Специфика функционирования чина дружки в свадебных обрядах русских жителей Удмуртии

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 398.8(470.51)

Специфика функционирования чина дружки в свадебных обрядах русских жителей Удмуртии

Толкачева Светлана Викторовна, к. филол. н.

Удмуртский институт истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук

Статья посвящена специфике функционирования чина дружки в традиционных свадебных обрядах русских жителей Удмуртии. Выявлены ареальные особенности бытования чина. Определены действия, совершаемые в обряде только дружкой - произнесение приговорок, перенос икон, зажжение свечей, манипуляции с ножом в дороге. На примере деятельности дружки раскрыты соответствия акционального и вербального кодов некоторых свадебных обычаев: просьбы о благословении на брак, обеспечения благоприятного перемещения невесты в дом жениха, создания миролюбивого настроя в контактах партий жениха и невесты, оберега жениха и невесты. свадебный обряд икона

Ключевые слова и фразы:русский свадебный фольклор Удмуртии; традиционный свадебный обряд; свадебные чины; дружка; вежливич; приговорщик; рушальник; вершник.

The article is devoted to the specificity of functioning of the rank of a best man in the traditional wedding rituals of the residents of Udmurtia. The areal peculiarities of a best man's activity are revealed. The actions, performed only by the best man in the ritual- pronouncing bywords, carrying icons, ignition of candles, manipulations with a knife on the journey, are defined. By the example of the best man's activity the correspondences of actional and verbal codes of some wedding customs: requests ofa parental consent on marriage, providing a favourable move of a bride to the bridegroom's house, creating a peaceful mood in the contacts ofthe bridegroom and the bride, warding of the bridegroom and the bride, are disclosed.

Key words and phrases:Russian wedding folklore of Udmurtia; traditional wedding ritual; wedding ranks; best man; "vezhlivich";"prigovorshchik"; "rushal'nik"; head.

Чин дружки - один из самых ярких, неоднозначных и «многоликих» в традиционной свадьбе русских жителей Удмуртии. До середины XX в. - повсеместно, в ряде населённых пунктов - и до сего времени, дружка являлся постоянным спутником, первым помощником жениха, знатоком всех свадебных обычаев. Наряду сосвахой и тысяцким, он распоряжался свадебной церемонией, и такое со-руководствонаделяло дружку высоким социальным статусом. Он постоянно находился в центре событий, выполнял большое количество обязанностей, был харизматическим лидером обряда. В течение свадьбы дружка декламировал приговорки - произносимые особым образом в строго отведённых для этого свадебных эпизодах тексты ритуального, магического и развлекательного характера, инициировал стихотворные диалоги с роднёй жениха. Кроме того, он был наделён колоссальной сакраментальной властью [20, с. 164-166]. Участники и свидетели традиционных свадебных обрядов всегда отмечают незаурядные качества его личности - превосходную память, решительность, смелость, умение найти выход из любых неожиданных ситуаций, остроумие, балагурство.

Роль чина дружки в свадебном обряде, его приговоры привлекают пристальное внимание фольклористов, этнографов, литературоведов [2, с. 126-127; 4; 5; 6, с. 29; 8; 9; 11, с. 28-29, 198; 12, с. 33-55; 20; 27]. Настоящая статья посвящена специфике деятельности чина дружки в традиционной свадьбе русских жителей современной Удмуртии. Источниками исследования послужили современные издания русского фольклора Удмуртии - А. Г. Татаринцева [12], Э. А. Тамаркиной [16], И. К. Травиной [22], Т. А. Шуклиной [27], собственные публикации [13; 15; 17-21], полевые экспедиционные записи, хранящиеся в Научно-отраслевом архиве и Фонограммархиве Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук [10, д. 485, т. 3, л. 3-4; 23-26].

Изучение функционирования чина дружки в рамках фольклорной традиции современной Удмуртии во многом зависит от принадлежности свадебного обряда к конкретному этнокультурному ареалу. Наиболее крупные этнокультурные ареалы современной Удмуртии - северный этнокультурный ареал (далее СЭА) и южный этнокультурный ареал (далее ЮЭА) [14, с. 10-11]. Для панорамного охвата граней чина дружки привлечены сведения из уникальной фольклорной коллекции выдающегося удмуртского священника, учёногофольклориста, этнографа, лингвиста, просветителя, писателя Г. Е. Верещагина [4]. Им были записаны на рубеже XIX-XX вв. и обобщены в очерке «Свадебные обряды» фольклорно-этнографические материалы по традиционной свадьбе русского населения Вятско-Прикамского края , в частности проживающего и на территории современной Удмуртии (подробнее об исследованиях русского фольклора Г. Е. Верещагиным см. [21]).

О том, кто будет дружкой на свадьбе, договаривались родители жениха и невесты, когда в первый раз встречались, знакомились и обсуждали предстоящие хлопоты, связанные с образованием новой семьи. Насвадьбе мог быть и один дружка, и несколько дружек. В «дружки» выбирались друзья жениха, родные идвоюродные братья, чаще холостые и молодые. Назывались они старшим дружкой и младшимидружками, в некоторых локальных традициях ЮЭА - подружьями.

Многие обязанности дружки были имманентны только его чину. Также дружка мог выполнять или замещать действия некоторых других свадебных чинов: рушальника, разрезавшего еду за свадебным столом; вЮАЭ - повозника(кучера, ответственного за транспортный состав и упряжь свадебного поезда, рассаживание поезжан); в СЭА - вежливича(свадебного чина, помогающего «правильно» совершать обряд в день свадьбы [15, с. 42; 19, с. 60]). Г. Е. Верещагин информирует, что дружки могли участвовать в составе погонихи , поскольку дружки служили ямщиками, «...а ямщик невесты называется погонихой» [4, с. 79].

Во время подготовки ко дню свадьбы в ряде локальных традиций ЮЭА дружки, называемые пока ещё товарищами, друзьями, сопровождали жениха в поездках к невесте, привозили ей и её подругам угощения [16, с. 106].Утром свадебного дня дружка просил у родителей жениха благословения ехать за невестой. Выйдя во двор, поезжане три раза проходили возле свадебного поезда и рассаживались в повозки в определённом дружкой или повозником порядке. Дружка, держа в руках икону жениха, трижды совершал обход всего поезда и потряхивал дугами, чтобы звенели колокольчики [4, с. 73-74], после чего свадебный поезд отправлялся в путь. Необходимо отметить, что в свадебный день многие ритуально значимые перемещения поезжан возглавлялись дружкой. Среди них выход из дома жениха, вход и выход из дома невесты, вход и выход из-за стола вдоме невесты, приезд молодых в дом жениха. Торжественные шествия обыкновенно происходили в следующем порядке: сначала выступал дружка, заним - бояре(большойи маленький), далее тысячка (СЭА), жених, (невеста), сваха [18, с. 119-120].

Все, кто встретил на своем пути свадебный поезд, уступали ему дорогу. Если дорога всё-таки кем-то пересекалась, свадебный поезд останавливался, и дружка специальным ножом под декламацию приговорок трижды рассекал воздух [4, с. 74]. По обычаю, дружки трижды подъезжали к дому невесты, передавали ей от жениха мыло и солому, приговорками спрашивали у родителей о готовности к встрече поезжан, приглашали односельчанна свадьбу и получали от них «подарки» для свадебного столованья - пиво, брагу, рыбные пироги, блины [19, с. 20].

Дружки сразу выделялись среди поезжан - они восседали верхом на конях (в ЮЭА могли располагаться на кузлах), тогда как остальные поезжане размещались в кошёвках, санях, подводах. От этого обычая происходит одно из диалектных названий дружек - вершные, верховые[13, c. 186]. При встрече свадебного поездадевушки прикалывали/ подшивали дружкам на грудь ленты или бумажные / восковыецветы (ЮЭА). В ЮЭА среди специально подготовленных подарков для всех поезжан, подруги невесты дарили дружкам украшенные плети / бичи / ременницы, которые были их неотъемлемым атрибутом в свадебный день, и, понеобходимости или в шутку, то и дело пускалисьв ход [19, с. 20]. Вот как описывается приезд дружек и выкуп ими ворот дома невесты в д. Зядлуд Вавожского р-на Т. В. Киршиной: «Потом вот приезжают, её уже выкупают. Не так, как щас, вот. Через ворота там скачут, да чё да. Её [невесту] вот подруги дёржат. Приходит дружка, с ременницой в руках, с хорошой! И вот он выкупает иё... Ну, даёт сколь там. Всё равно, деньгам же, даёт. Вот столь, столь. “Мы не отдадим!”, - тут кричат, пока не накричатся! А потом уже всё, выкупил... Раз на лошадях ездили, он же едет на первой лошаде, и он везёт только молодых, больше никого. Сам он садится... на кузлы, а молодые сидят в кошовке. С коврам, с подушкам... Да, и лошади украшены... Ну, дружка заботился. На его же шею всё ложится!» [23].

После известия о готовности невесты к встрече с женихом, полученного дружкой от родителей невесты, свадебный поезд подъезжал к дому невесты. В многочисленных выкупах пространства невесты - дороги кеё дому, ворот, крыльца, сеней, мест за столом - первым помощником жениха был дружка. Он должен был выгодно представить финансовую состоятельность жениха, его щедрость. В качестве выкупа предлагались деньги, пиво, сладости (конфеты, пряники), ленточки [19, с. 20].

В СЭА путь к дому невесты мог перекрываться срубленными елями: родня невесты беспорядочно заваливала дорогу ёлками [15, с. 57]. После выкупа дороги женихом, еловые завалы моментально расчищались. Выбор породы дерева в качестве преграды можно объяснить семантическим многозначием ели. В этой ситуации ель служит знаком дальней трудной дороги (леса), является символами свадебного ритуального деревца и «маркирования пути вообще» [1, с. 185-186]. В свадебном фольклоре - в песнях, причитаниях, приговорах дружки - образ ели приобретает дополнительные значения. Он может символизировать невесту, служить знаком инициационного перерождения невесты в замужнюю женщину.

В свадебных приговорах дружки мотив «долгого волока», т.е. длинной, опасной дороги, дополняется образом семидесяти / семи ёлок и восьми берёз: «...Ваш волок уж очень долог! / Семьдесят ёлок и восемь берёз - / У меня, у дружки, аж язык примёрз!...» [27, с. 53]. Количество ёлок в тексте приговора - семьдесят (изредка - семь или семьдесят семь) - указывает на протяжённость елового леса, и, соответственно, на трудности по его преодолению. Сравнение елей с меньшим количеством берёз также подчёркивает хвойный тип леса, более тёмный и глухой, по отношению к лиственному березняку.

С упоминания ели начинается распространённая в Удмуртии свадебная песня «На угоре стоит ёлочка». Вд. Шарпа Балезинского р-на (СЭА) её поют при обручении жениха и невесты, после чего невеста моется мылом, подаренным ей женихом [15, с. 56-57]. В данном контексте песня маркирует инициационную ситуацию обрядового «перехода» жениха и невесты в новое качество: они становятся «молодыми», т.е. семейной парой. Символично исполнение песни во время традиционного омовения невесты мылом жениха, подчёркивающего обрядовое очищение водой и мылом [17, с. 92-93], а также косвенное участие жениха в данном акте.

В ЮЭА песней «На горе-то стоит ёлочка» величают невесту. После упоминания растущей на горе ёлочки, обрисовывающей пространство и отсылающей к мифологическому образу «сада невесты», следует описание приготовлений девушки к предстоящему пути: она моется, одевается, снаряжается в дорогу. Первого зова - её батюшки - девушка «не слушает» и реагирует на него отрицательно. На призыв «ладушки» (жениха)она отвечает согласием:

На горе-то стоит елочка ,

Под горой стоит светелочка да,

Во светелке - красна девица-душа да,

Она белится,румянится,

В светло платье одевается. -

Ты куда же одеваешься,

Ты куда же снаряжаешься? -

Вон идет, идет мой батюшка,

Меня, девицу, с собой зовёт.

Я нейду, нейду, не слушаю его.

Что теперь и ночи темные,

Ночи темные, не месячные.

На горе-то стоит елочка,

Под горой стоит светелочка,

Во светелке - красна девица-душа да,

Она белится, румянится,

В светло платье одевается. -

Ты куда же одеваешься,

Ты куда же снаряжаешься? -

Вон идет, идет мой ладушка,

Меня, девицу, с собой зовёт.

Я пойду, пойду, послушаю его.

Что теперь и ночи светлые,

Ночи светлые, месячные [22, с. 110-112].

Итак, в тексте данной песни отражается многозначность символики ели: поэтическое сравнение с девушкойневестой, знак «сада» невесты, аллегория пути-дороги.

Устойчивое соединение метафорических образов ели и пути-дороги, характерное для русского свадебного фольклора Удмуртии, находит аналогии и в удмуртских песнях. В удмуртском фольклоре встречается образ обезглавленных деревьев, в частности елей с обломленными (обрезанными) верхушками. Согласно исследованиям доктора филологических наук Т. Г. Владыкиной, происхождение некоторых песен с упоминаниемобезглавленного дерева, которые в настоящее время исполняются как лирические, связано со свадебнымобрядом. Т. Г. Владыкина причисляет ихк «причетным песням вышедших замуж девушек» [7, с. 56]. «Дерево со срубленной верхушкой в качестве атрибута (и лишь позднее - образа) появляется в проводных обрядах как заместитель души уходящего человека» [Там же].

Символическое маркирование елью инициационного «перехода» невесты в русском свадебном фольклоре Удмуртии может быть дополнено фактами из свадебных обрядов других регионов России. Например, вСухоложском р-не Свердловской области «ёлкой» называлась бутылка с красным вином, куда были воткнуты еловая ветка, цветы, ленты. «Ёлка» стояла в свадебный день на столе во время прощания невесты с«девьей красотой» [11, с. 195]. В описании Н. Н. Виноградовым народной свадьбы Костромского уезда говорится, что «девья красота - это верхушка елки, убранная лентами, на верхушке елки прилеплено пустое куриное крашеное или сахарное яйцо» [5, с. 34].

Выкупив дорогу, поезжане выкупали у родственников невесты ворота дома, у её родни и подруг - сени, двери избы, порог. В доме дружка выкупал свадебный стол у сидящих за ним детей, место за свадебным столом для свахи жениха - у свахи невесты (СЭА). Чаще всего этот обычай завершался шуточной «борьбой»:дружка «выманивал» сваху приглашением на танец при общей пляске, а в это время его друзья выталкивали сваху с места [19, с. 25].

Оригинальный «двойной» выкуп зафиксирован в Воткинском р-не этнографом Е. В. Поповой и С. В. Стародубцевой. Чтобы выкупить косу невесты у её подруг, сваха жениха плясала (подробнее о ритуальной пляске на свадьбе см. [15, с. 42-62]). Одновременно дружка выкупал сваху «от девок», как бы жалея её, поскольку девушки «заставляли» её плясать исполнением всё новых и новых песен: «Когда сваху выкупали, дак пели “Ох, ты, мальчик-розудальчик”... А потом выкупали её дружки. Это свахе пели, а она пляшот-пляшот. А потом которая если бойкая - нарнёт, убежит и без выкупа... Девки поют песни-те, они ведь денежки-те выгребают... И вот, штобы её выкупили дружки! А если она нырнёт, которая бойкая - нырнёт, убежит! Всё! Её не выкупают! А которая если не успеет убежать - дак её выкупают! Сваха это жениха…» [24].

В СЭА с участием дружки совершались обряды обручениеи сведение брака за столом. Обычно обмен кольцами жениха и невесты - обручение - проводился тысячкой и свахой. Однако изредка встречаются факты участия в нём и дружки. Так, в с. Степанёнки Кезского р-на тысячка со свахой ставили на поднос стаканы с брагой, строго следя, чтобы они не упали. Надподносом дружка, сваха, тысячка поочерёдно примеряли кольцо невесты ко всем пальцам жениха, кроме большого, и только после этого надевали его на палец невесты. Аналогично поступали с кольцом жениха: его продевали на все пальцы невесты и возвращали жениху.Новобрачные надевали перчатки. Дружка, сваха, тысячка связывали руки жениха и невесты полотенцем, чтобы «между ними никто не прошёл» [19, с. 23].

Дружка сводил брак за столомпосле того, как в первый свадебный день невесту выводили к жениху. Еёи жениха закрывали скатертью, и над их головами дружка «чем-то водил вот так», произносил приговорки: «Когда приехали, когда нас за стол садили - тогда брак сводили. Дружка сводил у нас брак… Дружка сводил уже брак за столом... Ну, как вот сейчас говорят в етим, где регистрируются, брак сочетают, дак. Вот так же дружка говорил, тоже самое. Нас только закрыли скатертью, башки берут так, и так вот чем-то водил вот так дружка. И говорил дружка по головам-то. Вот так и водит» [25].

После угощения за свадебным столом дружки просили благословения у родителей невесты на отъезд молодых. У Г. Е. Верещагина зафиксированы интересные подробности действий дружки с иконами и свечами в этой ситуации: «...Икона вручается старшему дружке, и он, взяв в руки зажжённую восковую свечу, держит её перед иконой, стоя перед невестой и женихом, чтобы при выходе их из избы нести икону со свечкой перед ними» [4, с. 79]. По сведениям Е. В. Поповой и С. В. Стародубцевой, в Воткинском р-не вслед за тем, как поезжане с невестой рассаживаются по кошёвкам, «...дружки ходят, в колокол побрякают, молодым дают иконушку поцеловать. Вот три раза обойдут всех коней, тогда поедут венчаца» [24].

На свадебном пиру в доме молодого дружки просили родителей молодого благословить молодых напервую брачную ночь, вместе со свахой и тысяцким отводили новобрачных на подклет. Здесь дружка опять брал икону и зажигал свечу [4, с. 80]. На второй день дружки были зачинщиками обрядов испытания молодой и молодого - топили для них баню, раскидывали мусор по избе, заставляя молодую прибраться, помогали молодым донести воду из колодца или речки до дома, не расплескав её. После столования «молодые в сопровождении дружек отправляются кататься по улицам деревни с песнями и, катаясь, заезжают поприглашению к родственникам и знакомым» [Там же, с. 83].

Как уже указывалось, в локальных традициях СЭА отмечается вариативная взаимозаменяемость некоторых действий дружки и тысяцкого. Например, принимать участие в обручении жениха и невесты, отводить молодых на подклет вместе со свахами, нарядус дружкой мог и тысячка. И тысяцкий, и дружка могли быть приговорщиками. Приговорщик призывал ко столув первый и второй дни свадьбы - совместно со свахой поочерёдно приглашал гостей выходить к столу и выпивать вино [13, с. 187]. Аналогично дружке, тысяцкий просил благословения на брак перед иконами, у родителей жениха и всех присутствующих перед отправлением впуть, вступал в диалог с дружкой, мог возглавлять торжественный выход поезжан из дома при отправлении за невестой. Выдающийся педагог, этнограф Вятско-Прикамского края XIX - начала ХХ в. Н. М. Васнецов сообщает, что тысяцкий был своеобразным «заместителем» жениха и за свадебным столом: «За свадебным столом, так как жених не пьет, то тысяцкий обязан пить вдвойне - и за себя, и за жениха» [3, с. 323].

Наиболее отличительным, имманентным свойством чина дружки являлась особо организованная, преимущественно рифмованная, речь. Употребление молитв, приговорок в традиционной свадебной обрядностиусиливало колорит и значимость действий дружки. Часто его высказывания начинались с Иисусовой молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» [19, с. 42; 27, с. 43]. Иисусова молитва - просьба о Божественном благословении, милости - служила сакральным вербальным «стартом», «запуском» ряда свадебных эпизодов. Дружкой произносились и другие молитвы, приговорки, он являлся инициатором диалогов с тысяцким, роднёй и знакомыми невесты. В настоящее время исполнители аутентичного фольклора свадебные приговорки помнят слабо, но повсеместно отмечают их активное бытование в недалёком прошлом. Наряду с популярным жанровым определением приговоркадружки, встречаются диалектные термины присказка, присказёнька, молитва, молитвочка, дружескамолитва:

(Собиратель А. С. Мутина): А вот дружка когда заходил - он что говорил? Дружеску молитву читал? (Информанты П. Е. Конышев, С. И. Конышева): Читал, читал, читал... Сразу дружка заходит и:

- Сватьюшка, сватьюшка,

Севодни ли у вас свадьбушка? - скажет. - Да, севодни.

- Здесь не баня, не овин, Я, - г, рит, - приехал не один.

Моя лошадушка путь-дороженьку держала, Путь лошадушкам топтала.

Моей лошадушке больше овса давайте.

И начнёт тогда уже говорить всяко присказку. А если ребята на полатях - ведь полати были дак-вот, скажет:

- А вы, ребятушки,

Косые заплатушки,

Глядите на нашу молодушку, Не оброните соплей мотушку…

Специально там была молитва такая, ну, списывал дружка, чтобы перед свадьбой эту всю - от и до до конца дошло [26].

Народ очень верно подметил, что приговорки дружкой сказываются, выгаркиваются, громкокричатся[27, с. 49], читаются. А. В. Татаринцевым зафиксировано выражение «дружка свадьбу сказывает» [12, с. 50].Таким образом, в народной терминологии оказались сконцентрированы такие свойства приговорок, как сакральность («молитва»), жизненная необходимость их воспроизведения, повествовательность («приговорка»),сказочность («присказка», «присказёнька»). В определениях приговорок отразились также некоторые акустические и ритмические параметры - громкая динамика, экспрессивность. В народной терминологии свадебных приговорок ярко проявилось апеллирование и к другим фольклорным жанрам - к молитве, иногда смыкающейся в народной традиции с заговором, к сказке, к детским потешкам. В выражении читатьприговоркизапечатлен один из способов передачи фольклорной информации - письменная фиксация (поскольку они «читаются», или, действительно, могут прочитываться). В данное время приговорки часто записываютсянаиболее радеющими о сохранении исконных традиций пожилыми людьми. Это делается и из уважения кобычаям предков, и для точного, «правильного» использования приговорок в обрядах, до сих пор совершающихся в некоторых населённых пунктах «по-старинному».

Публикации свадебных приговорок и диалоговых обращений дружки имеются в изданных коллекциях Г.Е. Верещагина [4, с. 74-78, 80], А. Г. Татаринцева [12, с. 49-55], Т. А. Шуклиной [27, с. 45-46, 49-55], С. В. Стародубцевой [15, с. 47]. Подробный анализ приговорок, их сюжетов, мотивов, диалектных, литературных, акустических особенностей требует специальной статьи.

Итак, и в функционировании чина дружки, и в бытовании свадебных приговорок дружки как неотъемлемой составляющей его деятельности, в русских локальных традициях современной Удмуртии достаточно чётко выявляются ареальные особенности. Изобилие обязанностей дружки проистекалоиз его главенствующего положения в обрядовой организации первого и последующего свадебных дней. Некоторые из его действий пересекались с функциями повозника, вежливича, тысяцкого, приговорщика.

Ведущая роль дружки - быть представителем, «заместителем», постоянным сопровождающим жениха, его «вторым я» [8, с. 3, 237]. На практике она осуществлялась через помощь жениху в его «генеральной» цели - «добыче» невесты. Поскольку дружка руководил партией жениха по «захвату» и перемещению невесты в дом жениха, то подавляющее количество приговорок произносились им именно в те моменты обряда, которые были направлены на активное «проникновение» в пространство невесты и его освоение. Приговоры произносились во время многочисленных выкупов, при первом появлении в доме невесты, при разрезании еды и т.д. Просьбы дружки о благословении, благопожелания, обращения, вопросы к родственникам невестыносили миролюбивый, дружелюбный, часто шутливый характер.

Шутовство дружки проявлялось в выкупах, в некоторых текстах приговоров комического, часто эротического содержания, в проведении бани для молодых на второй день свадьбы.

Дружка был первым в шествиях поезжан, инициировал диалоги с представителями партии невесты.

Вобязанностях чина повозникатакже совмещались функции руководителя и знахаря.

Знахарство дружки равным образом воплощалась в акциональном и вербальном ритуальных кодах. Магические «охранные» акты - круговые перемещения поезжан, потряхивание колокольчиками, действия сножом на пути к невесте и при разрезании свадебной еды, прерогатива в освящении кульминационных ситуаций через зажжение и перенос свечей - сопровождались молитвами и приговорками. Особо надо отметитьучастие дружки в обрядах принародного «объединения» жениха и невесты - в обмене кольцами, в благословении молодыхна брак иконой, хлебом, которые также «освящались» его приговорками.

Ещё одна немаловажная функция дружки, смыкающаяся со знахарской, - посредничество (медиативность) между миром человеческим и иным миром, миром предков. Проявлялась она, прежде всего, в просьбах к Господу, к родителям жениха и невесты о благословении молодых. Обращение к родителям в данной обстановке могло проецироваться и на старших по возрасту родственников. Так, иногда собеседники в рассказах о своей свадьбе подчёркивали, что если у невесты ко времени проведения свадьбы уже не было отца в живых, то она просила благословения у своего деда. Исключительное право переноса икон дружкой также подчёркивало медиативный характер его чина. Такими действиями дружка максимально этично «извещал» иноймир о вновь образуемой семейной паре, старался «настроить» молодых на первичность мира предков по отношению к земному бытию и придать новобрачным импульс к дальнейшему гармоничному совместному житью.

Список литературы

1. Агапкина Т. А.Ель // Славянские древности. Этнолингвистический словарь: в 5-ти т. / общ. ред. Н. И. Толстого.

М.:Международные отношения, 1999. Т. 2. Д-К. (Крошки). С. 183-186.

2. Арзамазов А. А.Из опыта герменевтической реконструкции удмуртских фольклорных единиц чужи вож// ВестникУдмуртского университета. Сер. 5. История и филология. 2008. Вып. 1. С. 117-130.

3. Васнецов Н. М.Материалы для объяснительного областного словаря вятского говора. Вятка: Изд-во Губернского Статистического Комитета, 1907. 358 с.

4. Верещагин Г. Е.Свадебные обряды // Верещагин Г. Е. Собрание сочинений: в 6-ти т. / ред. В. М. Ванюшева. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. Т. 3. Очерки русских Вятско-Прикамского края. Кн. 2. Вып. 2 / отв. за выпуск Г. К. Шкляев;предисл. В. М. Ванюшева; предм.-темат. указ. Г. К. Шкляева и Т. Г. Владыкиной. С. 47-83.

5. Виноградов Н. Н.Народная свадьба в Костромском уезде // Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. М.: Художеств. лит-ра, 2001. Вып. 4. Юность и любовь. Свадьба / сост., подгот. текстов, вступ. ст. и коммент. Ю. Круглова; подбор ил. В. Жигулевой; фотограф А. Рязанцев. С. 21-81. (Мудрость народная).

6. Владыкина Т. Г.О финно-угорском и славянском в исторической динамике фольклорного пространства России // Народные культуры Русского Севера. Фольклорныйэнтитет этноса: мат-лы российско-финского симпозиума (г. Архангельск,20-21 ноября 2003 г.) / отв. ред. В. М. Гацак, Н. В. Дранникова. Архангельск: Поморский университет, 2004. Вып. 2. С. 25-32.

7. Владыкина Т. Г.Фольклорный текст в мифологическом контексте// Удмуртская мифология / отв. ред. В. Е. Владыкин.Ижевск, 2003. С. 54-66.

8. Крашенинникова Ю. А.Свадебные приговоры дружки (структурно-семантический, функциональный аспекты жанра): дисс. ... к. филол. н. Сыктывкар, 2003. 335 с.

9. Кузнецова В. П.Дружка и его роль в русской свадьбе Заонежья [Электронный ресурс]. URL: http://kizhi.karelia.ru/library/vestnik-5/246.html (дата обращения: 14.04.2014).

10. Научно-отраслевой архив Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук. Архив временного хранения. Д. 485. Т. 3.

11. Причитания и песни традиционной уральской свадьбы: исследование, тексты, аудиоприложение/ изд-е подг.

Т. И. Калужниковой. Екатеринбург: Уральское изд-во, 2013. 762 с.

12. Русский фольклор Удмуртии/ сост., предисл., вступ. ст. к разделам, примеч. А. Г. Татаринцева. Ижевск: Удмуртия, 1990. 368 с.

13. Стародубцева С. В.Ох, роспечальное моё сердечко (песни из репертуара Н. Е. Власовой). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН,1999. Вып. 1. 226 с. (Русский фольклор Удмуртии).

14. Стародубцева С. В.Русская хороводная традиция Камско-Вятского междуречья: монография. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН,2001. 421 с.

15. Стародубцева С. В.Русские свадебные обряды // Вестник Удмуртского университета. 1999. Вып. 3. С. 42-62.

16. Тамаркина Э. А.Реконструкция русского свадебного обряда южной части Удмуртии по современным записям // Вестник Удмуртского университета. 1995. Вып. 5. С. 103-114.

17. Толкачева С. В.Имманентные черты поэтического образа невесты в русских свадебных песнях и причитаниях Удмуртии // Вестник Удмуртского университета. Сер. 5. История и филология. 2012. Вып. 4. С. 87-94.

18. Толкачева С. В.Организация пространства в русских свадебных обрядах северных районов Удмуртии // Вестник Удмуртского университета. Сер. 5. История и филология.2010. Вып. 4. С. 119-123.

19. Толкачева С. В.Русский музыкальный свадебный фольклор Удмуртии: учебно-методическое пособие. Ижевск: Удмуртский ун-т, 2013. 60 с.

20. Толкачева С. В.Терминология чинов партии жениха в свадебных обрядах русских жителей Удмуртии // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 3 (45). Ч. 3. С. 162-167.

21. Толкачева С. В.Труды Г. Е. Верещагина как источник исследования русского свадебного фольклора Удмуртии // Г.Е. Верещагин, традиционная культура и просветительство народов Урало-Поволжья: сборник статей / сост. и отв. ред. В. М. Ванюшев; Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН. Ижевск, 2014. С. 103-118.

22. Травина И. К.Русские народные песни родины П. И. Чайковского. М.: Всесоюзное изд-во «Советский композитор»,1978. 191 с.

23. Фонограммархив Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук(ФА УИИЯЛ УрО РАН). Мк 153/2 В. № 15. Запись С. В. Стародубцевой, О. Гизатуллиной, Л. Кузнецовой.

24. ФА УИИЯЛ УрО РАН. Мк 155 б/2.; Запись Е. В. Поповой, С. С. Стародубцевой.

25. ФА УИИЯЛ УрО РАН. Мк 185/3 А. № 1.; № 2. Запись А. С. Мутиной, А. В. Никулина.

26. ФА УИИЯЛ УрО РАН.Мк 185/3 А. № 5. Запись А. С. Мутиной, А. В. Никулина.

27. Шуклина Т. А. Свадьба: учебноеиздание / науч. ред. Т. А. Шуклина. Глазов: Глазов. гос. пед. ин-т, 2012. 96 с. (Русскийфольклор Удмуртии).

Размещено на Allbest.ru