Псевдоморфный тип культурной идентичности ассимилирующихся малых этнических групп

Размещено на http://www.allbest.ru/

Псевдоморфный тип культурной идентичности ассимилирующихся малых этнических групп

Д.Б. Сундуева, канд. филол. наук, доцент, кафедра теоретической и прикладной лингвистики, Забайкальский государственный университет, г. Чита, Россия

Аннотация

В статье раскрывается содержание понятия «псевдоморфный тип культурной идентичности», для которого характерна полная утрата структурной полноты функционирования идентификационных признаков. Новое содержание культуры, адаптируясь к старой форме внутри, заполняя ее пустоты, формирует псевдоморфный тип культурной идентичности, для обладателей которого характерна утрата родного языка, религиозной идентификации, форм и способов родоплеменной идентификации, традиционного типа хозяйствования. Системообразующим ядром культурной идентичности являются процессы этнической самоидентификации. Основной коллизией феномена самоидентификации шилкинских хамниган является то, что члены АМЭГ идентифицирует себя в качестве тунгусов, тогда как по процессам внешней идентификации их называют хамниганами, официальная статистика причисляет исследуемую группу к эвенкам или бурятам. Полная утрата структурной полноты маркеров культурной идентичности псевдоморфного типа проявляется прежде всего в размывании ее фенотипических оснований. Автор акцентирует внимание на позиционировании псевдоморфного типа культурной идентичности членами ассимилирующихся малых этнических групп как изменения позиции этноса в культурном пространстве забайкальского трансграничья. Для псевдоморфного типа культурной идентичности характерно позиционирование в качестве русского при доминировании русского фенотипа и окружения. При доминировании монгольского фенотипа в бурятском окружении характерно позиционирование в качестве хамниган, бурят. Ключевые слова: псевдоморфоза, псевдоморфный тип культурной идентичности, малые этнические группы; этническая самоидентификация; трансграничье; трансграничное позиционирование культурной идентичности, шилкинские хамниганы, Забайкальский край

Актуальность исследования культурной идентичности ассимилирующихся малых этнических групп (АМЭГ) обусловлена динамичностью процессов межкультурного взаимодействия, особенно в контексте усиления когнитивного диссонанса субъектов трансграничного взаимодействия. Трансграничье как территория, состоящая из взаимодействующих приграничных местностей, усиливает ассимиляционные процессы. Малые этнические группы определяются как «часть каких-либо этносов, их внутренние подразделения, обладающие культурно-бытовыми особенностями, отличающими их от основного ядра этноса»¹. Трансграничные условия проживания АМЭГ в окружении доминирующего этноса создают разные стратегии адаптации.

Исходным понятием нашего исследования является термин «псевдоморфный тип культурной идентичности». Культурная идентичность определяется как открытая система идентифицирующих, маркирующих факторов, актуализирующихся в процессах межкультурной коммуникации в конкретной пространственно-временной континуальности. Системообразующим ядром культурной идентичности являются процессы этнической самоидентификации и позиционирования представителей АМЭГ в межкультурных контактах. При псевдоморфном типе новое содержание культуры, адаптируясь к старой форме внутри псевдоморфной структуры, заполняет её пустоты. В условиях двойной ассимиляционной диффузии, которая сопровождается утратой языка, утратой этнической идентичности, наблюдается явление актуализации архаической самоидентификации, и человек в стремлении соответствовать константам доминирующей культуры становится обладателем псевдоморфного типа культурной идентичности.

Инструментальная ценность рассматриваемого термина «пседоморфоза» была оценена в гуманитарных исследованиях². Немецкий философ О. Шпенглер, определяя сущность исторической псевдоморфозы, писал, когда «чуждая древняя культура довлеет над краем с такой силой, что культура юная, для которой край этот - ее родной, не в состоянии задышать полной грудью … Всё, что поднимается из глубин этой ранней душевности, изливается в пустотную форму чуждой жизни»³. Русскому философу, богослову Г.В. Флоровскому принадлежит термин «псевдоморфоза православия», введенный им для обозначения «возникшей в русском богословии парадоксальной ситуации, когда православная духовность получала выражение средствами чуждых иноконфессиональных форм»⁴. В 90-е годы XX века псевдоморфоза была актуализирована В.Л. Цымбурским, который в своей работе «Новый возраст России», определяя тип исторического развития страны, пишет: «В определенный момент Россия объявляет себя частью Европы. Одна цивилизация объявляет себя вдруг частью другой и начинает имитировать и воспроизводить европейские формы жизни и культуры»⁵. Содержание, включая совокупности смыслов, присущий уклад жизни и матрицы сознания, постепенно адаптируется к форме и также трансформируется. При этом и сама форма изменяется под давлением «изнутри», под воздействием неадекватного ей содержания. Наконец, содержание, отторгающее чужеродную форму, создает внутри старых контуры новых форм. В действительности взаимодействие между формой этнической культуры и ее содержанием динамично и изменчиво.

В ассимиляционных процессах под воздействием внешних факторов в стремлении адаптироваться к окружающей среде происходит «прорыв новой информации», ведущий к глубинным преобразованиям в структуре культурной идентичности. Самоидентификация как системообразующее ядро культурной идентичности процессуальна, ее вектор интенционален, направлен на этнос и актуализируется при наличии конкурирующей идентичности. В идеальном варианте смысловая наполненность этнической самоидентификации соответствует действительности, то есть тому образу этноса, с которым человек себя идентифицирует. Основным методологическим средством изучения культурной идентичности МЭГ является состояние языка как фактора идентификации религиозной идентичности, форм жизнеобеспечения и природы самоидентификации. Анализ языка выполняет две функции: язык является объектом изучения состояния идентичности и инструментом анализа структуры идентичности АМЭГ.

Природа псевдоморфного типа культурной идентичности, при котором наследие АМЭГ претерпевает кардинальные изменения ценностей, раскрывается на примере шилкинских хамниган, проживающих в с. Зугалай Агинского Бурятского округа Забайкальского края. В справочной литературе хамниганы определяются как «субэтническая группа в составе монголов Хэнтэйского и Восточного аймаков Монголии, Хулунбуирского аймака Автономного района Внутренней Монголии в КНР, в России - бурят Бурятии и Забайкальского края»⁶. Сложившаяся практика деления хамниган Забайкалья на отдельные группы - кыринские, ононские, акшинские, шилкинские и другие группы является свидетельством сложности этногенеза исследуемой группы. В настоящее время население с. Зугалай, в котором компактно проживают представители АМЭГ, составляет 1 522 человека, из них шилкинских хамниган 0,3%⁷.

Изменения в структуре псевдоморфного типа культурной идентичности и самоидентификации представителей АМЭГ репрезентируют речевые портреты ее членов. Интервьюированием, проведенным в июне 2014 года, было охвачено 45 человек, что составляет практически всю генеральную совокупность АМЭГ шилкинских хамниган, проживающих в с. Зугалай Агинского Бурятского округа Забайкальского края. Выделение столь малочисленной группы с целью описания природы псевдоморфного типа культурной идентичности АМЭГ обосновывается рядом причин. Прежде всего, в отличие от других групп хамниган, например ононских, исследуемая группа практически полностью утратила связь с монгольским миром.

Утрата структурной полноты маркеров псевдоморфного типа культурной идентичности проявляется в смене религиозной идентичности. Представители АМЭГ по своему вероисповеданию являются православными, основным языком внутрисемейного общения является русский. Процессы языковой ассимиляции, как свидетельствуют историко-документальные источники, начались еще в середине XIX века. Исследователь Сибири М. Кастрен, собравший богатый материал по говору тунгусов Нерчинской Даурии писал, что «язык тунгусов отличен от бурятского языка». Ученый отмечал, что «урульгинский говор несколько обурятился»⁸. Как пишет Т.Б. Уварова, основываясь на архивных данных, «с середины XVIII в. ведущая роль в дальнейших изменениях языка забайкальских тунгусов переходит от монгольского языка к бурятскому и русскому. В зависимости от преобладающих контактов с тем или иным иноязычным населением, по всей вероятности, уже к началу XIX века разные территориальные группы нерчинских тунгусов имели некоторые различия в языке». По данным переписи 1897 года, численность населения Урульгинской степной думы, говорящего на русском языке, составляла 69,2%, по-бурятски - 7, по-монгольски - 15, по-эвенкийски - 8%⁹. Статистические данные свидетельствуют о стремительной динамике среди нерчинских тунгусов в изменении этнического самосознания этой локальной субэтнической группы.

В начале XX века в Урульгинской управе 80,5% населения использовали русский язык как основной язык общения. «К 1912-1913 годам тунгусы Урульгинской степной думы говорили на испорченном бурятском или русском языке»¹⁰. Можно предположить, что к 1917 году - ко времени начала воинствующего атеизма - АМЭГ шилкинских хамниган практически были ассимилированы доминирующей русской культурой.

Другим обстоятельством формирования культурной специфики АМЭГ на фоне других групп хамниган Забайкальского края явилась политика укрупнения хозяйств в 60-е годы XX века, когда из сёл Нарин-Талача Карымского района, Делюн Шилкинского района члены АМЭГ переехали на постоянное место жительства в Агинский Бурятский округ. В отличие от шилкинских хамниган, проживающих вне Агинского Бурятского округа, полностью ассимилировавшихся с русским населением, АМЭГ в силу бурятского окружения удалось сохранить «фрагментированную» культуру монгольского мира, «исконные элементы которой сведены к случайным остаткам»¹¹. Длительное проживание среди родственного в языковом отношении бурятского этноса способствовало консервации реликтов говора АМЭГ шилкинских хамниган, сохранившихся в речи старшего поколения, постепенно наполняясь символическим содержанием связи с прошлым своей группы. В отличие от тех, кто остался жить на прежних местах и впоследствии ассимилировались с русским населением, старшее поколение АМЭГ использует в русской речи отдельные реликты родного говора. Ярким тому подтверждением являются речевые портреты членов АМЭГ.

Старуки песню все пели. Общедэлюнская это песня. Нютагаа кун дулаадаг бэшэгу?(пер.: поют же люди о своей Родине?). Пели бабушки. Напьются самогонки, бедны, поют. Поют и плачут. Поют и плачут. Они плачут, и мы плачем. А чо они плачут? А чо мы плачем? Не знай! Дэлюн, Дэлюн! - гэлсэгшэмнай. Дэмыш холохон бэшэл байнадаа. (пер.: Дэлюн, Дэлюн! - мы говорим. Не так уж ты и далека, моя Родина!). Это чисто хамниганска песня. Бабушки бедны. Нютага кун дулаадаг бэйга. (пер.: пели люди песню о Родине). Значит и нам плакать надо. Это детство наше. Оне своих, которы на фронте погибли, они их вспоминали, плакали (М.К., жен., 72 г.).

Основополагающий методологический принцип, которым руководствовались авторы исследования, заключается в том, что социальные и культурные проявления культурной идентичности могут быть достаточно адекватно поняты, если они изучаются на основе синтеза способов самоидентификации личности и способов самопозиционирования. Системообразующим ядром культурной идентичности являются процессы этнической самоидентификации. Ее содержание с общими механизмами, усредненными критериями и самой интенцией идентифицировать себя с каким-либо этносом, составляющее ядро культурной идентичности, носит глубоко контекстуальный характер, при этом его позиционирование во многом акцентировано современными смыслами актуальной культуры конкретного этноса в момент взаимодействия с доминирующей группой. Структура самоидентификации при псевдоморфном типе культурной идентичности отражает специфику позиционирования группы на фенотипическом уровне.

Меня Мироном зовут. В Талаче есть хамниганы, но они уже русски. Обычаи? А мы кого! Мы уже русски. Ичиги раньше были. Шептупы назывались. Ремнями завязаны. Северны народы носили. Я первый раз в Шилку поехал подвязка-тэ (пер.: с подвязками). Ой, русски дразнили нас. В Талаче есть хамниганы, но они уже русски (М.С., муж., 68 л.).

Для псевдоморфного типа культурной идентичности характерно позиционирование в качестве русского при доминировании русского фенотипа и окружения. Среди критериев принадлежности индивида к тому или иному этносу наиболее очевидным уровнем гомогенности является фенотипический, связанный с таким признаком, как внешний облик (цвет кожи, разрез глаз, рост, черты лица, волосяной покров и т. п.), что упрощает первичное узнавание своих. Основной коллизией феномена самоидентификации исследуемой группы является то, что шилкинские хамниганы идентифицируют себя с тунгусами, тогда как по процессам внешней идентификации их называют хамниганами. При этом согласно официальной переписи населения России данная группа фиксируется эвенками и бурятами. Связь псевдоморфического типа культурной идентичности с характером ассимиляционных процессов проявляется вследствие и на фоне наличия двойной и множественной ассимиляционной диффузии. Для псевдоморфного типа культурной идентичности характерно позиционирование в качестве хамниган и бурят в бурятско-монгольском окружении.

Там жили, русскими были. Сюды приехали бурятами стали. «Хамниган!» - кто кликнет. Ладно. «Бурят!» - кто кликнет. Ладно. Мы щас кто? Хамнигадуд (пер. с бурятского: хамниганы) называмся? Но мы ни туда и не сюда. Таких людей навалом. Так и выросли, что понять не можем. Хамниган муно буряад болоно (пер.: хамниганы бурятами становятся), буряад хамниган болно (пер.: бурят хамниганом становится) тигээдлэ ябаналдида (пер.: так и живем) (М.К., жен.,72 г.).

Для обладателей псевдоморфного типа культурной идентичности характерно позиционирование в качестве эвенков при государственной статистике.

Пишемся мы на паспорте эвенки - Эвенки гэдлэ (пер.: называли). Кто не понимал нас раньше, те и назвали нас так. Хамнигадуд (пер.: хамниганы), тунгусы гэдлэ (пер.: называли). Торгоконский сельсовет был в то время. Когда паспорта начали выдавать. Сельсовет нас записал эвенками (К.К., муж., 75 л.)

Следует отметить, что представители исследуемой АМЭГ, проживающие среди бурят, позиционируют себя как группу шилкинских хамниган и подчеркивают отличительные особенности и своеобразие своего фенотипа и ментальности.

Наши против бурят разны. По обличью хамниганы счерна. Хамниган, он с любым заговорит. На любу тему. А буряты, оне шибко внимания не обращают. Если ф только чо спросишь. Хамниган-то посмотришь, он будто на русского похож. И на бурята. С имя разговаривать браво. На язык оне не молчат. Разговор у них чисто по-русски. Которы дык и по-бурятски ловко бормочут. Дети, они только понимают по-хамнигански, но и по-бурятски знают. А мы-то уже свой язык забыли. Все по-русски(Н.П., жен., 76 л.).

Старшее поколение АМЭГ шилкинских хамниган, приспосабливаясь к эклектичной реальности, актуализируют «чистую» идентичность, связанную с древнейшими временами, когда она наиболее агрессивно декларировала свою самобытность и не была подвержена влиянию извне.

Щас уже некоторые не считают хамниганами себя. Говорят, тунгусЫ мы. Князь-то Гантимур, он же тоже тунгус был. В Урульге у него княжеское поместье было. В тех краях еще есть тунгусЫ. Но они уже русски… Раньше нас называли эвенками они. А мы-то нет. Эвенки это уже другое. Это на севере эвенки (М.К., жен.,72 г.). В среде молодых людей, в большинстве своем из смешанных семей, представления о «своем» являются невнятными, аморфными и редуцировались к группе в целом. Вероятнее всего в основе смены этнической идентичности при псевдоморфном типе культурной идентичности в экзистенциальных ситуациях лежат фенотипические основания.

Я не слышала, чтобы молодежь говорила, что мы тунгусы, или кто-то другие…. У нас в селе больше буряты живут. Наверное, если муж бурят, как у меня, то значит и я бурятка. У подруги моей, например, муж русский, так она и сама больше как русская(Г.Р., жен., 21 г.).

Таким образом, сложившаяся практика позиционирования культурной идентичности АМЭГ шилкинских хамниган сформировалась под влиянием трансграничного культурно-географического положения Байкальского региона в процессе приспособления к меняющимся природно-географическим и социально-историческим условиям жизни. Представители АМЭГ могут стратегически манипулировать своей идентичностью, подчеркивая или не подчеркивая ее в различных контекстах. При сильных ассимиляционных процессах, сопровождающихся утратой определенности этнической идентичности, наблюдается явление актуализации архаических форм этнической самоидентификации. Нарративный материал представителей АМЭГ шилкинских хамниган Забайкалья обнаруживает специфику псевдоморфной структуры культурной идентичности, при которой новое содержание культуры, адаптируясь к старой форме внутри, заполняет ее пустоты.

этнический идентичность псевдоморфный культурный

Литература

1. Малые этнические и этнографические группы: Сб. статей, 80-летию со дня рождения проф. Р.Ф. Итса / под. ред. В.А. Козьмина. СПб.: Альтернативная полиграфия, 2008. С. 97.

2. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы / пер. с нем. и примеч. И. И. Маханькова. М.: Мысль, 1998. С. 119.

3.Черняев А. В. Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли. М.: ИФ РАН, 2010. С. 112.

4. Черняев А.В. Г.В. Флоровский как философ и историк русской мысли. М.: ИФ РАН, 2010. [Электронный ресурс]. URL: http://iph.ras.ru/uplfile/root/biblio/2010/Chernyaev.pdf (дата обращения: 28.11.2014).

5.Цимбурский В.Л. Россия - Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и её геополитика. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 77.

6. Энциклопедия Забайкалья: Агинский Бурятский округ/ гл. ред. Р.Ф. Гениатулин. Новосибирск: Наука: 2009. С. 300.

7. Социально-экономическое положение АБАО. Статистический сборник. Агинское, 2006. С. 35.

8. Кастрен М.А. Путешествие в Сибирь.1845-1849 // Магазин землеведения и путешествий. Тюмень: Изд-во Ю. Мандрики.1999. С. 231.

9. Уварова Т.Б. Нерчинские эвенки в XVIII-XX веках. Москва, ИНИОН РАН, 2004. С. 87.

10. Дамдинов Д.Г. Аборигены Восточного Забайкалья. Улан-Удэ. Изд-во БНЦ СО РАН. 2005. С. 78.

11. Смолич Е. Языки меньшинств как центральные ценности // Социолингвистика и социология языка. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2012. С. 402.

Размещено на Allbest.ru