Размещено на http://www.allbest.ru/

Ряженые в свадебной и иной обрядовой практике народов Дагестана в XIX - начале XX вв.

С.А. Лугуев

А.Д. Эльмурзаева

В традиционной свадебной обрядности народов Дагестана большое место занимали ряженые. Применяя войлочные и кожаные маски с прорезями для глаз, носа и рта, с прикрепленными к ним тряпичными ушами, рогами, ряженые вносили в свадебную обрядность развлекательный компонент.

У сюргинцев в разгар свадебного торжества в доме жениха, среди танцующих и веселящихся во дворе гостей, неожиданно появлялся "волк". Его изображал молодой мужчина, в подпоясанной короткой, до колен, шубе, надетой наизнанку, в войлочной или кожаной маске, с прорезями для глаз, носа и рта, пришитыми к ней войлочными ушами. "Мои зубы, мои способности - вашим детям. Я и быка одолел, я и коня одолею!" - кричал он, стараясь изменить голос и при этом бросался на людей, которые со смехом, а женщины и дети с возгласами, от него разбегались. Возможно, что в данном случае мы имеем дело с основательно трансформировавшимся в сознании поколений персонажем, носителем позитивного начала, охраняющего в кавказской мифологии детей, стремящегося передать им свою силу и отвагу. Впоследствии этот волк, по всей вероятности, зооморфный персонаж, переосмыслялся в волка, очень популярного образа.

В представлениях дагестанцев волк был воплощением бесстрашия и отваги [1]. "Волк - самый поэтический зверь в понятиях горцев, - писал П.К. Услар, - лев, орел изображают силу - они идут на слабого; волк идет на более сильного, чем он сам; недостаток силы заменяет отвагой, дерзостью, ловкостью, в темную ночь бродит вокруг стада, вокруг аула, откуда ежеминутно грозит ему смерть. Попавшись в безвыходную беду, волк умирает молча, не выражая ни страха, ни боли. Эти свойства характеризуют героя по горским понятиям [2].

На свадебном торжестве у аварцев группы дусрахских поселений ряженый "волк" в такой же маске, как и описанной выше, но надеваемой на голову, покрывая ее целиком от макушки до подбородка, в рваной одежде, веселил публику, прыгая и кривляясь, бросаясь на людей. "Есть кто сильнее меня? Покажите!" - кричал он нарочито грубым голосом, гоняясь за женщинами и детьми.

Здесь, как нам кажется, мы опять-таки имеем дело с традиционными представлениями о духе или божестве, оберегающего людей от носителей недоброго начала, особенно активизирующем, по поверьям, в периоды всеобщего веселья людей на семейных и календарных праздниках.

У дидойцев (цезов, цунтинцев) волк-ряженый занимал большое место и в свадебной обрядности, и при праздновании дня окончания зимы. На свадьбах ряженный тоже гонялся за девушками, женщинами и детьми, обсыпал людей несколькими горстями смеси злаков (пшеница, ячмень, овес), кричал грубым голосом: "Я моих детей хлебом накормлю!" Затем он исполнял танец с двумя-тремя женщинами, сыпал им на головы по горсти зерна и незаметно для всех исчезал. Здесь, возможно, волк-ряженый - это пережиток какого-то аграрного культа. Возможно также, что накормить хлебом он изначально обещал не волчат, а пришедших посмотреть на свадебное торжество детей. Более того, допустимо, что под "своими детьми" он имел в виду всех присутствующих вообще. Иначе говоря, мы здесь допускаем рудименты, отголоски архаических представлений о волке - тотеме. Иначе говоря, рудименты архаических верований дошли до поколений людей отрывочными, фрагментарными представлениями, налагавшимися порой друг на друга. В данном случае в одном персонаже проявляются пережитки представлений о божестве аграрного культа и тотема. В космогонической модели мира волк наделялся чрезвычайно неординарными свойствами, - пишет Ю.Ю. Карпов. - Связь с тотемическим, солярным, аграрным культами выводили его из общего ряда представителей животного мира [3].

Ряженые в лакском сел. Шали также принимали самое активное участие в свадебной и календарной обрядности местного населения. Один из таких персонажей носил наименование "волк-осел", хотя в его облачении ничего не было от этих животных, разве что ряженый чаще всего выходил на публику верхом на осле, сидя на нем, как правило, задом наперед. Персонаж облачался в вывернутый наизнанку тулуп, на голове у него была большая косматая папаха, надвинутая на брови и подвязанная веревочкой у шеи. Маску персонаж не носил, зато она была на морде осла, с отверстиями для глаз, раскрашенная белыми зигзагами и полосами. Ряженый нарочито неловко соскакивал с осла, падал на землю, вставал, прихрамывая и охая, делал попытку с разбега сесть на осла, "промахивался", опять падал на землю - и так несколько раз под хохот собравшихся. Наконец ловил животное, садился на землю лицом к нему и начинал делать ему внушение примерно такого рода: "Что же ты выставляешь меня на смех, если ты красавец, это не значит, что можешь возгордиться. У тебя прекрасные уши, как у нашего Магомеда, красивые ровные зубы, как у нашей Патимат, голос твой также сладкозвучен, как у нашего (нашей) певца Гаджи (Марьям). Я ли тебя не холю: позавчера я угостил тебя двумя хинкалами и кусочком хлеба, если вчера и сегодня ты ничего не ел, потерпи, завтра накормлю", - и т.д. (Имена в нашем тексте взяты произвольно). Затем ряженый, прыгая, кривляясь, паясничая, врывался в толпу с двумя небольшими булыжниками в руках, ударял их друг о друга и вопил: "Я для вас из камня огонь выпущу (добуду), из скалы воду выпущу (добуду)". Люди смеялись, награждали ряженого пинками и тумаками, и через некоторое время, получив угощение со стола тамады, тот садился на своего осла и удалялся.

Можно предположить, что в данном персонаже нашла свое отражение идея культурного героя, дарующего людям исключительно из гуманных побуждений средства совершенствования материального бытия - дом, мост, орудия труда, приемы добывания пищи, предписания для упорядочения отношений внутри коллектива и т.д., а также, в частности, способы добывания огня, обеспечения населения водой [4]. В описанном случае в своих действиях "волк-осел" воплощает в себе главным образом персонаж развлекательной культуры, что, возможно, объясняется многовековыми напластованиями на основную идею обрядового поведения персонажа каких-либо других атрибутов религиозно-магических действий. Возможно также, что здесь нашло свое воплощение смещение в одном лице культурного героя и его постоянного двойника - веселого пройдохи и хитреца трикстере. "Для наиболее архаических мифов, - пишет А.К. Байбурин, - характерно совмещение в одном лице функций культурного героя и трикстера" [5]. "Можно сделать вывод, - замечает по этому поводу Р.И. Сефербеков, - что образ ряженного вобрал в себя отдельные черты и характеристики трикстера, что, вероятно, было связано с реакцией на жесткую регламентацию поведения в традиционном горском обществе" [6].

Ряженый, в вывернутой шубе, косматой папахе и с кожаной маской мехом наружу на лице, был в большинстве случаев на свадьбах и календарных праздниках лакцев сел. Аракул - "кяца-ниц" - "козел-бык". Он, как и предыдущие персонажи, прыгал, скакал, "бодался", лягался, кувыркался, бегал на четвереньках, задевал детей, подростков и женщин, старался испачкать мужчинам лицо сажей. Мальчики дразнили его, норовили запрыгнуть ему на спину, бросали в него камушки. "Козел" гонялся за ними, старался наградить их пинками и громко грозился: "Я вас сделаю пастухами моих детей! Я здесь побывал, другим здесь делать нечего!"

По поверьям народов Дагестана были распространены представления "хозяев" природных объектов: полей, лесов, ущелий, гор и т.д. [7]. Чаще всего они персонифицировались в образе оленей, туров, горных козлов. Эти "хозяева" обладали даром быть невидимыми, пробирались в селения и похищали мальчиков. Ребенок заботливо выращивался в новых условиях, осваивал новые условия жизни и оставался на месте, становился невидимым и проводил все время, выпасая молодых животных и защищая их от хищников и человека. Возможно, что приведенный нами выше персонаж, ряженный, старался внушить наблюдавшим, оставаясь невидимым, за веселящимися народам "хозяевам", что место уже занято", что другим охотникам за маленькими мальчиками лучше удалиться и попытать удачи в другом месте. Все остальное - прыжки, скачки, кувырканья и проч. - это более позднее, наносное, те развлекательные компоненты, которые за многие десятилетия смешались с основным, некогда более конкретизированным действием. У многих лакцев козел "кьаца" тоже выступал непременным персонажем на свадебных торжествах и в календарной обрядности. Он прыгал, кувыркался, бодался, блеял, разбрасывая во все стороны сажу и муку (сажа - символ потусторонних стихий, мука, напротив, воплощала в себе идею процветания, жизни). При этом, сажей он старался вымазать лицо мужчинам, а мукой обсыпал детей, подростков и женщин. Время от времени кто-либо из мужчин ловил его, крепко держа за талию или за руки и громко произносил универсальные слова молитвы, с которых начинается любое богоугодное действие мусульманина. В ответ "козел" начинал вырываться, затыкать себе уши, громко визжать и т.д., всем своим видом показывая, что слова эти ему неприятны (сел. Шовкра, Сумбатль и Вихли). Нередко в народных поверьях козла считали одним из воплощений чёрта - шайтана. Отсюда, по всей вероятности, нарочитое невосприятие ряженого козлом к мусульманским молитвам и формулам. Еще одно назначение козла-черта - распугивание злых духов, во множестве собирающихся там, где идет веселье довольных друг другом людей. Как видим, и здесь, как и в предыдущих случаях, рудименты архаических представлений с трудом "прощупываются" под вековыми наслоениями культурных переживаний последующих эпох.

На кумыкских свадьбах иногда женщина облачалась в мужскую одежду, мужчина - в женскую. Чтобы не быть узнанными, они раскрашивали лица краской, подводили брови сажей, женщины подрисовывали усы и проч. (сел. Эрпели, Халимбек-аул, Атланаул и др.). Их называли женихом и невестой. Выйдя в круг, они исполняли танец "жениха" и "невесты", по ходу вели примерно такой диалог: "Возьми меня замуж" - "Не возьму, ты мне не нравишься" - "Я сегодня лягу с тобой, тебе сына рожу" - "Если он будет на тебя похож, мне не нужен такой сын". После этого разгневанная "невеста" гонялась за "женихом", награждая "его" пинками и тумаками. Затем за "невестой начинал гоняться "жених", хватая за руки и за талии попадающихся по пути девушек, молодух, женщин.

Такая же переодетая пара часто являлась и на агульскую свадьбу. С их появлением толпа начинала кричать: "Объявляйте танец жениха и невесты!". Переодетые выходили в круг и под особую музыкальную мелодию начинали "танец" - сплошные ужимки, кривляния, несуразные движения, причем нередко эротического характера - все это под свист, хохот, одобрительные и поощрительные выкрики толпы.

Первое соображение, которое приходит на ум, когда речь заходит о травестизме - это стремление усилить развлекательный компонент семейного или общественного массового действа, торжества. Собственно, так это и воспринималось в народе в тот период, который мы рассматриваем. Однако же, читаем у Дж. Купера: в архаических представлениях людей травестизм выступает воплощением "идентичности носильных вещей с качествами первоначального владельца, возврат к изначальному хаосу. Ношение женских или материнских одежд символизирует возвращение в утробу" [8]. "Одним из самых известных культурных способов организации праздничного хаоса является инверсия основной оппозиции общества (мужчина - женщина - авт.) [9]. Одним из вариантов указанной инверсии, которую можно выразить в виде бинарных оппозиций (космос-хаос, будни-праздники, профаническое-сакральное, мужской-женский, король-шут, тамада-ряженный) и является, на наш взгляд, ритуальный травестизм, - пишет Р.И. Сефербеков. Мы считаем, что ритуальный травестизм в обрядовом ряжении у народов Дагестана был и своего рода реакцией на жесткую регламентацию гендерных ролей в традиционном горском обществе" [2].

В Кумухе и окружающих его селениях вслед за периодом, когда урожай с полей был собран, перемолот на мельнице и мука засыпана в закрома, наступала пора забоя скота для запасов мяса на зиму. В это время по селению от дома к дому ходила процессия из 5 ряженых: волк, лиса, медведь, козел и бык. Их сопровождало 8-10 подростков, у каждого был пустой мешок, а то и два. Без шума и выкриков процессия стучалась в двери или ворота, выходил хозяин. Увидев процессию, он выносил для них из дома мерку - две муки, колбасы, курдюка и куски баранины или говядины. Все это делалось молча, без единого слова или звука. Ряженые и их сопровождавшие прекрасно были осведомлены о возможностях хозяина, и если приношения им казались недостаточными, они молча отказывались от него. Для такого хозяина это было равносильно порицанию. Продукты складывались в мешки: мука к муке, фасоль к фасоли, горох, чечевица, колбасы, курдюк, куски мяса. Обойдя все хозяйства Кумуха, процессия направлялась в соседние, рядом расположенные селения. Продуктов накапливалось так много, что иногда мешки разгружались в каком-нибудь заранее условленном месте, с тем чтобы до захода солнца вновь возобновить обход. Часть собранного ряженые и их помощники оставляли для себя и на следующий день устраивали пир. Другая часть продуктов раздавалась в селениях вдовам, многодетным семьям, беднякам, престарелым, оставшимся без кормильца, нетрудоспособным. И, наконец, значительная их часть отдавалась организаторам свадьбы, испытывающим серьезные затруднения в материальных затратах.

Кроме того, ряженые, уже без сопровождающих, стучались в те или иные двери, вызывали родителей и, не разоблачаясь, оставаясь в костюмах для ряжения, делали выговоры молодым людям и реже взрослым: ваш сын не умеет за себя постоять, обратите на это внимание; ваш мальчик склонен к воровству; ваш - драчун и забияка; ваш - плохо воспитан и т.д. Во второй половине XIX в. подобного рода хождения были официально запрещены. Что же касается духовенства, то оно всегда относилось отрицательно к такого рода поборам. Такие хождения, без сомнения, представляли собой пережиточно-сохранившиеся действа, имеющие отношение к неизвестным нам архаическим ритуалам.

Таким образом, наша статья, написанная преимущественно на полевых этнографических материалах, расширяет и углубляет имеющиеся представления о рудиментарно сохранившихся в дагестанской народной среде пережитках домонотеистических представлений, связанных с ряжеными.

ряженый свадебный обрядовый божество

Примечания

1. Гаджиев Г.А. Доисламские верования и обряды народов Нагорного Дагестана. М.: Наука, 1991. С. 105.

2. Сефербеков Р.И. Пантеоны языческих божеств народов Дагестана. (Типология, характеристика, персонификация). Махачкала: Динем 2009. С. 343.

3. Карпов Ю.Ю. Джигит и волк: мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. СПб.: Изд-во Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, 1996. С. 167.

4. Мелетинский Е.М. Культурный герой // Мифы народов мира: энциклопедия. М.: Рос. энциклопедия, 1994. Т.2. С.25-28.

5. Байбурин А.К. Трикстер // Свод этнографических понятий и терминов. М.: Наука. 1991. Вып.4. С.135.

6. Сефербеков Р.И. Пантеоны языческих божеств народов Дагестана. (Типология, характеристика, персонификация). Махачкала: Динем, 2009. С.243.

7. Гаджиев Г.А. Доисламские верования и обряды народов Нагорного Дагестана. М.: Наука, 1991. С.77.

8. Купер Дж. Энциклопедия символов. М.: Наука, 1995. С.31.

9. Абрамян Л.А., Шагонян Г.А. Динамика праздника: Структура, гиперструктура, антиструктура // Этнографическое обозрение. 2002. № 2. С.38.

Размещено на Allbest.ru