Революционная "духовная аэробика" К. Кинчева: когнитивный взгляд

Размещено на http://www.allbest.ru/

Революционная «духовная аэробика» К. Кинчева: когнитивный взгляд

Иванов Дмитрий Игоревич

кандидат филологических наук, доцент,

профессор Института русского языка,

Сианьский университет иностранных языков

Аннотация

духовный возрождение кинчев рок

В статье с когнитивной точки зрения в рамках оригинальной авторской методологии анализируется противоречивость когнитивно-прагматических установок К. Кинчева. Разрушение тоталитарной машины подавления личности воспринимается рок-поэтом (субъектом-источником КПП -- когнитивно-прагматической программы) как подлинный путь к свободе и духовному возрождению, однако тотальная деструктивность, воплощенная в неудержимой «воле-к-власти», порождает систему «конструктивно-созидательных» рефлекторных, инстинктивно-импульсных реакций («бытие-к-свободе»). Возникает парадоксальная ситуация, при которой ключевым инструментом обновления сознания рок-героя становятся деструктивные импульсы-стимулы, порождаемые самим объектом противостояния («системой»). В сознании поэта формируется особое деструктивно-аффективное состояние, которое условно можно назвать «волей-к-победе». Оно практически полностью совпадает по своему концептуально-смысловому содержанию со свойством «системы» -- «волей-к-власти», основными характеристиками которого являются: а) манипулятивность; б) подчинение (подавление); в) бескомпромиссность; г) крайняя агрессивность. Аффективный импульс провоцирует формирование автоматизированной реакции, а далее она сама становится аффективным стимулом, и цикл повторяется. Другими словами, фаза «стимул-реакция» (агрессивный страх, самоагрессия (вызов) и пр.) переходит в фазу «реакция-стимул», что приводит к тотальной «анемии» сознания и субъекта-источника (генератора КПП), и субъекта-интерпретатора (носителя КПП).

Ключевые слова: когнитивно-прагматическая программа; революционная эстетика; деструктивно-аффективные импульсы; агрессия; рок-поэзия; рок-поэты; поэтическое творчество; поэтические тексты.

D.I. Ivanov

Xi'an International Studies University

Kinchev's Revolutionary «Spiritual Aerobics»: A Cognitive View

Abstract

This article presents a cognitive analysis of the inconsistency of Kinchev's cognitive-pragmatic aims in the framework of the author's original methodology. The destruction of the totalitarian personality suppression machine is perceived by the rock poet (the subject-source of the CPP -- cognitive-pragmatic program) as the true path to freedom and spiritual revival. However the total destructiveness embodied in the irrepressible «Will-to-Power» creates a system of «constructively creative» reflective, instinctively impulse reactions «Being-to-Freedom». There occurs a paradoxical situation, in which the destructive impulses-stimuli created by the very object of confrontation (“the System”) become the key instrument of renovation of the consciousness of the rock poet. A special destructive-affective state is formed in the poet's mind, which can be conditionally called «Will-to-Victory». It almost completely coincides in its conceptual-semantic content with the property of the «System» -- «Will-to-Power» which has the following main attributes: a) manipulativeness; b) submission (suppression); c) uncompromising character; d) extreme aggressiveness. The affective impulse provokes the formation of an automated reaction, and then it itself becomes an affective stimulus and the cycle is repeated. In other words, the stimulusreaction phase (aggressive fear, self-aggression (challenge), etc.) goes into the reaction-stimulus phase, which leads to total «anemia» of consciousness of both the source-subject (CPP generator) and the interpreter-subject (CPP carrier).

Keywords: cognitive-pragmatic program; revolutionary esthetics; destructive-affective impulses; aggression; rock poetry; rock poets; poetic creative activity; poetic texts.

Введение

Как проницательно отмечал век назад Н. А. Бердяев, ставший свидетелем исторической катастрофы, «революция есть лишь момент в жизни народа, временная функция, преходящее состояние <...> Когда у какого-нибудь человека лопается гнойный нарыв, то странно было бы признать это явление самым светлым и божественным в человеке <...> Но у нас именно это и происходит в отношении к революции.» [Бердяев 2006: 69]. Нельзя не отметить пророческой точности этого диагноза по отношению к «бескровной революции» рубежа 1980--1990-х, разрушившей обветшалый советский режим: бунтарский пафос и романтическая эйфория от неумолимо наступающих перемен многих лишали способности к взвешенной оценке, ведь революция -- по крайней мере для ее творцов и адептов -- время действий, а не рефлексии. В полной мере это относится к отечественной рок-культуре, которая, перейдя в 1980-е гг. из субкультурной в контркультурную, «героическую» фазу [см.: Кормильцев, Сурова 1998], сыграла значительную роль в «революционизации» общественного сознания, при этом ярко воплотив в себе очевидные сегодня противоречия революционного сознания. Когнитивный анализ одного из ярких примеров противоречивой «программы» радикальной рок-культуры и является целью нашего исследования.

Его теоретико-методологическая база -- авторский теоретический комплекс СТ / СЯЛ / КПП, где 1) СТ (синтетический текст) -- «текст с четкой внешней маркировкой своей гетерогенности и процессуальности <...> целостная полисемиотическая система, стержнем которой является синтетическая языковая личность (СЯЛ)»; 2) КПП (когнитивно-прагматическая программа) -- «опорная система когнитивно-прагматических установок (КПУ) <...> выступающая в качестве концептуальной матрицы различной осмысленной деятельности, в том числе текстовой <...> Если СЯЛ можно интерпретировать как семиотически понимаемый текст субъекта в культуре, то смысл этого текста субъекта воплощается именно КПП» [Иванов, Лакербай 2020: 40, 49].

Конструктивно-деконструктивная природа революционно-«героической» версии рок-эстетики

Важнейшим качеством «героической эпохи» рок-культуры оказывается ее переход к агрессии, «наступлению». Яростное разрушение ослабевшей «тоталитарной системы» и «ущербной» позднесоветской идентичности воспринимается рок-поэтом (субъектом-источником КПП) как великая миссия, подлинный путь к свободе и духовному возрождению, а самоидентификация проходит по романтическим моделям поэта-пророка (или «шамана», суггестивно «заводящего» массу «субъектов-интерпретаторов»), героя-борца, однако деструктивный радикализм, культ самого бунта, героизация самопожертвования/самоуничтожения и другие причины превращают этот порыв в утопию [см. об этом, напр.: Иванов 2016]. В сознании многих рок-поэтов революционное (т. е. преимущественно деструктивное, направленное на разрушение) самополагание воспринимается в аспекте конструктивной модели: «мы-против-власти» -- «власть-против-нас» = «мы -- не есть -- власть» / «мы не стремимся к власти». Однако в то же самое время нарастает внутреннее ощущение концептуально-смысловой нестабильности и противоречивости данной модели. Под сомнение ставятся два основных компонента «духовнореволюционного обновления» человека/мира:

а) истинность базового принципа собственной самоидентификации (мы не имеем ничего общего с «системой»-властью, б) корректность определения главного объекта противостояния (наш главный враг -- «тоталитарно-догматическая система» подавления личности). Приведем два примера, где а) выделена курсивом фиксация самоидентификационного сбоя: «Сколько же можно ждать, бейби, сколько же можно терпеть? / Когда ж нам дадут дышать, бейби, и перестанут нами вертеть? / Пора ото сна воспрять, бейби, и быть умнее впредь! <...> / Боюсь, им не сдохнуть, бейби, а нам от них не продохнуть, / А может они -- это мы, бейби, и в этом вся соль и суть. / Но как нам уйти из тьмы, бейби, и отыскать наш путь...» [Градский 1990];

б) выделена курсивом фиксация «потери» объекта противостояния: «Полковник Васин приехал на фронт / Со своей молодой женой, / Полковник Васин собрал свой полк / И сказал им -- пойдём домой. / Ведём войну уже семьдесят лет, / Нас учили, что жизнь это бой, / По новым данным разведки, /Мы воевали сами с собой» [Гребенщиков 1988].

Всё это приводит к тому, что базовая модель развития рок-революции получает новую вопросительную интерпретацию:

«мы-против-кого?..» -- «власть-против- нас» = «мы -- не есть -- власть», но «кто мы?..». Другими словами, тотальная деструктивность, воплощенная в неудержимой «воле-к-власти», порождает систему «конструктивно-созидательных» рефлекторных («рефлекторная сущность рефлексии выражается в том, что рефлексия начинается со стимула <...> и заканчивается ответной реакцией организма <...> Активным началом рефлексии служит рефлексивная потребность (мотив), которая побуждает субъект к осознанию собственных действий, поведения, речи, опыта, чувств, состояний, способностей, характера, отношений к себе и к др., своих задач, назначения и т. д.» [Шатова 2015: 235]), инстинктивно-импульсных реакций («бытие-к-свободе»), но всё это, создавая внутри КПП зону нестабильности, еще не способно изменить ее суть. Дело в том, что (используем формулировку К. Кинчева) две разновидности одной и той же романтико-героической деструктивной стратегии когнитивного развития личности: «битва за жизнь» и «жизнь ради битв» («Визг тормозов, музыка крыш -- / Выбор смерти на свой риск и страх. / Битва за жизнь, или жизнь ради битв -- / Всё в наших руках» [Кинчев 2002: 51]) взаимообусловлены, а «революционная» направленность образует саму суть контркультуры, в наиболее радикальном своем варианте вообще ничего не признающей, кроме бунта как такового (см. многочисленные высказывания и творческую практику Е. Летова).

Революционный «рок-эсперимент» к. Кинчева как система деструктивных когнитивноментальных действий

Вышеупомянутые разновидности стратегии когнитивного развития личности в пространстве «героической эпохи» русского рока становятся системообразующими компонентами (ключевыми внутренними механизмами) моделирования первого «героического» (псевдоконструктивного) цикла когнитивно-прагматической программы (КПП) К. Кинчева. В рамках этого цикла К. Кинчев полностью принимает (абсолютизирует) деструктивные «правила» контркультурной «игры на поражение». В ней миссия поэта - пророка-героя-борца предельно упрощается: опираясь на «революционную» идею преобразования действительности, «я» (поэт) должно путем бескомпромиссной борьбы пробудить сознание человека «массы», чтобы вместе изжить «рабское чувство» страха, «переродиться» и разрушить «тоталитарные догмы».

Конструктивность и результативность данного процесса весьма сомнительна. Форма реализации «метафизической», «духовно-героической» рок-революции, которую сам Кинчев называет «аэробикой» («А, аэробика! / У, аэробика! / Лечь! Встать!») [Барановская 1993: 102], представляет собой жесткую систему взаимообусловленных когнитивно-ментальных действий, производимых «системой», подавляющей сознание поэта (деструктивный режим активации) / самим поэтом (псевдоконструктивный режим активации). Определяя сущность процесса революционной трансформации сознания и общества, К. Кинчев замечает: «Любая революция -- это жуткое, кровавое месиво...» [«Взгляд из Нижнего» 1994].

Соответственно, модель «революционно-героической аэробики» К. Кинчева имеет оппозиционно-двойственную структуру. Она состоит из двух «противостоящих» друг другу операциональных концептуально-смысловых кодов: а) «лечь» (когнитивно-ментальный идентификатор негативных действий- операций «системы»); б) «встать» (когнитивно-ментальный идентификатор позитивных действий-операций героя-поэта-про- рока), -- реализация которых, по убеждению рок-поэта, позволит обрести истинную духовную свободу.

При этом сама «программа революционного „обновления" / „очищения" / „освобождения" сознания, сформулированная К. Кинчевым в рамках композиции „Аэробика", выглядит следующим образом: „Мы уже почти вышли к морю, / Мы уже почти бросили сеть, / Мы уже почти чувствуем ветер, / Мы уже почти научились смотреть, / Мы уже почти умеем смеяться, / Мы уже почти говорим о своем, / Мы уже почти не отводим глаз, / Мы уже почти поем, / Мы уже почти видим небо, / Мы уже почти встали в рост, / Мы уже почти открыли все двери, / Мы уже почти не кричим SOS, / Мы уже почти не слышим приказов, / Нас уже почти невозможно пасти, / Мы уже почти вышли на трассу, / Но только почти, / Только почти"» [Барановская 1993: 104].

Каждое из представленных действий четко соотнесено с концептуально-смысловым кодом «встать», который в сознании К. Кинчева генетически связан с такими понятиями, как обретение своего лица, искренность, самовыражение, независимость, вера, смелость, способность любить, стремление к победе над своим противником (врагом), способность открыто (прямо) высказывать свое мнение («говорить на своем языке») / отстаивать свою позицию. Однако своеобразным источником формирования всех этих «конструктивных» революционно-героических действий является концептуально-смысловой код «лечь», ассоциативно связанный с деструктивно-аффективными состояниями рабства, подчинения, слепой веры, «духовной немоты» / «слепоты» / «глухоты», пассивности, инертности, неосознанного стремления к самоуничтожению, олицетворяющими «систему подавления личности».

В результате возникает парадоксальная ситуация, при которой ключевым инструментом обновления сознания рок-героя (К. Кинчева) становятся деструктивные импульсы- стимулы, порождаемые самим объектом противостояния («системой»). При этом музыкально-экстатическая («шаманская») форма не оторвана от вербального текста, напротив -- это не просто «органический катализатор», позволяющий глубже проникнуть в сознание субъекта-интерпретатора, но и невербальная форма реализации того, что заложено в вербализованном стихе. Другими словами, музыка -- это не «смысловая надстройка», конкретизирующая текст, а особая форма его выражения, что и соответствует понятию «синтетический текст». Поэтому сама синтетичность рока воспринимается К. Кинчевым как духовно-ментальный опыт «семиотического проецирования» (перевоплощения/перекодировки/трансформации) поэтического языка, репрезентирующего себя в рамках невербальных знаковых систем.

«Революционно-героическая» модель «перекодировки» сознания К. Кинчева

Принципиальным в содержании этой репрезентации является тот факт, что К. Кинчев, ощущая всю противоречивость выбранной модели, продолжает, как зачарованный собственной суггестивной мощью, действовать по ее правилам. Представим «революционно-героическую» модель «перекодировки» индивидуального (генератор-КПП) / коллективного (массового) (субъект-интерпретатор) сознания, функционирующую по принципу: «деструктивный импульс системы» («лечь») порождает «конструктивную реакцию поэта-пророка» («встать»).

«Воля-к-власти». Стимул 1. Полная (тотальная) внешняя изоляция человека («Красные кони серпами подков топтали рассвет, когда всходило солнце, солнцу говорили: „Нельзя, нельзя"» [Барановская 1993: 95--96]). «Бытие-к-свободе». Реакция 1. Стремление к обретению полной внешней свободы («Выйти к морю» -- «Сбросить сеть»).

«Воля-к-власти». Стимул 2. Абсолютное подчинение, тотальный «внутренний» контроль над сознанием и подсознанием «человека-раба» («Мы вскормлены пеплом великих побед, / Нас крестили звездой, / Нас растили в режиме нуля» [Барановская 1993: 95--96]; «Тоталитарный рэп -- это эксперимент / По перестройке сознания масс. / Тоталитарный рэп -- это голос: -- / „Предъявите ваш аусвайс!“» [Барановская 1993: 101 -- 102]). «Бытие-к-свободе». Реакция 2. Стремление к обретению полной внутренней свободы («Чувствовать ветер»): свободно/от- крыто выражать свои истинные чувства и эмоции («Научиться смеяться» -- «Научиться смотреть»).

«Воля-к-власти». Стимул 3. Парализующий страх-трепет, перерастающий в «ужас-восторг» -- основа «счастья», «благополучия» и «внутренней гармонии» «свободного» советского человека («И заревели истошно глотки. / „Всех причесать!" / И глохли тонкие перепонки. / „Лечь! Встать!"» [Барановская 1993: 102--103]). «Бытие-к-свободе». Реакция 3. Преодоление духовной «немоты» / «глухоты» / «слепоты» («Видеть небо» -- «Не отводить глаза»); стремление к самовыражению / творческой самореализации («Говорить о своем» -- «Петь»).

«Воля-к-власти». Стимул 4. Иррациональная воля, выраженная в приказах «хозяина» -- это «истина в последней инстанции» («А когда вышел грозный хозяин, / Нервно упали ниц. / Их спины стоили ровно столько, / Сколько пергамент лиц» [Барановская 1993: 102--103]; «Тоталитарный рэп -- это абстрактный пряник / И совершенно конкретный кулак» [Барановская 1993: 101 -- 102]). «Бытие-к-свободе». Реакция 4. Активная борьба за «свободную волю» -- полную свободу личности (следует напомнить, что «односторонняя волюнтаристская позиция в социальной сфере дезориентирует людей, внушая им, что своих целей они могут добиться чисто волевым прорывом, независимо от каких-либо объективных условий» [Камалдинова 2012: 334]. Открытое противостояние и желание победить своего «врага» любой ценой («Открыть все двери» -- «Не кричать SOS» -- «Не слышать приказов»).

«Воля-к-власти». Стимул 5. Любое реальное/потенциальное действие человека должно соответствовать морально-этическим «классово-патриотическим» нормам советского общества. Каждый человек должен находиться «на своем месте» и безоговорочно выполнять «свою» функцию («Твой путь / От этой стены к этой стене» [Барановская 1993]; «Тоталитарный рэп -- это танец: / Шаг вперед, два шага назад» [Барановская 1993: 101--102]). «Бытие-к-свободе». Реакция 5. Найти, занять свое место в мире («Встать в рост») и отыскать свой путь («Выйти на трассу»).

Ключевое значение здесь имеет четвертая реакция генератора КПП -- «Активная борьба за свободу личности. Открытое противостояние и желание победить своего „врага“ любой ценой». В сознании поэта формируется особое деструктивно-аффективное состояние, которое условно можно назвать «волей-к-победе». Оно практически полностью совпадает по своему концептуально-смысловому содержанию с псевдогуманистическим стремлением «системы» -- «волей-к-власти», основными характеристиками которого являются: а) манипулятивность; б) подчинение (подавление); в) бескомпромиссность; г) крайняя агрессивность.

Показательна в данном контексте беседа К. Кинчева и Ю. Шевчука, в которой К. Кинчев предельно четко определяет свое негативное отношение к насилию «системы» (в частности советской милиции) над людьми -- но при этом категорически отрицает, что сам осознанно/подсознательно действует по принципам той же самой «революционно-насильственной» модели, один из ключевых элементов которой -- неуправляемая, самопорождающаяся агрессия: «Ю. Ш.: Ты помнишь детскую книжку про „дядю Степу“? К. К.: Ну да, конечно... (Ведущий программы „Музыкальный лифт“: Во время гастролей в Казани Ю. Шевчука сопровождали два милиционера-телохранителя) Ю. Ш.: Вот -- это два „дяди Степы“. Хороших. как из детской книжки. Честное слово. К. К.: А в „бубен“ на твоих глазах они не били никому?.. Ю. Ш.: Нет, никогда. К. К.: Ну, просто тебе повезло. <.> Ю. Ш.: Я тебе скажу, что это замечательные ребята. Думаю, что сейчас они очень много расскажут своим „браткам". К. К.: И они станут мягче, да?.. (К. Кинчев скептически улыбается и, выражая свое сомнение, покачивает головой). <.> К. К.: Ты не боишься, что они тебе подыгрывают, эти „дяди Степы“. А как только ты уехал, они начинают себя вести совершенно по-другому. Ю. Ш.: Боюсь. К. К.: Вот и я тоже боюсь. Он выбрал для себя такую работу. Я эту работу не принимаю, потому что это работа „рычать" на сильных духом. Ю. Ш.: Это неправда. К. К.: Может быть.. Я ему говорю: „Пошли со мной. Поехали, мы тебя берем к себе на работу". Ты будешь „чистым". Ю. Ш.: А ты никогда не думал, что ты тоже насилие?.. К. К.: Нет, я не насилие. Ю. Ш.: Какая-то маленькая доля насилия все равно есть. К. К.: Нет, нет. Мы выходим на сцену, мы не знаем, что будет. Ю. Ш.: Я тоже не знаю, что будет... К. К.: Какое же это насилие?.. Ю. Ш.: А если возникают драки. (Ю. Шевчук намекает на то, что во время концертов „Алисы“, „ДДТ“ и других рок- групп достаточно часто возникают драки не только между слушателями и милицией, но и между фанатами) [курсив мой -- Д. И.]. К. К.: Мы прекращаем концерт. Вот и всё. Ю. Ш.: Я тоже сразу прекращаю концерт» [Музыкальный лифт 1991].

Демонстративно-манипулятивная «победа» к. Кинчева: симуляция основного целевого ориентира революционного «рок-эксперимента»

Все это приводит к тому, что конструктивный компонент ключевого когнитивноментального конструкта «победа» нейтрализуется. В основе этого процесса лежит механизм тотальной абстрактизации и «овеществления» категории «победа» с последующим распадением ее концептуально-смыслового ядра на несколько деструктивно-симулятивных иллюзорных проекций. Назовем некоторые из них.

Проекция 1: «победа» -- это особая форма воплощения манипулятивных амбиций поэта-пророка, который является «беспечной» и «легковерной» (искаженно-симулятивной) зеркальной копией самого себя («Где пророки беспечны и легковерны, / Как зеркала» [Барановская 1993: 105--106]). Победить -- значит внедрить свои идеи в сознание нового поколения: «Быть живым -- мое ремесло. Это дерзость, но это в крови. / Я умею читать в облаках имена / Тех, кто способен летать. / Если ты когда-нибудь / Почувствуешь пульс великой любви, / Знай, / Я пришел помочь тебе встать!» [Барановская 1993: 95--96].

Проекция 2: «победа» -- это деструктивная форма демонстрации своего превосходства. Победить -- значит подтвердить свой особый «культовый» статус героя-пророка: «Шаг за шагом, сам черт не брат, / Солнцу время, Луне часы, / Словно в оттепель снегопад, / По земле проходили мы. / Нас величали черной чумой, / Нечистой силой честили нас, / Когда мы шли, как по передовой, / Под прицелом пристальных глаз» [Барановская 1993: 97--98].

Проекция 3: «победа» -- это единственно возможная форма бескомпромиссного существования «бунтующего» сознания рок- героя. Жизнь отождествляется с процессом движения от одной «победы» (иллюзии победы) к другой. В этом контексте образы «истинного» и «конченого» «героя» сливаются в единое целое («Свистопляс, отрава, мор -- / Чехарда отпетых лет. / Кровью отпылал сумрак в перебор, / Посягнув на рикошет. / Конченый герой -- / Псам помеха спать. / Тех, кто принял бой, / Смертью не унять!» [Кинчев 2008]), а жизнь отождествляется со смертью. При этом смысл бытия «конченого» героя определяется парадоксальным тезисом-установкой «победа или смерть», в рамках которого грань между жизнью-смертью и победой стирается. Каждая новая «победа» -- это очередная «героическая смерть», так как «герой поколения» является и источником, и инструментом, и объектом метафизического бунта («Метафизический бунтарь поднимается над разрозненным миром, чтобы потребовать его единства <.> построить, если это возможно, единое царство справедливости или царство несправедливости, если он доведет свой принцип до последнего предела» [Камю 1990: 135]), воплощенного в тотально-перманентной саморазрушающей агрессии: «Лица слуг сальны! / Лица слуг сальны! Жир сердец! / Разве это начало нового дня?! / Голод наш брат! / Голод наш брат! / Вспомни, как гнев площадей кромсал город! / Мы вольны! / Мы вольны! / Хотя бы в том, что у нас есть глаза, / А у наших глаз -- голос!» [Барановская 1993: 94].

Итак, в результате деструктивизации, овеществления и блокировки конструктивно-созидательных импульсов «воля-к-победе» становится всего лишь одной из многочисленных симулятивных форм реализации «воли-к-власти» (главный принцип существования тоталитарной «системы»). Конструктивное содержание понятия «свобода» под воздействием деструктивных импульсов также дестабилизируется. Это приводит к тому, что конструктивно-созидательное «бытие-к-свободе», основанное на «воле-к- „победе“ / власти», трансформируется в деструктивно-разрушительное «бытие-к-воле». «Свобода („бытие-к-свободе“) -- это состояние духа <.> воля („бытие-к-воле“) -- это состояние души. Воля завладевает человеком, что проявляется в его стихийно-бессознательных поступках, в отрицании каких-либо пределов, границ, крайним моментом проявления воли является русский бунт. Воля переживается конкретно-чувственно, со всей интенсивностью, мощью своей энергии и порывов» [Петровых 2002: 216]. Важно, что этот переход сопровождается процессом отождествления импульса (источник «система») и реакции (источник «герой»-«пророк»).

Принцип тотального симулятивно-автоматизированного противостояния как основа «духовной аэробики» К. Кинчева

В этих условиях уже невозможно точно определить, кто является истинным источником деструктивного импульса и псевдо- конструктивной реакции. «Система» (искусственно созданный объект противостояния) и рок-поэт (К. Кинчев) становятся одним целым. Другими словами, «система»-поэт сама создает (генерирует) импульс и сама же на него «реагирует». В результате возникает замкнутый круг: агрессия порождает агрессию. Не случайно во второй части композиции К. Кинчева «Аэробика» многократно повторяется специфическая концептуальная фраза «кто посмеет...». В пространстве текста она выполняет функцию когнитивно-ментального идентификатора (КМИ), фиксирующего момент активизации процесса слияния-отождествления стимула-реакции «системы»-«героя»: «Кто посмеет нам помешать быть вместе, / Кто посмеет сказать, что нас нет, / Кто посмеет отменить движенье, / Кто посмеет перекрасить наш цвет, / Кто посмеет отнять у нас утро, / Кто посмеет нажать на курок, / Кто посмеет переиначить ветер, / Кто? Ну так, кто?» [Барановская 1993: 104].

Данный КМИ наделен вполне определенным концептуально-смысловым содержанием и имеет ярко выраженную деструктивную направленность. Во-первых, кМи «кто посмеет.» -- это призыв к тотальному симулятивно-автоматизированному противостоянию. Специфику этого противостояния можно определить так: 1) «я» / «мы» против «системы»; 2) «система» против «меня» / «нас»; «я-система» против «они- система»; 3) «я-система» против «я-они-система»; 4) «я-система» против «я-система». Во-вторых, это специфическая вербальная форма фиксации-выражения доминирующего принципа работы сознания «системы» -- «героя-пророка». Его ключевым компонентом является механизм активизации открытого вызова, воплощенного в перманентно возникающем/исчезающем аффективном состоянии, ослепляющей агрессии/само- агрессии.

Механизм формирования этого состояния достаточно прост. На первом этапе в сознании «героя-пророка» -- «системы» возникает острое, «пульсирующее» ощущение внутреннего напряжения. Его появление обусловлено иллюзорно-симулятивной «убежденностью» в наличии постоянно трансформирующегося образа внешнего/внутреннего врага-агрессора (когнитивно-ментального раздражителя) и страхом, что он может дискредитировать и даже уничтожить (разрушить/нейтрализовать) концептуально-смысловую целостность сознания «системы» -- «героя-пророка». Так, для представителей радикального рок-движения агрессором является «тоталитарная система подавления личности» -- и наоборот.

Важно, что это обоюдное псевдоконструктивное ощущение агрессивного страха постепенно начинает восприниматься «системой-субъектом» не только как факт своего наличия в мире, но и как знак подтверждения значимости своего присутствия в нем. Оно перерастает в постоянное чувство и закрепляется в симулятивно-автоматизированном, импульсивно-реактивном сознании, получая в его структуре статус ключевого (конститутивного) элемента. В результате «сущностное я» «системы»-«героя» овеществляется и превращается в «обезличенное механистическое мы».

На втором этапе деструктивно-аффективное состояние агрессивного страха приобретает характер глубокой внутренней убежденности в том, что единственно возможным способом гармоничного состояния является беспричинная, бесконтрольная, тотальная агрессия («бытие-к-власти»). При этом «механистическое» сознание «системы-героя» воспринимает (идентифицирует) эту форму бытия как «бытие-к-истине». Безальтернативная формула псевдогармонич- ного существования «бытие-к-власти-истине» не просто предлагается субъекту- интерпретатору (носителю КПП), а навязывается ему, частично/полностью блокируя эмоционально-волевые интенции личности, превращая их в набор автоматизированно-овеществленных реакций.

Всё это закономерно приводит к тому, что «истина (власть / тотальный контроль)- для-меня (системы-героя)» становится «истиной -- для всех (носители КПП)». Установление этого деструктивно-подчинительного режима «активности» обезличенного субъекта позволяет «системе-герою» конституировать формулу «я («система»- «герой»)-есть-истина (власть)», точнее «я-есть-истина (власть) -- для тебя (и для всех)». Простой человек превращается в симулятивную копию «системы», а «встроенная» в его сознание «истина» существует в нем, но им не осознается (см. позднейший анализ ситуации в композиции К. Кинчева «Власть»), поскольку структура данного понятия расщеплена и дискредитирована не только «системой» / деструктивными (псевдоконструктивными) проекциями «системы» (рок-культура), но и самим носителем КПП, для которого истина -- это слепое исполнение воли-приказа, исходящего от него самого и ему же адресованного.

На третьем этапе изменяются специфика и диапазон поиска ускользающего когнитивно-ментального раздражителя (противника-агрессора), которого в действительности нет. Однако признать тот факт, что объект противостояния отсутствует, «система»- «герой» не в состоянии. Для нее это равносильно признанию фиктивности собственного наличия, и в порядке самоутверждения-саморазрушения она воспринимает отсутствие врага как очередной вызов. Аффективный страх доводится до предела и становится новым объектом самопротивостояния. В этих условиях «система»-«герой» начинает искать врага внутри самой себя, и псевдоконструктивная идея борьбы-самоуничтожения вытесняет все позитивные состояния сознания.

Резюме

«Революционно-созидательная» модель работы сознания «системы»-«героя»-«субъекта-интерпретатора» включает в себя две взаимообусловленных фазы деструктивной активности субъекта-механизма, воплощенных в симулятивном слиянии импульса и реакции: а) аффективный импульс («Кто посмеет...») провоцирует формирование автоматизированной реакции, псевдорезультативного, бессмысленного, симулятивного действия («помешать нам быть вместе», «сказать, что нас нет», «отменить движенье», «перекрасить наш цвет», «отнять у нас утро», «нажать на курок», «переиначить ветер» и т. д.); б) автоматизированная реакция становится аффективным стимулом, на основе которого формируются «новые» реакции такого же типа, и далее цикл повторяется. Другими словами, фаза стимул -- реакция (агрессивный страх, самоагрессия (вызов), постоянный поиск отсутствующего когнитивно-ментального раздражителя) переходит в фазу реакция -- стимул, в рамках которой каждое псевдорезультативное, си- мулятивно-автоматизированное действие становится источником-стимулом отрицания (саморазрушения) не только самого себя, но и всей «системы» в целом. Всё это приводит к тотальной «анемии» сознания и субъекта- источника (генератора КПП), и субъекта- интерпретатора (носителя КПП).

Литература

1. Барановская, Н. Константин Кинчев. Жизнь и творчество. Стихи. Документы. Публикации / Н. Барановская. -- Санкт-Петербург: Новый Геликон, 1993. -- 239 с. -- Текст: непосредственный.

2. Бердяев, Н.А. Духовные основы русской революции / Н.А. Бердяев. -- Москва: АСТ: Хранитель, 2006. -- 448 с. -- Текст: непосредственный.

3. Градский, А. Антиперестроечный блюз / А. Градский. -- 1990. -- URL: http://www.gradsky.com/txt/032.shtml (дата обращения: 05.12.2019). -- Текст: электронный.

4. Гребенщиков, Б. Поезд в огне / Б. Гребенщиков. -- 1988. -- URL: https://teksty-pesenok.ru/rus-akvarium/tekst-pesni-polkovnik-vasin/1725491/ (дата обращения: 08.11.2019). -- Текст: электронный.

5. Иванов, Д.И. Теория синтетической языковой личности. В 2 т. Т. 1. Логоцентрическая модель синтетической языковой личности: структура и общие вопросы (на материале русской рок-культуры) / Д.И. Иванов. -- Иваново: ПресСто, 2016. -- 360 с. -- Текст : непосредственный.

6. Иванов, Д.И. Когнитивная гуманитарная семиотика. Книга 2. Терминология. Аналитические портреты / Д.И. Иванов, Д.Л. Лакербай. -- Иваново: ПресСто, 2020. -- 256 c. -- Текст: непосредственный.

7. Камалдинова, Э.Ш. Фатализм и волюнтаризм как категории социальной философии / Э.Ш. Камалдинова. -- Текст: непосредственный // Знание. Понимание. Умение. -- 2012. -- № 4. -- С. 334--335.

8. Камю, А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: пер. с фр. / А. Камю. -- Москва: Политиздат, 1990. -- 415 с. -- Текст: непосредственный.

9. Кинчев, К. Еще 30 песен / К. Кинчев. -- Москва: АНТАО, 2002. -- 80 с. -- Текст: непосредственный.

10. Кинчев, К. Рикошет / К. Кинчев. -- 2008. -- URL: https:// teksty-pesenok.ru/song/show/1732966/el-ghor/tekst-pesni-i-perevod-cane/ (дата обращения: 23.12.2019). -- Текст: электронный.

11. Кормильцев, И. Рок-поэзия в русской культуре: возникновение, бытование, эволюция / И. Кормильцев, О. Сурова. -- Текст: непосредственный // Русская рок-поэзия: текст и контекст. -- Тверь: ТвГУ, 1998. -- С. 5--39.

12. Музыкальный лифт. Телевизионная программа с участием К. Кинчева и Ю. Шевчука, 1991. -- URL: https://vk. com/video-16457565_167279720 (дата обращения: 18.12.2019). -- Видео: электронное.

13. Петровых, Н.М. Концепты «воля» и «свобода» в русском языковом сознании / Н.М. Петровых. -- Текст: непосредственный // Известия Уральского государственного университета. -- 2002. -- № 24. -- С. 207--217.

14. Программа «Взгляд из Нижнего» с участием К. Кинчева, 1994. -- URL: https://sitegallery.ru/video/BV8QEy QqIQ5dABY/kinchev-ego-roditeli-programma-vzgljad-iz-nizh nego1994-god.html (дата обращения: 22.11.2019). -- Видео: электронное.

15. Шатова, Н.Д. Рефлекторно-деятельностная структура рефлексии: интеграция реактивности и активности / Н.Д. Шатова. -- Текст: непосредственный // Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. -- 2015. -- № 6. -- С. 224--238.

References

1. Baranovskaja N. Konstantin Kinchev. Life and Creation. Poetry. Files. Publications. -- Saint Petersburg: New Gelikon. 1993. 293 p. [Konstantin Kinchev. Zhizn' i tvorchestvo. Stihi. Dokumenty. Publikacii. -- SPb.: Novyj Gelikon, 1993. 239 s]. -- (In Rus.).

2. Berdyaev N.A. The spiritual foundations of the Russian revolution. -- Moscow: AST. Keeper, 2006. 448 p. [Duhovnye osnovy russkoj revoljucii. -- M.: AST; Hranitel', 2006. 448 s]. -- (In Rus.).

3. Gradskij A. Anti-perestroika blues, 1990. [Antiperestro- echnyj bljuz, 1990]. URL: http://www.gradsky.com/txt/032.shtml (date of access: 05.12.2019). -- (In Rus.).

4. Grebenshhikov B. Train on fire, 1988. [Poezd v ogne, 1988]. URL: https://teksty-pesenok.ru/rus-akvarium/tekst-pesni-polkovnik-vasin/1725491/ (date of access: 08.11.2019). -- (In Rus.).

5. Ivanov D.I. Theory of a synthetic lingual personality: In 2 vols. V. 1. The logo-centric model of a synthetic lingual personality: structure and general issues (based on Russian Rock-culture). -- Ivanovo : PresSto, 2016. 360 p. [Teorija sinteticheskoj jazykovoj lichnosti: V 2 t. T. 1. Logocentricheskaja model' sinteticheskoj jazykovoj lichnosti: struktura i obshhie voprosy (na materiale russkoj rok-kul'tury). -- Ivanovo : PresSto, 2016. 360 s. -- (In Rus.).

6. Ivanov D.I., Lakerbaj D.L. Cognitive humanitarian semiotics: Terminology. Analytical portraits. -- Ivanovo: Presto, 2020. 256 p. [Kognitivnaya gumanitarnaya semiotika: Terminologiya. Analiticheskie portrety. Ivanovo: PressSto, 2020. 256 s.]. -- (In Rus.).

7. Kamaldinova Je.Sh. Fatalism and voluntarism as a category of social philosophy // Knowledge. Understanding. Skill. 2012. No. 4. P. 334--335. [Fatalizm i voljuntarizm kak kategorii social'noj filosofii // Znanie. Ponimanie. Umenie. 2012. № 4. S. 334--335]. -- (In Rus.).

8. Kamju A. Rebellious man. Philosophy. Policy. Art / Transl. with fr. -- M.: Politizdat, 1990. 415 p. [Buntujushhij chelovek. Filosofija. Politika. Iskusstvo / Per. s fr. -- M.: Politizdat, 1990. 415 s.]. -- (In Rus.).

9. Kinchev K. Another 30 songs. -- M.: ANTAO, 2002. 80 p. [Eshhe 30 pesen. -- M.: ANTAO, 2002. 80 s.]. -- (In Rus.).

10. Kinchev K. Ricochet, 2008. [Rikoshet, 2008]. URL: https://teksty-pesenok.ru/song/show/1732966/el-ghor/tekst-pesni-i-perevod-cane/ (date of access: 23.12.2019). -- (In Rus.).

11. Kormil'cev I., Surova O. Rock poetry in Russian culture: Emergence, Existence, Evolution // Russian rock poetry: text and context. -- Tver: TVSU, 1998. P. 5--39. [Rok-pojezija v russkoj kul'ture: vozniknovenie, bytovanie, jevoljucija // Russkaya rok-pojezija: tekst i kontekst. -- Tver': TvGU, 1998. S. 5--39.] -- (In Rus.).

12. Musical elevator. A television program with the participation of K. Kinchev and Yu. Shevchuk, 1991. [Muzykal'nyj lift. Televizionnaja programma s uchastiem K. Kincheva i Ju. Shevchuka, 1991]. URL: https://vk.com/video-16457565_16 7279720 (date of access: 18.12.2019). -- (In Rus.).

13. Petrovyh N.M. The concepts of will and freedom in the Russian language consciousness // Bulletin of the Ural State University. 2002. No. 24. P. 207--217. [Koncepty volja i svoboda v russkom jazykovom soznanii // Izvestija Ural'skogo gosudar- stvennogo universiteta. 2002. № 24. S. 207--217.]. -- (In Rus.).

14. The program “View from the Lower” with the participation of K. Kinchev, 1994. [Programma «Vzgljad iz Nizhnego» s uchastiem K. Kincheva, 1994]. URL: https://sitegallery.ru/video/ BV8QEyQqIQ5dABY/ kinchev-ego-roditeli-programma-vzgljad- iz-nizhnego1994-god.html (date of access: 22.11.2019). -- (In Rus.).

15. Shatova N.D. Reflex-activity structure of reflection: integration of reactivity and activity // Context and reflection: philosophy about the world and man. 2015. No. 6. P. 224--238. [Reflektorno-dejatel'nostnaja struktura refleksii: integracija reaktivnosti i aktivnosti // Kontekst i refleksija: filosofija o mire i cheloveke. 2015. № 6. S. 224--238.]. -- (In Rus.).

Размещено на Allbest.ru