Современная этническая идентичность ойратов и тувинцев Китая: к вопросу о специфике национального вопроса в КНР

Размещено на http://www.allbest.ru/

Современная этническая идентичность ойратов и тувинцев Китая: к вопросу о специфике национального вопроса в КНР

Эльза П. Бакаева

Калмыцкий научный центр Российской академии наук, Российская Федерация,

Жанна М. Юша

Институт филологии Сибирского отделения Российской академии наук, Российская Федерация

Статья посвящена освещению специфики национального вопроса в Китайской Народной Республике на примере ойратов и тувинцев. Авторы показывают сложный состав монгольских народов Китая, приводят данные по истории их изучения в 1950-е гг., когда в КНР происходил этап становления национальной политики, решались вопросы национально-языкового строительства и реализовывался проект этнической классификации.

Учет состава населения КНР, сложившийся с периода 1956-1976 гг., затронул все стороны жизни китайского общества, в том числе проблему национального состава. В первой половине 1950-х гг. проводились исследования в области этнографии неханьских народов и языков национальных меньшинств КНР. Несмотря на это был принят принцип объединения народов, направленный на реализацию политики их слияния. Ряд монголоязычных народов, а также и тюркоязычные тувинцы были официально включены в понятие «монголы».

Сегодня в КНР проводится иная национальная политика. Но тезис о 56 национальностях КНР продолжает бытовать. Принимая необходимость официальной монгольской идентичности, представители ойратов и тувинцев тем не менее сохраняют свою этническую идентичность.

Ключевые слова: национальный вопрос; КНР; Китай; малочисленные народы Китая; монголы; ойраты КНР; тувинцы Китая; синьцзянские калмыки; тувинцы; этническая идентичность

Contemporary ethnic identities of China's Oirats and Tuvans: specificity of the PRC's national question revisited*

Elza P. Bakaeva

Kalmyk Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, Russian Federation,

Zhanna M. Yusha

Institute of Philology, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Russian Federation

The article examines some specific features of the national question in the People's Republic of China through the examples of ethnic Oirats and Tuvans. The paper illustrates the complicated structure of China-based Mongolic peoples, provides insights into the history of their explorations during the 1950s when the PRC witnessed the shaping of nationalities policies, nation and language building, implementation of the ethnic classification project.

The structural registeration of the PRC's population established between 1956 and 1976 dealt with all aspects of China's social life, including that of ethnic composition. The early-to-mid 1950s abounded with ethnographic studies of non-Han peoples and investigations of minority languages. Despite all that, authorities chose to introduce the principle of merging peoples as part of unification policies. A number of Mongolic peoples, including the Turkic-speaking Tuvans, started being officially referred to as `Mongols'.

Nowadays the Chinese government pursues another policy but the idea of `56 nationalities of the PRC' is still there. So, understanding the necessity of official `Mongolian' identity ethnic Oirats and Tuvans, nonetheless, retain their ethnic identities.

Keywords: national question; PRC; China; ethnic minorities of China; Mongols; Oirats of the PRC; Tuvans of China; Xinjiang Kalmyks; Tuvans; ethnic identity

Введение

Национальный состав Китая -- сложная научная проблема, вопросы ее изучения связаны с осо-бенностями переписей населения и отсутствием текущего статистического учета движения населения (Андреев, 2015: Электр. ресурс), а также историческими условиями после образования КНР. В 2000 г. в КНР численность неханьских народов составляла 106 430 тыс. чел., или 8,41% от всего населения страны (Лазарева, 2010: 22). Из официальных 56 национальностей 55 -- этнические меньшинства, а 91,59% составляют ханьцы. Конституция КНР (1982 г.) провозглашает принцип равноправия национальностей1. Национальная политика реализуется посредством Закона КНР о районной национальной автономии 1984 г. Согласно «Белой книге» «Национальная политика Китая и общее процветание и развитие всех национальностей», единение национальностей -- одна из главных задач государства . Но численность неханьских народов в Китае велика -- более 100 млн чел., 44 из 55 нацменьшинств имеют национальные автономные округа с населением 75% от общего числа этнических меньшинств, и расселены они на 64% территории страны (Алексеева, 2012: 132). Численность монголов, по данным 2010 г. -- 5981,84 тыс. чел. (Ставров, 2013: 148). При этом «в современном Китае споры по поводу понятия “нация” обострились <...> За спорами, которые идут вокруг концептуальных подходов к трактовке нации, стоит вопрос о праве наций на самоопределение» (Ху Янсинь, 2006: 12).

Проблема исследования

этническая идентичность народ китай

Среди факторов недостаточной изученности этнической идентичности меньшинств КНР -- особенности демографической ситуации и демографической политики, начальный этап изучения их истории и культуры. Цель статьи -- анализ вопросов этнической идентичности ойратов и тувинцев Китая, не выделяемых в качестве отдельных народов и обозначаемых как «монголы», в контексте истории изучения монгольских народов в 1950-е гг., на этапе становления национальной политики и проекта этнической классификации народов Китая. Новизна работы заключается в том, что впервые будут в комплексе проанализированы вопросы идентичности ойратов и тувинцев Китая, обозначаемых в китайской официальной статистике как «монголы», и показаны условия, в которых произошло их объединение в официальной национальной политике и статистике под единым термином.

Источниками для исследования послужили материалы опросов, проводившихся Э. П. Бакаевой у представителей этнических групп ойратов КНР в 2017-2018 гг., а также полевые материалы Ж. М. Юша, собранные среди тувинцев Китая в течение ряда полевых сезонов в 2010-2018 гг. (Юша 2017аЬс^ 2018), данные, опубликованные в разных работах, посвященных ойратам и тувинцам КНР, в том числе воспоминания руководителя монгольских экспедиций 1954-1956 гг. Б. Х. Тодаевой, в 1960-1980-е гг. опубликовавшей ряд работ о языках монгольских народов КНР (Тодаева, 1960, 1961, 1964, 1973, 1985, 1986), интернет-ресурсы (в том числе фильм «Zuunsh Butssan Baatarmuud» и его обсуждение калмыцкой аудиторией в социальных сетях, отражающие идентичность синьцзянских ойратов).

Ойраты Китая

В литературе, посвященной национальной политике КНР и вопросам демографии, ученые обычно оперируют данными китайской статистики, опираясь на официальные данные, и в них чаще не отражаются сведения о немногочисленных народов Китая, не входящих в число 55 неханьских народов. Сопоставимыми с самыми малочисленными из меньшинств КНР1 являются тувинцы Синьцзян-Уйгурского автономного района (далее -- СУАР) -- от 2,5 до 6 тыс. чел. (Юша, 2017а: 102-106, Электр. ресурс; Юша, 2018: 14), но их включают в состав монголов, как и ойратов, число которых также различается в источниках. Так, по китайским источникам, ойратов примерно 100 тыс. чел. (Очирова, Бембеев, 2012: 158), а по данным, приведенным в изданном в Гонконге «Лингвистическом атласе Китая», -- 139 тыс. чел. (Language atlas of China, 1987, 1989 ). Б. Х. Тодаева отмечала в 1950-х гг., что в Синьцзяне ойратов около 65 000 человек (Тодаева, 2012: 47). С. К. Хойт пишет о 250 тыс. ойратов в КНР (Хойт, 2008: 150). У. Осорин приводит данные о в целом 260 тыс. ойратов в Китае, 170 тыс. -- в СУАР (Осорин, 2010: 6): известно, что ойраты расселены также в Автономном районе Внутренняя Монголия (далее -- АРВМ) КНР, (в т. ч. алашаньские хошуты и эдзинейские торгуты) и других провинциях. Есть сведения о численности 70 тыс. чел кукунорских хошутов (Бембеев, Лиджиев, 2014: 121). Уточнение вышеуказанных цифр связано со сложностями, определенными спецификой статистики в КНР.

Ху Яньсинь пишет, что в СУАР КНР проживают 47 народов, из них 13 народов (в т. ч. «монголы») «с давних времен» (Ху Янсинь, 2006: 17) . А для исследователей монгольских народов актуальным является не только выделение среди них ойратов, но и выделение среди ойратов разных этнических общностей, что отражает распространенные представления об идентичности ойратов Синьцзяна. К примеру, С. К. Хойт, приводя сводку о численности ойратов в разных провинциях КНР, перечисляет ойратов, олетов, торгутов, хошутов (Хойт, 2008: 151). В целом ойраты Синьцзяна оставались недостаточно исследованными до последних десятилетий.

Тувинцы Китая оставались неизвестными для науки до середины ХХ в. Китайские ученые считали их монголами, либо казахами, а их язык до 1950 гг. относили к диалекту казахского языка. Только Г. Шимину во время экспедиции 1956 г., проведенной среди тувинцев, удалось доказать, что их язык -- диалект тувинского языка, а сами они -- тувинцы (Shimin, 2005: 409-503).

В целом в начале 1950-х гг. общее число неханьских национальностей было неясным, об этом до-кладывали китайские ученые на совещаниях (Москалев, 1981: 12). При этом национальная политика КНР с момента ее образования претерпела трансформации; исследователи выделяют в ее реализации несколько этапов (Москалев, 1981: 12-49; 1992, 2001 и др.)1, а в определении основных этапов в национальной политике КНР выделяются особые подходы, основанные на особенностях «слияния народов» или «конструировании, т. е. с создании искусственных новых народов» (цит. по: Глинкин, 2018: 81-82).

Монголы как северные соседи ханьцев известны им с ранних времен. Для монгольских народов существовало специальное законодательство («Цааджин бичиг» ... , 1998; Лапин, 2015); в политике цин- ских властей использовались понятия «Внутренняя Монголия» и «Внешняя Монголия», а территория разгромленного в 1758 г. Джунгарского ханства была названа «новой границей» -- «Синьцзян».

Но в XX в. с образованием КНР начались новые процессы, которые отразились и в отношении монгольских народов. В связи с реформами возникла необходимость решения проблем переписи и классификации национальностей Китая: происходило создание национальных автономий, решалась задача представительства разных народов в Всекитайском собрании народных представителей (ВСНП). В связи с этим в два этапа (1950-1960-е гг. и 1980-е гг.) реализовывался национальный проект этнической классификации (миньцзу шибе) (Wang, 2015), который считался необходимым в свете развития наций и культур. Сложность его состояла в том, что во время переписи 1953 г. были зафиксированы более 400 этнических наименований, а для представителей меньшинств в ВСНП выделили только 150 мест (Wang, 2015: 6). «Проект этнической идентификации <...> был собирательным термином для серии экспедиций <...>, в которых этнологи и лингвисты должны были определить <...> этнонациональный состав в стране, чтобы эти различные группы могли быть интегрированы в централизованное, территориально устойчивое государство» (Wang, 2015: 6-7).

Реализация проекта столкнулась с отсутствием сведений о языковой ситуации у многих народов и плохой изученностью большинства языков, нехваткой специалистов, отсутствием опыта работы и т. п. (Москалев, 1981: 49), поэтому к исследованиям были привлечены специалисты из СССР (Москалев, 1981: 76-77; Кочукова, 2016: 59).

Изучался и вопрос о монгольских народах: как подходить к исследованию их идентичности, по каким критериям выделять отдельные народы?

Ко времени реализации национального проекта этнической классификации в КНР имелась автономия монголов -- Автономный район Внутренняя Монголия (АРВМ), которая была создана в 1947 г. -- ранее других автономий. Здесь в 1947-1952 гг. были проведены крупные социально-политические изменения; власть концентрировалась на решении проблем монгольского общества; усиливалась местная власть, а также был получен первый опыт индустриализации неханьского общества (Балдано, 2018: 41).

Уже к 1954 г., до первого ВСНП, 38 групп получили официальное признание. Среди них 11 назывались «общепризнанными меньшинствами» (к ним относились и монголы), которые не нужно было оценивать в проекте этнической идентификации (Wang, 2015: 9). Но наличие автономии монголов и большая территория их расселения не могли не определить включение АРВМ и Синьцзяна в полигоны для изучения вопросов идентичности монгольских народов.

В 1954-1957 гг. учеными Центральной Академией национальных меньшинств (ЦАНМ ) и Пекинского университета проводилось активное изучение монгольских народностей КНР, были проведены экспедиции по изучению их языков. Советником в Институте языкознания АН КНР и в ЦАНМ тогда был приглашенный в 1954 г. Г. П. Сердюченко. Его супруга Б. Х. Тодаева являлась научным консультантом в ЦАНМ и Пекинском университете по монгольским языкам, где через месяц после их прибытия была создана кафедра монгольского языка. Сотрудниками кафедры стали представители разных монгольских национальностей (в том числе и ойратов), работавшие в комитетах по работе в области национальных языков, созданных при правительстве АРВМ, а также в университете.

Проводившаяся в ЦАНМ работа по изучению монголоязычных народов была определена резолюцией Административного совета Центрального Народного Правительства в области национальноязыкового строительства (Москалев, 1981: 64). Уже в октябре 1954 г. ЦАНМ провела совещание по реформе и созданию письменностей для нацменьшинств Китая, в которой принял участие зам. пре-мьера Китая, председатель правительства АРВМ, председатель комитета по делам национальностей Уланху1 (Тодаева, 2012: 12), известный как влиятельный политический деятель, сумевший укрепить власть национальной элиты в АРВМ (Балдано, 2018: 41). В конце 1954 г. в ЦАНМ была обсуждена научная программа по изучению «диалектов языка монголов Внутренней Монголии и языка ойратов Синьцзян- Уйгурского автономного района» (Тодаева, 2012: 16). С начала 1955 г. ЦАНМ и Институт языкознания АН КНР готовили экспедиции, советскими специалистами в этот период и в последующем читался цикл лекций о классификации и особенностях монгольских языков (там же: 17-21). Перед началом экспедиции в обсуждении вопросов реформы монгольской псьменности и выбора основного диалекта (в том числе как основного вопроса «создания самостоятельного монгольского языка во Внутренней Монголии» (там же: 18)) принимали участие представители АРВМ и работники радиовещания г. Пекина, причем руководитель общества по изучению монгольского языка и письменности АРВМ Маниджав подчеркивал, что существуют большие отличия в языке ойратов и монголов Внутренней Монголии, а также в языке дагуров, что делает невозможным создание одной письменности для этих народов; представители Центральной радиостанции Пекина также обращали внимание на непонимание между носителями «различных диалектов монгольского языка Внутренней Монголии» (там же: 22).

Всего в 1955-1956 гг. состоялись две лингвистические экспедиции по изучению монгольского на-селения АРВМ, языков дагуров, хорчинов, чахаров, монгоров, баоаней и дунсян, а также ойратов СУАР. Предполагалось обследование этнических групп эдзинейских (торгутов) и алашаньских (хошутов) ойратов и их языка (там же: 22-72).

В 1955 г. в Пекине состоялись три научные лингвистические конференции, оказавшие влияние на процесс национально-языкового строительства (Москалев, 1981: 68), в том числе 6-16 декабря -- первая конференция по языкам национальных меньшинств, где прозвучало принятое решение правительства АРВМ о переходе на письменность на основе кириллицы (Тодаева, 2012: 42). Основной докладчик Фу Маоцзи отмечал, что в АРВМ, СУАР и других автономных округах были созданы органы, занимающиеся исследованием национальных языков, вопросами реформы или усовершенствования письменностей (Москалев, 1981: 70). 22-29 мая 1956 г. состоялась конференция по монгольским языкам КНР с участием представителей АРВМ, СУАР, провинций, где проживали монголы, ойраты, дагуры, монгоры, дунсяне, баоани. Ей предшествовали заседания в ЦАНМ по вопросу о монгольском языке и диалектах, совещание в ЦК по делам национальностей и заседание Комитета партии АРВМ, где обсуждали вопрос о выборе «халхаского», «восточного» или «западного» диалекта для основы письменности (Тодаева, 2012: 48-49). Конференция состоялась с участием представителей Центрального Комитета Коммунистической партии Китая, членов правительства и комитета КПК АРВМ, национальный вопрос и реформа письменности рассматривались во взаимосвязи с развитием регионов в целом, работали секции по языкам монгоров, дунсян и баоаней; решили в АРВМ принять новую письменность на кириллице, отмечалось, что в СУАР с 1950 г. выходит газета «на ойратском языке», используются три письменности -- ойратская, старомонгольская и новая (на кириллице) (Тодаева, 2012: 50-51).

В последующем планировались экспедиции к алашаньским и эдзинейским ойратам, к юньнаньским монголам, в ЦАНМ обсуждался план изучения монгольских языков на 12 лет (там же: 69-76), но работа была свернута -- она не соответствовала новому курсу правительства, которое готовилось к переходу к «большому скачку», новым преобразованиям, и прежде всего переходу к «народным коммунам» как основе общественного строя и слиянию национальностей.

Работа по изучению языков монгольских народов являлась и частью проекта этнической класси-фикации в КНР. Но завершение ее означало закрытие темы для дальнейшего признания национальных меньшинств, ведь «выборочное применение набора стандартов для выделения народов оставляло достаточное пространство, чтобы контролировать процесс идентификации для политических и / или экономических соображений» (Wang, 2015: 8).

Следует отметить, что Б. Х. Тодаева в период работы выделяла «группы по изучению собственно монгольского языка», а также группы по изучению дунсянского, баоаньского, дагурского, монгорского языков. В то же время она выделяла «собственно монгольский язык (язык монголов АРВМ)», ойратский язык, а также языки баоаньский, дунсянский, монгорский, дагурский (Тодаева, 2012: 82-84). При применении академического подхода результаты изучения монгольских народов должны были быть учтены в проекте этнической классификации.

Работа советских специалистов по изучению монгольских народов КНР прервалась в августе 1957 г. В это время развернулась «борьба с местным национализмом» (Чебоксаров, 1959: 145), проявлением которого были названы выступления общественных деятелей национальных меньшинств весной 1957 г. с критикой национальной политики КПК, за чем последовали репрессии в АРВМ1 и СУАР (Балдано, 2018: 42; Буяров, 2016: 40). В этот период реализовывался курс на создание народных коммун, в рамках которых, по мнению китайских идеологов, новые отношения между разными на-родами должны были способствовать исчезновению национального вопроса (Рахимов, Тешилов, 1974: 97).

Повышение роли национальных языков в автономных районах и разработка национальных пись-менностей создавали «предпосылки и для реализации <...> принципа использования национальных языков “в качестве важнейшего средства для осуществления власти органами национального самоуправления”» (Москалев, 1981: 84). Но реформа письменности монголов и ойратов и унификация алфавита с новой письменностью монголов МНР были пресечены уже в начале 1958 г. (там же: 98).

Большинство китайских ученых считают, что язык является главной характеристикой этноса, поэ-тому выделение языков и диалектов у монгольского населения было связано с вопросами составления перечня народов. ЦАНМ проводил эту работу по заданию и под руководством Комиссии по делам национальностей Постоянного Комитета ВСНП (Чебоксаров, 1959: 138), потому задача проекта этнической классификации состояла в группировке народов и уменьшении их числа (Кочукова, 2016: 62). В результате было принято положение о 56 национальностях в КНР, хотя принято считать, что среди 55 нацменьшинств 15 имеют по два и более языков, среди них «монголы», у которых насчитывают два языка, причем вторым считается «язык качжо монголов, проживающих в пров. Юньнань» (Москалев, 1992: 10), ныне относимый к разновидности языка ицзу (там же: 8-11).

Однако после принятия решения о включении в число официальных народов «монголов», как показано выше, были проведены исследования ряда монгольских языков и определенная работа по изучению их идентичности. О первом свидетельствуют проведение специальной конференции и ря-да экспедиций, посвященных монгольским языкам, о втором -- выводы о самостоятельности языка ойратов (Тодаева, 2012: 51, 84) и факты включения докладов советских специалистов в программы конференций и совещаний, на которых излагалась позиция о необходимости развития «национальной культуры всех монголоязычных народностей КНР» (там же: 69).

Как показывают исследования, проводимые в последние десятилетия в СУАР КНР, ойраты и ту-винцы сохраняют свою этническую идентичность и культуру (Бичеев, 2011; Лиджиев, Бембеев, 2014; Меняев, 2012; Монгуш, 1997, 2010; Намжавин, 2004; Осорин, 2010, 2015; Очирова, Бембеев, 2012; Юша, 2017аЬс, 2018 и др.).

В КНР ойраты официально именуются монголами. Российские исследователи монгольского насе-ления СУАР обычно называют ойратами, которые представлены торгутами (этническими преемниками калмыков, откочевавших в 1771 г. из России в пределы Китая) и небольшими группами олетов (элютов), дербетов и хошутов, захчинов, алтайских урянхайцев (и относимых к ним кок мончаков), а также чахаров, переселенных в XVШ в. из Внутренней Монголии (Очирова, Бембеев, 2012: 146; Лиджиев, Бембеев, 2014: 79). В калмыковедении торгутов СУАР КНР называют «синьцзянскими калмыками» либо «ойратами (калмыками)», отмечается, что торгутов, олетов, хошутов и дербетов СУАР, как и калмыков России и ряд ойратских групп Западной Монголии, «можно рассматривать как осколки некогда единого ойратского народа; соответственно, их язык <...> считать говорами и диалектами ойратского языка, относящегося к западной ветви монгольских языков» (Лиджиев, Бембеев, 2014: 79) . В публикациях также используется термин «ойраты Синьцзяна», но отмечается, что их в КНР называют «вврд моцhл» (ойрат-монголы) или «моцhл» (монголы) (Очирова, Бембеев, 2012: 146).

Ойратоведы отмечают одновременное образование в XV-XVП вв. двух родственных этносов: соб-ственно монголов, или восточных монголов, и ойратов (Санчиров, 2013: 45-46). В энциклопедии «Народы и религии» в статье об ойратах говорится о них как ряде народностей (Народы и религии, 1998: 396), отмечается, что они консолидируются с монголами (там же: 166, 351), а в общей статье о монголах в одном ряду упоминаются «халха, ойраты и др.» (там же: 350), что может быть понято и как наделение одним статусом монголов и ойратов, хотя В. И. Терентьев считает, что термин «ойрат» относится только к средневековой этноисторической общности, а современное его применение связано с попытками конструирования этничности (Терентьев, 2013: 205). В работах монгольских ученых термин «монголы» (монголчууд) используется как общий при обозначении разных народов: халха-монголчууд, буриад-монголчууд, халимаг-монголчууд, ойрад-монголчууд. В публикациях ученых КНР термин «монгол» употребляется в работах, посвященных разным этническим группам -- хотя исследовательский материал обусловливает и употребление термина «ойрат» (см.: Chao Gejin, 2001: 414).

Этнический состав ойратских народов прослеживается в этнонимах, обозначающих этнические группы. При этом торгуты КНР, как и торгуты Монголии и калмыки России, сохраняют память о гим-нической песне об их родине (Бакаева, 2010, 2011), есть даже памятник песне1 (Бакаева, 2016b: 102). Память об общем с российскими калмыками периоде истории сохраняется в культурном наследии торгутов Синьцзяна, свидетельством чего являются образцы фольклора синьцзянских ойратов (Chao Gejin, 2001; Balzhin, 2017; Бичеев, Дамринджав, 2017; Убушиева, Дамринжав, 2019; Буудангийн, 2019; Ван Гао Чао, 2012 и др.); память об исторических деятелях, прежде всего об Убаши-хане (Бакаева, 2016а); а также посещения прибывших в Калмыкию ойратов СУАР КНР реки Волги, являющейся символом территории кочевий предков. Связь двух территорий, двух нутуков , с понятием родины проявляется в идентификации синьцзянских калмыков, ныне проживающих в российской Республике Калмыкия, что ярко прослеживается и в научном и литературном творчестве Утнасун Осорин (Осорин, 2005, 2010, 2015; см. также: Топалова, 2016: 127-128). В интернет-пространстве распространен снятый в Китае многосерийный фильм «Zuunsh Butssan Baatarmuud» » (букв. `Богатыри, вернувшиеся на восток') - в котором освещается история откочевки калмыков с Убаши-ханом в 1771 г. ; герои идентифицируют себя как потомки кереитов Чингис-хана, откочевавшие из-за распрей между монголами. Фильм, снятый в КНР, отражает идентичность ойратов СУАР как «ойрат-монголов» или «монголов», а вместе с тем, и идентичность торгутов, сохранившуюся в условиях доминирования большего по численности монгольского населения.

Таким образом, в районах расселения сохраняющего свою идентичность ойратского населения в СУАР КНР используется самоназвание «ойрат-монголы» или «монголы» (Очирова, Бембеев, 2012: 157). При этом торгуты, составляющие большинство, помнят о принадлежности к аймакам хана и князей, переселившихся в XVIII в.: потомки «старых» торгутов расселены в Баянгол-Монгольском автономном округе (потомки торгутов улуса Убаши-хана), в Или-Казахском автономном округе и Тарбагатае (потомки торгутов улуса нойона Цебек Дорджи, здесь живут также потомки олетов), в Бортала-Монголь- ском автономном округе (потомки торгутов нойона Бамбара), кроме того, в округе Алтай и в Тарбагатае расселены потомки «новых торгутов» нойона Шеаренга. В отличие от них, проживающие в Цинхае ойраты-хошуты в большей степени утратили свою хошутскую идентичность, приняв самоназвание деед монгол (Бембеев, Лиджиев, 2014: 126).

Тувинцы Китая

Тувинцы СУАР КНР компактно расселены в Алтайском аймаке Или-Казахского автономного округа, где они проживают совместно с численно преобладающим казахским населением. Самоназвание тувинцев варьируется: кок мончак, мончак, алдай дывазы, дыва. Численность китайских тувинцев, по их собственным подсчетам, составляет около 2500 чел. Сюда же входят представители родоплеменной группы оорцаг (танды), идентифицирующие себя с монголами. Среди тувинского населения зафиксированы 11 групп (сввк), которые имеют мелкие подразделения салаа и могут объединяться в одну большую группу: дорт сумун (или мончак) (Юша, 2018: 31).

Историками-тувиноведами определены основные этапы происхождения и формирования тувин-ского этноса (История Тувы, 2001; Маннай-оол, 2004); считается, что «тувинские племена в XVII -- первой половине XVIII в. занимали более обширную территорию, чем современные тувинцы. Хотя основная масса населяла территорию современной Тувы, отдельные родоплеменные группы кочевали южнее -- до г. Кобдо, а восточнее -- до оз. Хубсугул и по северной стороне Саян, включая Алтай и Минусинскую котловину до верховьев рек Урунгу, Черного Иртыша и г. Томска» (Тюркские народы ... , 2008: 28), в это время «тувинские племена, несмотря на значительные перемещения, были безусловно сложившейся этнической общностью, которая имела такие этноопределяющие признаки, как общее самосознание и самоназвание, общая территория, язык, общие черты материальной и духовной культуры» (там же: 28).

В 1757 г., во время разгрома Джунгарского ханства Цинской империей, «тувинцы, кочевавшие южнее “линии монгольских караулов” и получившие наименование “алтайские урянхайцы”, оторвались от основной массы тувинцев и оказались в составе Западной Монголии. Часть этнических тувинцев, обитавших в Баян-Ульгийском и Кобдоском аймаках, переселилась на территорию современного Синь- цзян-Уйгурского автономного района Китайской Народной Республики» (Маннай-оол, 2004: 115).

Антрополог Намкамидог отмечает, что в последовавший период (1757-1911 гг.), тувинские и монгольские группы, расселенные на Китайском Алтае, были разделены на 7 хошунов (состоящих из 27 сумонов), сгруппированных на две большие области: Зуунгар (букв. «Правая рука »; в нее входили 4 хошуна: Тевин бега, Мээрен, Ак-соян, Кара-соян, имевшие 15 сумонов) и Баруунгар (букв. «Левая рука»; куда входили 3 хошуна: Тайбын бээзи, Сарул, Кок-мончак, имевшие 12 сумонов). Из них Кок- мончак хошун был тувинским, а остальные -- монгольскими (Namkamidog, 2009).

Вопросы этнической идентификации тувинцев кратко рассматривались в работах китайских исследователей на основе опроса жителей трех деревней: Ак-Хавы, Хома, Ханаса (Namkamidog, 2009; Bingsheng, 2011). В них отмечается, что тувинское население Синьцзяна считает себя монголами. Так, в своей работе Намкамидог пишет и о том, что китайские тувинцы не исполняют произведения некогда богатого фольклора, не осталось знатоков сказок, песни не исполняют на родном языке, т. к. молодые тувинцы не владеют родным языком (Namkamidog, 2009: 76). Но это не подтверждается нашими полевыми материалами, собранными на всей территории расселения тувинцев (горно-таежная и горно-степная зоны).

Фольклор китайских тувинцев и ныне является живой и функционирующей системой традиционной культуры, его система жанров демонстрирует единую общетувинскую традицию с этнолокальной спецификой, семантическая наполненность произведений фольклора, а также их прагматика соответствуют идентичным жанрам российских тувинцев (Юша, 2018: 114). Родным языком китайских тувинцев является тувинский -- один из зарубежных диалектов современного тувинского языка. Несмотря на малочисленность этноса и отсутствие национальной письменности, язык китайских тувинцев до сих пор выполняет важные задачи: коммуникативную; конструктивную экспрессивную; аккумулятивную, так как на родном языке тувинцы проводят все семейно-бытовые, календарные и похоронно-поминальные обряды (Юша, 2017Ь). Кроме того, родной язык для тувинцев служит средством этнической идентификации его носителей, а также является одним из главных этнических признаков для выявления традиционной оппозиции «свои/чужие». Однако все же приходится признать, что тувинцы родным языком пользуются исключительно дома или с соплеменниками (там же: 47). Тувинские дети в связи с отсутствием тувинских школ учатся в монгольских или казахских школах с обязательным изучением государственного языка -- китайского. Дети, поступающие в монгольскую школу, знают два языка -- тувинский и казахский, и по сей день сталкиваются с языковыми проблемами, что свидетельствует о хорошей сохранности родного языка китайских тувинцев.

В настоящее время для большей части тувинского населения характерна моноэтническая идентичность. Информанты образ своего народа оценивают как положительный, у индивидов есть потребность в идентификации со своей этнической группой не только в Китае, но и с тувинцами Монголии и России. В основном, это представители семей, в которых оба родителя являются тувинцами.

Однако в связи с тем, что тувинцы КНР живут в иноэтничной среде и официально с 1958 г. отнесены к монголам, в последние годы у них возникают определенные трудности и путаница с этнической самоидентификацией. Некоторые представители мононациональных тувинских семей относят себя и к тувинцам, и монголам. По мнению таких людей, тувинцы являются представителями монгольских родов. Данный тип идентичности свойственен людям, осознающим свое сходство (ментальное, культурное) и с тувинцами, и с монголами, то есть они обладают компетентностью в двух названных культурах. По этой же причине в тувинском обществе монгольские средние школы, кафедры мон-гольского языка и литературы при университетах называют тувинскими школами и тувинскими ка-федрами, хотя в пределах Китая окружающие народы воспринимают тувинцев как монголов. Поэтому для посторонних людей тувинцы представляются монголами. При наличии межнациональных браков, по принятой традиции, родовая принадлежность определяется по отцовской линии.

В свою очередь, этническая группа китайских монголов называет тувинцев словосочетанием ту-винец-монгол (тыва-моол), с одной стороны, принимая их в качестве монголов, с другой -- указывая на их принадлежность к другой народности. Тувинцы Кок-Догая и Тамыкы, живущие в южной части Алтайского аймака Или-Казахской области, также называют себя монголами перед представителями других народностей. Соседствующие народы упрекают их в том, что они, не зная монгольского языка, считают себя монголами.

В наши дни у многих пожилых тувинцев Китая бытуют представления о том, что тувинцы оставлены на территории Синьцзяна с XIII в. в качестве отборных войск Чингис-хана, им была доверена охрана границ его северных владений. Об этих воззрениях китайских тувинцев упоминают и другие исследователи (Монгуш, 1997; Namkamidog, 2009). В этом случае мы наблюдаем попытку «удревнить» историю своего народа, а также придать мифологичность «появлению» тувинцев на территории Синьцзяна. «Идентификация происходит в сравнении, в отталкивании от “соседей”, в выработке общих стереотипов восприятия, причем, именно миф становится основой для интерпретации происходящих социальных событий» (Волкогонова, Татаренко, 2001: 161). Этот пример показывает, что «...нация не может просто “возникнуть”, она должна быть “произведена” посредством разработанной мифологии и идеологии» (там же: 162). В подтверждение этого мнения отметим, что у китайских тувинцев существует своеобразный культ Чингис-хана. В каждой тувинской семье на почетном месте, в сакральной зоне жилища, висят его изображения. В последние годы добавилась и ритуальная сторона этого культа. В 2014 г. представители монгольского населения Синьцзяна соорудили обо Чингис-хана возле города Бейтун Алтайского аймака Или-Казахской области, где стали проводить ежегодно освящение этого ритуального объекта, в котором принимают участие многие тувинцы.

Отметим также, что некоторая часть тувинского населения, ранее жившая в местностях Буурул- Догай и Чингил, утратила родной язык, этническую идентичность, ассимилировалась и считает себя монголами. В наши дни возле города Алтай проживают представители рода ак-соян, также утратившие родной язык, идентифицирующие себя монголами.

По нашим наблюдениям, мы можем утверждать, что в переосмыслении этнической принадлеж-ности сказываются историко-культурные связи с монгольскими народами и особенности истории тувинцев Китая.

С одной стороны, тувинский этнос связывают с ойратами и монголами многовековые историко-культурные контакты, добрососедские отношения, схожие условия быта и жизни, проявляющиеся в общности духовной и материальной культуры, народных традиций и обычаев, конфессиональной принадлежности к буддизму, а также использование монгольской письменности и монгольского языка в качестве литературного языка. Имеет значение и то, что для других народов КНР тувинцы воспринимаются монголами, как они записаны в паспортах. По историческим сведениям, казахи-му-сульмане Китая, проживающие по соседству с китайскими тувинцами, пришли на Алтай в конце XIX в., поэтому они не имели длительных связей с аборигенным населением. Тувинцы к монголам относятся как к своим собратьям по духу и крови, в отличие от казахов, хотя по языковой принадлежности ближе к последним по тюркской языковой семье.

Для китайских тувинцев в обрядовой сфере важна приверженность другого этноса к шаманизму и буддизму. Об этом свидетельствует то, что тувинцы и казахи, проживая в соседстве, не отмечают вместе ритуалы календарной обрядности, а в семейных обрядах, особенно во время похорон, им ка-тегорически запрещено наносить визиты друг к другу.

С другой стороны, в определении современной этнической идентификации большую роль сыграл исторический фактор. На это повлияла сложная судьба тувинского народа, пережившего многие потрясения на протяжении всего ХХ в. Так, в 1930-е гг. на территории Синьцзяна началась дунгано-казахская война. Из охваченного войной и беспорядками территории Синьцзяна тувинцы бежали на Монгольский Алтай, часть из них обосновалась в районе Кобдо и Цэнгэла, где проживали этноплеменные группы тувинцев. Некоторые тувинские семьи через несколько месяцев смогли вер-нуться обратно на Китайский Алтай, оставив на территории Монголии скот и имущество, спасаясь бегством от монгольских властей. Трагичность ситуации объясняется тем, что в 1930 г. в Монголии также наблюдалась нестабильная политическая ситуация (проводилась коллективизация, велась борьба с богатыми скотоводами-кочевниками, уничтожались буддийские храмы, были репрессиро-ваны служители культа). 300 семей вангийн торгутов также переселились в 1930-е гг. из Синьцзяна в Кобдоский аймак Монголии, а в 1944 г. из Китая переселились хобуксарские торгуты, которые расселены ныне в сомоне Булган Кобдоского аймака. Имелись и факты, когда ойраты переселялись в Синьцзян и через некоторое время бежали обратно (Бакаева, 2016d).

По воспоминаниям тувинцев, в то страшное время случалось так, что некоторые семьи из Ки-тайского Алтая бежали в Монголию, а затем убегали обратно в Китайский Алтай. Эти сведения подтверждаются материалами 2005 и 2011 гг., собранными нами у цэнгэльских, дарханских, кобдоских тувинцев Монголии: в некоторых случаях за пересечение установленных границ между Китаем и Монголией беженцев арестовывали и сажали в тюрьму. Поэтому молодое поколение монгольских тувинцев до недавнего времени скрывало, что их родители бежали из Китайского Алтая, так как к потомкам беженцев местное население относилось плохо.

В истории синьцзянского населения есть трагические события, связанные с депортацией. В 1957-1958 гг. борьба с «местным национализмом» охватила Синьцзян. В 1958 г. правительство КНР, посчитав, что часть населения не приняла идей социализма, депортировало их в другие местности. Среди них были и тувинцы Ак-Хабы, Ханаса и Хома; депортация тувинцев продолжалась до 1982 г. и отразилась на их идентичности. Как вспоминают пожилые тувинцы, их переселили на новые места, вынудив оставить скот и отстроенные жилища. Местами нового расселения явились для жителей Ак- Хабы -- местность Кызыл-Онгу-Чанагаш, а для жителей Ханаса и Хома -- местности Халтан и Чунгур. Здесь из кочевников-тувинцев создали коммуну и заставили заниматься земледелием. В первые годы за работу им не платили, только бесплатно кормили и выдавали необходимую сезонную одежду. От тяжелых условий жизни и быта погибла почти треть тувинского населения, включая детей и стариков. По рассказам очевидцев, в те годы еще распространилась эпидемия оспы.

В 1961 г., не выдержав невыносимых условий проживания и работы, население Ак-Хабы самовольно покинуло места депортации и вернулось в свою деревню. Не успели китайские тувинцы обосноваться на своей родной земле, как в 1963 г. им предъявили новое обвинение. На этот раз их осудили за то, что они якобы хотят сбежать к тувинцам СССР, перейти границу. Последовала новая депортация, они были отосланы в местность Кара-Ой. Вернуться на родные земли им разрешили только в 1982 г., где пришлось обустраиваться с нуля.

Тувинское население, живущее в районе Кок-Догая и Тамыкы, не подверглось депортации, но в те же годы было территориально разобщено, поскольку жить в одной местности тувинским семьям и родоплеменным группам не разрешалось. Страх разоблачения был настолько сильным, что они боялись называться тувинцами, выдавая себя за монголов. По нашим полевым материалам можно отметить, что в последние годы они только начали объединяться, признавать себя тувинцами.

Поэтому в наши дни у пожилых людей, прошедших через многие трудности и тяготы депортации (1958-1982 гг.), при определении своей национальности перед чужими во многих случаях «срабатывает» защитная реакция. Тогда они называют себя монголами.

Проект китайского правительства по национальной идентификации, когда были и идентифицированы 56 этнических групп Китая (Нои, 2014: 97, Электр. ресурс), реализовался, когда тувинцы находились на чужбине. На территории проживания тувинцев опрос проводился в 1958 г. Тувинцы Ак-Хабы, Ханаса и Хома, составляющие «ядро этноса», по результатам опроса, большинством голосов изъявили желание называть себя не тувинцами, а монголами (Namkamidog, 2009). На основе описанных исторических примеров можем утверждать, что перемена в осознании этнической идентичности у тувинцев произошла в переломные моменты в истории народа как естественная защитная реакция, когда народ оказался на грани жизни и смерти. О тяжелой судьбе своего народа тувинцы говорят: «У нашего малочисленного тувинского народа нет земли, куда бы не отправляли, нет того, чтобы мы не видели» (Полевые материалы Ж. М. Юша). Во время полевого сезона 2013 г. в одной из бесед нами было записано следующее воспоминание знатока традиций и обрядов К.-Б.: «Человек по имени Чигшанчап из Хабы раньше такое рассказывал: нельзя говорить “тыва”, нужно говорить “монгол”. Слово “тува” означает беду, поэтому нужно говорить “монгол”. Какого ты рода, если спросят, нельзя говорить “тыва” -- он так рассказывал...» (Юша, 2018: 47-48).

Исходя из этого, можно отрицать присутствие измененной этнической идентичности, когда в глазах тувинцев чужой народ обладает высоким статусом, чем свой. Выдержав большие испытания, в последующие периоды для дальнейшей благополучной жизни китайские тувинцы стали выдавать себя за монголов, скрывая истинную этническую принадлежность.

В последние годы среди китайских тувинцев наблюдается консолидация и рост национального самосознания. Кроме главных признаков этнической идентификации, большое значение в этом вопросе сыграла и роль тувинской музыки в мировой культуре, в частности, распространение горлового пения (хоомея) в Китае, исполняемого тувинскими артистами из России. У китайских тувинцев традиция исполнения горлового пения была забыта, но в настоящее время они возобновляют утерянный пласт культуры. Подчеркнем, что в современной жизни китайские тувинцы ощущают себя неразрывной частью единого тувинского этноса, наблюдается попытка реанимировать этноним тыва НИЖА в пределах Китая в качестве самоназвания представителей народа.

Заключение

Исторические условия, сложившиеся в КНР в середине 1950-х гг., определили объединение ряда народов Китая. Противоречия, накопившиеся между центральной властью и местной властью в АРВМ и СУАР, привели к обострению отношений и репрессиям в автономиях. Несмотря на проведенную значительную работу и перспективные планы по изучению языков и самих монгольских народов в АРВМ, СУАР и разных провинциях КНР, политические решения определили резкие изменения в отношении нацменьшинств КНР, в том числе монголоязычных народов и близкого им населения (в частности, ойратов и тувинцев СУАР КНР). В результате официальное признание в 1954 г. «монголов» оставило выбор единственной идентичности для всех монголоязычных народов и тувинцев.

Исторические и этнокультурные связи ойратов и тувинцев определили общность их истории и культуры. В этнической истории ойратов исследователи выделяют влияние как монголоязычных, так и тюркоязычных групп, а среди алтайских урянхайцев выделяют монголоязычные и тюркоязычные группы (Бакаева, 2016с: 95). Тувинцы издавна являлись соседями ойратов: вместе с алтайским урянхайцами с 1755 г. они переселялись в районы Кобдо и Алтая. В 1762 г. в составе цинского Китая был создан Кобдоский округ, в котором были расселены ойраты и тувинцы. В начале XX в. из края был выделен Алтайский округ, впоследствии он отошел к Китаю (Нямдорж, 2006: 83). Так в составе народов, расселенных в Алтайском округе Китая, остались тувинцы. Длительное проживание их в соседстве с ойратами и этнокультурное родство уже в середине XX в. повлияли на включение тувинского населения в состав народов, объединенных под названием «монгол», что является иллюстрацией к выводу Л. Ванг: «меньшинства были классифицированы в соответствии с различными критериями с непредвиденными обстоятельствами» (Wang, 2015: 8).

Отнесение ойратов и тувинцев к монголам, хотя и не учитывает этническую идентификацию, но основано на общности их исторических судеб, а также общих чертах культуры и конфессиональной принадлежности. Тем не менее, этническая идентичность ойратов КНР и тувинцев КНР сохраняется и поныне.

Однако в отношении изучения языков и идентификации монголоязычных народов, как показывают вышеизложенные материалы, была проделана большая работа. Принятие в 1950-х гг. перечня национальностей КНР повлияло как на социальное и культурное развитие ряда национальных меньшинств Китая, так и на их этнологическое изучение, которое следует продолжать.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Алексеева, И. Д. (2012) Образование этнических групп Китая // Вестник Бурятского государственного университета. № 8. С. 132-136.

Андреев, Е. (2015) Демографические перспективы Китая. Часть первая. [Электронный ресурс] // Демоскоп Weekly. 6-9 апреля, № 637-638. URL: demoscope.ru/weekly/2015/0637/demoscope637.pdf (дата обращения: 30.08.2019).

Бакаева, Э. П. (2010) Ойраты и калмыки. Ойрат-калмыки? (к вопросу о самоидентификации и самоназвании этноса) // Проблемы этнической истории и культуры тюрко-монгольских народов / отв. ред. У. Б. Очиров. Элиста : КИГИ РАН. Вып. II. С. 93-110.

Бакаева, Э. П. (2011) «Нутук»: к вопросу о понятии «кочевье» и территории расселения ойратов (на материалах фольклора) // Монголоведение / отв. ред. Н. Г. Очирова. Элиста : КИГИ РАН. Вып. 5. С. 41-52.

Бакаева, Э. П. (2016а) Исторический факт и его интерпретация: Убаши-хан в истории и культуре калмыков и ойратов // Трансграничная культура: очерки сравнительно-сопоставительного исследования традиций западных монголов и калмыков / Э. П. Бакаева, К. В. Орлова, Д. Н. Музраева и др. Элиста : КалмНЦ РАН. 456 с. С. 344-353.

Бакаева, Э. П. (2016b) Родное кочевье и родина в фольклоре ойратов и калмыков // Трансграничная культура: очерки сравнительно-сопоставительного исследования традиций западных монголов и калмыков / Э. П. Бакаева, К. В. Орлова, Д. Н. Музраева и др. Элиста : КалмНЦ РАН. 456 с . С. 97-110.

Бакаева, Э. П. (2016c) О происхождении алтайских урянхайцев и некоторых других этнических групп // Трансграничная культура: очерки сравнительно-сопоставительного исследования традиций западных монголов и калмыков / Э. П. Бакаева, К. В. Орлова, Д. Н. Музраева и др. Элиста: КалмНЦ РАН. 456 с. С. 91-96.

Бакаева, Э. П. (2016d) «Когда не было границы»: формирование этнических групп торгутов в Коб- доском аймаке Монголии в период борьбы за признание независимости страны // Проблемы этнической истории и культуры тюрко-монгольских народов / отв. ред. Э. П. Бакаева. Элиста: КалмНЦ РАН. Вып. 4. С. 21-37.

Балдано, М. Н. (2018) Национальная политика Китая в отношении монгольских народов // Наука и образование сегодня. № 12 (35). С. 40-43.

Бембеев, Е. В., Лиджиев, А. Б. (2014) О научной экспедиции к кукунорским хошутам КНР (хроника и предварительные результаты) // Полевые исследования Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. Вып. 2. Монгольские народы: традиционная культура и современные социокультурные процессы / отв. ред. Н. Г. Очирова. Элиста : КИГИ РАН. С. 101-126.

Бичеев, Б. А. (2011) Фонд ойратских рукописей комитета по делам национальностей СУАР КНР // Память мира: историко-документальное наследие буддизма: мат-лы Междунар. науч.-практ. конф., г. Москва, 25-26 нояб. 2010 г. / отв. ред. В. В. Минаев М. : РГГУ. 359 с.С. 240-244.

Бичеев, Б. А., Дамринджав, Б. (2017) Устная версия «Истории Унекер Торликту-хана» / исслед., пер. с монг., коммент. Б. А. Бичеева и Б. Дамринджава. Элиста: КалмНЦ РАН. 314 с.

Буудангийн, М. (2019) О происхождении некоторых топонимов в эпосе «Джангар» // Oriental Studies. № 41(1). С. 78-86. DOI: 10.22162/2619-0990-2019-41-1-78-86

Буяров, Д. В. (2016) Национальная политика Китая в конце 1950-х --конце 1970-х гг. // Историческая и социально-образовательная мысль. T. 8. №1/1. С. 39-43.

Ван Гао Чао (2012) Традиционная музыкальная культура ойратов. Элиста: Издат. дом «Герел». 263 с.

Волкогонова, О. Д., Татаренко, И. В. (2001) Этническая идентификация русских, или искушение национализмом // Мир России. № 2. С. 149-166.

Глинкин, В. С. (2018) Периодизация национальной политики КНР (1949 г. -- начало XXI в.) // Вестник Томского государственного университета. История. № 51. С. 81-84.

Жоголев, Д. А. (1991) Политика Коммунистической партии Китая в районах национальной автономии (80-е годы) : автореф. дис.... канд. ист. наук. М. 14 с.

История Тувы (2001): в 3 тт. / под общ. ред. С. И. Вайнштейна, М. X. Маннай-оола. Новосибирск : Наука. Т. 1. 367 с.

Кочукова, Е. А. (2016) Особенности этнической классификации народов в КНР (по материалам работ Фэй Сяотуна) // Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. № 1. С. 58-63.

Капицын, В. М., Яо Ван (2013) Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая: территориальное самоуправление и национальная политика // Ars administrandi. Искусство управления. № 3. С. 107-117.

Лазарева, Т. В. (2010) Зигзаги национальной политики Китая // Азия и Африка сегодня. № 3. С. 18-25.

Лапин, П. А. (2015) Очерк национального законодательства для монголов в Китае во время династии Цин // Восточный архив. № 1 (31). С. 39-47.

Лиджиев, А. Б., Бембеев, Е. В. (2014) Заметки о языке ойратов Синьцзяна (по материалам экспедиции 2014 г.) // Полевые исследования Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. Вып. 2. Монгольские народы: традиционная культура и современные социокультурные процессы / отв. ред. Н. Г. Очирова. Элиста : КИГИ РАН. С. 78-86.

Маннай-оол, М. Х. (2004) Тувинцы: Происхождение тувинского народа. Новосибирск : Наука. 164 с.

Меняев, Б. В. (2012) Образцы письменного наследия ойратов, хранящиеся в частных коллекциях Синьцзяна // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. № 4. С. 175-180.

Москалев, А. А. (1981) Политика КНР в национально-языковом вопросе (1949-1978). М.: Наука. Гл. ред. вост. лит-ры. 213 с.

Москалев, А. А. (1992) Национально-языковое строительство в КНР (80-е годы). М. : Наука; Гл. ред. вост. лит-ры. 183 с.

Москалев, А. А. (2001) Теоретическая база национальной политики КНР (1949-1999) / отв. ред.

B. С. Мясников. М. : Памятники исторической мысли. 222 с.

Монгуш, М. В. (1997) Тувинцы в Китае (историко-этнографический очерк). Кызыл : Изд.- полигр. комплекс «Эне созу». 78 с.

Монгуш, М. В. (2010) Один народ: три судьбы. Тувинцы России, Монголии и Китая в сравнительном контексте. Осака : Национальный музей этнологии. 358 с.

Намжавин, С. (2004) «Ясное письмо» ойратов Синьцзяна КНР : дисс. ... канд. филолог. наук. Элиста. 143 с.

Народы и религии. Энциклопедия (1998) / гл. ред. В. А. Тишков; редколл.: О. Ю. Артемова,

C. А. Арутюнов, А. Н. Кожановский и др. М. : Большая Российская Энциклопедия. 928 с.