Сюжет о царе-старце как феномен ментальности общества XIX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Сюжет о царе-старце как феномен ментальности общества XIX века

Легенда о царе-старце, известном под именем Фёдора Кузьмича, сформировалась в период социально-политических предвестий общественных изменений и подверглась кардинальной трансформации в процессе бытования, в чём отразилась смена общественных приоритетов. Это обусловливает актуальность обращения к сюжету о царе-старце, так как каждый этап перехода к новому уровню технологического и социального развития общества порождает сходные явления в ментальной общественной сфере. Изучение сюжета о царе-старце является продолжением исследований российских учёных по теме народных представлений в рамках новых методологических концепций, а также попыткой более чётко определить место данного сюжета в общей классификации легенд о «возвращающемся избавителе». Кроме того, историческая наука давно должна была дать свой анализ этого сложного явления ментальности и социокультурной истории, которое ранее целенаправленно изучали только литературоведы и богословы. Цель данного исследования - выявить отражение ментальности переходного периода в сюжете о царе-старце Александре I. Согласно гипотезе исследования, сюжет о царе-старце является легендой об «избавителе», из-за смены общественных приоритетов трансформировавшейся в легенду о «спасителе». В качестве материалов для статьи привлечены разные типы источников: делопроизводственная документация, материалы из печатных изданий регионального и общероссийского уровней, мемуары современников. В качестве методов исследования использовались и такие методы исторической науки, как текстологический анализ и контент-анализ. Сформулированы признаки ментальности переходного периода, отразившиеся в сюжете о царе-старце. Приведены доказательства того, что развитие сюжета отражает изменение народной ментальности во второй половине XIX в. в период модернизационного перехода. Сюжет о царе-старце начал формироваться как типичный сюжет о «возвращающемся избавителе», однако в процессе своего оформления преобразовался в сюжет о «спасителе». Данный факт отражает смену народной ментальности периода модернизационного перехода во второй половине XIX в. Перспективой исследования является продолжение исследований в области изменения ментальностей в их взаимосвязи в XIX в..

Ключевые слова: народные представления, модернизационный переход, «Великие реформы» 1860-х гг, история ментальностей, социально-утопические легенды модернизационный переход сюжет царь старец

The Story of the Starets Tsar as a Mental Phenomenon of Society in the 19th century

Mikhail S. Putilin

The legend of the Starets Tsar, known as Fyodor Kuzmich, is a unique fact of the folk mentality. Formed in the period of socio-political foreshadowing of social changes, it underwent a radical transformation in the process of existence. This story reflected the change of social priorities, characteristic of the period of social transformation. This determines the relevance of reference to the tale of the Starets Tsar, as every stage of transition to a new level of technological and social development of society generates similar phenomena in the mental public sphere. The study of the story of the Starets Tsar is not only a continuation of the research of Russian scholars on the topic of folk representations within the framework of new methodological concepts, but also an attempt to more clearly define the place of this story in the general classification of legends about the “returning savior”. In addition, historical science has long needed to provide its own analysis of this complex phenomenon of mentality and socio-cultural history, which has previously been purposefully studied only by literary scholars and theologians. The purpose of this study is to reveal the reflection of the mentality of the transition period in the story of the Starets Tsar Alexander I. Materials for the article included the sources belonging to different types, among which are clerical documentation, materials from printed publications of regional and all-Russian level, memoirs of contemporaries. Such methods of historical science as textual analysis and content analysis were used as well. As a result of the application of these methods the signs of the transitional mentality reflected in the story about the Starets Tsar were formulated. We made a conclusion that the development of the plot reflected the change of people's mentality of the second half of the 19th century during the period of modernization transition. The story about the Starets Tsar began to form as a typical story about the “returning deliverer”, but in the process of its design it changed into a story about the “savior”. This fact reflects the change in the folk mentality of the period of the modernization transition in the second half of the XIXth century. The perspective of the study is the continuation of research in the field of changing mentalities in the XIXth century, in their relationship.

Keywords: folk representations, modernization transition, “Great Reforms” of the 1860s, history of mentalities, socio-utopian legends

Введение

Легенда об уходе Александра I в старчество под именем Фёдора Кузьмича возникла при Николае I, но её интенсивное формирование продолжилось в период «великих реформ» Александра II, находилось у истоков длительного процесса российской модернизации, после чего из народной ментальности этот сюжет перешёл в русскую литературу Серебряного века, став, таким образом, достоянием не только социокультурной истории, но и литературоведения. Сюжет о царе-старце прямо или косвенно поднимал многие вопросы, которые волновали людей в переломный, предреволюционный период русской истории. Сложная природа сюжета о царе-старце как явления ментальности может представлять большой интерес также по причине отражения в нём процессов модернизационного перехода в российской ментальности.

Методология и методы исследования

Сюжет о царе-старце проявился в источниках различного типа. Основные типы источников, отразивших легенду о Фёдоре Кузьмиче периода её развития, - делопроизводственные документы полиции, «Краткое жизнеописание» С. Ф. Хромова Хромов С. Ф. Краткое жизнеописание велика- го старца Феодора Козьмича. Из воспоминаний купца Семена Феофановича Хромова / под ред. В. П. Бойко, Е. В. Ситникова; авт. предисл. В. П. Бойко. - Томск: Изд- во Томского государственного архитектурно-строитель-ного университета, 2015. - 251 с., а также сообщения в прессе, как в местных газетах Томска, так и в общероссийских журналах. Это опубликованные в местных изданиях города Томска статья З. Барш «Ссыль- но-поселенец Фёдор Кузьмич» Барш 3. Ссыльно-поселенец Фёдор Кузьмич. (Го-родские новости) // Сибирская газета. - 1887. - № 7. - С. 247., брошюра «Загадочный старец» Загадочный старец // Томские Губернские ведо-мости. - 1907. - № 72. - С. 3-4., М-ич «Заметка о скопцах» М-ич. Заметка о скопцах // Восточное обозре-. В центральных изданиях вышли материалы Д. С. Бабкинание. - 1893. - № 6. - С. 9-10., Н. С. Голицына⁶, А. Долгорукого⁷. В качестве наиболее эффективной методологии для исследования этой темы мы обратимся к концепции "истории ментальностей", результативность которой доказали на XV Международной научно-практической конференции «Омские социально-гуманитарные чтения - 2022».

Прежде чем начать анализ этой легенды как явления народной ментальности, обозначим основы методологической концепции «истории ментальностей», а также укажем на особенности явления «ментальностей» и «народных представлений», в которых существовали сюжет о царе-старце и родственные ему легенды об «избавителе». Классическими работами по концепции истории ментальностей являются труды основателей французской школы «Анналов» М. Блок и Ф. Арьес [1; 2]. Примером отечественного исследования по данной концепции послужила работа В. В. Трепавлова [3].

Ментальность - система коллективных представлений исторически существовавшей этнокультурной общности или социальной группы. В социогуманитарные науки категория пришла из социальной философии. В научный обиход понятие «ментальность» ввёл Л. Леви-Брюль, анализируя тотемиче- ский и светский типы мышления. Вопрос об устойчивости ментальностей в рамках исторического процесса является спорным среди современных исследователей, в данном исследовании мы ориентируемся на среднюю позицию, сформулированную А. И. Рё- дель на материале исследования феномена «российского менталитета» и изменения его оценок отечественными социологами: «Правота структурализма состоит как раз в том, что индивидуальное и коллективное сознания многослойны, их конституируют как сиюминутные, кратковременные, так и устойчивые, долговременные структуры, отдельные из которых даже более исторически константны, чем способы общественного производства» [4, с. 117]. С. К. Пчегатлук даёт наиболее точное определение термина «ментальность» в социологии. По мнению исследователя, как «ядро», так и «периферия» ментальности способны к изменениям, но скорость этого процесса неоднородна в связи с природой «ядра» и рядом внешних факторов: «Между обеими структурами происходит обмен, интенсивность которого меняется обычно под воздействием реальноисторических, идеологических, культурных факторов, среди которых долговременные играют первостепенную роль» [5, с. 155]. Вслед за Е. А. Андреевой, отметившей эту гипотезу как среднюю позицию между двумя крайними гипотезами, мы считаем, что явление «ментальности» неоднородно по своей способности к изменениям [6].

В работе использованы методы текстологического и контент-анализа. С их помощью на материале источников выявлены признаки и тенденции ментальности российского народа периода модернизационно- го перехода.

Результаты исследования и их обсуждение

Современные авторы сходятся в оценке легенды о царе-старце как уникальном явлении как в историческом, так и в литературном плане. Попытки анализа сюжета о царе-старце как феномена социокультурной истории и явления народной ментальности второй половины XIX в. до сих пор не были осуществлены в силу специфики исследовательских работ по этой теме.

Исследователи полагают, что «ментальность» как некое «ментальное образование» имеет полевую структуру, которая, в свою очередь, состоит из более устойчивых элементов ядра и менее устойчивой периферии. Некоторые также выделяют и некий промежуточный слой: «По всей вероятности, где-то между ядром и периферией находятся народные сказания, мифы, национально-культурные верования» [4, с. 116].

Легенды о «возвращающихся избавителях», родственные сюжету о царе-старце, относятся к этому среднему слою, однако близки больше к твёрдому и устойчивому к изменениям «ядру» народной ментальности русского общества, поскольку не имеют указанных в работе А. И. Рёдель признаков «периферии»: «Периферию национального менталитета создают временные, ново- образовавшиеся или привнесённые из чужих культур ценности, смещения в их традиционно устоявшемся порядке (возникающие в силу так называемых ценностных переворотов)» [Там же, с. 117]. Это подтверждает живучесть разных форм этой легенды на протяжении периода от Смуты XVII в. до Константина и до Фёдора Кузьмича. Не исключены и более поздние «рецидивы» легенд об «избавителе» в виде «особ, приближенных к императору» во время гражданской войны, однако это выходит за рамки нашего исследования. Тем не менее не исключена возможность некоторых вариаций положения легенды о Фёдоре Кузьмиче в структуре ментальности по причине происходивших процессов социальных изменений.

Кроме того, многочисленные «рецидивы» социально-утопических сюжетов об «избавителях» и религиозных «спасителях» указывают на то, что источник комплексов этих легенд следует искать на местной российской почве, поскольку в «ядро» ментальности могут попасть «...только те ценности и “смыслы”, которые изоморфны входящим в состав ядра или, по крайней мере не противоречат им» [Там же]. В связи с этим, для получения ответа на вопрос о роли легенд о «возвращающемся избавителе» в народной ментальности мы обращаемся прежде всего к историографии вопроса российской ментальности, рассматриваем специфику и изменения на протяжении хронологических рамок исследования.

Отчасти явление сюжета о царе-старце можно объяснить последствиями «великих реформ» 1860-х гг., оказавших глубокое влияние на ментальность крестьянства. Основные черты этого влияния выявил В. В. Чешев. На основе «Писем из деревни» А. Н. Энгельгардта автор сделал несколько важных замечаний о крестьянской ментальности. Самым важным из них является признание роста специфического крестьянского индивидуализма, связанного с отменой крепостного права: «На социально-психологическом уровне этот индивидуализм проявляется в ощущении достоинства хозяина, а не батрака и поденщика» [7, с. 33]. С другой стороны, росло число крестьян, переезжавших в город, сначала на заработки, а потом, в случае успеха, и на постоянное жительство с семьёй.

Эти две тенденции накладывались друг на друга, порождая изменение в ментальности. С одной стороны, специфический индивидуализм, сформировавшийся в рамках крестьянской общины, требовал расширения крестьянского хозяйства и земельного передела в пользу крестьянской общины, ликвидации «отрезков». С другой, новые жители городов, даже успешно поступавшие на службу и способные обеспечить тем самым свои семьи, попадали в маргинальное положение. Для бывших односельчан они становились лишёнными достоинства «батраками», а для образованных горожан были не более, чем лакеями. Следует ожидать, что в этих условиях возрастёт популярность религии как средства для преодоления эмоционального кризиса периода социальной нестабильности, в котором одни отчаянно ждали окончательной отмены помещичьих привилегий, а другие всеми правдами и неправдами устраивались на новом месте в городах.

На основании рассмотренных материалов мы можем сделать обоснованное предположение, что популярность легенд о «возвращающемся избавителе» напрямую связана с крепостным положением основной массы крестьянского населения Российской империи. Цикл легенд об «избавителе» в лице Петра III, связанный с крестьянской войной под предводительством Е. И. Пугачёва, пришёлся на апогей закрепощения помещичьих крестьян при Екатерине II. При трёх последующих императорах, вплоть до середины XIX в. включительно, острота крестьянского вопроса снижалась, но незначительно.

Эти условия породили популярность легенд об «избавителе», главной миссией которого, как мы выяснили в прошлом разделе, народ полагал уничтожение сословных привилегий в лице Петра III, Павла I и великого князя Константина Павловича. Циклы появления, распространения и отмирания этих сюжетов в народной ментальности следуют, фактически один за другим. Вслед за К. В. Чистовым логично связать их с народными надеждами на решение крестьянского вопроса [8, с. 32]. Каждый раз, когда новый «избавитель» в силу ряда различных причин не оправдывал надежд, в народной ментальности фигура «избавителя» отождествлялась с новым деятелем.

«Великие реформы» 1860-х гг. кардинально изменили социально-политические условия для большинства населения, что привело к изменениям в народной ментальности. С отменой крепостного права одна из главных задач «избавителя» в народном представлении была выполнена, что послужило своеобразной отправной точкой, в народной ментальности развивались новые представления.

Таким образом, можно предположить, что именно новый этап модернизации, связанный с реформами 1860-х гг., стал причиной специфического цикла развития сюжета о царе-старце Александре I и его переходе из народного социокультурного явления в русскую литературу Серебряного века.

Следует отметить, что исследователи ментальностей Российской империи XIX в. придерживаются мнения о слабом разделении ментальностей крестьянства и низовых социальных слоёв в городах. А. В. Литягина на материале исследований Е. А. Андреевой сделала убедительный вывод о сходстве психологии крестьян с мещанской, характеризуя этическую составляющую «ядра» их ментальностей: «Для подавляющей части населения этих сословий сохраняли значение такие ценности, как Бог, добро, милосердие, честь и долг, материальный достаток... Среди норм повседневной жизни - посещение церкви (для новообрядцев), соблюдение обрядности, трудовая деятельность, выполнение обязательств, общепринятых правил» [9, с. 103]. Таким образом, народные представления крестьян и городского населения Томской губернии второй половины XIX в., в сущности, являются единой ментальностью, в рамках которой формировался сюжет о царе-старце.

Подробный анализ этой ментальности и развития её «ядра» под влиянием «Великих реформ» 1860-х гг. и начала процесса модернизации представил Б. Н. Миронов в монографии «Социальная история России периода империи XVIII - начала XX в.». Характеризуя особенности крестьянского менталитета до реформ 1860-х гг. и начала процесса модернизации в России, автор отметил такие его черты, как «общинность, преклонение перед религиозным обрядом и сложное отношение к богатству и частной собственности вообще» [10, с. 327-331]. Данный менталитет, согласно выводам учёного, «охватывал и городское непривилегированное население» [10, с. 332]. Для нашего исследования особенно важным следует признать замечание Б. Н. Миронова о том, что с началом реформ и процесса модернизации во второй половине XIX в. в российские города переселились многие выходцы из крестьянства, которые не только «сопротивлялись проникновению светской, буржуазной культуры в свою среду» [Там же, с. 337], но и привели к новому «окрестьяниванию» формирующегося в начале XX в. рабочего класса [Там же, с. 343].

Таким образом, предшествующая исследовательская литература убедительно доказывает, что формирование сюжета о царе-старце происходило в рамках единой «народной ментальности», которая претерпевала изменения в условиях модернизаци- онного процесса. Следовательно, для точного определения функции этого сюжета необходимо учесть социально-экономические условия его формирования. С одной стороны, аграрный вопрос был ещё актуален, в умах крестьянства жила идея земельного передела или уничтожения помещичьего землевладения. В начале 1860-х гг. народная ментальность сохранялась в форме традиционного православного мировоззрения. В ней почти без изменений присутствовали все традиционные признаки, которые ещё в XVIII в. способствовали появлению легенд о «возвращающемся избавителе».

Поэтому легенда о царе-старце начала формироваться как одна из легенд об «избавителе», который призван освободить крестьян от тяжёлой зависимости от помещиков и общего угнетённого положения. В тот период данная легенда была, по нашим предположениям, отражением такой грани ментальности, как «отношение к труду, собственности, богатству, бедности» [11, с. 58]. Это отношение отразилось в таких элементах раннего сюжета о царе-старце, как насильственное отстранение Александра I от власти и его последующее чудесное спасение: «Рассказывают, что он появился в Сибири в 1827 г., вместе с известным старцем Даниилом, с которым они вместе проживали в д. Зерцалы, но в разных келиях. Даниила называют доктором императора Александра I, который спас жизнь императора в то время, когда в Таганроге его пытались отравить»¹. В работе К. В. Чистова, посвящённой народным легендам об «избавителе», убедительно доказано, что подобные отстранения народ всегда связывал с реакцией крепостнической элиты на желание монарха отменить крепостное право [8, с. 200]. Кроме того, бескровная реформа «Положения 19 февраля 1861 года» и начало модерниза- ционного процесса могла породить обоснованные надежды, что и другие задачи «избавителя» будут решены без необходимости народного восстания. В связи с данной ситуацией легенда о царе-старце потеряла актуальность как легенда именно об «избавителе».

Однако при новой форме ментальности на первый план вышла потребность в ощущении причастности к духовным ценностям, соответственно, в сюжете религиозного типа. Это ощущение вселяло уверенность в возможность поддержки «свыше» в период модернизационного перехода. Таким стал уже известный Фёдор Кузьмич, который легко превратился в «святого старца» и стал отражением уже такой грани народных представлений, как «отношение мира земного и трансцендентного» [Там же]. На наш взгляд, данная трансформация позволила сюжету стать ближе к ядру ментальности, чем он был изначально.

Переходный характер сюжета о ца- ре-старце в народной ментальности полнее всего отразился в сведениях о посещении Фёдора Кузьмича высокопоставленными лицами, предположительно из окружения монарха, о переписке, которую вёл с ними старец. Приезды неких «господ» к старцу ещё при жизни Фёдора Кузьмича упомянуты в сочинении Г. Василича [12, с. 63], а после смерти старца к его келье наведался, по словам С. Ф. Хромова, тайный советник М. Н. Галкин-Врасский Там же. - Л. 10.. В то время он занимал высокий пост начальника тюремного управления и в Томске оказался проездом во время инспекции мест заключения и ссылки в Сибири. В мемуарах эмигранта А. В. Болотова есть сведения о том, что М. Н. Галкин-Врасский по возвращении из поездки по городам Сибири в докладе императору Александру III отметил популярность легенды о царе-старце: «Как в Томске, так и в других городах Западной Сибири Феодора Кузьмича почитают за императора Александра I» [13, с. 351].

А. В. Болотов передал многие сообщения томичей, собранные комиссией по изучению материалов о Фёдоре Кузьмиче, свидетельствовавшие о том, что «се ходатайства Феодора Козьмича постоянно уважались императором Николаем Павловичем» [13, с. 349-350].

Кроме писем и прошений, которые у старца получали в помощь своим делам угодные ему люди, старец вёл, по некоторым сведениям, и более регулярную корреспонденцию с верхушкой государства: «...комиссия установила, что император Николай I был в постоянной переписке со старцем Феодором Кузьмичем, и переписка велась секретным шифром, ключ к которому после долгих розысков, был найден в одном из секретнейших фамильных хранилищ» [Там же, с. 350]. Ещё больше свидетельств существует в подтверждение переписки подвижника с графом Д. Е. Остен-Сакеном, приближенной к правящей семье особой: «В эмигрантской среде были зафиксированы существенные данные о том, кому он писал. Так, о переписке Феодора Кузьмича с графом Дмитрием Ерофеевичем Остен-Сакеном свидетельствовали и сын его - Николай Дмитриевич Остен-Сакен (посол России в Берлине в 1895-1912 гг.), и внук - граф Н. В. Остен-Сакен» [14, с. 150151]. Именно с именем Д. Е. Остен-Сакена исследователи связывают так называемую «тайну» Фёдора Кузьмича - три небольших записки с шифрованными записями, обнаруженные С. Ф. Хромовым в келье после смерти старца.

Эта деталь сюжета о царе-старце резко выделяет его среди типологически сходных с ним легенд о «возвращающемся избавителе». Ни один персонаж легенд этого типа после своего отстранения от власти не вёл переписок со своими влиятельными сторонниками в правительстве, тем более не оказывал влияние на текущую политику. Отметим, что ведение переписки с императором и его приближенными и влияние на политику государства было бы невозможно в случае насильственного отстранения правителя от власти. Следовательно, данный элемент сюжета появился, когда легенда об избавителе начала трансформацию в сюжет религиозного типа. Добровольное отречение от власти и уход из мирской жизни в старчество как нельзя более соответствовал такой трансформации, продолжение общения с помощью переписки при данном варианте сюжета было бы вполне возможным и даже закономерным. О старчестве как особом явлении русской православной церкви повествуют работы В. И. Экземплярского и П. Г. Проценко [15; 16]. Из зарубежных авторов феноменом старчества и отшельничества занимался исследователь Барри Стоун [17].

В условиях отмеченного Б. Н. Мироновым столкновения традиционной крестьянской ментальности с формирующейся городской буржуазной культурой среди крестьянства и городских низов неизбежно должна была возрасти религиозность. В церковных обрядах народ, приверженный традиционной православной ментальности, мог искать противовес ломавшим привычный уклад его жизни процессам модернизации. По этой причине могла измениться и роль сюжетов о «спасителе», ранее бытовавших прежде всего в старообрядческой и сектантской среде, либо среди представителей официального духовенства.

Таким образом, противоречия между традиционной православной ментальностью крестьянства и городского непривилегированного населения и формирующейся на фоне модернизационных процессов буржуазной городской культурой могли актуализировать в народной ментальности фигуру «спасителя» как освободителя мира от греха и скверны, проявлением которых носители традиционной ментальности неизбежно считали новую городскую культуру.

Образ Александра I, ушедшего от власти и мирской жизни в старчество, как нельзя более отвечал запросам народной ментальности на героя нового типа. По легенде он оставался правителем, знания и опыт которого не сопоставимы с тем, что знает простой обыватель провинциального городка. Это и знание иностранных языков, и понимание политических процессов, и владение военным делом. Как мы уже упоминали, по некоторым сведениям, он писал самым высокопоставленным лицам прошения о помощи угодным ему людям, и такие письма не оставались без удовлетворения. Данные особенности пришлись очень кстати для образа святого-спасителя, так как, несмотря на то что «избавитель» как тип героя потерял актуальность, потребность в таком высокопоставленном деятеле, который имел бы большое влияние на правительство и решал бы проблемы людей на местах, никуда не ушла, а в полной мере оставалась и у городских жителей, тем более у переселенцев из деревни в город.

Черты же Фёдора Кузьмича как спасителя и святого отшельника начали подтверждаться такими элементами, как различные проявления прозорливости; отмечались указания на его праведную, аскетичную жизнь, помощь советами и творимые им чудеса. Примером являются многочисленные случаи чудесного исцеления старцем посещавших его людей, зафиксированные С. Ф. Хромовым в «Кратком жизнеописании...»: «Он пришёл в комнату, помолившись Богу, стал здороваться. Старец был ещё на лежанке и говорит: “Здравствуй, отец Иоанн”. Тогда как прежде никогда его не видел. Это мне сказывала Наталья Яковлевна, и тогда же исцелил его болезнь головы» Хромов С. Ф. Краткое жизнеописание великаго старца Феодора Козьмича. Из воспоминаний купца Семена Феофановича Хромова / под ред. В. П. Бойко, Е. В. Ситникова; авт. предисл. В. П. Бойко. - Томск: Изд-во Томского государственного архитектурно-строительного университета, 2015. - 251 с. - С. 35.. Данный фрагмент включает указание как на прозорливость старца, так и на его способности к целительству. Старец, согласно записям С. Ф. Хромова и другим источникам, жил крайне скромно, избегал внимания, но не отказывал в помощи людям. Несмотря на высокое происхождение и наличие знаний, Фёдор Кузьмич в остальном описан как традиционный святой старец-отшельник. После ухода в старчество он в обычной жизни не нуждался в своих знаниях, часто скрывал их. Старец хотел жить простой жизнью, общаясь с людьми (но без усиленного внимания и почитания) и молясь Богу. Таким образом, в сюжете о царе-старце соединились потребность людей в высокопоставленном покровителе в мирской жизни и желание сохранить опору на традиционные ценности, главными из которых были христианская религия и стремление к высокой духовности при непритязательности в быту.

Заключение

В результате проведённого исследования развития сюжета о ца- ре-старце выявлено, что он начал формироваться в период, когда остро стоял вопрос об освобождении крестьян, и имел типичные черты легенды о «возвращающемся избавителе». Однако в устойчивый сюжет он не успел оформиться, так как начались процессы кардинальных общественных преобразований.

В связи с утратой актуальности крестьянского вопроса сюжет о царе-старце на стадии своего формирования претерпел изменения и в нём стал преобладать религиозный контекст. Исходя из анализа записей С. Ф. Хромова, Федор Кузьмич стал восприниматься как типичный старец-отшельник, тем не менее, признавались его высокое происхождение и связанные с этим сюжетные особенности.

Список литературы

1. Блок М. Короли-чудотворцы: очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии / пер. с фр. В. А. Мильчиной; предисл. Ж. Ле Гоффа; науч. ред. и послесл. А. Я. Гуревича. М.: Языки русской культуры, 1998. 712 с.

2. Арьес Ф. Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке / пер. с фр. Я. Ю. Старцева при участии В. А. Бабинцева. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. 416 с.

3. Трепавлов В. В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. / Институт российской истории РАН. М.: Восточная литература, 2007. 255 с.

4. Рёдель А. И. Российский менталитет: к социологическому дискурсу // Социологические исследования. 2000. № 12. С. 109-118.

5. Пчегатлук С. К. Менталитет как социально-политическое явление: опыт рассмотрения // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2015. Ч. 2, № 9. С. 155-158.

6. Андреева Е. А. Ментальность городского населения Западной Сибири в конце XIX - начале XX в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. Томск, 2009. 28 с.

7. Чешев В. В. Ментальность русской крестьянской общины (по «Письмам из деревни» А. Н. Энгельгардта). Томск: Издательство ТГАСУ, 2014. 88 с.

8. Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв. М.: Наука, 1967. 342 с.

9. Литягина А. В. Факторы, влиявшие на ментальность горожан Западной Сибири второй половины XIX - начала ХХ века // Историческая психология и социология истории. 2013. № 1. С. 99-110.

10. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): в 2 т Т 1. 2-е изд., испр. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. 548 с.

11. Хромова Е. Б. Из истории становления исторической антропологии в России: вклад истории ментальностей // Историческая и социально-образовательная мысль. 2018. T 10, № 5/1. С. 53-61.

12. Василич Г Император Александр I и старец Феодор Кузьмич: по воспоминаниям современников и документам: со многими рисунками и портретами / предисл. Г. Балицкого; рис. на обл. П. Афанасьева. М.: Образование, 1909. 157 с.

13. Болотов А. В. Святые и грешные: Воспоминания бывшего человека. Париж: Франко-русская печать, 1924. 354 с.

14. Громыко М. М. Святой праведный Феодор Кузьмич - Александр I Благословенный: исследования и материалы к житию. М., 2007. 512 с.

15. Экземплярский В. И. Старчество // Тайна страданий и христианство. СПб.: САТИСЪ, 1996. 44 с.

16. Проценко П. Г. Деревенская религиозность в России: к постановке проблемы. Текст: электронный // Вестник русского христианского движения. 2005. № 189. URL: http://www.golubinski.ru/vestnik/articles/ vestnik2005.html (дата обращения: 10.06.2022).

17. Stone Barry. I Want to be Alone: Solitary Lives: salvation seekers, celebrity recluses, hermit poets and survivalists from the Buddha to Greta Garbo. London: Allen & Unwin, 2010. Pp. 97-98.

References

1. Blok, M. Kings miracle workers: an essay on ideas about the supernatural nature of royal power, distributed mainly in France and in England/ tr. from French by V. A. Milchina. Аoreword J. Le Goff. Ed. by A. Ya. Gurevich. M: Shkola “Yazyki russkoi kul'tury”, 1998. (In Rus.)

2. Aries, Philippe. Child and the family life under the Old Order / Trans. from French by Ya. Yu. Startsev with the participation of V. A. Babintsev. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 1999. (In Rus.)

3. Trepavlov, V. V. “White Tsar”: The image of the monarch and ideas about citizenship among the peoples of Russia of the XV-XVIII centuries. Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences. M: Vostochnaya literatura, 2007. (In Rus.)

4. Redel', A. I. Russian mentality: to sociological discourse. Sociological studies, no. 12, pp. 109-118, 2000. (In Rus.)

5. Pchegatluk, S. K. Mentality as a socio-political phenomenon: experience of consideration. Historical, philosophical, political and legal sciences, cultural studies and art criticism. Questions of theory and practice, no. 9, pp. 155-158, 2015. (In Rus.)

6. Andreeva, E. A. The mentality of the urban population of Western Siberia in the late XIX - early XX centuries. Cand. sci. diss. abstr. Tomsk, 2009. (In Rus.)

7. Cheshev, V. V. The mentality of the Russian peasant community: (according to the “Letters from the Village” by A. N. Engelhardt). Tomsk: Izdatel'stvo TGASU, 2014. (In Rus.)

8. Chistov, K. V. Russian folk social and utopian legends of the XVII-XIX centuries. M: Nauka, 1967. (In Rus.)

9. Lityagina, A. V. Factors that influenced the mentality of citizens of Western Siberia of the second half of the XIX - early XX centuries. Historical psychology and sociology of history, no. 1, pp. 99-110, 2013. (In Rus.)

10. Mironov, B. N. The social history of Russia during the empire (XVIII - early XX centuries): In 2 v. V. 1. SPb: Dmitrii Bulanin, 2000. (In Rus.)

11. Khromova, E. B. From the history of the formation of historical anthropology in Russia: the contribution of the history of mentalities. Historical and socio-educational thought, no. 5/1, pp. 53-61., 2018. (In Rus.)

12. Vasilich, G. Emperor Alexander I and the Elder Fyodor Kuzmich: according to the memoirs of contemporaries and documents: with many drawings and portraits. Moscow: Obrazovanie, 1909. (In Rus.)

13. Bolotov, A. V. Saints and Sinners: Memories of a Former Man. Paris: Franko-russkaya pechat', 1924. (In Rus.)

14. Gromyko, M. M. Holy righteous Fyodor Kuzmich - Alexander I the Blessed. Research and materials for life. M., 2007. (In Rus.)

15. Ekzemplyarskiy, V. I. Senility. The Secret of Suffering and Christianity. SPb: SATIS, 1996. (In Rus.)

Размещено на Allbest.ru