"Слово" и "Дело о полку Игореве" (Русь наизнанку в романе Хольма ван Зайчика)

Размещено на http://www.allbest.ru

«Слово» и «Дело о полку Игореве» (Русь наизнанку в романе Хольма ван Зайчика)

А.А. Пауткин

Аннотация

Статья посвящена рецепции в литературе «Слова о полку Игореве», которое, вне всякого сомнения, может быть названо прецедентным текстом русской культуры. Высока узнаваемость отдельных фрагментов памятника, используемых в речи и текстах различных жанров. Не имеющая себе равных влиятельность «Слова» формировалась постепенно, под влиянием множества факторов. На протяжении XIX в. сложилось своеобразное интермедиальное поле воздействия древнерусского произведения, проявившееся прежде всего в многообразных лирических откликах. В прозе прецедентность «Слова» набирает силу уже в XX столетии, в значительной степени под влиянием научных публикаций. Определенная канонизация смыслов произведения до недавнего времени делала невозможным или даже недопустимым их снижение, ироническое прочтение. Однако в самом начале XXI в. на волне постмодернизма появились свидетельства разрушения традиции поиска в «Слове» возвышенного и поэтому ценностного вне времени. Роман Хольма ван Зайчика «Дело о полку Игореве» (2001) построен на травестированной демонстрации всего комплекса представлений о «Слове» и противопоставлен известным откликам в литературе XIX- XX вв. Исследователи современного литературного процесса затрудняются с определением жанровой принадлежности романа, в котором присутствуют черты фантастики, детектива и даже антиутопии. Так или иначе, все эти компоненты относятся к наиболее востребованным сегодня у массового читателя жанровым формам, что позволяет говорить о совершенно новом этапе рецепции древнерусского памятника в литературе Новейшего времени.

Ключевые слова: «Слово о полку Игореве»; Хольм ван Зайчик; прецедентный текст; рецепция; травестирование; постмодернизм; разрушение традиции

“THE TALE” AND “THE CASE OF IGOR'S CAMPAIGN”

(RUSSIA INSIDE OUT IN THE NOVEL BY HOLM VAN ZAICHIK)

Alexey Pautkin

Abstract: The article is devoted to the literary reception of The Tale of Igor's Campaign, which can undoubtedly be called a precedent text of Russian culture. The recognition of individual fragments of the record used in speech and texts of various genres is high. The unparalleled significance of the “Igor Tale” developed gradually, under the influence of many factors. During the 19th century, there was a kind of intermedial field of influence of the Old Russian work, manifested primarily in a variety of lyric poetry responses.

In prose, the precedent of the “Igor Tale” gains strength only in the 20th century, largely under the influence of scientific publications. A certain canonization of the meanings of the work made it impossible or even unacceptable to reduce them to ironic reading until recently. However, at the very beginning of the 21st century, in the context of postmodernism, there was evidence of a departure from the tradition of searching for the sublime and timeless in the “Word”. Holm van Zaichik's novel “The Case of Igor's Campaign” (2001) is based on a travestied demonstration of the whole complex of ideas about the “Igor Tale”. It is contrasted with well-known responses in the 19th-20th-century literature. Researchers of the modern literary process find it difficult to determine the genre of the novel, in which there are features of fiction, detective and even dystopia. One way or another, all these components belong to the genre forms that are most in demand today among the mass reader, which suggests a completely new stage of reception of the ancient Russian monument in contemporary literature.

Key words: “The Tale of Igor's Campaign”; Holm van Zaichik; precedent text; reception; travesting; postmodernism; destruction of tradition

«Слово о полку Игореве» вне всякого сомнения может быть названо прецедентным текстом русской культуры. За два с лишним столетия, прошедшие с момента первой публикации, древнерусская поэма напитала своими образами, мотивами, прямыми цитатами и реминисценциями различные сферы искусства. Прежде всего это касается литературы. Высока узнаваемость отдельных фрагментов памятника, используемых в речи и текстах различных жанров. Однако подобная не имеющая себе равных влиятельность «Слова» сложилась не сразу. Она формировалась постепенно, под влиянием множества факторов. Публикации памятника, череда его поэтических переложений, музыкальные и живописные отклики на протяжении XIX в. способствовали сложению своеобразного интермедиального поля воздействия древнерусского произведения.

Особая роль в этом процессе принадлежит гуманитарному образованию. Под влиянием трудов Ф.И. Буслаева и Н.С. Тихонравова в 1970-е годы «Слово» постепенно утвердилось в гимназических учебных программах, а еще раньше в преподавании в стенах кадетских корпусов [Елеонская, 1978; Елеонская, 1988]. Недаром В. Маяковский уже в XX в. не без иронии замечал: «В башку втемяшивают, годы тратя: “Не лепо ли ны бяшет братие...”» («Гимназист и строитель», 1927).

Особенности мифопоэтики «Слова» предопределили прежде всего богатство и удивительную многоплановость лирических откликов [Сазонова, 1988]. Рецепция памятника в русской поэзии не раз становилась предметом пристального внимания исследователей. Это и обобщающие работы, и посвященные отдельным периодам литературного процесса. В прозе воздействие «Слова» не столь заметно. Оно набирает силу уже в XX столетии. В значительной степени под влиянием научных публикаций. Эта сторона рецепции памятника менее изучена. Наблюдения носят фрагментарно-избирательный характер. Достигнуть абсолютной полноты учета различных обращений прозаиков к «Слову», пожалуй, невозможно. Слишком широк спектр авторских прочтений и замыслов, ведь содержание средневекового памятника может подвергаться неожиданным трактовкам.

Определенная канонизация смыслов произведения до недавнего времени делала невозможным или даже недопустимым их траве- стирование, снижение, ироническое прочтение. И вот в самом начале XXI в. на воле постмодернистской «игры в осколки», как это явление метко охарактеризовал В.Б. Катаев [Катаев, 2002], появилось нечто необычное, свидетельствующее о разрушении традиции поиска в «Слове» возвышенного и поэтому ценностного вне времени. В наступившую нелитературоцентричную эпоху оказалась отброшенной давно сложившаяся аксиология. Показательно, что «Слово», несмотря на свою хронологическую удаленность, архаичность поэтики, в силу отмеченной прецедентности, хрестоматийной «классичности» оказалось досягаемым для постмодернистской деконструкции.

Речь идет о романе Хольма ван Зайчика «Дело о полку Игореве» (2001), где так или иначе затрагивается не только «визитная карточка» древнерусской словесности, но и многочисленные явления национальной культуры, ее знаки, артефакты и мифологические то- посы, относящиеся в том числе к периоду средневековья.

Хольм ван Зайчик -- совместный псевдоним петербургских писателей и ученых-китаистов Вячеслава Рыбакова и Игоря Алимова. Его звучание явно отсылает к имени голландского востоковеда Роберта Ханса ван Гуллика (1910-1967), писавшего исторические детективы о некоем судье Ди.

Действе романа «Дело о полку Игореве», входящего в большой цикл, происходит в государстве Ордусь, построенном на евразийских началах, где органично слились русская и азиатская культуры. Это отражается и в топонимах (Мосыкэ -- Москва, загородное имение Пусицзин -- Пушкино, реки Нева-хэ и Моикэ -хэ и др.) и в именах собственных (император Го-дзун -- Годунов, художник Голу -- Цзунов -- Глазунов, портрет Ди Жень -- Дзе -- Дзержинского в соответствующем учреждении). Следствием особого этнического единения выступает парадоксальная ономастика персонажей, например Богдан Рухович Оуянцев-Сю, Мокий Нилович Рабинович (для близких Раби Нилыч), Редедя Пересветович Али- магомедов, Борманджин Гаврилович Сусанин. Лексические особенности романов Хольма ван Зайчика исследует Я.П. По-лухина [Полухина, 2014]. Все они считают себя русскими, ведь русский, с точки зрения Ордуси, это не национальность, а состояние души. Судя по всему, в Ордуси царит конфессиональное единство. На одной из известных картин Голу-Цзу- нова изображены Будда, Лао-Цзы, Христос, Мухаммед и Конфуций на горе Синай.

Нередки гротескные отсылки к древнерусским реалиям и именам. Так, столица улуса, где происходит действие романа, -- Александрия Невская (сайт: А1ехаи^1а.огф, где постоянно попадаются завуалированные реалии Петербурга/Ленинграда. Всадник ранее Медный, а ныне Жасминовый -- это святой князь Александр. На постаменте высечено сначала на господствующем русском наречии: «Благоверному князю -- благодарные потомки», а рядом помещается ханьская надпись. Студенты-археологи ведут раскопки на Каргопольском подворье Андрея Первозванного. Один из вокзалов Мосыкэ называется Киево-Печерским, место покаяния -- Соловецкий скит. А среди персон можно встретить поэта Есеню Заточника, Даниила Казимировича Галицкого, думного боярина Ртищева и ученого-ге- нетика Петра Крякутного, живущего отшельником на хуторе Капустин Лог (Капустин Яр). Даже марка холодильника в квартире одного из героев -- «Господин Великий Новгород -- 15».

Ордусь поклоняется «Слову о полку Игореве». Древний памятник заключает в себе главную идею мироустройства -- единство народов и культур. Произведение хранится во всех библиотеках и изучается в школах. В этом эпосе повествуется о том, как Игорь едет к своим друзьям Гзаку и Кончаку, чтобы вступить в брак с прекрасной Кон- чаковной. Все с детства знают, что на берегу Каялы три дня русичи пировали с дружественным народом половцев. Одна из героинь (француженка по происхождению) умиляется тому, что у всех народов эпос кровавый, а у русских наоборот -- «светлая пиршественная песня». Над этим «удивительным памятником» Жанна задумывалась еще в стенах «Великого училища» и теперь цитирует по памяти его начало. «Не пристало ли нам братия, начать старыми словесами радостное повествование о брачном походе Игоря, Игоря Святославича, во просторно красно поле половецкое, к сродникам да содружникам своим ханам Кончаку Отроковичу да к Гзаку Бур- новичу, а и к любушке невесте своей милой, нежной хоти свет Кон- чаковне?» [Хольм ван Зайчик, 2001: 60]

Ряд происшествий и преступлений указывает на то, что в Орду- си не все благополучно. Расследование главных героев -- «челове- кохранителей» -- приводит к установлению факта существования некоей книги, которая обладает силой рокового воздействия на умы. «В восьмидесятых годах позапрошлого века один из высших чинов стражи города Мосыкэ сообщил руководству, что при обыске штаб- квартиры подпольного масонского кружка “Крест и молот” был обнаружен загадочный текст, оказавшийся ни много ни мало -- вариантом знаменитого и всему свету давно известного “Слова о полку Игореве”. Звали этого чина Му Син-пу... только этой находкой он и вошел в историю. Один из задержанных масонов показал, что данный текст является в их среде чем-то вроде священного писания, вернее противу-священного. Поскольку герой эпоса князь Игорь, да и вся тогдашняя Русь изображены в “Противу-Слове” весьма неприглядно, отвратительно даже» [Хольм ван Зайчик, 2001: 61].

Этот текст позднее стал Священным писанием для прорусской националистической организации, члены которой именуются Игоревичами. Все они, от простых ниндзя до лоббистов в высших органах власти, зомбированы через лечебницу «Тысяча лет здоровья», где заправляет, оставаясь в тени, главный злодей Архип Онуфриевич Козюлькин (сменивший фамилию на Архатов). Этот персонаж, с детства страдавший катастрофическим комплексом неполноценности, создал учение, согласно которому русским, не имеющим клановой организации, четко разделяющей людей на своих/чужаков, и мыслящим категориями «близость по духу», единомышленники, грозит порабощение более примитивными и втайне совсем не дружественными азиатскими народами. В связи с этим нужно дать русским особые преференции, вплоть до того, чтобы каждый новорожденный русский мальчик сразу получал ученую степень сюцая.

Таким образом, в книге присутствует два «Слова». Одно всем известное, признанное народным эпосом и восхваляемое, имеющее статус прецедентного текста на официальном уровне. В нем все кончается свадьбой. Происхождение этого текста неизвестно, но ни у кого не вызывает вопросов и сомнений.

Второй текст -- «Противу -- Слово» -- книга тайная, запретная. Это апокриф, доступный избранным. Официальную версию Игоревичи считают подделкой, а за свою готовы умереть. Есть ее типографское издание, ею пользуются как молитвенником члены тайной организации. Но есть и рукопись, в которую, по словам героя, влилась вся энергия переписчика. Это нечто священное. Боевики из тайной организации идут на смерть с криком: «Себе чести, а князю славы!»

К националисту Козюлькину эта книга попала каким-то образом еще в детстве и произвела на него неизгладимое впечатление: он воспринял ее как «книгу о жуткой обиде, которую нанесли человеку какие-то Кончаки и Гзаки» [Хольм ван Зайчик, 2001: 312].

Любопытно, что оба варианта книги -- «Слово» и «Противу-Сло- во» -- имеют одинаковый финал: «Солнце на небе, а Игорь-князь в Русской земле...»

Повесть кончается благополучно. Злодей Козюлькин испепелен без следа собственной ядовитой злостью (излившейся из него в виде зеленой слюны), а герои готовы к новым подвигам.

Как видим, в романе, принадлежащем к массовой, развлекательной литературе, авторы апеллируют к читателю подготовленному. Он должен оценить не только частные аллюзии, вроде намека на книгу Стругацких -- «Первица начинается в шестерицу» («Понедельник начинается в субботу»). Ему должны быть в общих чертах ведомы обстоятельства открытия и опубликования «Слова» (Козюлькин обнаружил «Противу-слово» в Кинешме, а не в Ярославле; дом Му Син-пу сгорел и с ним копия «Противу-слова» -- «поразительная и мало кому известная история» [Хольм ван Зайчик, 2001: 61]), существование скептиков, темных мест и трудностей интерпретации («ученые два века на Луну волками воют» [Хольм ван Зайчик, 2001: 63]) и даже двойственная оценка инициатора похода в «Слове». Не оставлены без внимания и азы рукописной книжной культуры. Неправильное «Слово» писано гусиным пером, сшитое и переплетенное, с подтертостями -- видимо, палимпсест.

Авторы смело, не без эпатажа играют с самой прецедентностью памятника. Конструируют на ее основе вымышленную реальность, живущую по гибридным законам и правилам. Сквозь фантасмагорию просвечивают события и идеи недавнего и отдаленного прошлого (от славянофилов, желавших «отомстить степнякам за разгром полка Игорева», и стремления вернуться к европейским порядкам до генетических разработок американской вредоносной пиявки).

Этому служит и нарочитая архаизация языка («Да не узрят инородцы святых страниц»; «откуда есть пошли все прочие Игоревичи») и полное забвение самого востребованного, особенно в поэзии, фрагмента -- плача Ярославны. Ей в романе просто не нашлось места, вероятно, потому, что в Ордуси допустимо многоженство. Путаница с подлинным и ложным текстами не находит своего логического разрешения в финале романа. Победившие злодеев Игоревичей силы правопорядка способствуют сохранению status quo: в Ордуси нет места злому разбойнику Игорю, агрессивно посягнувшему на межэтническую гармонию.

В заключение заметим, что исследователи современного литературного процесса затрудняются с определением жанровой принадлежности романа, в котором присутствуют черты фантастики, детектива и даже антиутопии [Колядич, 2010]. Так или иначе, все эти компоненты относятся к наиболее востребованным сегодня у массового читателя жанровым формам.

Список литературы

ЕлеонскаяА.С. «Слово о полку Игореве» в русской школе XIX -- начала ХХ в. // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. М., 1978. C. 163-176.

Елеонская А.С. «Слово о полку Игореве» в советской школе (из истории изучения) // «Слово о полку Игореве». Комплексные исследования. М., 1988. C. 416429.

ЗайчикХ. ван. Дело о полку Игореве. СПб., 2001.

Катаев В.Б. Игра в осколки: Судьбы русской классики в эпоху постмодернизма. М., 2002.

Колядич Т.М. От Аксенова до Глуховского. Русский эксперимент. Экстремальный путеводитель по современной русской литературе. М., 2010.

ПолухинаЯ.П. Авторская модель альтернативной картины мира и ее языковая реализация в произведениях Хольма ван Зайчика // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2014. № 1 (ч. 1). C. 143-147.

Сазонова Л.И. «Слово о полку Игореве» в поэтических контекстах XX в. // «Слово о полку Игореве». Комплексные исследования. М., 1988. C. 315-336.

слово древнерусский лирический

References

Eleonskaja A.S. “Slovo o polku Igoreve” v russkoj shkole XIX -- nachala XX v. [“The Tale of Igor's Campaign” in the Russian school ofthe XIX -- early XX century]. “Slovo o polku Igoreve”. Pamjatniki literatury i iskusstva XI-XVII vekov [“The Tale of Igor's Campaign”. Works of literature and art of the 11th-17th centuries] M., 1978, pp. 163-176. (In Russ.)

Eleonskaja A.S. “Slovo o polku Igoreve” v sovetskoj shkole (iz istorii izuchenija) [“The Tale of Igor's Campaign” in the Soviet school (from the history of study)]. “Slovo o polku Igoreve”. Kompleksnye issledovanija. [“The Tale of Igor's Campaign”. Comprehensive research]. M., 1988, pp. 416-429. (In Russ.)

Zajchik H. van. Delo o polku Igoreve [The case of Igor's Campaign] SPb. Azbuka- classica Publ., 2001. 416 p. (In Russ.)

Kataev V.B. Igra v oskolki: Sud'by russkoj klassiki v jepohu postmodernizma [The Game of Fragments: The Fate of Russian Classics in the Postmodern Era]. M., MSU Publ., 2002. 252 p. (In Russ.)

Koljadich T.M. Ot Aksenova do Gluhovskogo. Russkij jeksperiment. Jekstremal'nyj putevoditel'po sovremennoj russkoj literature [From Aksenov to Glukhovsky. The Russian experiment. An extreme guide to modern Russian literature]. M., 2010. 349 p. (In Russ.)

Poluhina Ja.P. Avtorskaja model' al'ternativnoj kartiny mira i ee jazykovaja real- izacija v proizvedenijah Hol'ma van Zajchika [The author's model of an alternative worldview and its linguistic implementation in the works of Holm van Zaichik]. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki [Philological Sciences. Questions of Theory and Practice]. Tambov, 2014. № 1 (Ch.1), pp. 143-147. (In

Sazonova L.I. “Slovo o polku Igoreve” v pojeticheskih kontekstah XX v. [“The Tale of Igor's Campaign” in the poetic contexts of the 20th century]. “Slovo o polku Igoreve”. Kompleksnye issledovanija. [“The Tale of Igor's Campaign”. Comprehensive research]. M., 1988, pp. 315-336 (In Russ.)

Размещено на Allbest.ru