Герменевтический опыт интерпретации сюжета о Тевье-молочнике: Шолом-Алейхем, Джозеф Стайн, Григорий Горин

Размещено на http://www.allbest.ru/

Герменевтический опыт интерпретации сюжета о тевье-молочнике: Шолом- Алейхем, Джозеф Стайн, Григорий Горин

Е.М. Перхина

Аннотация

В статье рассматривается проблема самоопределения человека, поднимаемая в текстах, репрезентирующих сюжет о Тевье-молочнике, источником которого является цикл рассказов еврейского писателя Шолом-Алейхема. Герменевтический анализ построен на сопоставлении сюжетной структуры в текстах Шолом-Алейхема, в либретто мюзикла (в его киноверсии) «Скрипач на крыше» Джозефа Стайна и в пьесе «Поминальная молитва» Григория Горина. Каждый из трех вариантов рассматривается в контексте социокультурной ситуации, в которой он был рожден. Если Шолом- Алейхема в судьбе героя, прежде всего, интересует воплощение еврейской культуры как самостоятельной этнической традиции, то для Дж. Стайна и Г Горина на первый план выступает проблема идентичности человека. Г. Горин опирается на опыт американского драматурга и сценариста, но создает вполне самостоятельное произведение. В статье особое внимание уделено категории «русский» в предлагаемой отечественным драматургом формуле «русский человек еврейского происхождения иудейской веры», которая осмысляется как способ преодоления этнических и культурных границ.

Ключевые слова: этническая идентичность, культурная идентичность, самоопределение, еврейская культура, русский, Шолом-Алейхем, Григорий Горин.

Abstract

HERMENEUTIC ANALYSIS OF TEVYE THE DAIRYMAN PLOT: SHOLEM ALEICHEM, JOSEPH STEIN, GRIGORY GORIN

Evgenia M. Perkhina

The paper considers the self-identity problem raised in texts representing the plot of Tevye the Dairyman, based on a short stories cycle by the Jewish writer Sholem Aleichem. Hermeneutical analysis is focused on a comparison of the plot structure in the texts by Sholem Aleichem, in the libretto of the musical (its film version) «Fiddler on the Roof» by Joseph Stein and in the play «Memorial Prayer» by Grigory Gorin. Each of the three versions is considered through the prism of the socio-cultural context in which it was created. In the short stories cycle by Sholem Aleichem Tevye the Dairyman is depicted as an embodiment of the Jewish culture with its beliefs and traditions. And here the author speaks about ethnic identity of the main hero. But for Stein and Gorin the problem of the main hero's identity involves a person questioning his sense of self or place in the world. So in «Fiddler on the Roof» by Joseph Stein and in the play «Memorial Prayer» by Grigory Gorin the self-identity problem becomes more universal. Gorin relies on the plot created by the American playwright and screenwriter, but writes a completely independent story. Special attention in the paper is paid to the category of «Russian», which is described by Gorin as «a Russian person with Jewish origin and of the Jewish faith». This formula is understood as a way to overcome ethnic and cultural boundaries.

Keywords: ethnic identity, cultural identity, self-identity, Jewish culture, Russian, Sholem Aleichem, Grigory Gorin.

Цикл рассказов «Тевье-молочник» создан классиком еврейской литературы Шолом- Алейхемом (Соломоном Наумовичем Рабиновичем) в период с 1894 по 1914 гг. Шолом- Алейхем писал на идише о евреях и еврейской культуре, но несправедливо было бы утверждать, что его произведения написаны только для читателей, владеющих идишем и ивритом. На протяжении всей жизни он работал как над самостоятельными переводами своих текстов на русский язык, так и в сотрудничестве с другими переводчиками. Кроме того, есть несколько произведений, изначально написанных автором на русском. Однако проблема создания и перевода текстов Шолом-Алейхема, исследованная А. Френкелем, Г. Эстрайхом и др., остается за пределами данной статьи. Нам важно вслед за А. Френкелем отметить «изощренную литературную игру, ориентированную на мультилингвизм читательской аудитории» [8, с. 169], которая не только не становится препятствием для перевода, но, возможно, способствует ему. История Тевье-молочника является наиболее часто переиздаваемым произведением еврейской литературы и воплощается в многочисленных кино- и театральных версиях.

История бедного еврея Тевье легла в основу мюзикла «Скрипач на крыше», поставленного на Бродвее в 1964 г. В 1971 г. на экраны вышел одноименный американский фильм, снятый режиссером Норманом Джуисоном.

В 1989 г. Григорий Горин и Марк Захаров ставят в «Ленкоме» спектакль «Поминальная молитва». Горинское изложение истории Тевье-молочника сюжетно гораздо ближе к либретто, написанному для бродвейского мюзикла Джозефом Стайном, чем к тексту цикла рассказов Шолом-Алейхема. Последовательность событий, происходящих в мюзикле, а также символический образ скрипача в горинской пьесе сохранены. Сюжетное и образное совпадение вполне объяснимо: «Скрипач на крыше» имел огромный успех на американской сцене и стал настоящим международным хитом, воспроизведенным на сценах разных стран. В «Ленкоме», по воспоминаниям Александра Абдулова, также изначально была предпринята попытка поставить «Скрипача», но вместо этого спектакля на свет появилась «Поминальная молитва» Григория Горина [1, с. 14]. Причем последняя не является просто адаптацией мюзикла к русской сцене. Проблематика и поэтика горинской пьесы заслуживает отдельного внимания. Ее интерпретация может быть построена на сравнительном анализе сюжетов оригинального текста Горина и произведений, послуживших для него пратекстами. текст сюжет либретто мюзикл

Шолом-Алейхем устами своего Тевье повествует о жизни бедного еврея и его дочерей, судьба каждой из которых складывается по-своему трагично. Старшая Цейтл выходит замуж по любви за такого же бедного еврея, как и сам Тевье, и живет в нужде. Вторая Голд влюбляется в революционера Перчика и отправляется за ним в Сибирь в ссылку. Третья Хава венчается с русским православным парнем, что немыслимо для правоверной иудейки. Четвертая Шпринца утопилась, не перенеся обмана богатого молодого еврея. Пятая Бей- лка, желая помочь бедному отцу, выходит замуж за нелюбимого ею богача, с которым ей нет счастья. Соломон Михоэлс, поставивший в 1938 году спектакль «Тевье-молочник», пишет, что Шолом-Алейхем одновременно с «малым миром Тевье-молочника» показывает «большой мир исторической действительности», и «на маленьких судьбах Тевье-молочника и его дочерей лежат отпечатки сменяющих друг друга исторических эпох» [5, с. 41].

Тевье Джозефа Стайна в «Скрипаче на крыше» также приходится с нарастающей напряженностью преодолевать жизненные невзгоды. Сюжет раскрывает судьбы только трех старших дочерей молочника. Свадьба Цейтл и бедного правоверного еврея Мотла идет вразрез с устоявшейся традицией из-за их тайной помолвки. Однако Тевье все же дает свое благословление на брак, и свадьба справляется по традиционному еврейскому обряду. Голд влюбляется в бедного студента-революционера Перчика. Будучи евреем, он никак не соотносит себя с иудейской религиозной традицией, и более того, его арест не позволяет справить традиционную свадьбу. Большим ударом становится выбор Хавы, которая венчается по православному обряду с русским крестьянином Федькой, тем самым отрывая себя от иудейской веры. Справляя траур по дочери, Тевье в финале фильма-мюзикла примиряется и с этим нарушением традиции.

В начале фильма Тевье обращается к скрипачу, играющему на крыше (это символический, обобщающий образ, вынесенный в заглавие и мюзикла и фильма), с вопросом: «А как мы сохраняем равновесие?» И сразу сам отвечает: «На это я отвечу вам одним словом - «традиция». Благодаря традиции мы сохраняем равновесие уже много лет. Здесь, в Анатовке, у нас есть традиция на все: как спать, как есть, как работать и как носить одежду. <.. .> И благодаря этой традиции, каждый из нас знает, кто он такой» [7]. Этим словам вторит и знаменитая песня «Tradition». Традиция как совокупность накопленного прошлыми поколениями опыта составляет фундамент самоопределения Тевье.

В классической теории этнической идентичности культура (культурные традиции), историческая память, религия, территория, язык обычно определяются как наиболее устойчивые ее элементы [6, с. 82]. Собственно говоря, именно на этих основаниях выстраивается этническая идентичность Тевье. Однако события сюжета последовательно заставляют Тевье поступиться каждым из них. С замужеством первой дочери он отказывается от представления об устоявшемся обычае - родители женят детей, а не дети сами выбирают себе супругов. Привычный обычай нарушен, но старшая дочь, тем не менее, остается внутри иудейской традиции. Замужество второй дочери примиряет Тевье и с тем, что её избранник хотя и еврей, но далек от ортодоксальной религии. Отказ от устоявшейся религиозной традиции также оказывается возможен. Замужество третьей дочери ломает запрет на связь с тем, кто не равен тебе ни по крови (по происхождению), ни по вере: в фильме слова «птица может любить рыбу, но где им строить свой дом» в итоге сменяются примирительным «и да будет с вами Бог» [7]. Ради своих дочерей Тевье приходится отказаться от традиции как исторически сложившегося обычая, от религиозной веры, от основания этнической общности.

Как уже было сказано, судьба семейства Тевье вписана в контекст переломного, трагического времени: пережив погромы, нарушившие радость свадьбы Цейтл и Мотла, евреи по приказу властей и вовсе должны покинуть Анатовку. Тевье теряет родину: территория как один из основных «столпов» его самоидентификации также утрачивается. Немаловажный момент и в том, что сам мюзикл поставлен на английском языке. Сюжетно (в самом действии) язык не играет большой роли, но постановка мюзикла на языке международного общения (постановки на идише и иврите появятся позже), а также все трудности, с которыми сталкивается еврей Тевье, сделали спектакль близким американским зрителям, среди которых было множество эмигрантов разных национальностей. Фильм 1971 года, принесший мюзиклу мировую известность, также снят на английском языке.

В итоге все основания, на которых выстроена идентичность Тевье (традиция, религия, исторический опыт, язык, территория), оказываются не надежны. Но, утрачивая один за другим эти начала, Тевье, при всем том не теряет себя. В «Скрипаче на крыше» мы наблюдаем за тем, как еврей, глубоко почитающий свои обычаи и тесно связанный с верой предков, в условиях меняющегося времени оказывается способным примириться с тем, что не вписывается в его устоявшееся мировосприятие. Он способен отказаться от всего, на чем держится его мир, и при этом не перестает быть собой. Возвращаясь к началу текста, вновь повторим вопрос самого Тевье: «Благодаря чему каждый из нас знает, кто он такой?». На чем держится его идентичность? Думается, ответ, который предлагают нам создатели фильма-мюзикла,- это чувство принадлежности к чему-то большему, чем ты сам, принадлежности здесь и сейчас к общей жертвенной судьбе еврейского народа. Заключительные сцены фильма, где евреи вереницей бредут по грязи прочь от Анатовки, отсылают зрителей к документальным кадрам времени Второй мировой войны. Очевидно, что этот мотив будущей судьбы жертв Холокоста во второй половине XX века считывался и считывается зрителями фильма.

Безусловно, мотив жертвенности оказывается тесно связанным с мотивом избранности еврейского народа. Узнав о будущих погромах,

Тевье, который постоянно живет в диалоге с Богом, обращается к Творцу: «Господи... зачем Тебе надо было посылать такую новость. именно сегодня? Знаю, знаю, мы избранный народ. но хотя бы изредка не мог бы Ты выбирать кого-нибудь ещё?» [7]. Можно сделать вывод, что в «Скрипаче на крыше» именно это осознание избранности, не заканчивающийся диалог с Богом, это то, что, несмотря ни на что, остается с Тевье и является основой его самосознания, его идентичности.

Григорий Горин в пьесе «Поминальная молитва» следует за ходом сюжета «Скрипача на крыше», однако трактует его иначе. Обратим внимание на несколько принципиальных отличий. Когда Хава покидает родительский дом, чтобы обвенчаться с Федором, не мать, а сам Тевье идет в православный храм к священнику, чтобы узнать о судьбе дочери. В споре с батюшкой он говорит о себе: «Русский человек еврейского происхождения иудейской веры. Вот она, моя троица! Я ни от чего не отрекусь! Ни от земли своей родной, ни от веры предков! Зачем? Вы сказали: у нас Бог один! Это верно, батюшка! Бог один, но дороги к нему разные. разные» [2, с. 428].

Сам Григорий Горин, по воспоминаниям писателя и журналиста Андрея Максимова, говорил: «На естественный вопрос: «А ты, собственно, кто такой?» - могу ответить словами моего героя Тевье из пьесы «Поминальная молитва»: «Я - русский человек еврейского происхождения иудейской веры». Слов этих нет у Шолом-Алейхема» [1, с. 182]. Действительно, эту формулу «русский человек еврейского происхождения иудейской веры» мы находим только у Горина, и неслучайно он вкладывает эти слова в уста своего героя. Сюжет пьесы становится своеобразным способом проверки этой формулы самоопределения «на прочность»: «Я ни от чего не отрекусь!» - Докажи! Замужество каждой из трех дочерей выходит за рамки устоявшейся, «правильной» традиции и является вызовом для Тевье, призванным опровергнуть его «троицу».

Несмотря на то, что в замужестве первой дочери имеет место нарушение традиции: «Послушай, Мотл, если ты хотел жениться на моей дочери, ты, как положено, должен был прислать свата» [2, с. 409], Цейтл все-таки выходит замуж за правоверного иудея, чем подтверждает отцовские слова о его вере. Замужество второй дочери ещё более выходит за рамки традиций: «Годл. Мы простые люди. Легко смеяться над нашей верой. Перчик. Есть вера, а есть предрассудки. Весь мир меняется, только у вас в деревне время остановилось. Девушки отдельно - юноши отдельно... Невеста жениха впервые видит на свадьбе. Замужним стригут волосы. Дикость!» [2, с. 406]. Связывая свою судьбу с человеком не религиозным, но имеющим еврейское происхождение Голд, в свою очередь, снова подкрепляет второй член озвученной отцом формулы. Третья дочь, поступая радикальнее всех, выходит замуж за русского человека - не еврея по крови и не иудея по вере. Тевье переживает это мучительно, справляет по дочери траур. Смерть супруги Тевье Голды и выселение евреев из Анатовки усиливают общую трагическую напряженность ситуации. Однако желание Федора и Хавы разделить все беды, которые сваливаются на плечи Тевье, в конечном счете примиряют отца с дочерью и её избранником: «.Ну вот. Обнялись. Ревут! Все по-человечески.» [2, с. 443]. Не прощаясь с дочерью, Тевье благословляет ее, как это было в фильме-мюзикле, и примиряется с ней и ее мужем в общем горе.

Таким образом, принимая выбор каждой из дочерей, Тевье утверждается и в своих собственных словах. Пройдя «проверку» жизнью, он подтверждает свое право сказать о себе: «русский человек еврейского происхождения иудейской веры».

Все эти три варианта истории Тевье по-разному относятся к вопросу самоопределения. Шолом-Алейхем наблюдает за евреем Тевье и тем, как он ведет себя в непростое, во многом переломное время - рубеж XIX-XX веков. Тем не менее это время, когда большинство евреев ещё близки исторически к своей укорененной традиции, к укладу предков, компактно живших в местечках Российской империи, и вопрос об их самоопределении не встает так остро, потому что они в нем уверены. Шолом-Алейхема интересует родная еврейская культура как самостоятельная этническая культура.

«Скрипач на крыше» рождается на американской сцене в 1960-е гг. и предстает перед американскими зрителями. Евреи Америки - это евреи, приехавшие со всего света, эмигрировавшие из Российской Империи и СССР, бежавшие из Европы. Это люди, которым часто либо приходилось скрывать свое происхождение или совсем от него отказываться, либо находиться в ситуации сопротивления. Кроме того, для населения Америки, значительную часть которого составляли мигранты, вопрос самоопределения стоит крайне остро, поэтому так важен герой Тевье и судьбы его дочерей, поднимающие вопрос идентичности: кто мы? и что нас делает теми, кто мы есть?

У Г. Горина в «Поминальной молитве» проблема идентичности разворачивается новой стороной. Эта проблема заботила самого драматурга, на что не в последнюю очередь повлияли личный опыт и современная автору социокультурная действительность. Период творческой активности писателя протекает на фоне захлестнувшего страну государственного и бытового антисемитизма. Отношение к евреям на протяжении существования СССР было неоднозначным. С одной стороны, советское государство не могло не осуждать антисемитизм, учитывая сложное отношение к евреям и иудеям в Российской империи, которой Советский Союз противопоставлял себя, и уничтожение евреев нацистами, с которыми страна сражалась, в период Великой Отечественной войны. С другой стороны, набиравшие популярность сионистские идеи и создание государства Израиль приводили к подавлению любой национальной и культурной идентичности евреев, а антисионист- ская пропаганда переходила в откровенный антисемитизм. Победа Израиля в Шестидневной войне и связанное с ней воодушевление среди советских евреев во многом усилили официальный антисемитизм [4, с. 103]. Биографический факт - необходимость смены фамилии драматурга с Офштейн на Горин - показательная иллюстрация общественных настроений времени. Отсюда и интерес к сюжету, родившемуся на рубеже XIX-XX веков, когда в городах империи гремели еврейские погромы. В горинской пьесе эта проблема государственного и бытового антисемитизма нашла свое отражение.

Но, как сказано выше, Тевье парадоксально заявляет о себе, что он «русский человек еврейского происхождения иудейской веры», и между этими тремя характеристиками в его мироощущении нет никакого противоречия. Для окружения этого оказывается недостаточно, и Тевье вынужден покинуть свою родину. Тем не менее, эта формула становится стержнем сюжета, стержнем образа Тевье и ключевой идеей всего текста.

Горинский Тевье по своей формуле, прежде всего, «русский человек». И этим он ближе и понятнее русскому (российскому) читателю/ зрителю, чем Тевье Шолом-Алейхема или Тевье из «Скрипача на крыше». А кто такой русский человек? Русский человек сам постоянно занят поиском ответа на вопрос, кто он есть. «Русский человек» - широкая категория, русский человек разный. Русский человек в универсальности своей вбирает в себя множество этнических, религиозных и культурных характеристик. И тогда нет никакого противоречия в том, что русский человек может иметь еврейское происхождение и иудейскую веру. Ф. М. Достоевский в своей речи на открытии памятника А. С. Пушкину в Москве, говоря о всемирности пушкинского гения, сказал, что «назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное» [3, с. 147]. Как нам кажется, Горин в своем творчестве, подобно Пушкину, приближает нас к мировой культуре: «Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только <...> стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите» [3, с. 147]. Это стремление «стать братом всех людей» и искреннее желание мирного сосуществования мы находим в пьесе: «По глупости люди друг друга сторонятся.» [2, с. 439]. Горин, воспринимая известный сюжет, вырабатывает собственную формулу «русский человек еврейского происхождения иудейской веры», которая в своей универсальности становится попыткой выйти за пределы этнической определенности, принять в себя другого как своего и примирить противоречия и разногласия в обществе, возникающие на национальной, религиозной и культурной почве.

Список литературы

1. Григорий Горин. Воспоминания современников. Москва: ЭКСМО-Пресс, 2001. 368 с.

2. Горин Г. Малое собрание сочинений / Григорий Горин. Санкт-Петербург: Азбука - Аттикус, 2019. 640 с.

3. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. / АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом); [редкол.: В. Г. Базанов (отв. ред.) и др.] Ленинград: Наука. Ленинградское отделение, 1984. Т 26. 518 с.

4. Костырченко Г. В. Брежнев и еврейский вопрос // Россия XXI. 2017. № 4. С. 102-123.

5. Михоэлс С. М. «Тевье-молочник» об одном герое Шолом-Алейхема // Шолом-Алейхем - писатель и человек: статьи и воспоминания. Москва: Сов. писатель, 1984. 336 с.

6. Рыжова С. В. Этническая идентичность в контексте толерантности. Москва: Альфа-М, 2011. 280 с.

7. Скрипач на крыше. Фильм [Электронный ресурс.].

8. Френкель А. Русский писатель Шолом-Алейхем // Новое литературное обозрение. 2012. № 2 (114). С. 151-177.

Размещено на Allbest.ru