Тематические группы "Природа" и "Человек" в позиции объекта сравнения

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тематическая группа «Природа» в позиции объекта сравнения

По заявлениям О. Мандельштама, стихотворение - это «египетская ладья мертвых», в которой «все для жизни припасено, ничего не забыто» и «в которую кладется все нужное для продолжения земного странствия человека, вплоть до ароматического кувшина, зеркальца и гребня»; «дух русского языка, приравненный эллинизму» - это «печной горшок, ухват, крынка с молоком»; «домашняя утварь, посуда, всеокружение тела»; «тепло очага, ощущаемое как священное, всякая собственность, приобщающая часть внешнего мира к человеку, всякая одежда, возлагаемая на плечи любимой и с тем самым чувством священной дрожи»; «сознательное окружение человека утварью вместо безразличных предметов, превращение этих предметов в утварь, очеловечивание окружающего мира, согревание его тончайшим телеологическим теплом»; «всякая печка, около которой сидит человек и ценит ее тепло, как родственное его внутреннему теплу».

Приведенная довольно подробная цитата из эссе Мандельштама «О природе слова» хорошо объясняет, почему в нашем корпусе примеров в позиции объекта сравнения наиболее широко представлены имена - названия явлений Природы самых разных лексико-тематических групп, среди которых отметим: наименование сравнение компаратив поэзия

1) названия природных (астральных, водных) стихий (небо, звезда, море), воспринимаемых органами чувств, например: Где больше неба мне - там я бродить готов («Не сравнивай: живущий несравним...»); Море синее / Неба в апреле («Правлю я с честью...»); …ты, Москва, сестра моя, легка, / Нежнее моря, путаней салата (Стансы); Одна звезда другой крупнее… (Верден); Но Моргулис тысячелетний / Марганца мне и звезд милей («Звезды сияют ночью летней...»);

2) названия времен года, частей суток, например: Сильно озабочен король Марсиль, / К письмам своим печать приложил / И к Балигану послал в Вавилон - / Старый эмир и почтенный он, / Старше Вергилия и Гомера времен, - / Чтоб шел в Сарагосу на помощь барон (Песнь о Роланде);

3) названия животных, птиц, млекопитающих (и части тела их), например: И тем печальнее, тем горше нам, / Что люди-птицы хуже зверя / И что стервятникам и коршунам / Мы поневоле больше верим (А небо будущим беременно...); Сядь, Державин, развалися, - / Ты у нас хитрее лиса, / И татарского кумыса / Твой початок не прокис («Сядь, Державин, развалися…»); Я в львиный ров и в крепость погружен / И опускаюсь ниже, ниже, ниже / Под этих звуков ливень дрожжевой - / Сильнее льва, мощнее Пятикнижья («Я в львиный ров и в крепость погружен...»); Язык булыжника мне голубя понятней, / Здесь камни - голуби, дома - как голубятни (Париж); И век бы падал векши легче, / И легче векши к мягкой речке - / Полнеба в валенках, в ногах… («Люблю морозное дыханье...»); Вода на булавках и воздух нежнее / Лягушиной кожи воздушных шаров («Там, где купальни, бумагопрядильни...»). Мандельштам считал, что «каждое слово словаря Даля есть орешек Акрополя, маленький Кремль, крылатая крепость номинализма, оснащенная эллинским духом на неутомимую борьбу с бесформенной стихией, небытием, отовсюду угрожающим нашей истории».

Поэтому вполне закономерно обозначение `белки' в роли объекта сравнения диалектным словом: И век бы падал векши легче, / И легче векши к мягкой речке - / Полнеба в валенках, в ногах… («Люблю морозное дыханье...»). Яркий диалектизм в приведенном примере, возможно, связан с одним из образов «Слова о полку Игореве» - важнейшего для поэта памятника древнерусской литературы, с которого «началась русская литература» и в котором «прозвучала живая и образная речь», «насквозь светская, мирская и русская в каждом повороте», ср. анализируемую лексему, употребленную со значением творительного сравнения в переложении Аполлона Майкова: «Песнь слагая, он, бывало, вещий, / Быстрой векшей по лесу носился, / Серым волком в чистом поле рыскал, / Что орел ширял под облаками!»;

4) названия растений, например: Что может быть слабее лилий / И сладостнее тишины? («В просторах сумеречной залы...»); И ты, Москва, сестра моя, легка, / Нежнее моря, путаней салата (Стансы);

5) названия неодушевленных реалий и предметов из самых разных областей жизни, представленные в поэзии Мандельштама особенно широко. «Камень как бы возжаждал иного бытия. Он сам обнаружил скрытую в нем потенциально способность динамики - как бы попросился в “крестовый свод” - участвовать в радостном взаимодействии себе подобных», - провозглашает Мандельштам.

Поэтому в роли объекта сравнения выступают наименования утвари, различных предметов быта, например: В часы бессонницы предметы тяжелее, / Как будто меньше их - такая тишина! («Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне...»); Видите этот шар, огромнее его не бывает, - / Сколько ушло на него золота, сколько наверчено серебра! (Паломничество Карла великого в Иерусалим и Константинополь); Хозяйский глаз желтей червонца / Мечтателей не оскорбит… (Американ бар); Простор, канвой окутанный, / Безжизненней кулис, / И месяц, весь опутанный, / Беспомощно повис («Сквозь восковую занавесь...»), в том числе названия:

а) орудий, артефактов, средств передвижения: Не больше трех карандашей, / И дирижер, стараясь мало, / Казался чортом средь людей («Тянули жилы, жили-были...»); Были очи острее точимой косы («Были очи острее точимой косы»); Вещи холоднее рельс (Сводка); Изза домов, из-за лесов, / Длинней товарных поездов, / Гуди за власть ночных трудов, / Садко заводов и садов («Из-за домов, из-за лесов...»); Сегодня дурной день: / Кузнечиков хор спит, / И сумрачных скал сень - / Мрачней гробовых плит («Сегодня дурной день...»);

б) веществ, материалов, минералов и изделий из них: Так стоял Васко де Гама, от счастья белее мела, / Когда запели горы индийской страны (Молодая гвардия); Ибо нет спасенья от любви и страха, / Тяжелее платины Сатурново кольцо, / Черным бархатом завешенная плаха / И прекрасное лицо (Веницейская жизнь); Я вижу месяц бездыханный / И небо мертвенней холста; / Твой мир, болезненный и странный, / Я принимаю, пустота! («Слух чуткий парус напрягает...»); …а кожа - мягче льна - / Кривыми оцарапана когтями (Сонет); - А нитка моя / Тоньше паутинки, / И на коже у меня / Ни одной морщинки (Шары);

в) пищи, кушаний, напитков: Но я скажу о том, что ближе, / Нужнее хлеба и воды… (Стансы); На скале черствее хлеба - молодых тростинки рощ («Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста»); Сядь, Державин, развалися, - / Ты у нас хитрее лиса, / И татарского кумыса / Твой початок не прокис («Сядь, Державин, развалися…»);

г) текстов, документов, книг: Должник сильнее иска (Ода); Я в львиный ров и в крепость погружен / И опускаюсь ниже, ниже, ниже / Под этих звуков ливень дрожжевой - / Сильнее льва, мощнее Пятикнижья («Я в львиный ров и в крепость погружен...»); д) построек, архитектурных сооружений (их частей): И храма маленькое тело / Одушевленнее стократ / Гиганта… («На площадь выбежав, свободен...»); Медлительнее снежный улей, / Прозрачнее окна хрусталь, / И бирюзовая вуаль / Небрежно брошена на стуле («Медлительнее снежный улей...»).

В компаративных конструкциях с названиями группы «Природа» в позиции объекта сравнения запечатленное, фиксируемое в деталях зримого мира выражается особенно точно, реалистично, обыденно. Зримость достигается в том числе и за счет основания сравнения, в роли которого представлены компаративы от имен прилагательных со значением свойств и качеств, которые непосредственно воспринимаются органами чувств и / или выражают оценку, субъективное авторское отношение к описываемому явлению, его симпатию или антипатию.

Именно такие признаки, проявляясь в различной степени в разных предметах, могут изменяться. Что и фиксируют вышеприведенные отрывки из поэтических текстов О.Э. Мандельштама, в которых везде чувствуется вещная, конкретная плоть мира: размер, величина и количество (больше неба, другой звезды крупнее, огромнее шара, меньше предметов, больше трех карандашей); его четкие пространственные формы и контуры (тоньше паутинки, путаней салата, острее косы, безжизненней кулис, длинней поездов); вкус (сладостнее тишины, хитрее татарского кумыса), вес (тяжелее платины, векши легче), сила (сильнее иска, сильнее льва, мощнее Пятикнижья, слабее лилий), плотность (твердость / мягкость) (черствее хлеба, мягче льна), качество поверхности (нежнее моря, нежнее кожи), температура (холоднее рельс); длительность во времени (старше времен) и др.

«Вещность» многокрасочной реальности передается введением разнообразных компаративов со значением цвета (синее неба, мертвенней холста, прозрачнее окна, желтей червонца, белее мела, мрачней гробовых плит). Даже компаративы бежизненней, мертвенней, одушевленнее, имеющие вне контекста достаточно отвлеченное значение, в стихотворениях Осипа Мандельштама приобретают конкретные значения: формы и контуры (безжизненней кулис); цвета (мертвенней холста); И храма маленькое тело / Одушевленнее стократ / Гиганта).

Отвергая «беспощадную эксплуатацию слова для своих интуитивных целей» и «изощренное многословие капризной мысли», приводящих «после мгновенного фейерверка» к «куче щебня, унылой картине разрушения вместо полноты жизни, органической целости и деятельного равновесия», О. Мандельштам провозглашает: «Всякая попытка механически приспособить язык к потребностям жизни заранее обречена на неудачу». Поэтому большинство компаративных описанных сравнений характеризуются большой структурной спаянностью, ассоциативной связью компаратива и объекта сравнения и вытекающей отсюда большой степенью предсказуемости последнего (тоньше паутинки, черствее хлеба, белее мела и многое др.).

При сочетании компаративов и описанных «вещных» имен перечисленных тематических групп в роли объекта сравнения создается внутренняя связь между внешней средой и лирическим героем, если субъектом сравнения является человек (в том числе обозначенный личным местоимением): я сильнее льва; ты хитрее лиса и татарского кумыса, а также части тела человека, органы: кожа мягче льна; очи острее косы. О. Э. Мандельштам определял акмеизм как «тоску по мировой культуре», а культура для него - источник ценностей, и слово - это «Слово-В-Культуре», по определению. Это индивидуальное отношение поэта к предмету обозначения выражается через сравнение с историко-культурными представлениями, общими для языкового коллектива: Я в львиный ров и в крепость погружен / И опускаюсь ниже, ниже, ниже / Под этих звуков ливень дрожжевой - / Сильнее льва, мощнее Пятикнижья («Я в львиный ров и в крепость погружен...»). Ср. также имя собственное, называющее широко известного человека, в позиции субъекта сравнения: Так стоял Васко де Гама, от счастья белее мела, / Когда запели горы индийской страны (Молодая гвардия).

Тематическая группа «Человек» в позиции объекта сравнения

Для Мандельштама-акмеиста «своеобразие человека, то, что делает его особью, подразумевается нами и входит в гораздо более значительное понятие организма. Любовь к организму и организации акмеисты разделяют». Считая «более девственным, более дремучим лесом божественную физиологию, бесконечную сложность нашего темного организма», он призывает: «Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя - вот высшая заповедь акмеизма».

В поэтическом языке О.Э. Мандельштама лексика тематической группы Человек в позиции объекта сравнения представлена всего тремя конструкциями, т.е. гораздо реже, нежели названия природных явлений, например: Наглей комсомольской ячейки / И вузовской песни бойчей, / Присевших на школьной скамейке / Учить щебетать палачей («Квартира тиха, как бумага...»); Гоготур сильнее Апшины, / С ним и Апшина не справится, - / Он мизинцем бросит Апшину / Через скалы островерхие (Гоготур и Апшина); Я всех подруг беспутней / И нежность продаю (Песенка Жиллины. Из романа «Тиль Уленшпигель»).

Как видим, среди примеров описываемой группы нет наименований божественных существ в роли объекта сравнения, так как они не явлены для восприятия, не проявлены в этом мире, а потому О. Э. Мандельштаму нет необходимости обращаться к ним. Хотя некоторые лексемы тематической группы «сверхъестественные существа» НКРЯ в поэтическом подкорпусе Э. О. Мандельштама все же показывает, в частности:

а) в роли объекта в сравнительном обороте, образованном с союзом как, ср.: Мне огненные бедра / Астарта создала, / Я грудью и плечами, / Как божество, светла (Песенка Жиллины), однако лексема божество употреблена с метафорическим значением `прекрасное существо';

б) в роли субъекта при компаративе: Прекрасен храм, купающийся в мире, / И сорок окон - света торжество; / На парусах, под куполом, четыре / Архангела прекраснее всего (Айя-София), но здесь лексема архангел употреблена с метонимическим значением `изображение архангела';

в) в позиции подлежащего представлены всего три лексемы призрак, сирена и Амур: Призрак Халдеи (Бирнамский лес); Скрестили шпаги призраки перед воздушным табором / Скорпион человека разит крылами длинными (Пятый закат); И в последнюю минуту надменный Ашордия / Торопливо сдает колоду хрустящую, / Чердак земли потемнел, а призраки с горя и одури / Парики бросают в воду бурлящую (Пятый закат); Быть может, только призрак плоти / Обманывает нас в мечтах, / Просвечивает меж лохмотий… («Когда мозаик никнут травы); Какая-то страсть налетела, / Какая-то тяжесть жива; / И призраки требуют тела, / И плоти причастны слова («Как облаком сердце одето…»); Уже светло, поет сирена / В седьмом часу утра (Старик); На влажный камень возведенный, / Амур, печальный и нагой, / Своей младенческой ногой / Переступает, удивленный («На влажный камень возведенный...»).

Видимо, употребление этих названий нереальных объектов (мифологических, сказочных, библейских существ) в акмеистическом стихотворении становится возможным не только из-за их обыденности (привычности) в поэзии, а за счет следующих вполне конкретных, житейски обыденных характеристик (скрестили шпаги; с горя и одури парики бросают; просвечивает меж лохмотий; требуют тела, в седьмом часу утра; нагой, младенческой ногой переступает), порождающее сочетание фантастического с достоверным.

Поэзии Осипа Мандельштама свойственно отображение «мира трех измерений», зримого, реального мира «вокруг себя», «всеокружения тела», а не замкнутого, узкого интимного мира лирического героя. Отсюда в текстах О. Э. Мандельштама в позиции объекта сравнения:

1) единичны релятивы родства (отец, мать, сын, дочь, брат, сестра, дитя, ребенок и др.). Так, в нашей картотеке среди имен, наиболее близких каждому лиц родства, выявлена только лексема ребенок: Яша, играйте лучше ребенка / И жеребенка перебрыкайте («Не жеребенок хвостом махает...»);

2) нет примеров с именами подгруппы «части, органы человека» (тира кровь, рука);

3) нет примеров личных местоимений, указывающих на лицо (лиц).

Тематическая группа «Отвлеченные понятия» в позиции объекта сравнения

Лексика тематической группы Отвлеченные понятия (действия, чувства, эмоции, физические ощущения, состояния, качества, оценка) в позиции объекта сравнения в нашем материале достаточно хорошо представлена и также приводится при компаративах, называющих свойства и качества, непосредственно воспринимаемые органами чувств, и (либо) выражающих оценку, что в определенной степени конкретизирует описываемое событие. Ср. следующие примеры, в которых поэт делится простыми, обычными, ежеминутными печалями и радостями при помощи наименований конкретных повседневных понятий: И, плачучи, твержу: вся прелесть мира / Ресничного недолговечней взмаха («Как соловей, сиротствующий, славит...»); Рок, сильнее воли человеческой, / Рок, беспощаднее жизни самой, - / Друг на друга велел нам ринуться, / Рок низколобый к убийству нас вынудил (Перед битвой); Он сказал: довольно полнозвучья, - / Ты напрасно Моцарта любил: / Наступает глухота паучья, / Здесь провал сильнее наших сил (Ламарк); Чище правды свежего холста / Вряд ли где отыщется основа («Умывался ночью на дворе...»); Вчерашний раб, прощай! / Бремя пытливости горше дневного мученья (Молодая гвардия).

Здесь любимы О. Э. Мандельштамом сравнения, где в роли объекта представлены слова тематической группы звучания, речи, например: Наглей комсомольской ячейки / И вузовской песни бойчей, / Присевших на школьной скамейке / Учить щебетать палачей («Квартира тиха, как бумага - ...»); Что может быть слабее лилий / И сладостнее тишины? («В просторах сумеречной залы...»). Звук может быть объектом сравнения с другим звуком, речью: Когда, пронзительнее свиста, / Я слышу английский язык… (Домби и сын); Слаще пенья итальянской речи / Для меня родной язык, / Ибо в нем таинственно лепечет / Чужеземных арф родник («Чуть мерцает призрачная сцена...»); Ни одно слово не лучше другого (Нашедший подкову), и не только с другим звуком, ср.: И гораздо глубже бреда / Воспаленной головы - / Звезды, трезвая беседа, / Ветер западный с Невы («...Дев полуночных отвага...»); Или пустыннее напева ты / Тех раковин, в песке поющих, / Что круг очерченной им красоты / Не разомкнули для живущих? («Дыханье вещее в стихах моих...»); Я с вами разлучен, вас оценив едва: / Длинней органных фуг, горька морей трава - / Ложноволосая - и пахнет долгой ложью, / Железной нежностью хмелеет голова, / И ржавчина чуть-чуть отлогий берег гложет… («Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева...»). В последнем случае сравнения особенно неожиданны, и потому создают неповторимый художественный образ.

Таким образом, проведенное нами исследование выявило связь эстетики акмеизма и языка поэзии О. Э. Мандельштама. Заявленные в программных эстетических работах «Утро акмеизма» и «О природе слова» установки поэта-акмеиста - требование логической связи как «музыки доказательств» и внимание к вещным деталям как «вееру явлений, освобожденных от временной зависимости, соподчиненных внутренней связи через человеческое я», нашли выражение в языке поэтических текстов. Логичность и «вещность» обусловили активное употребление в поэтическом языке Мандельштама компаративов и формы родительного падежа имени разных лексико-тематических групп в роли объекта сравнения. Среди этих групп особо активно функционируют имена, называющие предметы. Приемы исследования языка поэзии О. Э. Мандельштама, предложенные в данной работе, могут быть использованы при анализе поэтического языка других акмеистов.

Размещено на Allbest.ru