени Елизавету Австрийскую (1898), анархист Бреши - короля Италии Умберто I (1900), анархист Чолгош - президента США МакКинли (1910). Запад был знаком с бомбами Равашоля, Вайяна, Эмиля Анри, он читал в газетах о подвигах банды Бонно и МариусаЖакоба, с которого Морис Леблан списал своего получившего мировую славу джентльмена-грабителя Арсена Люпена.

Вот облик нигилиста, набросанный в „Подпольной России”:

Гордый, как Сатана, возмутившийся против своего Бога <...> это представитель гордой, непреклонной личной воли. Он борется не только за угнетенный народ, не только за общество, задыхающееся в атмосфере рабства, но и за себя самого <...> Он поклялся быть свободным и будет свободен во что бы то ни стало.

Ни перед каким кумиром не преклонит он колена <...> И если народ, в своем заблуждении, скажет ему: „будь рабом!” он с негодованием воскликнет, „никогда!” и пойдет своей дорогой (Степняк 1893: с. 25-26).

Это, конечно, и горьковский буревестник, вскормленный варевом из Ницше и Штирнера. Для нас это описание интересно потому, что оно очень подходит к шукшинскомуРазину.

Романтический ореол террористов-борцов за свободу привлекал тех, кто боролся за новое в искусстве, разрушая старые догмы. Кумирами стали Ибсен и Ницше. Анархизмом увлеклись символисты и декаденты. Вот отнюдь не полный список сотрудников французских анархистских журналов: Анри де Ренье, Стефан Малларме, Поль Валери, Эмиль Верхарн, Феликс Фенеон, Сен-ПольРу, Тристан Бернар, Октав Мирбо - цвет литературы того времени. Реми де Гурмон, один из лидеров французского символизма, заявлял прямо: „Символизм буквально переводится словом свобода, а для неистовых - словом анархия” Rйmy de Gourmont, «Le Symbolisme», in: La Revue Blanche, n°9, juin 1892; цит. по: (Maricourt 1990: с. 82)..

В Англии к анархизму склонялся законодатель стиля «модерн», автор знаменитой утопии „Вести ниоткуда” (1890) Уильям Моррис. В Италии - Маринетти и его друзья-футуристы (до того, как они перекинулись к фашистам). В Германии - ранние экспрессионисты драматург Стриндберг, художник Мунх, архитектор Шеербарт, - члены кружка, душой которого был „король берлинской богемы” и лидер „Молодой Польши”, Станислав Пшибышевский. Именно Пшибышевский восславил вечный прототип всех „отщепенцев”, отверженных, преступающих законы, сомневающихся: „Сатана был первый философ и первый анархист” (Przybyszewski1897: с. 48) Замечу, что „сатанизм” Пшибышевского и его гностический мистицизм идут от бодлеровской традиции, которую он помогал прививать в России.. От Пшибышевского идет если не течение мистического анархизма, то принцип объединения понятий мистики и анархизма. Г. Чулков и Вяч. Иванов обратились к источникам, питавшим Пшибышевского: к Ницше и Достоевскому, который получил титул „провозвестника мистического анархизма”. Спор вокруг этих идей явился одним из главных эпизодов в истории русского символизма (см. (Rosenthal 1977a; Rosenthal 1977b; Лавров 1995) и др.).

Все это имеет отношение к теме. Разин у Шукшина соответствует народному образу святого воина и противоречит ему, совершая бессмысленно жестокие поступки. Эти эпизоды обычно толкуются как знак сложности характера; психологические объяснения такого воплощения легендарного образа вполне законны. Однако можно их дополнить. Если взглянуть с точки зрения Степняка и Пшибышевского, противоречие снимается. В таком свете органически вливаются в модель ницшеанского богоборца-анархиста и „достоевщина” Разина и его „сатанизм” - „его прямо бес в спину толкал”, говорит повествователь, а сам Разин жалуется: „Одолел меня дьявол <...>. Одолел, гад: рукой моей водит” (Шукшин 1984: с. 77, 326).

Вернемся к нашему историческому контексту.

„Мистический анархизм” - отнюдь не единственный всплеск анархии в литературе. Фигура богоборца-анархиста очень распространена, она кочует от раннего Горького до Леонида Андреева, Замятина и многих других. Сологуб изложил в „Творимой легенде” и некоторых рассказах свою собственную, очень штирнеровскую по духу анархистскую утопию. Прямая связь с Европой и ее течениями и собственная традиция создали в России атмосферу жгучего и постоянного интереса к анархизму, основу той „анархической слагающей”, о которой идет речь.

Анархизм окрасил декларации футуристов. Друг Северянина Игнатьев объявил, что „эго-футуризм” есть не что иное, как „эговый анархизм” (Игнатьев 1967: с. 30, 59). Нам особенно интересен Хлебников, проделавший разинский маршрут в Астрахань и Персию и говоривший о себе: „Я Разин со знаменем Лобачевского”, автор поэм „Разин” и „Уструг Разина” (1920-1922). Уже в 1914 г. в письме Василию Каменскому он восклицал: „Вообще не пора ли нам броситься на уструги Разина? Все готово. Мы образуем Правительство Председателей Земного Шара” (Хлебников 1972:с. 303).

В 1917-м году, составляя вместе с Петниковым „Воззвание Председателей Земного Шара”, Хлебников восклицает однозначно:

Мы говорим, что не признаем господ, именующих себя государствами, правительствами, отечествами и прочими торговыми домами. <...> Мы - особый вид оружия. <...> Тяжелой очередной перчаткой пусть будут эти три слова: Правительство Земного Шара. Чье черное знамя безволода поднято рукой человека и уже подхвачено рукой вселенной. Кто вырвет эти черные солнца? Краски зноя черных солнц? (Хлебников 1972: с. 162-164).

Под несомненным влиянием своего друга Василий Каменский пишет большой роман „Стенька Разин” (1915), который, как кажется, мало учитывается при анализе шукшинского романа. Разин становится культовой фигурой. Не только футуризм, вся эпоха, овеянная „свободническим” духом, исповедует культ Разина, одновременное воплощение и хорошего, и страшного, в прошлом и будущем. О нем поставлен первый игровой русский фильм, „Стенька Разин” Дранкова (1908); Василий Суриков создает монументальное полотно „Степан Разин” (1908), может быть, предостерегая перед грядущим бунтом; о нем пишет стихи новокрестьянский поэт Александр Ширяевец („Стенька Разин” [1915], „Разин и княжна” [1918]). И если не удивляет, что советский исторический жанр воистину рождается в эпопее Чапыгина „Разин Степан” (1925), то изданная в разгар ждановщины книга Степана Злобина „Степан Разин” (1951) кажется чуть ли вызовом, брошенным системе. Именно эту традицию продолжает, заново пересматривая, Шукшин своим романом „Я пришел дать вам волю” (1971).

Еще несколько слов об истории. Когда произошел октябрьский переворот 1917 года, в западной печати появились сообщения о том, что власть в России захватили анархисты. Ту же ошибку совершил и Горький, писавший, что Ленин и вожди в Кремле, „слепые фанатики и бессовестные авантюристы <...>, выразители зоологического анархизма <...> проводят в жизнь нищенские идеи Прудона, но не Маркса, развивают Пугачевщину, а не социализм.

По авторитетному свидетельству Виктора Сержа-Кибальчича, бывшего видного деятеля анархистского движения во Франции, ставшего попутчиком большевистской революции, а потом ее отщепенцем, после революции движение (анархистов) развивалось с невиданным размахом; никакая власть не оказывала ему сопротивления; они бесконтрольно реквизировали квартиры; партия большевиков вела с ними переговоры как с равными; в Москве у них была большая газета, „Анархия”. Орган анархистов - синдикалистов в Петрограде, „Голос труда”, по влиянию иногда соперничал с ленинской „Правдой” (Serge1965: с. 28).

Давид Бурлюк, говоря о сезоне 1917-1918 года и преувеличивая по привычке, рассказывает: „... Новая власть вела борьбу с укрепившимися в 1000 домов (в одной Москве) анархистами.” (Бурлюк 1994: с. 16-17).

Знаменитые в свое время братья Гордины, состоявшие в Москве в совете Дома Анархии, одновременно издавали в Петрограде газету „Буревестник”, а в Москве - газету „Анархия”. Виднейшие представители футуристского и пролеткультовского авангарда - Казимир Малевич, Владимир Татлин, Александр Родченко, Ольга Розанова, Надежда Удальцова, Алексей Гастев, Алексей Ган - в начале 1918 года сотрудничали в газете „Анархия”, вплоть до ее закрытия и до разгрома анархистов.

Малевич прямо провозглашал 30 мая 1918-го:

Мы раскрываем новые страницы искусства в новых зорях анархии <.> Знамя анархии - знамя нашего „я” и дух наш, как ветер М. Горький, „Несвоевременные мысли”, Новаяжизнь, № 194, 6 (19) декабря 1917; см. его кн. (Горький 1971: с. 121).

свободный, заколышет наше творческое в просторах души (Малевич 1995: с. 66).

Авангард был связан с анархистскими публикациями: футуристы - с гординской газетой, имажинисты - с журналом „Жизнь и Творчество Русской Молодежи”, и, наоборот, анархисты (точнее, бывшие анархисты:Родченко, Ган, Гроссман-Рощин) участвовали в таких журналах, как „ЛЕФ”. Нам приходилось об этом писать (напр., (Heller1996)). Ограничимся констатацией наличия таких связей. Не случайно популярное стихотворение Ильи Сельвинского „Наша биография” (1926) рассказывало о поколении, которое было захвачено вихрем революции, откликаясь на ее зов, откуда бы он ни доносился: „Мы шли за Лениным, Керенским, Махно”.

Призраки анархизма будоражат всю советскую литературу. Надев флотскую форму, анархист превратился в моряка из Кронштадта, провозвестника пролетарской революции и борца за нее на всех фронтах. Дмитрий Фурманов, который сам был в начале анархистом, описал в своей дневниковой книге „Путь к большевизму” (1926) диалектику хаоса и космоса, анархизма и большевизма. По его словам, он проделал путь от темного революционного чувства к ясному революционному разуму (Лелевич 1927: с. 8). Путь показан в знаменитом „Чапаеве”, который советская культура канонизировала в романной и кинематографической ипостасях, превратив в свой парадигматический текст.

Анархистской теме отдала дань поэзия, от Есенина в „Стране негодяев” и Багрицкого в „Думе про Опанаса”, до того же Сельвинского в „Улялаевщине”. Для прозы же этого поколения писателей тема превратилась в одну из главных: герои-анархисты, эпизоды с участием анархистов встречаются у Бориса Пильняка, Всеволода Иванова, Исаака Бабеля, Артема Веселого, Бориса Лавренева. Особое место в этом списке займет Андрей Платонов Об анархизме у Платонова см. (Вьюгин 1995; Геллер 1998a)..

Тут не просто тема, эпизоды, персонажи: в советской литературе того времени складывается „анархическая поэтика”.

В культурной парадигме - каковой, несомненно, был модернизм со своим ублюдочным изводом, соцреализмом, - выделяются три взаимосвязанные уровня. Первый это уровень эстетических и мировоззренческих представлений. На втором, институциональном, осуществляются создание, распространение, восприятие культурных объектов, их дифференциация и иерархизация, возникают группировки и течения. Третий уровень - это текстовые или объектные реализации, поэтические/художественные структуры и мотивы, синтезирующие отношения внутри всей парадигмы. Все, что было сказано выше, сводится к тезису о том, что „анархическая слагающая” дает о себе знать на всех уровнях парадигмы модернизма, и на его раннем, и на позднем этапе.

Сквозь все этапы красной нитью проходит разинская тематика, связывая их воедино. Причем она отнюдь не замыкается на фигуре Разина.

По отношению к Шукшину верно об этом сказано в словаре- справочнике:

Р[азин] - средоточие художественного мира Ш[укшина]., так как многие герои несут в себе „разинское начало” - трагическое своеволие бунта, обостренную совестливость, стихийно -творческую устремленность. Это нарушители норм, преступники, бунтари.юродивые, странные, „непутевые люди” (Творчество В. М. Шукшина 1997: с. 105).

Герой романа Шукшина выступает против всякой попытки ограничить его волю, будь то власть казачьей верхушки, „жильца”- посланника Москвы или попа (Шукшин 1984: с. 195). Главные же воплощения власти - бумага и ГОСУДАРСТВО:

Черной тенью во все небо наползала всеобщая беда. Что это за сила такая, могучая, злая, мужики и сами тоже не могли понять <...>

Но не они [бояре] та сила. Та сила, которую мужики не могли осознать и назвать словом, называлась - ГОСУДАРСТВО (Шукшин 1984: с. 158).

После занятия Астрахани Разин с товарищами вершит суд над властями города и празднует будущую утопию:

На площадь перед приказной палатой сносили всякого рода „дела”, списки, выписи, грамоты... Еще один суд - над бумагами.

<.. .> Костер празднично запылал; и мерещилось в этом веселом огне - конец всякому бессовестному житью <...>, и - начало жизни иной, праведной и доброй <...> (Шукшин 1984: с. 289).

Не надо забывать, где и в какое время написан роман Шукшина. Многие его страницы (как и у Степана Злобина) звучат обвинением режиму, который государство и государственную, приказную, судебную бумагу превратил в предмет безусловного поклонения. И чуть ли не провокационно в этом контексте звучат страницы, посвященные тому, что повествователь Шукшина довольно неожиданно определяет как самую важную черту Разина: его независимую мысль:

Совершенная внутренняя свобода Разина, постоянная работа ума, беспокойная натура - силы, которые сшибали его с мыслями трудными, неразрешимыми. То он не понимал, почему царь - царь, то злился и негодовал: как это - люди могут быть подневольными, но при этом - живут, смеются, рожают детей <.> То он вдруг перестал понимать смерть <...> (Шукшин 1984: с. 260).

Сделаем небольшое отступление. Первой литературной утопией в России после революции - сведений о более ранних у меня нет - была увидевшая свет в 1917 году „сказка” „Почему, или Как мужик попал в страну анархии” „Бр. Гордина” (то есть анархистов братьев Аббы и Вольфа Гординых). „Почему” - имя мужика: он задает вопросы о самых простых и важных вещах, обо всем, что видит вокруг себя, как будет делать Почемучка Бориса Житкова и как делают взрослые герои в политико-социальных притчах, начиная со Свифта и Монтескье, а кончая платоновским „усомнившимся Макаром”. Вот отрывок:

- Царь велел тебя судить. - А кто царю велел велеть? - спрашивает Почему. - Царю никто не велит, он никого не слушается.

- А почему ты его слушаешься? - Я не царь, - сказал тот господин. -

А если слушаться не будешь - станешь царем? Все молчат.

Недоумевают. - Молчишь, - сказал с задором Почему, - вот я и знал, -

кто никого не слушается, тот сам себе царь (Гордин 1917: с. 29).

Такая игра составляет основу всего текста.

Шукшинский Разин ищет разгадки давно всем понятных вопросов, и в этом очень похож на мужика Гординых. И не похожи ли „чудики” из рассказов Шукшина на того же мужика Почему, пустившегося на поиски утопической страны Анархии?

Противопоставление народной мысли, смекалки, и бумажной интеллигентности, ума и образования, - эта тема в русской традиции восходит и к фольклору, и к Бакунину, и к Николаю Федорову, который видел в оппозиции ученых и неученых главное общественное зло, и к Вацлаву Махайскому, который считался авторитетом среди анархистов, хотя сам анархистом не был, и который предсказал, что образованная элита будет эксплуатировать пролетариат и после победы большевиков. Анархистский отказ от общепринятой логики и попытка создать правила нового мышления (Гордины строят неаристотелеву логику, где отсутствует правило исключенного третьего) сочетается с этой позицией. В литературе самую острую формулировку эта проблематика нашла под пером Платонова, где „умные” вожди сталкиваются с „дураками”. Усомнившийся Макар отправляется в Москву за настоящими ответами как очередное воплощение Почему Гординых. И нам кажется, что в послесталинское время острее всего ту же тему выразил Шукшин, и прежде всего в знаменитом рассказе „Срезал” (1970).

Очень простыми средствами Шукшин создает парадоксальную ситуацию: сельский „мудрец”, задавая абсурдные вопросы, побеждает в споре умных интеллигентов из города. Можно толковать рассказ по-разному; для нашей темы имеет смысл его читать, и это, наверное, не будет передержкой, как выражение бессознательного бунта - и героя рассказа, и, пожалуй, самого автора - не столько против „общепринятого” знания, сколько против зависимости от него, против нового закабаления людей с его помощью, - точно по Махайскому.

Во многих вещах Шукшина подчеркивается свобода ума героев, их постоянные поиски собственных решений. Таков Разин. Таков Алеша Бесконвойный, герой одноименного рассказа (1973). Кроме всего того, что открыли в нем критики, рассказ говорит не просто о бунте за волю, но прежде всего - о восстании за свободу своей воли, в значении „желания”; это чуть ли не штирнеровская позиция. Мистический подтекст рассказа, разумеется, - концепты чистоты и очищения; но дополнительно, а может быть, и прежде всего, речь идет и о борьбе за овладение временем, за победу над „обычным”, общепринятым временем. Своя воля - это освобождение от власти времени, от ига повседневных циклов, - это тема Хлебникова, Гординых, Платонова, - это анархистская тема.

Остановлюсь на этом. Мы не утверждаем, что Шукшин - идейный анархист, проводящий в своих произведениях анархистскую идеологию. Мы говорим одругом: в поисках своего видения мира писатель находит - сознательно или нет, неважно, с точки зрения историка литературы - и подсоединяется к идейному наследию и к литературной традиции, которые наподобие града Китежа ушли под воду в советское время.

Литература

1. Бурлюк, Д. (1994). Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. Санкт-Петербург : Пушкинский фонд, 384 с.

2. Вьюгин, В. (1995). Платонов и анархизм. (К постановке проблемы). In: „Страна философов” Андрея Платонова: проблемы творчества. Ред. Н. Корниенко. Москва : Наследие, вып. 2, с. 101-113.

3. Геллер, Л. (1998a). Свистун, Вития и Протоген, или песня для всех угнетенных. Анархия в мире Андрея Платонова. In: SpracheundErzдhlhaltungbeiAndrejPlatonov.Hrsg. von R. Hodel, J. P. Locher. Bern :PeterLang, с. 133-148.

4. Геллер, Л. (1998b). Существует ли поэтика безвластия? Об анархической слагающей русского модернизма. In: SchweizerischeBeitrдgezum XII. InternationalenSlavistenkongressinKrakau. Hrsg. J. P. Locher. Bern :PeterLang, с. 197-212.

5. Геллер, Л. (2006). Смутный миф, забытый фактор в культуре ХХ века: анархия. In: Тыняновский сборник. 10-11-12 Тыняновские чтения. Ред. M. Чудакова, E. Тоддес, Ю. Цивьян. Москва : Водолей, с. 437-451.

6. Гордин, Бр. (1917). Почему? или Как мужик попал в страну анархии. Москва :Моск. федерация анархист.групп, 63 с.

7. Горький, М. (1971). Несвоевременные мысли.Paris:EdsdelaSeine, 304 с.

8. Игнатьев, И. (1967). Эго-футуризм. In: Манифесты и программы русскш футуристов. Сост. В. Марков. Mьnchen:WilhelmFinkVerlag, с. 51-70.

9. Лавров, А. (1995). Андрей Белый в 1900-е годы. Москва : НЛО, 335 с.

10. Лелевич, Л. (1927). Извилистая дорога. In: Фурманов, Д. Путь к большевизму. Ленинград : Прибой, с. 7-34.

11. Малевич, К. (1995). Собрание сочинений. В 5 томах. Москва :Гилея, т. 1, 394 с.

12. Степняк, С. (1893). Подпольная Россия (UndergroundRussia).Лондон : Изд-во Фонда Русской Вольной Прессы, 189 с.

13. Творчество В. М. Шукшина. Опыт энциклопедического словаря-справочника (1997). Барнаул : Изд-во Алтайского гос. ун-та, 194 с.

14. Хлебников, В. (1972). Собрание сочинений. В 4 томах. Mьnchen:WilhelmFinkVerlag, т. 3, 539 с.

15. Шукшин, В. (1984). Я пришел дать вам волю. Москва : Советская Россия, 397 с.

16. Heller, L. (1996). VoyageauPaysdel'Anarchie. Unitinйraire: l'utopie. Cahiersdumonderusse, XXXVII, p. 249-275. https://doi.org/10.3406/cmr.1996.2460

17. Maricourt, T. (1990). HistoiredelalittйraturelibertaireenFrance. Paris :AlbinMichel, 491 p.

18. Przybyszewski, S. (1897). AufdenWegenderSeele.Berlin :Kritik-Verl., 61 S.

19. Rosenthal, B. G. (1977a). TheTransmutationoftheSymbolistEthos: MysticalAnarchismandtheRevolutionof 1905. SlavicReview, XXXVI, 4, December, pp. 608-627. https://doi.org/10.2307/2495266

20. Rosenthal, B. G. (1977b). TheatreasChurch: TheVisionoftheMysticalAnarchists. RussianHistory/ Histoirerusse,vol. 4, no.°2, pp. 122-141. https://doi.org/10.1163/187633177X00133

21. Serge, V. (1965 [1930]). L'AnI delarйvolutionrusse.Paris :EditionsdeDelphes, 511 p.

References

1. Burliuk, D. (1994). Fragmentyizvospominaniifuturista. Pis'ma. Stikhotvoreniia[SomeFragmentsofFuturist'sReminiscences.Letters. Verses].SaintPetersburg :Pushkinskiifond, 384 p. (inRussian).

2. Viugin, V. (1995). Platonov i anarkhizm. (K postanovkeproblemy). In: “Stranafilosofov” AndreiaPlatonova: problemytvorchestva [“TheCountryofPhilosophers” byAndreiPlatonov: theIssuesofCreativeActivities]. Moscow :Nasledie, iss. 2, pp. 101-113. (inRussian).

3. Heller, L. (1998). Svistun, Vitiia i Protogen, ilipesniadliavsekhugnetennykh. Anarkhiia v mireAndreiaPlatonova. In: SpracheundErzдhlhaltungbeiAndrejPlatonov.Bern :PeterLang, pp. 133-148. (inRussian).

4. Heller, L. (1998). Sushchestvuetlipoetikabezvlastiia? Obanarkhicheskoislagaiushcheirusskogomodernizma. In: SchweizerischeBeitrдgezum XII. InternationalenSlavistenkongressinKrakau.Bern :PeterLang, pp. 197-212. (inRussian).

5. Heller, L. (2006). Smutnyimif, zabytyifaktor v kul'ture XX veka: anarkhiia. In: Tynianovskiisbornik. 10-11-12 Tynianovskiechteniia [Tynyanov'sCollection. 10-11-12 TynyanovReadings]. Moscow :Vodolei, pp. 437-451. (inRussian).

6. Gordin, Br. (1917). Pochemu? iliKakmuzhikpopal v stranuanarkhii [Why?OrHowthePeasantFoundHimselfintheCountryofAnarchy].Moscow :Mosk. federatsiiaanarkhist. grupp, 63 p. (inRussian).

7. Gorky, M. (1971). Nesvoevremennyemysli [TheUntimelyThoughts]. Paris :EdsdelaSeine, 304 p. (inRussian).

8. Ignat'ev, I. (1967). Ego-futurizm. In: Manifesty i programmyrusskixfuturistov[TheRussianFuturists' ManifestsandPrograms ]. Mьnchen:WilhelmFinkVerlag, pp. 51-70. (inRussian).

9. Lavrov, A. (1995). AndreiBelyi v 1900-e gody [AndreiBelyinthe 1900s]. Moscow : NLO, 335 p. (inRussian).

10. Lelevich, L. (1927). Izvilistaiadoroga. In: Furmanov D. Put' k bol'shevizmu [TheWaytoBolshevism]. Leningrad :Priboi, pp. 7-34. (inRussian).

11. Malevich, K. (1995). Sobraniesochinenii. V 5 tomakh. [CollectedWorksin 5 Volumes]. Moscow :Gileia, vol. 1, 394 p. (inRussian).

12. Stepnyak, S. (1893). Podpol'naiaRossiia [UndergroundRussia]. London :Izd-voFondaRusskoiVol'noiPressy, 189 p. (inRussian).

13. Tvorchestvo V. M. Shukshina. Opytentsiklopedicheskogoslovaria-spravochnika[TheCreativeActivityof V.Shukshin. TheExperienceofEncyclopedicReference] (1997).Barnaul :Izd-voAltaiskogogos. un-ta, 194 p. (inRussian).

14. Khlebnikov, V. (1972). Sobraniesochinenii. V 4 tomakh. [CollectedWorksin 4 Volumes]. Mьnchen:WilhelmFinkVerlag, vol. 3, 539 p. (inRussian).

15. Shukshin, V. (1984). Iaprisheldatvamvoliu [I cametosetyoufree]. Moscow :SovetskaiaRossiia, 397 p. (inRussian).

16. Heller, L. (1996). VoyageauPaysdel'Anarchie. Unitinйraire: l'utopie. Cahiersdumonderusse, XXXVII, p. 249-275. https://doi.org/10.3406/cmr.1996.2460

17. Maricourt, T. (1990). HistoiredelalittйraturelibertaireenFrance.Paris :AlbinMichel, 491 p.

18. Przybyszewski, S. (1897). AufdenWegenderSeele.Berlin :Kritik-Verl., 61 S.

19. Rosenthal, B. G. (1977a). TheTransmutationoftheSymbolistEthos: MysticalAnarchismandtheRevolutionof 1905. SlavicReview, XXXVI, 4, December, pp. 608-627. https://doi.org/10.2307/2495266

20. Rosenthal, B. G. (1977a). TheatreasChurch: TheVisionoftheMysticalAnarchists. RussianHistory / Histoirerusse,vol. 4, no.°2, pp. 122-141. https://doi.org/10.1163/187633177X00133

21. Serge, V. (1965 [1930]). L'AnI delarйvolutionrusse.Paris :EditionsdeDelphes, 511 p.

Размещено на Allbest.ru