О друзьях

Размещено на http://www.allbest.ru/

Уральская государственная консерватория им. М.П. Мусоргского

О друзьях

Максим Андреевич Басок Кандидат искусствоведения, профессор кафедры теории музыки

Екатеринбург, Россия

Воспоминания передают реалии консерваторской жизни 1970-1990 годов и посвящены педагогической и концертной деятельности скрипачки Ирины Михайловны Мичуриной, работающей ныне в оркестре Большого театра.

Ключевые слова: Уральская консерватория, Максим Андреевич Басок, Ирина Михайловна Мичурина.

Abstract

Maxim A. Basok Candidate of Art History, Professor, Ural State Conservatory named after M. P. Mussorgsky, Yekaterinburg, Russia.

ABOUT FRIENDS...

The memoirs convey the realities of Ural Conservatory life of 1970-1990 and are devoted to the pedagogical and concert activities of the violinist Irina Mikhailovna Michurina, who is working in the Bolshoi Theater Orchestra now.

Keywords: Ural Conservatory, Maxim Andreevich Basok, Irina Mikhailovna Michurina.

Так сложилось, что друзей «со стороны» у меня не так, чтобы очень много. Да и откуда им взяться? Если ты постоянно занят в рабочем (пускай - музыкальном) процессе, то на эту роль могут претендовать чаще всего твои коллеги. Что же до особых в смысле знакомств сюжетных поворотов, то число их, в принципе, не критическое. И все же дружеский круг за длинную жизнь пополнялся иногда самым неожиданным образом. Вот один их таких примеров.

В далеком 1977 году я поступил в аспирантуру ГМПИ им. Гнесиных. Как для всякого провинциала, столица не слишком торопилась стать моим родным домом. Какой дом - если время моего четко регламентированного пребывания там в каждом календарном году ограничивалось месяцем: две недели в октябре плюс две недели в марте. Считалось, что этого достаточно для представления на кафедре очередной порции текста будущей диссертации и сдачи экзаменов. Месяц тот мы, аспиранты-заочники, по традиции квартировали «на птичьих правах» в бывшем общежитии Гнесинки на ВДНХ, в то время состоявшем на балансе какой-то структуры Министерства культуры. За небольшую плату ты получал койко-место в комнате на 3-4 человека (ради справедливости: соседи были не всегда, так что номер иногда можно было рассматривать как одноместный) с гарантированным набором общих «удобств на этаже». Первый этаж, скромная старая некомплектная мебель, «ветра» отовсюду - и от щелястого пола, и от окон с неплотно пригнанными стёклами (кусочки их иногда вообще отсутствовали, «как класс»). Но: мы были молоды, подобные мелочи отнюдь не смущали. Да и когда их замечать? Рано утром, когда торопишься на занятия к руководителю либо в библиотеку (Интернета ведь тогда не было)? Или поздно вечером, буквально «еле мозжахом» преодолевая подземный переход возле сияющей огнями новенькой гостиницы «Космос»? Ведь в эти краткие полмесяца хотелось посетить театры и концерты - когда ещё судьба преподнесёт тебе такой подарок! Так что вполне были мы довольны, скажем, у тебя же на глазах приготовленной яичнице в расположенном рядом кафе-стекляшке или перехваченному по пути у метро тёплому пирожку с мясом. А уж возможность спокойно и не спеша пообедать за вполне символическую цену в столовой родного вуза в спокойной атмосфере среди доброжелательных коллег и студентов - это вообще воспринималось как вполне заслуженный тобою отдых посреди очередного рабочего дня.

Только вот описанное выше счастье продолжалось недолго: его предстояло лишиться уже на третьем году обучения. В конверте, традиционно за месяц посланном из ГМПИ, кроме стандартного вызова на учёбу находилась серая бумажка, извещавшая о том, что на время моего очередного пребывания на сессии вуз более не имеет возможности предоставить мне место в общежитии. Естественно, первая мысль была: предоставят, куда они денутся! Я был настолько уверен в своем даре убеждать людей, что ни на минуту не мог допустить, что будет не по-моему. Тем более, что уже года два-три вся студенческая молодёжь Гнесинки - и собственно ГМПИ, и Музыкального училища при нём - жила во вполне цивилизованных условиях - в новеньких апартаментах огромного многоэтажного общежития, гордо именовавшегося ДУУЗИ (Дом учащихся учебных заведений искусств). Что мне там - «коврика у двери» не найдётся?..

Ну что, сразу с дороги с вещами пришёл в Институт, отметился о приезде в деканате, привычно двинулся в административно-хозяйственную часть. И такое меня ждало разочарование. Со мной просто... вообще не захотели обсуждать вопрос. Хамским ледяным тоном ответили на моё вежливое приветствие и велели выйти вон. Теперь, задним числом, я понимаю, что надо было озаботиться решением проблемы ещё в Свердловске. Это сейчас в Москве как в любом крупном городе прямо в центре сколько угодно недорогих хостелов для проживания, особенно в не туристический сезон. А тогда столичные гостиницы были традиционно забиты доверху, да и стоили они - ого-го!.. Не для меня со скромной зарплатой старшего преподавателя и семьёй, где я был практически единственным кормильцем.

Машинально взял пальто из гардероба, подхватил вещи, вышел из Института, стою в раздумье. Податься некуда: не приготовил себе апартаментов незадачливый аспирант третьего года обучения. Вдруг кто-то окликает меня по имени. Поднимаю глаза - и вижу знакомое лицо. Скрипачка Ирина Мичурина¹, соученица по свердловской музыкальной десятилетке и Уральской консерватории. Поскольку в десятилетке она училась на класс позже меня, на том этапе мы здоровались - не более. В консерватории же, учитывая творческую специфику моей «основной» композиторской специальности, она пару раз участвовала в исполнении моих сочинений, в частности, играя в группе первых скрипок студенческого оркестра на премьере оперы «Диалоги за стеной».

(Дирижировал тогда маэстро Евгений Колобов² - это было в самом начале его славного творческого пути.) Так вот, поздоровавшись, задаёт мне Ира вопрос, вроде стандартной фразы из русской народной сказки: «Что ты, молодец, закручинился?» А я ей - от всей простоты душевной: «Так, мол, и так: жить этому молодцу в ближайшие полмесяца - ну, совершенно негде!» Дальше события развивались совсем неожиданным образом. Собеседница моя говорит: «Я подумаю немного.» И почти сразу уверенно, тоном, не допускающим возражений, произносит: «Что же, будешь жить у нас!»

И вот тут надо сделать отступление. Не лирическое - а вполне прозаическое. В музыкантских кругах нашего города года три назад до описываемых событий темой живейшего обсуждения стал статусный взлёт скрипачки И. Мичуриной. Потенциально обладая прекрасным «комплексом» (абсолютный слух, отменная память, отличные руки, редкое стилевое чутьё), свои творческие перспективы она до этого в полной мере не раскрыла ни в десятилетке, ни в УГК. В вузе училась у очень хорошего педагога, ведущего скрипача филармонического оркестра М.И. Ауздайчера³. Но последнее означало, что, будучи в вузе совместителем, он вряд ли мог позаботиться о её будущей музыкантской карьере, по крайней мере, в условиях консерватории. Да, Ирина, ещё будучи студенткой, хорошо реализовывала себя в сфере любительского музицирования, выступая в качестве ведущей солистки существовавшего тогда студенческого Ансамбля старинной музыки, возглавляемого двумя энтузиастами-теоретиками - Евгением Рубахой и Валерием Макаровым. Похоже, уже здесь положение концертмейстера струнной группы позволило ей предварительно попробовать себя и в дирижёрском статусе. Умение безупречно угадывать концепционные моменты исполняемых сочинений - главное качество для педагога и дирижёра - позже не раз становилось основным аргументом в поворотах её творческой биографии.

Как раз первым таким поворотом был отмечен год 1978-й. Музыканты, работающие в среднем и высшем звене, знают, сколь неопределённым, мало престижным и невыгодным в финансовом смысле является статус педагога-иллюстратора. Лично мне неоднократно приходилось встречать представителей этой профессии, которые выполняли свои функции абсолютно формально, не вдаваясь в подробности, ну, как своего рода механический заяц... Так вот, когда Ирина Мичурина в качестве иллюстратора кафедры камерной музыки выступила на государственных экзаменах в ансамблях подряд с несколькими разными студентами-выпускниками, именитый председатель ГЭК, один из участников легендарного квартета им. А. П. Бородина в том ещё, классическом, составе - В. Берлинский⁴, открыто восхитился её вдохновенной игрой. Вслед за тем поинтересовался, собирается ли Уральская консерватория позаботиться о её музыкантской и педагогической карьере? В смысле: не планирует ли руководство её обучения в аспирантуре столичного вуза с перспективой дальнейшего возвращения в качестве педагога кафедры. И когда ему ответили уклончиво, продолжил, что готов сам немедленно отвезти пакет её документов в ГМПИ им Гнесиных и далее сделать всё от него зависящее, чтобы её приняли. И это несмотря на то, что сроки подачи документов поступающими в этом году как будто бы давно уже прошли. Будучи профессором указанного вуза, В. Берлинский «продавил» этот вопрос, а Ире только оставалось достойно сдать вступительные экзамены, что и было сделано. концертный мичурина оркестр консерваторский

Продолжу повествование. Жить у нас означало следующее. Испытав на первых годах обучения в аспирантуре некоторые бытовые проблемы, на следующем этапе Ира решила обеспечить собственное жизнеустройство несколько по-иному. Что реально означало: снять в столице комнату. Или квартиру, при условии, что квартиросъёмщиков будет как минимум двое - так дешевле. На каком-то из подготовительных этапов этой отнюдь не простой операции предварительно в Свердловске на Иру вышли родители симпатичного «недоросля» Димы - вполне себе домашнего четырнадцатилетнего увальня. Посылая его на обучение музыкально-теоретическим и композиторским премудростям в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории, они должны были быть уверены, что мальчик не будет бить баклуши и не свяжется с дурной компанией.

А кто мог обеспечить им эту уверенность? Правильно: бесплатный цербер-воспитатель, дама безупречной репутации, молодой аспирант-педагог Мичурина Ирина Михайловна. Совместными усилиями нашли не так уж сильно запущенную двухкомнатную «хрущёвку» близ метро «Проспект Мира», поделили пополам жилплощадь и расходы на её оплату. И - ударили по рукам.

После чего началось совместное, пусть и не совсем привычное, проживание. Я застал этот «симбиоз» в следующем варианте. Ире выпали в основном обязанности. Кормить Диму, закупая продукты на общий стол и делая немудрёные завтраки и ужины (обедал каждый в своём учебном заведении). Мягко подталкивать юношу к выполнению учебных заданий (т. е. следить, чтобы он побольше сидел за пианино, а не филонил). Прибирать во всей квартире. Насколько возможно, наблюдать за Диминым распорядком дня (чтобы вставал не слишком поздно и возвращался домой вечером вовремя). Дима в основном получил права, впрочем (видимо, по незлобивому нраву) их не качал. Позволял себя кормить, иногда мог сходить в магазин за хлебом и молоком и вынести мусор. Время от времени «как брат с сестрой» Дима с Ирой посещали концерты и театры. Уживались они, в принципе, очень даже неплохо.

Моё появление не внесло в их отработанный быт никаких существенных изменений. Нет, впрочем, какие-то всё же внесло. Предложение платы за проживание, полагаю, вызвало бы у Иры (по статусу - хозяйки дома), полагаю, отрицательные эмоции. А вот помощь в виде закупленных продуктов, готовки немудрёной пищи - той же жареной картошки, яичницы, утреннего кофе - записной «совой» Ирой была принята с искренним удовольствием. Как ни грустно - ну, не избалованы отечественные женщины тёплым вниманием со стороны «худшей половины человечества». Более того. Я даже попробовал, и не без успеха, припахать к этой вполне приятной работе увальня Диму. Он был предложением настолько озадачен, что беспрекословно несколько раз сходил со мной в продуктовые магазины, нёс покупки, стал помогать на кухне. Однажды даже сподвигнул я его на влажную уборку (разумеется, в его комнате).

Между делом выяснилась забавная подробность. Как-то Ира пожаловалась, что, имея неплохой (как выяснилось - даже абсолютный!) слух, Дима совершенно не был научен писать музыкальные диктанты. И, украв у самого себя в общей сложности часа три-четыре, я однажды попытался, что называется, на пальцах поучить его этой премудрости. Парень оказался вполне понятливым, быстро сообразил, что к чему, каким должен быть главный принцип работы. Во всяком случае, после нескольких моих уроков проблем с получением отличного балла по сольфеджио у него не возникало - ни в ЦМШ, ни позже, в Московской консерватории. Полагаю, что сегодня, будучи на постоянном месте жительства в одной из стран Южной Америки, он с ностальгией вспоминает мои уроки, в которые чуть-чуть вмешивалась и Ира. Для неё-то, с её тренированным идеальным абсолютным слухом было удивительно, что в написании диктантов тоже должна быть система... Ей для этого вполне хватало чутья, которое она (уже к моему удивлению) проявляла во всём, что так или иначе касалось музыки. Музыкальная интуиция у неё была совершенно поразительная, какая-то звериная. Я осознал это позже - лет через пятнадцать, но об этом - далее™

Без всяких натяжек могу сказать, что у Иры с Димой я нашёл дом, пусть временный, но с хозяевами - абсолютно родными по духу творческими людьми. Более того, будучи старшим по возрасту и взяв на себя значительную долю бытовых хлопот в дни пребывания, я сам чувствовал себя, пожалуй, временным хозяином в этом доме. Кстати, адрес его был весьма знаковым. Рядом с нашей пятиэтажкой, на той же улице Трифоновской помещались общежития актёрских вузов, стало быть, и на улице, и в метро мы постоянно пересекались с большим молодёжным потоком. Как выяснилось позже, поблизости, в Безбожном переулке (ну и название!) проживала дама преклонных лет Анастасия Ивановна Цветаева⁵. Рядом был хороший по тем временам книжный магазин издательства «Молодая гвардия» с открытым доступом к полкам, что увеличивало его привлекательность.

В наши вполне серьёзные годы - даже несмотря на постоянную загруженность - в редкие минуты отдыха мы умудрялись участвовать в шутках и розыгрышах. Так, однажды в гости к Ирине приехал (или прилетел, что точнее) дядя Гриша, по профессии лётчик. Звание его, судя по погонам на шинели, было эквивалентно то ли майору, то ли подполковнику. Бог весть, почему - но он тут же переоделся в гражданское и на какое-то время покинул нашу квартиру. Сухого закона у нас не существовало, в то же время и подавать дурной пример Диме мы как старшие, да ещё и педагоги, не могли. Стало быть, мы с Ирой были безусловно в трезвой памяти, когда мне стукнула в голову мысль, что шинель летчика мне не только впору (мы были с дядей приблизительно одного роста и комплекции), но и весьма к лицу, украшенному живописными усами и бородой. Ни минуты не раздумывая, я надел эту симпатичную и статусную одежду, и мы все втроём пошли гулять по вечерней столице, заходя, в том числе, и в присутственные места. Не вспоминаю никаких ощущений от этого розыгрыша, кроме самых приятных, когда встречные рядовые и младшие офицеры вполне всерьёз отдавали честь™

Другой интересный эпизод, объединивший нас, - посещение вызвавшего громадный ажиотаж среди московских меломанов авторского концерта одного из столпов тогдашнего музыкального авангарда поляка Кшиштофа Пендерецкого⁶. Живо вспоминаются и поиски билетов, и огромная толпа жаждущих попасть на концерт в Большом зале МГК, и множество VIP-персон среди слушателей. И конечно, музыка, исполняемая оркестром под руководством самого Маэстро. Огромная, внушительная фигура, скупой дирижёрский жест™ И абсолютно понятная, живая, тёплая интонация в поздних сочинениях, исполненных вслед за ранним сонорным опусом шестидесятых годов. Тогда Пендерецкий был на пути к освоению нового для себя неоромантического музыкального словаря. Поэтому и фрагменты из недавно поставленной оперы «Потерянный рай» с тёплым тембром двенадцати окарин, и Альтовый концерт воспринимались как вполне реальное продолжение брамсовско-ма- леровских традиций. Прекрасно помню обратный путь на Трифоновскую, атмосферу приятия нами нового стилевого поворота Маэстро, попытки юного неофита Димы всерьёз делать теоретические обобщения™

О нашей общей, ну, скажем, коммуне рубежа семидесятых-восьмидесятых годов, и у меня, и у Ирины остались одинаковые, самые тёплые ностальгические воспоминания. В общей сложности я провёл в доме на Трифоновской чётное число сессий - две или четыре, сейчас уже точно не скажу. Расставания как такового не было, да и не могло быть. Подробностей отказа Иры и Димы от съёмной квартиры не знаю. Могу лишь предположить, что однажды, скорее всего, в начале лета, Ира сдала заключительные аспирантские экзамены, и в столице её больше ничего не удерживало. Дима, в свою очередь, повысил статус поступлением на композиторское отделение Московской консерватории с последовавшим переездом в общежитие. Надобность в частном жилье отпала сама собой.

Я же приезжал в Гнесинский институт по учебным делам ещё неоднократно, вплоть до 1983 года - времени окончания аспирантуры. Мне в буквальном смысле был предоставлен угол в центре Москвы - в старом доме по Малой Никитской (в то время улице Алексея Толстого), где до революции, по слухам, обитала дворня родовитых господ. Хозяином квартиры был старый актёр-мхато- вец З. Г. Тобольцев (фамилия - сценический псевдоним) ⁷, женой которого была мама одного из моих приятелей. Он был известен в основном как «дублер» на тех ролях, которые исполняли Алексей Грибов⁸ и Борис Петкер⁹. Зиновий Григорьевич занимал меня интересными устными воспоминаниями об «основоположниках» МХАТа, Мария Степановна подкармливала завтраками и ужинами, категорически отказываясь от какого-либо вознаграждения. Запрет этот я аккуратно обходил, взяв на себя обеспечение семьи исходными продуктами. Там мне было тоже хорошо и уютно. Только отсутствовал тот уровень свободы и взаимопонимания, как ранее на Трифоновской: уж слишком критичной была разница в возрасте с хозяевами - раза в два с половиной.

В середине восьмидесятых годов молодой дипломированный специалист, выпускница аспирантуры Гнесинки Ирина Мичурина приступила к преподавательской работе в Уральской консерватории. Период этот не был слишком продолжительным, поскольку включил и время ухода за маленькой дочерью (впоследствии пошедшей по стопам матери и отца, тоже музыканта-струнника). Однако он был отмечен несколькими интересными концертными выступлениями, например, исполнением скрипичных сочинений В.А. Моцарта и Б. Бартока в ансамбле с В. С. Поляковым¹⁰. Сюда вошла и плодотворная работа со студентами, отмеченная высокими оценками их программ на выпускных экзаменах. В известном смысле знаковым стало трёхлетнее сотрудничество Ирины с коллективом Малого оперного театра, организованного в начале 90-х годов на базе Дворца Металлургов (художественный руководитель - музыковед Н. М. Вильнер¹¹). Позиция концертмейстера - первого помощника дирижёра (им был колумбийский маэстро Мигель Пинто Кампа¹²) - потребовала от молодого музыканта особого драматургического чутья музыкального целого, что в значительной мере проявилось, например, в достаточно необычном спектакле - сценическом варианте «Кофейной кантаты» И.С. Баха. Впрочем, весь репертуар театра, включавший опусы разных стилей - от Барокко до французской лирической оперы и современных сочинений - подразумевал решение многих творческих задач. Будучи зрителем ряда спектаклей Малого оперного могу категорически утверждать, что музыкальная сторона их всегда была на высоком уровне.

Мне как автору-композитору Мичурина - солистка запомнилась работой над моими скрипичными миниатюрами, звучавшими на авторских концертах. Убеждало ощущение ею стиля исполняемых сочинений: каждый раз это было очень точным попаданием. Ещё одна грань творческой натуры Иры - особое внимание к исполнительскому аппарату скрипача - рукам. По словам ряда исполни- телей-струнников, что называется, на уровне чутья она обладала редким качеством то ли педагога, то ли врача, которое я определил бы как умение освобождать руки от зажатости. В процессе занятий она уделяла особое внимание этому недугу, от которого страдали (полагаю, и сейчас страдают) музыканты разных специальностей - вовсе не обязательно струнники. Говорят, что Ирина Михайловна помогла снять зажатость многим своим молодым коллегам...

Несколько недель назад во время гостевого визита в Екатеринбург нас в очередной раз посетила Ира Мичурина. Отъезд в Москву в конце 90-х был связан с её переходом на творческую работу в оркестр Большого театра, где она служит и сегодня, более двадцати лет играя за одним из первых пультов первых скрипок. Что называется, из первых рук мы услышали живой рассказ о сегодняшнем дне одного из ведущих коллективов страны, о репертуаре, дирижёрах - уже ушедших и нынешних. На экране смартфона увидели массу интересных мест всей нашей планеты, где коллектив Большого был на гастролях. (Замечу, в театре Ира неоднократно организовывала выставки собственных фотографий: умение найти неожиданную деталь, необычно выстроить кадр - это ещё одно из проявлений её прекрасного художественного чутья.) Странное дело, слушая нашу гостью, я в душе ощущал, что никуда не делась та юношеская переполненность в эмоциях, постоянное ожидание нового - музыки, собеседников, творческих поездок, отличавшая её нерядовую натуру на протяжении продолжительного времени, для меня исчисляющегося почти сорокалетием.

...Как раз с того самого октябрьского дня рубежа восьмидесятых, когда в центре Москвы, у входа в здание на Поварской (тогда - на Воровского) я получил от начинавшей свою музыкантскую карьеру молодой скрипачки Ирины Мичуриной приглашение разделить кров и стол.

Только не звучат ли последние слова слишком высокопарно?..

Примечания

1. Мичурина, Ирина Михайловна - артистка группы первых скрипок оркестра Большого театра.

2. Колобов, Евгений Владимирович (1946-2003) - советский и российский дирижёр-симфонист, театральный деятель, основатель и художественный руководитель Московского театра «Новая опера» (19912003).

3. Ауздайчер, Моисей Ильич - скрипач, концертмейстер Симфонического оркестра Свердловской филармонии. Заслуженный артист РФ.

4. Берлинский, Валентин Александрович (1925-2008) - советский и российский виолончелист, основатель квартета им. А. П. Бородина. Народный артист РСФСР (1974). Лауреат Государственной премии СССР (1986).

5. Цветаева, Анастасия Ивановна (1894-1993) - российская писательница, младшая сестра поэта Марины Цветаевой.

6. Пендерецкий, Кшиштоф (Penderecki, Krzysztof; 1933-2010) - польский композитор и дирижёр, педагог.

7. Тобольцев, Зиновий Григорьевич (Зальман Цильман; 1911-1986). Заслуженный артист РСФСР (1969). В 1929-1980 гг. актёр МХАТа.

8. Грибов, Алексей Николаевич (1902-1977) - советский актёр театра и кино, педагог. Народный артист СССР (1948). Герой Социалистического Труда (1972). Лауреат четырёх Сталинских премий (1942, 1946, 1951, 1952).

9. Петкер, Борис Яковлевич (1902-1983) - советский актёр театра и кино. Народный артист СССР (1963).

10. Поляков, Вадим Станиславович - профессор, заведующий кафедрой камерного ансамбля и концертмейстерской подготовки Уральской консерватории.

11. Вильнер, Наталья Моисеевна - музыковед, заслуженный деятель искусств России, лауреат фестиваля «Браво» Свердловского отделения Союза театральных деятелей, лауреат премии губернатора Свердловской области. Лектор-музыковед Свердловской филармонии.

12. Мигель Пинто Кампа (Miguel Pinto Campa; 1945-2013) - колумбийский дирижёр и композитор.

Размещено на Allbest.ru