Клиника и психодинамика пищевых аддикций

Размещено на http://www.allbest.ru/

32

ГОУ ВПО Новосибирский государственный медицинский университет Росздрава

Клиника и психодинамика пищевых аддикций

Короленко Ц. П.

Шпикс Т. А.

Карпушкин А. М.

В предлагаемой работе описывается клиника и анализируются основные психодинамические механизмы пищевых аддикций в форме аддиктивного голодания (нервная анорексия) и булимии. Приводятся данные об особенностях психического состояния пищевых аддиктов на различных этапах болезненного процесса. Выявлен и проанализирован симптом потери контроля при нервной анорексии и булимии. Анализируется характер нарушений психотического уровня в структуре аддиктивного голодания. Подчеркивается необходимость проведения дифференциальной диагностики между этими психическими расстройствами и шизофренией в связи с возникновением расщепления психической деятельности и появлением слуховых псевдогаллюцинаций. Дискутируется роль нарцистических мотиваций преодоления психобиологических стремлений в плане «победы» духа над телом в формировании аддиктивного голодания. Анализируется значение семейных отношений, фактора недостаточной эмоциональной вовлеченности родителей в систему отношений с ребенком будущим аддиктом. Подчеркивается значение средств массовой информации, популярных видеоимиджей и недостаточно сформированной идентичности в качестве факторов, создающих благоприятную почву для широкого распространения пищевых аддикций в постсовременном мире. Ключевые слова: пищевые аддикции, механизмы, аттачмент, детско-родительские отношения.

Clinic and psychodynamic of eating disorders. Korolenko T. P., Shpiks T. A., Karpushkin A. M. Novosibirsk State Medical University, 52, Krasnyy prospect, Novosibirsk 630091, Russia. In the presented article the clinic and the basic psychodynamic mechanisms of the eating disorders in the form of anorexia nervosa and bulimia are described and analyzed. The analysis of the development of eating disorders revealed significance of symptom of loss of control as a crescent point of addictive process. The appearance of loss of control both in cases of anorexia nervosa and bulimia results in malevolent dynamic with the consequence of involvement of psychotic level of mental reaction, Authors emphasize the necessity of careful differential diagnose between mental disorders typical for anorexic patients in form of splitting of personality with appearance of two or three personality structures and auditory hallucinations and diagnosis of schizophrenia. The role of narcissistic motivation in dynamic of overwhelming of symptoms of physiological hunger in metaphorical context of «victory of spirit above body» in development of threatening for the survival starvation is analyzed. It was shown that deficit of mutual informal emotional contact between parents and their child participates as the main factor that predisposes teenagers to development of eating disorders. Complex impact of mass media, increased rate of changes, and «no time» phenomenon form the benevolent condition for wide spread of eating disorders in postmodern society. Key words: eating disorders, mechanisms, attachment, relationship of children and parents.

Согласно данным, приводимым Levenkron (2000) [1], количество жертв нервной анорексии в США достигает 8 миллионов. Американская Психиатрическая Ассоциация оценивает смертность при анорексии в пределах от 5 до 9 %. Американцы тратят около 33 млрд долларов в год, для того чтобы добиться потери веса, при этом 9 из 10 человек, которые снижают вес в результате диеты, в дальнейшем вновь его набирают. По данным Roth (1992) [3], количество женщин со всеми видами пищевых расстройств в США достигает 20 млн. 25 % мужчин из всего населения озабочены проблемой повышения веса и периодически прибегают к диете. Количество женщин, постоянно использующих диету, составляет 50 % всего населения. Диеты зачастую не срабатывают, поскольку пища и вес являются симптомами, а не сущностью проблемы. Фиксация на весе отвлекает от анализа тех психологических проблем, которые приводят к использованию пищи не как фактора утоления голода. По данным Kinzl и Trefalt (1998) [2], исследование австрийских школьниц в возрасте 14--19 лет показало, что половина из них прибегали к диетам и были недовольны своей внешностью, хотя имели BMI (индекс массы тела), равный 21 (норма 20--25).По данным тех же авторов, 1 % мужчин и 3 % женщин в Австрии страдают от лишнего веса (Adipositas), от анорексиии и булимии страдают преимущественно молодые женщины и девушки: анорексия - 0,5--1,0 %, булимия - 1,0--3,0 %. Как пишет Roth (1992) [3], женщины затрачивают в год 33 миллиарда долларов с целью потери веса. У 20 миллионов женщин устанавливаются пищевые расстройства (нервная анорексия и булимия). 50 % женщин периодически прибегают к диете. Разочаровавшись в одном виде диеты, они используют другой вариант, при этом 9 из 10 человек, снизивших вес в результате диеты, впоследствии набирают его снова.

В исследованиях, посвященных аддиктивным расстройствам, указывается, что аддикций становится все больше, и они становятся более разнообразными. Все больше внимания обращается на нехимические аддикции, такие как азартные игры, сексуальная аддикция, аддиктивные нарушения пищевого поведения, аддикция к самоповреждающему поведению, аддикции к состояниям, близким к смерти, коммуникативные аддикции и др. Среди перечисленных форм аддиктивного поведения большое место занимают аддикции, наиболее часто диагностируемые у женщин. К ним относятся, в частности, пищевые аддикции и аддикции к самоповреждению. В то же время гендерные особенности аддикций в целом и особенности аддикций, наиболее часто встречающихся у женщин, мало изучены. В специальных работах, посвященных описанию особенностей аддиктивного поведения у женщин и механизмов его формирования и развития, практически отсутствуют данные о специфике таких нарушений. В настоящей работе проводится анализ клинических особенностей и психологических механизмов формирования и развития пищевых аддикций.

Исследовано 40 пациенток в возрасте от 17 до 25 лет с пищевыми аддикциями в виде чередующегося аддиктивного голодания и переедания. Необходимо отметить, что такая форма аддикции к еде не выделена ни в одной действующей классификации, что требует дальнейшего ее изучения. Во всех исследованных случаях пищевые аддикции развились в подростковом возрасте у девочек, воспитывавшихся в семьях с достаточно высоким уровнем дохода. В 12 случаях они воспитывались матерью и отчимом в связи с разводом биологических родителей, возраст девочек на тот момент составлял от 3 до 10 лет. Пищевые аддикции в изученных случаях начинались с постепенно развивающихся ограничений количества потребляемой пищи, которые имели тенденцию к нарастанию с последующим переходом в голодание. Психологическое содержание ограничения в еде заключалось в неудовлетворенности девочек своим внешним видом, в восприятии своего тела как слишком полного с одновременным желанием изменить данную ситуацию и стать похожими на девушек-моделей, образ которых культивируется на телевидении, тиражируется в гламурных журналах и в других средствах массовой информации. Мотивация «стать похожей на звезду» постепенно становилась доминирующей в психике, приобретая характер сверхценной идеи. Сила мотивации к ограничению в еде была настолько выраженной, что преодолевала биологическое сопротивление, связанное с удовлетворением инстинкта (драйва) голода.

У всех исследованных обнаруживалась четкая тенденция к формированию виртуального имиджа собственного «Я» (сэлфа), оторванного от своей аутентичной идентичности. Виртуальный имидж, существовавший у этих лиц, был насыщен идеей грандиозности, своего превосходства над другими, наличием особой внутренней силы, особых способностей, физического женского совершенства. Со временем происходил все больший отрыв формирующегося имиджа и реального я, что сопровождалось нарастающим страхом разрушения виртуального имиджа при соприкосновении с фактами реальной жизни. В повседневном поведении это проявлялось в изолировании себя от контактов с лицами, которые представляли реальную или потенциальную опасность разрушения собственного имиджа. Объективно это выражалось в ограничении социальных связей, изменении уровня прежних значимых контактов с переводом их в поверхностные формальные отношения. Происходило формирование психологических защит, предохраняющих от разрушения виртуального имиджа. Наиболее часто используемыми психологическими защитами были отрицание, расщепление, проекция, рационализация и идентификация.

Достижение определенного уровня ограничения в еде приводило к феномену потери контроля над пищевыми ограничениями. Симптом потери контроля характеризовался появлением наряду с чувством голода чувства совершенного преодоления на фоне эйфории с психомоторной активацией. Такое состояние значительно облегчало осуществление дальнейшего голодания, которое начинало приобретать катастрофический, все более опасный для жизни характер. Также у исследованных пациенток нарушалось реальное восприятие себя и окружающего мира. Это выражалось в искаженной оценке своего состояния, своих физических возможностей, своего здоровья в целом и своего внешнего вида. Рассматривая себя в зеркале в обнаженном виде, пациентки не фиксировали внимание на явных признаках физического истощения, отсутствии подкожной жировой клетчатки, выступании костей скелета, общей кахексии. Такого рода самонаблюдения приводили к парадоксальному выводу о необходимости продолжать голодание с целью дальнейшего снижения веса, соответствия какому-то внутреннему идеалу красоты. Голодание при таких состояниях приобретало характер сверхценной идеи, которая выстраивалась на сильнейшем аттачменте. Всякие попытки со стороны других людей, и прежде всего родителей, вмешаться и прекратить голодание приводили лишь к возмущению, пассивному сопротивлению или агрессии.

В 8 случаях на определенных этапах голодания обычно до развития потери контроля имела место смена ограничения в еде булимией, которая в дальнейшем снова сменялась голоданием. Переход от голодания к булимии воспринимался как моральное поражение в форме победы телесного над духовным со значительным снижением самооценки, появлением мыслей о своей неполноценности, греховности, идеями самоуничижения. Как правило, булимические периоды были короткими, сменялись снова анорексией, повторяющейся на фоне отрицательных эмоций, критического отношения к себе, идеями самоуничижения, общей сниженной самооценки. В следующих за булимией периодах анорексии всегда присутствовал радикал отчаяния, безысходности и безнадежности. Подобная динамика пищевых расстройств крайне неблагоприятна, так как сопровождается перегрузкой адаптативных механизмов, гормональными и обменными нарушениями.

Длительное голодание может приводить к возникновению нарушений, характерных для психотического уровня реагирования. Наиболее частыми из них являлась личностная диссоциация, в результате которой у пациенток возникало чувство расщепления собственного «Я» - чувство одновременного функционирования двух отдельных личностных структур. Одна из этих структур представляла собой личность с доаноректическими характеристиками, включающими самооценку восприятия окружающего мира, прежние доболезненные эмоционально-волевые качества, доболезненное содержание воображения, оценку эмоционального состояния и поведения близких людей. Вторая личностная структура включала характеристики и мотивации, направленные на поддержание и дальнейшую интенсификацию аноректического поведения. Оценка всего происходящего производилась с позиции оправдания аноректического «маршрута».

Две личностные системы, таким образом, находились в постоянном противоречии, столкновении друг с другом, что находило выражение в ряде случаев в развитии галлюцинаторных переживаний. Появлялись голоса, локализованные внутри головы, которые спорили друг с другом или провозглашали декларации одобрения или осуждения поведения, обычно связанного с приемом пищи. Голос, исходящий из аноректической структуры, настаивал на продолжении голодания, положительно оценивал достигнутое, говорил о победе духовного начала над материальным, требовал еще больших достижений в этом направлении. В случаях периодической булимии в содержании слуховых галлюцинаций присутствовали обвинения, упреки, осуждение слабости характера, уступок злому началу. Иногда голос угрожал неминуемой расплатой на совершаемый грех прекращения голодания. Голоса, относящиеся к доаноректической структуре, как правило, были менее отчетливыми, возникали более редко. Содержание слуховых галлюцинаций в данном варианте во многом отражало рациональную позицию отношения к происходящему, необходимость прекращения голодания. В некоторых случаях содержание голоса являлось повторением высказываний и тревоги родителей, их доводов о нелепости и опасности для жизни дальнейшего голодания. В случае диалога между этими двумя голосами аноректический голос комментировал высказывания другого голоса как соблазн, искушение, подталкивание к совершению греха или к моральному падению.

Следует обратить внимание на то, что лица с подобными галлюцинаторными переживаниями не обнаруживали в своем поведении признаков их наличия. Все происходило в рамках интрапсихического процесса, не имеющего явных внешних проявлений. Лишь в редких случаях интенсификации галлюцинаторных переживаний, что происходило обычно в условиях снижения внешней сенсорной стимуляции, пациентки мимолетно как бы что-то шептали, производили движения рукой, как бы отмахиваясь от внутренних переживаний. На их лице в это время на мгновение могла появляться гримаса раздражения или саркастическая улыбка. Обращает на себя внимание неадекватность восприятия пациентками с длительным голоданием вида собственного тела. При наличии явных признаков кахексии эти признаки не оценивались в качестве болезненных проявлений физического истощения, а наоборот, вызывали неудовлетворенность в связи с недостаточной эффективностью усилий для снижения веса. На столь далеко зашедшей стадии анорексии отсутствовала критика к состоянию своего соматического здоровья в целом. Эти лица игнорировали возникновение обморочных состояний, приступов сердцебиения, физической слабости, нарушения координации движений, тремора, что могло быть связано с наличием эйфории. Эйфория могла сочетаться с другими признаками, входя в структуру таких состояний, как эйфория с адинамией, эйфория с гиперактивностью, конфабуляторная эйфория, суетливая эйфория. Особенностью этих состояний являлось то, что они выступали на фоне астении, что относилось и к синдромам эйфории с гиперактивностью поведения. Проявления астении не замечались, имела место тенденция к пренебрежению астенией в ее различной степени выраженности, что усугубляло возможность развития кризов и коллаптоидных состояний.

Представляется возможным выделить также симптом проекции утоления голода на других людей. Пациентки получали большое удовольствие при виде приема пищи своими родственниками и знакомыми. Они сами даже готовили пищу для других, воображая, как эти люди будут ее есть. Сами аноректики в процессе еды не участвовали, оставаясь только наблюдателями. Стремление к «аноректическим достижениям» при анорексии включало в себя элемент спортивного азарта, что непосредственно отражалось на постоянном взвешивании (иногда по нескольку раз в день) и получении удовольствия от каждого снижения веса. Кривая снижения веса являлась для них кривой, отражающей рост их моральных качеств, спиритуальности - победы духовного начала над материальным. Пациентки вживались в эту схему. Ее динамика становилась для них сверхценной идеей, которая вытесняла все другие мотивации, искажала коммуникации с близкими, нарушала возможности обучения, приобретения навыков, профессионального роста, формирования личной жизни.

Ниже мы подробно рассмотрим механизмы, которые могут приводить к развитию аддиктивных пищевых реализаций. Пища оказывается особенно хорошо приспособленным средством удовлетворения интенсивного аддиктивного драйва. Это связано с особенностью инфантильных переживаний, когда чувство безопасности, психологического комфорта было связано с актом употребления материнского молока. Пищевые аддикты используют перенос значения питания, выходящего за пределы утоления голода, с детского периода в подростковый и взрослый. Пища для них становится эквивалентом комфорта, безопасности и наслаждения. Употребление пищи становится эквивалентом любовных отношений в широком смысле, но также активизирует возбуждение, страсть и даже чувство опасности, так как отношения с ней часто принимают форму любовной связи. Имеет значение не только сам период непосредственного употребления пищи, но также и предвосхищение ее приема, воображение и мысли, ассоциированные с ним. Порою интенсивность предвосхищения приема пищи у наших пациенток бывала настолько сильной, что приводила к немедленному пищевому эксцессу, даже в неподходящих местах.

Употребление пищи имеет особую привлекательность также в связи с тем, что оно более безопасно, чем многие другие аддиктивные реализации. Многие лица с булимией сексуализируют еду, входя в трансоподобное состояние при ее употреблении. Некоторые из них входят в транс уже при описании своих переживаний во время еды. Эти переживания часто носят настолько интимный характер, что пищевые аддикты стараются не говорить о них. В то же время спектр связанных с едой эмоций выходит за пределы сексуальных переживаний, которые разнообразны, имеют много нюансов и не могут быть сколько-нибудь полно вербализованы. Аддиктов к еде объединяет ее использование в качестве репрессированной потребности в защите, репрессированной нуждаемости в интимности. Повышение веса является фактором, вызывающим чувство глубокой потери, с чем связано также нарушение связи со своим духовным «Я» (духовным началом). По мнению Greesson (1993) [4], это чувство является чувством глубокой потери, оно мешает радоваться жизни, вторгается в само существование. Пища при аддиктивном употреблении трансформируется, переставая быть простым источником питания, превращаясь в символ награды, положительной оценки, наказания. Пища становится любовным объектом, интимным другом, с ее помощью оказывается возможным контролировать свое эмоциональное состояние, избавляться от чувства бессилия, беспомощности и безнадежности. Желание есть начинает появляться как реакция на все раздражающие, беспокоящие в широком смысле события. Плохое настроение, дискомфорт, возникающий в связи с ними, сразу же провоцировал у некоторых пациенток, которых мы исследовали, неконтролируемое стремление к еде. Сам процесс еды, если он выходит за обычные пределы, вызывает, в свою очередь, чувство сожаления, может появляться даже ненависть к себе. Избирая еду в качестве аддиктивного агента, аддикты разрушают свою потенциальную способность рационально решать проблемы, вести себя зрелым взрослым образом, что в итоге усиливает их чувство бессилия.

Еще одним фактором, способствующим развитию пищевой аддикции у наших пациенток, была неспособность отличать физиологический голод от эмоционального. Gould (2007) [5] пишет, что в случае эмоционального (фантомного) голода, когда давление на психику неуправляемых эмоций и нерешенных проблем начинает осознаваться, фантомный желудок посылает сигнал, требующий пищи. Если человек внезапно чувствует голод вскоре после приема пищи, можно логически предположить, что имеет место эмоциональный голод, связанный с каким-то домашним конфликтом, некомфортабельной ситуацией на работе, неприятными воспоминаниями, тревогой о будущем, снижением самооценки. Отношения с едой у человека с пищевой аддикцией приобретают очень интимный характер, который иногда сравнивают с переживаниями любви (Roth, 1992). Пациентки с пищевыми аддикциями утверждают, что они не в состоянии вовлекаться в сколько-нибудь глубокие отношения с другим человеком, а еда заменяет им эти отношения. Поразительная особенность еды для них заключалась в том, что она не могла их покинуть, не в состоянии была противодействовать им, не могла иметь свою точку зрения, в отличие от людей, с которыми они вступали в отношения.

Одна из обследованных нами пищевых аддиктов говорила, что еда была ее любовным эквивалентом в течение 17 лет и не требовала ничего взамен, что как раз соответствовало ее ожиданиям. Для женщин с пищевой аддикцией эмоциональная фиксация на еде позволяет отвлечься от присутствующих в безсознании чувств угрозы безопасности и интимности. Пищевым аддиктам легче было фиксироваться на потере веса, чем на осуществлении стремления быть ближе к другому человеку, легче концентрировать себя на своем теле, чем на любви или стремлении быть любимой. Концентрация на еде более безопасна: человек знает, откуда исходит боль, и ему легче контролировать себя. Люди злоупотребляют едой, поскольку они не знают, что они заслуживают лучшего. В результате они превращаются в несчастных, презирающих себя взрослых не потому, что они переживают травму, но потому, что они репрессировали ее.

Связь между едой и любовью начинается сразу после рождения. Материнское молоко не только физически, но и эмоционально поддерживает младенца. Оно обозначает любовь, комфорт, тепло, безопасность и удовлетворение потребностей. Еда и мать неотделимы друг от друга для младенцев, которые ассоциируют еду с теплом и мягкостью матери и соединяются с нею в процессе питания. Дети в очень раннем возрасте обучаются тому, что еда помогает снижать напряжение. Когда они грустны, еда магическим образом приводит к исчезновению грусти. Вскоре они понимают, что и в состоянии тревоги они могут облегчить это чувство, открывая холодильник. Еда становится способом успокоения себя, способом вызывания чувств умиротворенности и безопасности и, кроме того, она имеет приятный вкус. Многим детям, обучившимся использовать еду как средство удовлетворения их эмоциональных потребностей, трудно различать настоящие признаки голода и другие чувства. Они интерпретируют любые дискомфортные чувства как признаки голода и используют еду для облегчения этих неприятных ощущений.

Начиная с детства еда становится эквивалентом любви, эквивалентом материнской заботы. Акт питания ассоциируется неразрывно с чувством «бытия любимой/любимым» (Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В., 2009) [7]. Еда остается достижимой в дальнейшем, когда родители оказываются вне пределов досягаемости. Еда не уходит и не исчезает, как исчезают, например, отцы. Она не ранит, еда всегда здесь, еда имеет хороший вкус, она согревает, когда холодно, и охлаждает, когда жарко. Еда становится наиболее близкой вещью, ассоциируемой с любовью. Тем не менее еда является только заменителем любви, она не тождественна ей. У пищевых аддиктов еда используется для замещения любви. Пищевые аддикты теряют способность понимания различий между обращением к еде за поиском любви и обращением к любви за любовью. В результате любовь, если она возникает, оказывается нераспознанной. Это связано с тем, что пищевые аддикты не имеют опыта, не знают чувств любви, не знают, в чем и как она выражается. Пищевые аддикты не могут любить кого-то и любить самих себя. Любовь заменяется у них компульсивным поведением с постоянно присутствующей убежденностью в своей неполноценности.

Забота о своем теле скрывает у пищевых аддиктов более глубокую тревогу, беспокойство о каких-то других вещах. Некоторые обследованные женщины-аддикты в процессе психоаналитической терапии выражали эту проблему следующим образом: «Я думаю, что внутри меня что-то не в порядке, имеется какой-то дефект, я недостойна быть любимой». Для многих женщин еда буквально заполняла внутреннюю пустоту, которую невозможно определить словами. Они старались заполнить этот вакуум в их психике и жизни приемом еды. Часто они обращались к еде в связи с потерей любимого человека, чтобы забыть свою изоляцию, компенсировать потерю любви. Многие пищевые аддикты говорили о том, что они прибегали к еде, когда чувствовали себя одинокими, грустными, покинутыми. Они прибегали к еде, когда им не хватало общения, когда у них возникало желание психического комфорта, когда они чувствовали себя больными. Еда становилась магическим ответом на все жизненные проблемы и могла использоваться в любое время суток.

В постсовременном мире традиционное аналитическое объяснение идентификации пищевых проблем с затруднениями сексуальности как таковой не является удовлетворительным в связи с его редукционистским подходом. Пищевые аддикции имеют более сложные психодинамические механизмы, не осознаваемые самими пациентами/пациентками. Green (2006) [6], анализируя нервную анорексию и булимию, использует психоаналитические аспекты ингибиции и компульсии. Ингибиция рассматривается как один из механизмов нервной анорексии. Компульсия оценивается как основной инструмент, присутствующий при пищевых эксцессах, свойственных булимии. Еще сравнительно недавно считалось, что нервная анорексия (аддиктивное голодание) возникает главным образом у девочек-подростков из среднего класса с достаточным уровнем дохода родителей. Тем не менее сегодня оно регистрируется у женщин всех возрастов и различных классов. Это относится как к нервной анорексии, так и к булимии, роль которой также драматически нарастает. Более того, многие анорексики периодически переедают. Таким образом, анорексия и булимия являются противоположными сторонами одной проблемы, представляя собой варианты злоупотребления едой.

Злоупотребление едой имеет большое значение для личности, хотя это значение бывает вовсе не очевидным и осознанным. Злоупотребление едой что-то заменяет. Оно может заменять чувства, способно заменять знания, заменять понимание чего-то, что кажется слишком пугающим или неприемлемым. Оно защищает человека от познания какой-то своей стороны. Оно обладает значительной защитной функцией. Чем более пугающим, скрытым, неизвестным это что-то присутствует во внутренней психической жизни, тем в большей степени возможна вовлеченность в пищевую аддикцию. На бессознательном уровне лица с пищевой аддикцией убеждены в том, что попытка вскрытия, понимания, прочувствования этого скрытого компонента своей внутренней психической жизни будет значительно болезненнее самой пищевой аддиктивной проблемы.

В связи с этим пищевые аддикции продолжаются годами и становятся стилем жизни. Meadow и Weiss (1992) [8], наблюдавшие женщин с пищевыми расстройствами, установили наличие у последних серьезных сексуальных проблем, вызванных страхом сексуальности и интимности и бегством от них. Пищевые аддикты часто обнаруживали, что для них безопаснее достигать интимности, используя еду, чем в общении с партнером/партнершей. Пациентки с пищевой аддикцией сообщали, что помещение пищи в рот безопаснее, чем вагинальные сексуальные отношения, так как в этом случае им полностью удавалось контролировать ситуацию, контролировать, как быстро и долго принимается пища. Интимные отношения с едой легче, чем сексуальные отношения, так как не нужно демонстрировать свои потребности другому человеку. При занятости жеванием и едой и мыслями о еде в психике остается мало места для сексуальных желаний, которые заменяются актами еды. Булимия может быть признаком наличия сексуальных проблем, объедание, рвота и прием слабительных становятся безопасной заменой сексуальной активности, так как объедание и рвота напоминают сексуальный оргазм. Пищевые аддикты используют булимию также потому, что они хотят освободиться от дискомфортных, неконтролируемых сексуальных чувств. По данным Kantor (2003) [9], некоторые страдающие ожирением лица используют избегание на бессознательном уровне, отталкивая от себя окружающих за счет ожирения и неэстетичного внешнего вида.

Следует подчеркнуть, что аддикция к еде характеризуется потерей контроля над приемом пищи, привыканием к нерегулируемому употреблению пищи, возможным развитием физической зависимости от пищи и отрицательными последствиями для всех основных жизненных функций, включая здоровье, работу, сферу интимных отношений, дружбу, моральное и духовное развитие. Потеря контроля может относиться к виду выбираемой пищи, когда одна пища отчетливо предпочитается другой, например, сладости и мучные изделия предпочитаются овощам и фруктам, жареная пища предпочитается вареной. Потеря контроля может также касаться поглощения больших количеств еды, в два или более раз превышающих физиологические потребности. У большинства аддиктов к еде имеет место феномен, заключающийся в том, что воздерживаться полностью от еды значительно легче, чем прекратить еду после ее начала. Эта особенность изменяет пищевые традиции: человек не ест весь день, начинает есть вечером и продолжает до поздней ночи. Пищевой драйв в комбинации с потерей контроля может осознаваться, но чаще остается в бессознании и контролирует поведение.

Потеря контроля может выражаться в приеме пищи в неподходящее время и в неподходящем месте, например, на рабочем месте, когда это запрещено. Пища, таким образом, компенсирует пищевому аддикту отсутствие любви, чувство одиночества, она избавляет от страха, чувства некомпетентности, дает чувство безопасности и создает иллюзию решения проблем. Постепенно в воображении пищевой аддикт начинает думать о еде как о магическом средстве удовлетворения всех его основных потребностей, переставая при этом понимать, что пища не может заменить людей и общения с ними.

Полученные данные о механизмах формирования пищевой аддикции у женщин могут быть использованы при создании эффективных программ профилактики и коррекции указанных расстройств.

Литература

Levenkron S. Anatomy of Anorexia. - New York : W. Norton, 2000.

Kinzl J., Trafalt E. Essverhalten und Essstцrungen bei weiblichen Adoleszenten // Aktuelle Ernдhrungsmedizin. - 1998. - 23. - S. 9Ї12.

Roth G. When Food is Love. - New York : A Plume Books, 1992.

Greeson J. Food for Life. - New York : Pocket Books, 1993.

Gould R. Shrink Yourself. - Cambridge; Massachusets : Harvard University Press, 2007.

Green A. Key Ideas for a Contemporary Psychoanalysis. - New York : Routledge, 2006.

Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. Homo postmodernicus. Психологические и психические нарушения в постсовременном мире. - Новосибирск, 2009.

Размещено на Allbest.ru