Ролевые функции в традиционном удмуртском обществе достаточно строго регламентированы и строятся по однотипным сюжетным линиям. Каждый член семьи выполняет то, что предписано традицией и обычаем народа как единственно верный способ общения и поведения. Общественное мнение - важный регулятор процесса коммуникации, одобрение - это гордость, честь, уверенность, а осуждение - одно из самых угнетающих моральных наказаний, сопровождающихся чувствами стыда, страха, вины.

Традиционный поведенческий комплекс в удмуртской семье строился с учетом принципов старшинства и половой принадлежности, что выражало уважительное отношение к пожилому человеку как опытному и мудрому воспитателю, хранителю традиций и норм этикета; к мужчине как к главному добытчику и труженику семьи; к мальчикам и сыновьям как к будущим кормильцам и продолжателям рода. Женщина, будучи первой помощницей и советчицей мужа, по большей части отвечала за домашнее хозяйство. Девочки рядом с матерями познавали тонкости женской работы, внося важную лепту в изготовление одежды, приготовление пищи. Но их удел - замужество и уход в другую семью.

В данной статье автором предпринята попытка определить влияние общепринятых норм поведения и этики на статус снохи в удмуртской семье конца XIX - первой половины XX в., а также проследить локальные различия среди разных групп удмуртов.

Ареал исследования охватывает Алнашский, Дебесский, Игринский, Кизнерский районы Удмуртской Республики и зону проживания так называемых "закамских" удмуртов, сосредоточенную за р. Камой. В данном случае объектом внимания стало население Татышлинского и Янаульского районов Республики Башкортостан и Куединского - Пермского края.

Эмпирической базой послужили оригинальные полевые материалы автора, собранные в вышеуказанных районах в 2008-2012 гг. и хранящиеся в Научно-отраслевом архиве Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения РАН (далее НОА УИИЯЛ УрО РАН).

Наиболее полная картина взаимоотношений в удмуртской семье XIX в. представлена в работе казанского ученого И.Н. Смирнова. Профессор отмечает многолюдность удмуртской семьи в XIX в.: в одном доме могут жить 25-30 человек. Во главе семейного коллектива стоит куз? (хозяин). Это либо отец нескольких братьев, либо старший из последних, т.к. куз? выбирается по старшинству и очень редко по личным качествам. Объем личных прав главы удмуртской семьи обширен: он может продать девушку другой семье, может выгнать или отдать сына внаем, в работники. Власть над сыном распространяется и на всю его семью. Отец выбирает для сына невесту, он же может выгнать жену сына, если недоволен ее поведением. Дети составляют собственность родителей как рабочая сила. Это выражается и в правах, которые отец сохраняет на просватанную невесту. Согласившись выдать дочь в известную семью, отец выговаривает себе право пользоваться ее трудом в течение установленного периода времени. В случае смерти мужа дочери отец вновь вступает в свои права на дочь. Если семья умершего желает удержать женщину, устроив брак с братом умершего, она должна испрашивать согласие отца. Бывали случаи, когда вдовец женился на сестре умершей жены [7, с.156].

Информация о левирате, когда вдова выходила замуж за младшего брата умершего мужа, и сорорате, согласно которому вдовец женился на младшей сестре умершей жены (термин "бултыр" в удмуртском языке означает сестру жены и вторую жену), содержится во многих этнографических работах. В конце XIX в. земский врач Н.И. Тезяков писал: "У вотяков Больше-Гондырской волости сохранился обычай, в силу которого вдова должна сделаться женою брата своего мужа" [8, с. 20]. У закамских удмуртов этот обычай продолжал бытовать даже в XX в.:". шымлар (шыднар) - это брат мужа. Говорят, вышла замуж за своего шымлара (шыднара), брата мужа. Когда женятся на сестре жены, ее называют узи. Сейчас таких слов уже не знают. По любви выходят замуж" [5, д.1597, л.3].

В семье мужа невестка на первых порах воспринималась как чужая, для ее родителей зять также был посторонним, поэтому обе стороны "учились" вести себя и принимать друг друга, сообразно новому статусу. На долю снохи, по сравнению с другими членами семьи, приходилось гораздо больше регламентирующих ее поведение норм и требований.

Правила поведения молодоженов, их родителей и остальных членов семьи состояли в основном из запретов, которые называются избеганием.

Как пишет И.Н. Смирнов, "на первых порах невеста должна прятаться от свекра и закрывать в его присутствии лицо платком до подбородка; потом она в течение целого года не имеет права сказать свекру ни слова, не может упомянуть даже его имени. За нарушение платится пени, например, рубашка. В присутствии свекра, старших деверей, соседей и старших снох молодушка не может показываться босиком или с открытой головой (то же явление имеет место в отношениях зятя к тестю и теще)". Молодушка во время сенокоса не имеет права сама снять с себя верхний холщевый кафтан и работать в одной рубашке. "Шотдэрем" перед началом работы с нее снимают семейные, и она угощает их за это кумышкой [7, с.160]. У С. Багина есть сведения о том, что молодушка первое время после сюана (свадьбы) не должна говорить со свекром и старшим братом мужа. Она получает на это право после небольшой пирушки, на которую приглашаются ближние родственники и соседи. При них молодушка дарит свекру и деверю по рубашке и при этом говорит: "Ме, атайзы (на, отец), ме, агайзы (на, брат)". Получившие подарок дарят ей за это по одной или по две серебряные монеты [1, с.34]. Данный обычай первый удмуртский этнограф Г.Е. Верещагин считает похожим на татарские нравы: "У татар сноха не только не должна показывать свекру лицо, но и говорить с ним ей воспрещается" [2, с.35].

Женщинам-удмурткам запрещалось ходить без фартука, закатывать рукава выше локтей и штаны выше колен. Каждая должна была иметь при себе булавку, бусы, носить серебряные украшения. Они служили для защиты от болезней, сглаза и порчи [6, с.93]. Одежда выполняла "охранительные" функции и в определенной степени демонстрировала статус хозяина.

В начале XX в. в удмуртской семье сноха должна была быть очень кроткой, немногословной, скромной, приветливой, ласково обращаться, прежде всего, к родителям мужа, называя их так же, как и муж - "нэнэ", "анай" (мама), "дядяй", "атай" (папа), иногда русскими словами "мама", "папа". У закамских удмуртов, помимо этого, были приняты обращения "анкай", "ынкай" к матери и "аткай" - к отцу. На первых порах снохи из-за своей стеснительности никак не обращались к родителям мужа, тогда те брали их за руку и спрашивали, например, "Нэнэ шуод-а? / Будешь мамой называть?". С этого момента невестка начинала величать их сообразно статусу. Отныне и к родственникам мужа полагалось обращаться так, как называл их муж: "апай" (сестра), "агай" (брат) (у куединских и янаульских удмуртов - "абзи" (брат)) и т.д. [5, д.1535, л.3, 6, 17, 137, 138].

Влияние старших на полоролевые модели поведения брачных партнеров подчеркивали многие наши респонденты: "Кен медам лек вазиськы, ужаны чупрес мед кутскоз, џукна вазь мед султоз. Пиосмуртлэсь юисьтэм, тамак кыскисьтэм сямъёссэ вылће пукто вал. Ужаны яратћсь, хозяйственной мед луоз со, семьязэ мед жалялоз / Сноха не должна проявлять агрессию, пусть охотно берется за дело, спозаранку встает. Мужчин ценили непьющих, некурящих. Он должен быть трудолюбивым, хозяйственным, пусть жалеет семью" [Там же, л.2]. "Скромных уважали" [Там же, л.42], - добавляет другая собеседница. Всегда ценилось умение работать, вести хозяйство.

С односельчанами предписывалось также быть предельно вежливой и приветливой, если даже существовали антипатии в отношении некоторых лиц. В удмуртском обществе очень приветствовалось, когда сноха вставала рано утром, была трудолюбивой, охотно бралась за любое дело, помогала родителям мужа, умела работать сообща. Она должна была быть предусмотрительной, т.е. не дожидаться указаний родителей, а предугадывать и выполнять текущую работу [Там же, л.5, 17, 138].

Респонденты из Пермского края и Башкирии отметили, что у них, по традиции, сноха была обязана вечером стелить постель родителям мужа, а утром, после их пробуждения, убирать ее [Там же, л.140]. К завтраку она должна согреть самовар [Там же, л.134], истопить печь [Там же, л.141]. Подобные обязанности у остальных подгрупп удмуртов не зафиксированы.

"За поведением снохи строго следили свекор и свекровь", - сообщил нам информант из Пермского края. Если им не нравились ее привычки или поступки, они могли ее прогнать. Например, основанием к тому, по свидетельствам респондентов, могло стать складывание ею локтей на стол во время трапезы, сморкание в полотенце, нежелание заняться стиркой в течение первых дней совместной жизни и т.д. Невестке запрещалось сидеть в "красном углу" (тќро шор) и на стуле (часто единственном в доме). На этих почетных местах имели право сидеть только родители мужа [Там же, л.134, 136]. Женщины на тќро шор не допускались, т.к. считались нечистыми.

При приветствии мужчин старшего возраста, особенно родственников мужа, снохе запрещалось протягивать голую руку для рукопожатия, она должна была предварительно прикрыть ее фартуком или носовым платком. Предложение перейти к обычному рукопожатию исходило от мужчины, за это молодая угощала его самогоном. Обычно это происходило через 2-3 года совместной жизни, когда пара уже обзаводилась детьми. Однако пожилым и особо почитаемым лицам никогда не протягивали голую руку: это "сьќлык" (грех). Если сноха ошиблась и поздоровалась неприкрытой рукой, во избежание греха нужно угостить ста граммами самогона человека, чью руку она пожала. На младших родственников данное правило не распространялось.

Подобной практики приветствия у "материковых" удмуртов не отмечено [Там же, л.137].

сноха удмурдская семья этика норма поведение

Обычай избегания, рассмотренный выше, у удмуртов Удмуртии потерял свою силу раньше, чем у закамских удмуртов - еще в середине XX в. Как отметила респондентка из Игринского района, им не запрещалось показывать волосы, но они все равно часто ходили в платках: "Ужаны мынћськод но весь пырак кышетэн ужаськод. Ми егит дыръямы трос кышеттэк ветлон ќй вал. Косытэк но кертто вал / Идешь на работу и все время в платке работаешь. Когда мы были молоды, мало без платков ходили. Без просьбы сами завязывали" [Там же, л.8]. Ноги в основном не прикрывали, стесняться было некого, многие мужчины погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Если свекор в семье все же был, в его присутствии, по признанию одной нашей собеседницы, "старались не показываться босыми" [Там же]. По словам другой информантки из Кизнерского района, по улице, где они жили с мужем и его родителями, она не смела ходить босиком, а как попадала на свою, родную улицу, босиком бежала к маме. Третья рассказала о том, что ее мама даже пол мыла в лаптях, чтобы дедушка не увидел ее босоногой [Там же, л.23, 145]. Следовательно, еще в начале XX в. данные запреты соблюдались, особенно женщинами старшего возраста, но постепенно сошли на "нет". Информанты из Закамья, напротив, подчеркивали, что им в свое время ни при каких обстоятельствах не разрешалось ходить без платка, причем его нужно было завязывать только спереди, чтобы закрыть шею, уши [Там же, л.138]. Запрещалось ходить босыми; носили связанные из овечьей шерсти чулки до колен, потом появились чулки фабричного производства. Если свекор случайно заставал сноху без платка или босоногой, она протягивала ему стакан вина, подкрепляя действие фразой: "Сьќлык медаз лу / Чтобы греха не было". Собеседница Л. Касекова вспоминала: "Я всегда вставала рано утром и быстро проходила на кухню, ставила самовар. Один раз проснулся мой свекор, увидел меня и говорит: ЇТы же, сноха, без платка ходишьЎ¬. Я так смутилась, и даже не посмотрев на него, быстро легла в постель, надела платок. Ну хоть бы притворился, что не видел…" [Там же, л.141]. Марийки в таких случаях платили своеобразный штраф в виде подарка, обычно предметом одежды (рубаха, головной убор, пояс) [4, с.35].

Снохи Куединского, Янаульского, Татышлинского районов, по упоминаниям респонденток, обязательно должны были носить бешмет (тат. besmet - верхняя женская распашная одежда длиной до колен). Даже в самую жаркую погоду они не имели права его снимать. И только после того, как родители мужа прятали бешмет, невестка освобождалась от этой обязанности [5, д.1535, л.137].

В отношении зятя требования не были столь строго регламентированы, хотя у закамских удмуртов, по признанию респонденток, еще в середине XX в. зять не снимал головного убора перед родителями невесты, пока те не попросят его это сделать. Даже за стол садился в шапке. У удмуртов Удмуртии такой обычай не выявлен. "Эмеспи варматаен огазе мунчо уз пыр / Зять с тестем вместе в баню не будут ходить", - говорили удмурты Кизнерского района УР. Этот запрет существовал и у закамских удмуртов, более того - он бытует до сих пор [Там же, л.138].

В удмуртском обществе один из сыновей, как правило, младший, оставался жить с родителями (минорат). Старшие сыновья, женившись, шли в раздел и обзаводились собственными хозяйствами, хотя до устройства собственного дома и хозяйства также проживали с родителями. Семья младшего сына старалась уступать и угождать старшему поколению во имя сохранения авторитета родителей. В народе говорили, что "если дети плохо поступают, значит, их мать этому научила, или отец посоветовал" [Там же, л.3, 41, 140].

Совместная жизнь поколений не всегда была простой: случались недоразумения, были упреки, иногда ссоры. Упрекать, отчитывать имело право только старшее поколение, настолько велик был авторитет родителей в традиционном обществе. "Сор" никогда не выносился из избы. Даже спустя годы, одна из информанток чрезвычайно сдержанно и кратко прокомментировала свои взаимоотношения со свекровью: "Ма, котькыџе дыр вал но. Мурт мар ке шуысал ке, со мон пала пырысал. Мурт монэ обижать карысал ке, соку со ни мон пала кариськысал. Нылпиосты со будэтћз, тау солы / Да, всякое было. Но если бы кто посторонний осмелился отозваться обо мне плохо, она бы встала на мою сторону и защитила меня. Если бы меня чужие обидели, она всегда бы поддержала. Детей она вырастила, за это я ей благодарна" [Там же, л.45].

С деспотичными родителями мужа снохе приходилось непросто. Как вспоминает информантка из Закамья, один раз во дворе ей пришлось работать босоногой. Свекор видел это из окна, но замечания не сделал. Когда же она стала заходить в дом, он ее с порога отчитал: "Бестолковой вылэмед тон, гольык пыд корка пыриськод! / Ты, оказывается, бестолковая, босоногая в дом заходишь!". Ей пришлось выйти [Там же, д.1606, л.4].

Жили, поступали только так, как пожилые советовали, а то и приказывали, смотря какой стиль общения был принят в семье: "Секыт вал пиналъёслы. Атаймуртлэсь но анаймуртлэсь “ортчыны” уг лу, соосъя гинэ улоно / Сложно было молодым. Нельзя было ослушаться отца и мать, надо жить по их требованиям" [Там же].

Еще один характерный пример из жизни закамских удмурток: "В семье хлеб пекла я. У меня сын родился, и я сразу вышла на работу. Как-то в обед испекла хлеб. Достала его и положила на стол. Свекор лежал около стола на лавке. Я отрезала кусочек хлеба, чтобы взять с собой. Он как вскочит и закричит на меня: "Йырыд ке “пырем”, кукыд “пырымтэ”, кукыд ке “пырем”, йырыд “пырымтэ”, няньлы кузё луыса кыллиськод татын, нянь вандыса басьтьськод" / букв.: "Если голова ЇзашлаЎ¬, еще ноги Їен зашлиЎ¬, если ноги ЇзашлиЎ¬, голова Їен зашлаЎ¬, хозяйкой этого хлеба собираешься быть, отрезаешь и берешь его", в смысле: "Живешь здесь недавно, а уже распоряжаешься такой священной пищей как хлеб". К тому времени я уже два года там прожила. Так и ушла на работу ни с чем. Оказывается, только родители мужа имели право нарезать хлеб. Потом во время отдыха все едят, а у меня ничего нет. Женщины позже упрекнули свекровь

в том, что они жадные и, похоже, желают смерти снохе, на что она сделала вид, что ни о чем не знала и обещала сама давать хлеб. Но ни разу не дала. А я, не выдержав такого обращения, вернулась к матери. Муж женился на другой, у них родились дети, но через несколько лет снова пришел ко мне" [Там же]. Статус родителей был настолько высок, что даже муж не мог заступиться за жену: не принято повышать голос на родителей, перечить им. Столь суровые запреты и правила поведения во многом возникли на основе этикета тюркоязычных народов, где соблюдение формальностей в общении было достаточно строгим.

Чувство дискомфорта испытывали старшее поколение и молодая пара, будучи одновременно в гостях. Закамские удмуртки признавались, что иногда отклоняли приглашение по причине присутствия там детей: "Нылпиосыд но отын мед луозы. Кепрасько мон озьы ветлыны / Там и мои дети будут. Я стесняюсь бывать в таких местах" [Там же, д.1597, л.3].

Поскольку основная цель удмуртской семьи заключалась в воспроизводстве рабочих рук, необходимых для полноценного ведения хозяйства, рожали много детей. По свидетельству удмуртского этнографа К. Герда, "приблизительно на 8-м месяце беременности вотячка начинает готовиться к родам. Причем, приготовления ее не должны быть известны посторонним лицам, кроме членов (женщин) своей семьи и ближних родственниц. Порою даже члены семьи (особенно мужчины) не должны знать о том, что и как готовит беременная женщина перед родами. Особенно это относится к молодым замужним женщинам, они стараются скрывать, главным образом от свекра, время родов. Сами вотячки объясняют это соображениями этического порядка" [3, с.32].

Летом семейные пары уединялись в кеносах (клеть). Как призналась одна из информанток, "мы с нетерпением ждали вечера, чтобы наконец-то побыть вместе после трудового дня". По существовавшему у куединских удмуртов этикету, молодые всегда ложились позже родителей. Родители не должны видеть, как сноха спит рядом с сыном. "Ну, кен гетьз, огпол но картэз вцзын выдыса кыллемзэ цй ады / Ну, сноха бойкая, ни разу не видела, чтобы лежала рядом с мужем", - звучало как самый лучший комплимент снохе [5, д.1535, л.4].

Совместная жизнь - это и совместный труд во имя поддержки благополучия, согласия в семье и продолжения традиций. Членам семьи, особенно молодым, приходилось идти на уступки и мириться с существующими правилами. В силу устоявшихся воззрений, ослушание воли отца и матери осуждалось общественным мнением, поэтому их волеизъявления и поручения не обсуждались, а исполнялись. В семейном коллективе, когда нередко молодая пара жила с родителями, первые всегда уступали старшим, более того, следовали обязательным правилам поведения и нормам этики.

Таким образом, анализ статуса и положения снохи в семье удмуртов Удмуртской Республики за период с конца XIX до середины XX в. показал, что обычай избегания к середине XX в. сошел на нет, авторитарный стиль взаимоотношений сменился на демократичный (признание достоинств личности, равноправие в семье). У закамских же удмуртов обычай избегания, авторитет и власть старшего мужчины в семье еще в середине XX в. сохранились практически в неизмененном виде. Сохранение этой традиции можно объяснить влиянием мусульманской тюркоязычной культуры.

Список литературы