"Погребенный великан" Кадзуо Исигуро: постмодернистская дилемма памяти и прощении

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Днипровский национальный университет имени Олеся Гончара

«Погребенный великан» Кадзуо Исигуро: постмодернистская дилемма памяти и прощении

В.И. Липина,

доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой сравнительной филологии восточных и англоязычных стран

Г.В. Липин,

кандидат филологических наук,

Аннотация

Статья посвящена изучению седьмого романа Нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро «Погребенный великан» («TheBuriedGiant», 2015), в центре которого дилемма: память - зло или благо для человека во все времена. Споры об этом романе идут как на родине писателя, так и за рубежом. Роман был переведен на украинский язык (2018), хотя комплексного исследования художественно-эстетической природы этого знакового произведения, посвященного дилемме человеческой памяти, пока не появилось.

Цель нашей работы и продиктованные ею задачи - проанализировать художественную идею романа в контексте современных этико-философских дискуссий о памяти и прощении, которые резонируют в творчестве писателя, начиная с его первых «японских» романов.

Интерес к исследованию темы памяти в последнее время охватил многие разделы гуманита - ристики. Феноменология памяти и забвения рассматривалась в работах С. Радсон «Память и методология», коллективной монографии «Теории памяти», в работах П. Рикера, М. Фуко, Ж Бодрийа - ра, Ж. Деррида, П. Нора, X. Уайта, П. Бурдье, М. Мерло-Понти и др., резонировала в дискурсе второй половины ХХ в. после трагических событий Второй мировой войны, став центральной в творчестве Исигуро.

Поставленная цель определяет необходимость использования двух методов и методик - историко-литературного исследования в соединении с семантико-поэтологическим анализом текста, в основе которых постструктуралистская методология, новое осознание глубины и неисчерпаемости текста, его разомкнутости и множественности возможных смыслов, порождающих споры о значении.

В романе роль памяти и возможность трудного прощения и в жизни человека и целого народа проблематизируется на разных уровнях сюжетного развития как идеологическая контрверза. Текст начинает противоречить сам себе: память, оказывается, не является единственным императивом справедливости и краеугольным законом человеческой морали со священным трепетом веры в истинность, она обнажает тонкую, подвижную материю жизни, присущие жизни человечества неразрешимые противоречия и всегда как хранительница времени соотносима с реальной историей.

Ключевые слова: «Погребенный великан», Исигуро, постмодернистская притча-фэнтези, память, забвение, прощение, деконструкция, эпистемологическое сомнение.

Анотація

Статтю присвячено вивченню сьомого роману Нобелівського лауреата КадзуоІсігуро «Похований велетень» («TheBuriedGiant», 2015), у центрі якого дилема: пам'ять - зло чи благо для людини в усі часи? Суперечки про цей роман точаться як на батьківщиніписьменника, так і за кордоном. Роман булоперекладено на українськумову (2018), хоча комплексного дослідженняхудожньо-естетичноїприродицього знакового твору, присвяченогопроблемілюдськоїпам'яті, поки не з'явилося.

Мета нашоїпраці і продиктовані нею завдання - проаналізуватихудожнюідею роману в контекстісучаснихетико-філософськихдискусій про пам'ять і прощення, якірезонують у творчостіписьменника, починаючи з його перших «японських» романів.

Інтерес до дослідження теми пам'ятіостаннім часом охопивбагаторозділівгуманітаристики. Феноменологіяпам'яті і забуттярозглядалася в працях С. Радсон «Пам'ять і методологія», колективніймонографії «Теоріїпам'яті», в працях П. Рикера, М. Фуко, Ж. Бодріяра, Ж Дерріда, П. Нора, X. Уайта, П. Бурдьє, М. Мерло-Понті та ін., резонувала в дискурсідругоїполовини ХХ ст. післятрагічнихподійДругоїсвітовоївійни.

Поставлена мета визначає необхідність використання двох методів і методик - історико - літературного дослідження в поєднанні з семантико-поетологічним аналізом тексту, в основі яких постструктуралістська методологія, нове усвідомлення глибини і невичерпності тексту, його розімкненості й множинності можливих смислів, що породжують суперечки про значення.

У романі роль пам'яті в життілюдини і цілого народу проблематизується. Пам'ять - не єдинийнаріжний закон людськоїморалізісвященним трепетом віри в істинність, вона оголюєвластивіжиттюлюдстваскладності і протиріччя і завждиспіввіднесена з реальною історією.

Ключові слова: «Похований велетень», Ішігуро, постмодерністська притча-фентезі, пам'ять, забуття, прощення, деконструкція, епістемологічний сумнів.

Abstract

«The buried giant» by Kazuo Ishiguro: the postmodern dilemma of remembrance and forgiveness

Victoria I. Lipina, OlesHoncharDnipro National University (Uktaine).

Glib V. Lipin, OlesHoncharDnipro National University (Uktaine).

Key words: «The Buried Giant», Ishiguro, postmodern fantasy, memory, oblivion, forgiveness, deconstruction, epistemological uncertainty.

The article focuses on the study of the seventh novel «The Buried Giant» (2015) of the Nobel Prize laureate Kazuo Ishiguro with regard to the problems of remembrance and forgiving that are central to the ethics of memory. Disputes about this novel go both in his country and abroad. The novel was translated into Ukrainian (2018), although the integrated study of the artistic nature of this iconic work has not appeared yet.

The goal of our work and the tasks dictated by it is to analyze the artistic idea of the novel in the context of modern ethical and philosophical discourse on memory and forgiveness, which pervades Ishiguro's works, starting from his first «Japanese» novels centered on the unnamed loss.

The interest in memory as ethical issue has recently inspired different branches of the Humanities. The phenomenology of memory and oblivion was considered in the works of S. Radson «Memory and Methodology», the collective monograph «Memory theory», in the works of P. Ricoeur, M. Foucault, J. Baudrillard, J. Derrida, P Nora, H. White, M. Merleau-Ponty, and others, and resonated in literature of the second half of the twentieth century after the tragic events of the Second World War. This theme preoccupied Ishiguro throughout much of his writings, starting with his «Japanese» novels «A Pale View of the Hills» and «An Artist of the Floating Worlds».

The goal of the paper determines the need to use two methodologies and methods - a historical and literary study in combination with semantic and poetological analysis of the text, which is based on the post-structuralist methodology, a new awareness of the depth and inexhaustibility of the literary text when it starts to contradict itself.

In the novel, the role of memory in the life of individuals is artistically problematized. Memory is revealed not as the cornerstone of human morality and truth, but as a possible choice between healing forgetting and difficult forgiving, that are also inherent in the lives of humanity.

The plot is centred on artistic deployment of an insoluble dilemma addressed to us as well: memory or oblivion, and maybe forgiveness? But how is it possible to forget the severe massacre in the past? Does the reconciliation with the terrible past equal treachery and betrayal?

In this novel, in contrast to the previous ones, the writer finds a different generic decision, connecting the chivalrous plot and heroic epic with a saturated philosophical-humanistic agenda. This artistic strategy is noticeably different from his former novels. Its meaningful and indirect suggestive narrative unveils the most difficult issues of human responsibility in the history. The tragedy of both the historical and personal experience of mankind suggested this idea for the novel.

Основная часть

Нобелевский лауреат Кадзуо Исигуро - значительное явление современной британской литературы. Его седьмой роман «Погребенный великан» («TheBuriedGiant», 2015) привлекает в последнее время внимание исследователей как на родине писателя, так и за рубежом. Роман был переведен и на украинский язык [Ыгуро, 2018], хотя комплексного исследования художественно-эстетической природы этого знакового произведения, посвященного дилемме человеческой памяти, пока не появилось. Творчество писателя все чаще становится предметом изучения в нашей науке [Жлуктен - ко, 2013; Усенко, 2014; Опркник, 2019]. Репутацию международного писателя он приобрел не только благодаря роману «На исходе дня», который критика с восторгом признала экстра-английським» moreEnglishthantheEnglish» [Ma, 1999], но и поэтическим обаянием его «японских романов»: «Там, где в дымке холмы» («A PaleViewofHills», 1982), «Художник зыбкого мира» («An Artist oftheFloatingWorld», 1986), на родине писателя воспринятыми как переводы с японского [Усенко, 2014, с. 146].

В диссертации Ю.С. Нестеренко «Национальная картина мира в романах Кадзуо Исигуро» [Нестеренко, 2020] роман «Погребенный великан» рассмотрен бегло и лишь в аспекте заявленной проблематики, отнюдь не являющейся здесь центральной. Кроме того, вызывает удивление устаревшее представление автора диссертации о жанре фэнтези и робкое оправдание Исигуро за обращение к этому жанру массовой литературы. В статье Т.Л. Сели - триной акцентируется притчевость романа [Селитрина, 2017]. Неувиденным осталось главное в романе: художественное преломление морально-этической дилеммы в системе эпистемологических координат конфликта интерпретаций в искусстве постмодернизма, Примиренная память о страшном прошлом - зло или благо для человека во все времена? Роман Исигуро на разных уровнях внешнего и внутреннего сюжета (исторической памяти, примирения, личной драмы «припоминания») раскрывает в этой идеологической контроверзе неразрешимую противоречивость самой жизни.

Цель нашей работы и продиктованные ею задачи - проанализировать семантику и поэтику преломления феномена памяти в контексте современных этико-философских дискуссий, которые резонируют в культуре и творчестве писателя.

Поставленная цель определяет необходимость использования постструктуралистской методологии, осознания глубины и неисчерпаемости текста, его разомкнутости и множественности возможных смыслов. В статье проблематизация писателем темы памяти рассматривается как постмодернисткая дилемма, имеющая эпистемологическое разнообразие познавательных перспектив.

В евро-атлантической критике роман Исигуро был воспринят неоднозначно. Наряду с восторженными отзывами [Kakutani, 2015; Akbar, 2015; Clark, 2015] появились рецензии, в которых подчеркивалась не только «вторичная» по сравнению с фантастическим эпосом

Дж.Р.Р. Толкина («Хоббит» и трилогия «Повелитель колец») природа фэнтези, но и наивная фоновая декоративность созданного постартуровского мира Англии. Наиболее резкой была критика Урсулы ЛеГуин - мэтра в жанре фэнтези - заявившей, что Исигуро использовал лишь поверхностные элементы фэнтези, но не это, считает автор, является сутью жанра («itwasnotitselfaworkoffantasy» [LeGuin, 2015]). Для яркого представителя новой гуманитарной фантастики эта «ходульная» декоративность не может творить фантазийные миры («Literaryfantasyistheresultofavivid, powerfulandcoherentstory» [LeGuin,

2015] Исигуро гневно ответил на эту критику, обвинив известную американскую писательницу в жанровом снобизме [Cain, 2015]. Без внимания ЛеГуин, к сожалению, осталось ироническое замечание Исигуро в одном из интервью о том, что он и не думал писать фэнтези («IwasnoteventhinkingaboutTheBuriedGiantasafantasy» [Dundas, 2015]), хотя следы традиции нравственно-психологического наполнения фэнтези в его романе восходят к узнаваемой английской классике [Lipin, 2003].

Концентрированная декоративность квазиисторического плана романа, материально-предметная плотность описаний: подземные жилища, соединенные ходами; монастыри; заколдованная драконихаКвериг; огры, похищающие детей; эльфы, Сэр Гавэйн и т.п. выглядят самодовлеющими, обнажая натужную литературность, а не тонкость художественного рисунка, так свойственную его ранним «японским» романам. Историческая модель средневековья здесь лишена индивидуальной словесной плоти, свойственной тол - киновскому фантастическому эпосу [Lipin, 2003]. Отражают ли эти оценки идейно-художественное значение произведения? Ответ на этот вопрос и определяет актуальность нашей работы.

Достоинство романа видится в постановке и художественном развертывании неразрешимой дилеммы: память или забвение, а может быть и прощение? Но как забыть травмирующий накал прошлого? Примиренная память о страшном прошлом - предательство?

Диалог непримиримого саксонського воина Вистана и рицаря Гавейна - кульминационный эпизод этого внешнего рыцарского сюжета поиска истины: Вистан вопрошает: «Whatkindofgodisit, sir, wisheswrongstogoforgottenandunpunished?» [Ishiguro, 2015, p. 209]. ОтветсэраГавейна: «Bemercifulandleavethisplace. Leavethiscountrytorestinforgetfulness» [Ishiguro, 2015, p. 209] неубеждаетего. Между этими полюсами на разных макро- и микроуровнях выстраивается сюжет романа.

По словам писателя, эта проблема волновала его давно, с момента начала гражданской войны в Югославии 1990-х гг. [Ahearn, 2015].

При внимательном прочтении романа средневековый антураж наррации, литературная искусность описаний предметного мира средневековья и очевидная образованность писателя лишь оттеняют важный философско-гуманистический смысл романа, притчевый на все времена. А тот, кто несет слово - нарратор, наш современник, постоянно сравнивает современную Англию со средневековой, и шире - настоящее и прошлое, расширяя национально-исторический топос, моделируя и реальное время, и реальное пространство жизни каждого человека - Everyman.

Исигуро отметил этот интерес к теме в одном из своих интервью: «ButIremainfascinatedbymemory. What I wouldliketotacklenextishow a wholesocietyornationremembersorforgets. Whenisithealthytoremember, andwhenisithealthytoforget?» Вот в таких раздумьях и вызревала идея создания «Погребенного великана» [Moore, 2005].

Эта мысль о нравственно-философском аспекте нашей памяти всегда волновала писателя, преломляясь по-разному в его романах, но с особой остротой прозвучала в Нобелевской речи Исигуро: «Doesanationrememberandforgetinmuchthesamewayasanindividualdoes?…Aretheretimeswhenforgettingistheonlywaytostopcyclesofviolence…?» [Ishiguro, 2017].

В новом романе, в отличие от предыдущих, писатель находит иное жанровое решение, соединяя рыцарский сюжет и героический эпос с насыщенной философско-гуманистической проблематикой. Эта художественная стратегия заметно выделяется на фоне его прежних романов глубинной содержательностью притчевой формы, новизной подхода к самым сложным проблемам ответственности человека перед историей. Трагичность исторического и личного опыта человечества подсказала писателю этот выбор.

Этот «кодсовременности» проявлен в самом начале повествования в обращении повествователя, нашого современника: «Youwouldhavesearchedfor a longtime for the sort of winding lane…Therewereinsteadmilesofdesolate, uncultivatedland…Icyfogshungoverriversandmarshes, servingalltoowelltheorgsthatwerethenstillnativetotheland» [Ishiguro, 2015, p. 4]. Набегиэтихполумифическихсуществвоспринималисьживущимитогдапочтибезмятежнобриттамиисаксамикак» everydayhazards» («anogremightvaryoff a childinto a mist») [Ishiguro, 2015, p. 9].

Поэтика заглавия «Погребенный великан» - ключ к пониманию идейно-художественной концепции текста. Казалось, навсегда погребенный великан, как память о прошлом, возращается, извергая ненависть, бездонную, как море («darkhatredasbottomlessasthesea» [Ishiguro, 2015, p. 155] «Thegiant, oncewellburied, nowstirs. Whensoonherises, assurelyhewill, thefriendlybondsbetweenuswillproveasknotsyounggirlsmakewiththestemsofsmallflowers. Menwillburntheirneighbours' housesbynight. Hangchildrenfromtreesatdawn. Theriverswillstinkwithcorpsbloatedfromtheirdaysofvoyaging. Andevenastheymoveon, ourarmieswillgrowlarger, swollenbyangerandthirstforvengeance» [Ishiguro, 2015, p. 324]. Прямую связь этого образа «погребенного великана» с настоящей и всем понятной исторической реальностью отмечал и сам писатель: «Mostnations, mostcommunitiesdohaveburiedgiants» [Moore, 2005].

Это сказочное чудовище - аллегорический образ памяти, а его ассоциативное расширение, усиленное желанием Вистана убить дракониху и вернуть память, по-новому заостряют главную тему романа. Убийства не могут быть оправданы ни одной доктриной, которая существует в мире. Ценность жизни выше всех теоретических иллюзий, но и прощение - единственное спасение жизни. Так обрисована в романе основная идеологическая контроверза.

Все повествование изобилует подробностями жизни в постартуровской Англии: здесь и состарившиеся рыцари короля Артура, и битва с драконом, и намеренная стилизация под средневековую хронику (сказовость, информативность, строгость стиля). Перекличку со «Смертью Артура» Томаса Мэлори и эпосом «Беовульфа» нельзя не заметить. В центре романа псевдоисторический сюжет о настоящем и прошлом саксов и бриттов. Саксы, побежденные в кровопролитной резне исконными жителями этой земли бриттами, забыли и смертельную вражду, и жестокость благодаря туману забвения («mistofforgetfulness» [Ishiguro, 2015, p. 39]) - дыханию заколдованной Мерлином драконихиКвериг. Описание этой жизни без войны и жестокости составляет не только важный «рамочный» пласт сюжета романа, но и высвечивает ключевую дилемму памяти.

Другой уровень развития сюжета связан с судьбой главных героев - престарелой пары, Акселя и его жены Беатрис. Они отправляются в трудный путь воспоминаний и путь поисков своего сына. Их память окутана туманом забвения, но Беатрис припоминает, что-то произошло в их семье, и сын покинул их, но она чувствует, что он где-то рядом и уговаривает мужа навестить его. Еезатаившаясяпамятьпрорываетсявсловах «It'squeerthewaytheworld'sforgettingpeopleandthingsfromonlyyesterdayandthedaybeforethat. Likeasicknesscomeoverusall [Ishiguro, 2015, p. 19]. Их поход, полный опасностей и лишений, развертывается в романе почти на полтысячи страниц. Рыцарский сюжет укрупняется, дополняется подвигами Вистана (воина-сакса), стремящегося убить дракониху, вернуть память о прошлом, возродить у саксов чувство мести, отомстить за страдания своего народа. Эта линия припоминания прошлого дополняется размышлениями состарившегося рыцаря короля Артура, сэра Гавейна, который своими потрепанными доспехами больше напоминает Дон Кихота. Он охраняет дракониху, насылающую забытье о кровопролитном прошлом: это прошлое было таким страшным, что преодолеть память о нем без чародейства нельзя. ПоэтомунаивнымикажутсясловапрестарелогоимногоезабывшегосэраГавейна: «Arthurwasonesogeneroustothosehedefeatedtheysoongrewtolovehimastheirown». А уточняющий комментарий нарратора о беспощадной жестокости короля («therevealedhistorysaysotherwise» [Ishiguro, 2015, p. 120] звучит как голос все еще живой памяти. Все чаще в повествовании появляется слово «forgetfulness», окрашенное по-человечески понятным чувством, как состояние памяти, совсем иным, чем «забвение» («oblivion»).

Знаменательно и другое: в романе нет той жесткой иерархии: «память / справедливость»; «прощение / предательство», которую в 70-х гг. прошлого века начали деконстру- ироватьпостструктуралисты - ниспровергатели «великих мета-повествований». Трагически приподнятый смысл слова «oblivion» (состояние забвения) снят в романе словом-образом, в котором схвачено по-человечески понятное свойство: «forgetfulness»; в нем нет и намека на забвение «исторического» прошлого и трагедии своего народа. А возникшая в тексте деривантная форма прилагательного «oblivious» (в значении «незамечающий»: «Axlwaskneeling, obliviousofBeatricefollowingbehind» [Ishiguro, 2015, р. 311]) редуцирует присущий памяти императив справедливости.

Образ подзабытой ненависти, растворенной в тумане забытья-припоминания, проступает к концу романа в сражении с драконихойКвериг - это ее магическая сила тумана хранит мир. Винстон, воин-сакс, неприемлетмира, видявнемлишьотказипредательствосвоегонарода.: «Isn'tit a strangethingwhen a mancallsanotherbrotherwhoonlyyesterdayslaughteredhischildren?» [Ishiguro, 2015, p. 86].

Но вот воспоминание о прошлом, резне и бедствиях, глубоких шрамах войны («thescarsofwarintheselands») - становится источником новых несчастий. Спасительное «forgetfulness», которое дарило надежду и мир, разрушено, не приведя к прощению. Вистан непреклонен, хотя с сочувствием думает о том, что Аксель и Беатрис погибнут в новой резне. Дракониха повержена, новые беды ждут эти народы. Погребенный великан памяти оживает, войны и жестокость неизбежны.

Исигуро мифопоэтически очерчивает нравственно-философскую дилемму, которая доминирует в романе, являясь принципом художественного понимания мира и человека: память оказывается не только «исторически» справедливой и важной для человека, но и опасной, хотя и «forgetfulness» не дарит героям полного утешения и покоя. Это спроецировано в сюжете драматических усилий Беатрис припомнить судьбу сына. Возвращающаяся память оказывается бедой и злом: из прошлого проступают не только дорогие сердцу эпизоды жизни, связанные с сыном, но и боль супружеских измен и, как итог - разлука в приговоре лодочника, оставившего Акселя на берегу без Беатрис. Разрешения этой острой дилеммы, представленной не только в патриотическом, но и интимно-личностном измерении, в романе нет.

Здесь четко вырисовывается так характерная для постмодернизма ситуация эпистемологического сомнения. Сомнение в правильности любого решения реализуется на разных уровнях: исторической памяти бриттов и саксов, индивидуальной памяти Акселя и Беатрис. Подвергается сомнению безусловность истины и каких бы то ни было утверждений и ценностей.

В романе роль памяти и возможность трудного прощения в жизни человека и целого народа проблематизируется на разных уровнях сюжетного развития. Текст начинает противоречить сам себе: память, оказывается, не является единственным краеугольным законом человеческой морали со священным трепетом веры в истинность, она обнажает и присущие жизни человечества неразрешимые сложности и противоречия и всегда соотносима с реальной историей.

Но в романе память и прощение предстают не до конца непреодолимой оппозицией, Вистан с сочувствием думает о судьбе Акселя и Беатрис, он милосерден, спасая мальчика - бритта. Память и прощение предстают как философская и этическая дилемма, обретая художественное всечеловеческое измерение в романе: хранить память или захоронить великана и «снова научиться жить» (вспомним Ахматову), или помнить травмирующий накал прошлой жизни и продолжать мстить, неся разрушение и смерть. Вистан хочет мстить за «thescarsofwarintheselands» и не может понять, как можно с этим смириться. Для него только незабытое деяние может быть искуплено.

Но эта дилемма и «познавательная неуверенность» в верности готового ответа придает объемность и драматизм художественной мысли и является возможностью для новых прочтений текста.

Забвение травмирующего прошлого тоже недолговечно, но оно благодаря «хмари» дает какую-то возможность примирения. Этот глубинный смысл текста (неоднозначность, относительность всякой устоявшейся истины) явлен в притчевой форме художественного синтеза: легендарно-исторического, фантазийного, мифопоэтического, в котором есть и абрис современного мира.

Роман не дает ответов на вопросы, оставляя читателя в раздумье над миром и его судьбой в связи с собственной личностью. В нем художественно очерчена проблема, которая не может иметь однозначных решений. По мере развития действия в романе акценты в оценке событий смещаются. Никаких незыблемых истин не существует, все припоминания тут же оспариваются другими утверждениями (рыжая странница, зеленый плащ Беатрис, юноша, покоренный красотой Беатрис), все может быть подвергнуто сомнению, переосмислено и даже память - это вечное настоящее, хранилище вечных ценностей.

В романе память не является императивом справедливости, единственным краеугольным законом человеческой морали, овеянным священным трепетом веры в истинность, а соотнесена с реальной историей с точки зрения человеческой целесообразности, обнажая присущие этой сложности противоречия. Так, для Акселя и Беатрис поверженная драконихаКвериг, которая насылала на жителей этой страны «themistofforgetfulness», давала им возможность жить и любить, но одновременно и лишала их надежды обрести «treasuredmemories», «cherishedmemories» о сыне, своей молодости и счастье. Они начинают понимать, что «amemorybringsparticularpain», а память возвращает не только приятные воспоминания. Поэтому сэр Гавейн умоляет во имя Бога не убивать Квериг, но Вистан, воин-сакс, непреклонен: «Whatkindofgodisit, sir, wisheswrongstogoforgottenandunpunished?» Онохваченжаждоймести: «We've a dutytohateeveryman, womanandchildoftheirblood…, promisemeyou'lltendwellthishatredinyourheart» [Ishiguro, 2015, p. 178]. Великан - память прошлых злодеяний и боли - растревожен, человека ждут горе, беды, смерть. Как предать забвению незабываемое? Как преодолеть прошлое? Неужели такая память и есть восстановленная справедливость?

Так, морально-этический смысл памяти как долга перед прошлым, который в своих трудах раскрывал П. Рикер, философ диалога, в романе Исигуро обретает новое звучание и богатство поэтической семантики, бесконечного развертывания смыслов. Судьба его героев приоткрывает опасную однозначность такого видения проблемы: долг памяти как требование справедливости чреват новыми бедами («darkhatredasbottomlessasthesea». «circleofhate» [Ishiguro, 2015, p. 155, 233]. Поэтому у героя остаются лишь сомнения в правильности выбора. Если для Ницше без забвения нет ни жизни, ни счастья, ни будущего [Ницше, 1990], то у Исигуро-художника и это тоже не однозначно. Его герои хотят помнить все моменты своей долгой истории любви и счастья, но вместе с этим память обнажает измену, предательство, жестокость любимого мужа по отношению к сыну.

Постмодернистская притчевость, окрашенная лиризмом, обращена к современникам, ответственным перед будущим. Сквозная идея романа - художественно выстроенный открытый вопрос. Что же является морально-исторически правильным? Ведь возвращенная память оказывается бедой и злом, а забытье - миром? Так в рыцарской оболочке сюжета личной истории героев раскрыт образ нашего мира и наши неразрешимые дилеммы. А художественная проекция проблематики национальной и личной памяти, с одной стороны, и магического примиряющего конфликт забытья и прощения, с другой, - приобретает драматическое измерение в полной трагизма судьбе героев романа Акселя и Беатрис. Прожившие в счастье (и - forgetfulness) всю жизнь, они расстаются. Но разлучает их не лодочник, а память. Последний эпизод романа - это диалог смертельно больной Беатрис, которая верит, что лодочник вернется потом и за Акселем, и они вскоре встретят изгнанного им сына на том острове. Но последние строки не оставляют сомнения, что Аксель знает, что обретенная ими память вынесла их счастью свой приговор. Полный трагического смысла финальный эпизод не оставляет в этом сомнений. На оклик лодочника, что он вернется и за ним, Аксель даже не обернулся. «Yetwhen I turnhedoesnotlookmyway, onlytothelandandthelowsunonthecove» [Ishiguro, 2015, р. 315].

Для того, чтобы развернуть такую проблематику, актуальную во все времена, представить путь героев одновременно и драматичным и трогательно-проникновенным, а проблемы выбора, с которыми они столкнулись, общечеловеческими и подлинными, художнику необходимо было создать особый хронотоп, соответствующий этой форме романа. Нравственно-философские проблемы определили особенности жанра.

Понимание художником мира все больше тяготеет философской фэнтези, не исчерпывающей и не проясняющей основную дилемму. И только тот, кто способен сомневаться, сможет приблизиться к истине - такова нравственная перспектива идейно-художественной концепции романа. Новые акценты привели к жанровому сдвигу. Фэнтези в стиле Тол - кина превращается в роман-дилемму, зарождается новая поэтическая нравственность в трактовке такой резонансной сегодня темы. На место одностороннего понимания памяти, несущей истину, приходит новое понимание незавершенности дискуссии.

Перспективным представляется дальнейшее изучение трансформации художественной идеи-контроверзы о роли памяти и возможности прощения не только в творчестве Кадзуо Исигуро, но и в произведениях ведущих писателей, размышляющих над судьбами мира в переломные моменты истории.

Список использованной литературы

художественный роман японский

1. Жлуктенко, Н.Ю. (2013). Ноктюрни КазуоІшіґуро: транспозиція у постмодернізм. Вісник Київського національного університету ім. Т. Шевченка. Серія: Літературознавчі студії, 39 (1), 367-372.

2. Ішіґуро, К. (2018). Похований велетень / пер. з англ. Т. Савчинської. Львів: Видавництво Старого Лева.

3. Нестеренко, Ю.С. (2020). Национальная картина мира в романах КадзуоИсигуро. (Автореф. дисс. канд. филол. наук). Московский педагогический государственный университет, Москва.

4. Ницше, Ф. (1990). О пользе и вреде истории для жизни. К. Свасьян (Ред.), Сочинения (Т. 1, с. 441-442). Москва: Мысль.

5. Опрісник, Я. (2019). Поетика наративу в романі КадзуоІшіґуро «Прозорий серпанок над горами. Слово і час, 12 (708), 57-65.

6. Селитрина, Т.Л. (2017). Фантазия мифа и правда истории в романе Кадзуо Исигуро «Погребенный великан». Филология и культура, 3 (49), 214-219.

7. Усенко, О.П. (2014). Японський компонент імагологічноїпроблематики творчості КадзуоІшіґуро. (Дис. канд. філол. наук). Дніпропетровський національний університет імені Олеся Гончара, Дніпропетровськ.

8. Ahearn, V. (2015). KazuoIshiguroLooksatRoleofMemoryinHistorywith «TheBuriedGiant». The Canadian Press, 19 March.

9. Akbar, A. (2015). Thisisleisfullofmonsters. The Independent, 26 Feb. Retrievedfromhttp://www.independent.co.uk/arts-entertainment/books/reviews/the-buried-giant-by-kazuo - ishiguro-book-review-this-isle-is-full-of-monsters-10072414.html

10. Cain, S. (2015). Writer's indignation: Kazuo Ishiguro rejects claims of genre snobbery. Retrievedfromhttps://www.theguardian.com/books/2015/mar/08/kazuo-ishiguro-rebuffs-genre-snobberyClark, A. (2015). Ishiguro'sTurntoFantasy. The Guardian, 19 Feb. Retrievedfrom https:// www.theguardian.com/books/2015/feb/19/kazuo-ishiguro-the-buried-giant-novel-interviewDundas, D. (2015). AuthorKazuoIshiguroonThe Buried Giant, fantasyandwar. Books, 22 March. Retrievedfromhttps://www.thestar.com/entertainment/books/2015/03/22/author-ka - zuo-ishuguro-on-the-buried-giant-fantasy-and-war.html

11. Ishiguro, K. (2015). The Buried Giant. NewYork: Alfred A. Knopf.

12. Ishiguro, K. (2017). The Nobel Prize Lecture. My Twentieth Century Evening and Other Small Breakthroughs. New York: Alfred A. Knopf.

13. Kakutani, M. (2015). «In «TheBuriedGiant», IshiguroRevisitsMemoryandDenial». The New York Times, Feb 23. Retrievedfromhttp://www.nytimes.com/2015/02/24/books/review - in-the-buriedgiant-ishiguro-revisits-memory-and-denial.html

14. LeGuin, Ursula K. (2015). «95: «Are they going to say this is fantasy?»», 2 March. Retrievedfromhttps://bookviewcafe.com/blog/2015/03/02/are-they-going-to-say-this-is-fantasy/

15. Lipin, G. (2003). TheNewWaveinBritishScienceFiction: theChangeintheCanon. In M. Bil - li & N. Brownlees (Eds), In and Around the Sixties (pp. 195-207). Viterbo: SetteCitta.

16. Ma, Sh. (1999). Kazuo Ishiguro's Persistent Dream for Postethnicity: Performance in Whiteface. Retrievedfrom http://quod.lib.umich.edu/p/postid/pid9999.0002.103/-kazuo - ishiguros-persistent-dream-for-postethnicity? rgn=main; view=fulltext; q1=ishiguro

17. Moore, M.S., Sontheimer, M. (2005). «I RemainFascinatedbyMemory» [InterviewwithKazuoIshiguro]. Spiegel Online, 5 October. Retrievedfromwww.spiegel.de/international/spiegel - interview-withkazuo-ishiguro-i-remain-fascinated-by-memory-a-378173.html

References

1. Ahearn, Victoria (2015). Kazuo Ishiguro Looks at Role of Memory in History with «The Buried Giant». The Canadian Press, March 19. Available at: https://www.680news.com/2015/03/19/kazuo-ishiguro - looks-at-role-of-memory-in-history-with-the-buried-giant/ (Accessed 5 June 2021).

2. Akbar, Arfia (2015). This isle is full of monsters. The Independent, 26 Feb. Available at: http://www. independent.co.uk/arts-entertainment/books/reviews/the-buried-giant-by-kazuo-ishiguro-book-review - this-isle-is-full-of-monsters10072414.html (Accessed 5 June 2021).

3. Cain, Sian (2015). Writer's indignation: Kazuo Ishiguro rejects claims of genre snobbery. Available at: https://www.theguardian.com/books/2015/mar/08/kazuo-ishiguro-rebuffs-genre-snobbery (Accessed 5 June 2021).

4. Clark, Alex (2015). Ishiguro's Turn to Fantasy. The Guardian, 19 February. Available at: https://www. theguardian.com/books/2015/feb/19/kazuo-ishiguro-the-buried-giant-novel-interview (Accessed 5 June 2021).

5. Dundas, Deborah (2015). Author Kazuo Ishiguro on The Buried Giant, fantasy and war. Books, March 22. Available at: https://www.thestar.com/entertainment/books/2015/03/22/author-kazuo-ishuguro-on - the-buried-giant-fantasy-and-war.html (Accessed 5 June 2021).

6. Ishiguro, Kazuo (2015). Pohovanyjveleten' [The Buried Giant]. L'viv, Staryjleva Publ., 376 p.

7. Ishiguro, Kazuo (2015). The Buried Giant. New York, Alfred A. Knopf, 317 p.

8. Ishiguro, Kazuo (2017) The Nobel Prize Lecture. My Twentieth Century Evening and Other Small Breakthroughs. Toronto, Alfred A. Knopf Publ., 23 p.

9. Kakutani, Michiko (2015). «In 'The Buried Giant', Ishiguro Revisits Memory and Denial». The New York Times, Feb 23. Available at: http://www.nytimes.com/2015/02/24/books/review-in-the-buriedgiant - ishiguro-revisits-memory-and-denial.html (Accessed 5 June 2021).

10. Le Guin, Ursula K. (2015) «95: «Are they going to say this is fantasy?»» (2 March). Available at: https:// bookviewcafe.com/blog/2015/03/02/are-they-going-to-say-this-is-fantasy/ (Accessed 5 June 2021).

11. Lipin, G. (2003). The New Wave in British Science Fiction: the Change in the Canon. MirellaBilli, Nick - olasBrownlees (eds). In and Around the Sixties. Viterbo, SetteCitta Publ., pp.195-207.

12. Ma, Sheng-mei(1999). Kazuo Ishiguro's Persistent Dream for Postethnicity: Performance in Whiteface. Available at: http://quod.lib.umich.edu/p/postid/pid9999.0002.103/-kazuo-ishiguros-persistent-dream - for-postethnicity? rgn=main; view=fulltext; q1=ishiguro (Accessed 5 June 2021).

13. Moore, Michael Scott &Sontheimer, Michael (2005) «I Remain Fascinated by Memory»: Interview with Kazuo Ishiguro. Spiegel Online, 5 October. Available at: www.spiegel.de/international/spiegel - interview-withkazuo-ishiguro-i-remain-fascinated-by-memory-a-378173.html.) (Accessed 5 June 2021).

14. Nesterenko, Yu.S. (2020). Nacional'najakartinamira v romanah Kazuo Ishiguro. Avtoref. diss. kand. filol. nauk [National World Picture in Kazuo Ishiguro's Novels. Extended abstract of cand. philol. sci. diss.]. Moscow, 22 p.

15. Nietzsche, F. (1990). O pol'zeivredeistoriidljazhizni [On Benefits and Harms of History for Life]. Sochinenija: v 2-h tomah [Works: in 2 volumes]. Moscow, Mysl Publ., vol. 1. pp. 441-442.

16. Oprysnyk, Ja. (2019) Poetykanaratyvu v romani Kazuo Ishiguro «A Pale View of Hills» [The Poetics of Narrative in Kazuo Ishiguro's Novel «A Pale View of Hills»]. Slovoi Chas [Word and Time], vol. 12, issue 708, pp. 57-65.

17. Selitrina, T.L. (2017). Fantazijamifaipravdaistorii v romaneKadzuoIsiguro «Pogrebennyjvelikan» [The Fantasy of Myth and the truth of History]. Filologijaikul'tura [Philology and Culture], vol. 3, issue 49, pp. 214-219.

18. Usenko, O.P. (2014). Yaponskij component imagologichnojiproblematykytvorchosti Kazuo Ishiguro. Diss. kand. filol. nauk [Japanese component of imagologicalproblematics in Kazuo Ishiguro's writings. Cand. philol. sci. diss.]. Dnipro, 240 p.

19. Zhluktenko, N. Yu. (2013). Noctyurn Kazuo Ishiguro: transpoziciya u v postmodernism [Nocturne Kazuo Ishiguro: transposition into postmodernism]. Visnyk KNU. SeriyaLiteraturoznavchistudiji [Bulletin of Taras Shevchenko National University of Kyiv. Literature Studies], vol. 39, issue 1, pp. 367-372.

Размещено на Allbest.ru