Отношение современников к миру детства в XIX веке

Во второй половине XIX века штанишки в костюмах мальчиков укорачиваются. И что такое длинные брюки многие мальчики впервые узнавали, лишь надев гимназический костюм.

В этот же период в одежде мальчиков появляются элементы исторических костюмов: «… Сережа, в черной, бархатной, длинной курточке с белым кружевным отложным воротничком, в длинных чулках, совсем английский мальчик, пришедший из семнадцатого столетия…». Белый А. Указ. соч. С.342. Мальчик в таком костюме изображен на картинах К.Е. Маковского «Портрет сына в мастерской» и «Дети господина Балашова».

Теплая детская одежда более консервативна и меньше подвергалась изменениям. Меховое пальто для мальчиков, которое носили в первой половине XIX века Острогорский В. Указ соч. С. 4., будет существовать и в начале XX века. Описание зимнего костюма городского ребенка из состоятельной семьи дает в своих воспоминаниях М.В. Нестеров: «И я, в длинной шубке с барашковым воротником, в цветном поясе, в валенках и серой каракулевой шапке и варежках, катался с горы или делал снежных баб». Нестеров М.В. Воспоминания. М.: Советский художник, 1985. С.38. Обувью в лютые морозы детям служили валенки или меховые сапожки. По воспоминаниям мемуаристов второй половины века, непременным атрибутом всех мальчишечьих нарядов в холодное время года был башлык, с помощью которого малышей закутывали от стужи. Как писал Д.С. Лихачев, «башлык можно повязать по-разному - стоячком или просто за спину, а то и обмотать вокруг шапки и шеи». Лихачев Д.С. Указ. соч. С.51. На время сырой погоды поверх башмаков или туфелек дети носили калоши. Поэтому дочка тамбовского обывателя Е.А. Ковригина не без основания требует: «Папаша, купи мне калоши, а то башмачки с каблучками купил, а калош нету. А так ходить мокро». Ковригин Е.А. Указ. соч. С. 179.

В журналах мод начала XX века встречаются модели манто и муфт для девочек. Манто дают из клетчатого бархата, меха, пуховой материи, саржи, сукна и других материалов. На весну для мальчиков и девочек предлагается много моделей пальто разных по фасону, материалу и отделке.

В комплекте с детской одеждой на протяжении всего XIX века идут головные уборы для мальчиков и девочек. Общими для всех были соломенные шляпы; для девочек предназначались всевозможные чепцы, капоры, ленты, платки и шляпки; мальчики в начале века носили цилиндры, а затем фуражки, в том числе и матросские. В холодное время, как уже было сказано, носили теплые шапки на меху.

Колготок в XIX веке еще не существовало, и дети носили чулки. В холодное время они были связаны из шерсти. Во второй половине века появляются упоминания о носках. М.П. Бок вспоминала, как ее няня из-за болезни девочки возмущалась по поводу молодых родителей, «которые любят одевать своих детей «по-модному», в носочки, да в легкие, короткие платьица, не то чтобы послушать старуху няню и связать ребенку толстые шерстяные чулки». Бок М.П. П.А.Столыпин. Воспоминания о моем отце. М.: Издательство “Новости”,1992.С.19. В это же время распространяются теплые гамаши.

Что касается крестьянских детей и детей из бедных слоев провинциальных городов, то о существовании непосредственно «детской моды» говорить не приходится. Детский костюм почти полностью повторял - в покрое и в орнаментации - взрослый, но состоял из меньшего количества предметов, был менее сложным в исполнении и делался из более доступного материала. Костюм Тамбовщины: все краски радуги. С.15. Крестьянская одежда была слабо подвержена изменениям, следовательно, и одежда детей на протяжении века практически не менялась.

Из старых рубах матери шили новорожденным платьица, надевавшиеся через голову. Использование старой ткани было обусловлено не только экономией, но и тем, что ношенная ткань гораздо мягче и не так сильно раздражает нежную кожу младенца.

Как только ребенок начинал ходить, его постоянной одеждой становилась холщовая длинная рубаха.

Одежда крестьянских ребятишек была похожей по всей территории страны, но в разных губерниях были небольшие отличия в костюме, а также в возрасте перехода от младенчества к детству, а от детства к отрочеству. Так в селе Вирятино Тамбовской области Сосновского района в одних рубахах мальчики ходили лет до 10-12, а с 80-х годов - лет до шести-семи, девочки же до 15-16 лет. Село Вирятино в прошлом и настоящем: опыт этнографического изучения русской колхозной деревни. С.74. На территории Тамбовской области был распространен обычай, отмечать переход девочки от младенчества к детству - пятилетие. Отец дарил дочери первые сережки, ей прокалывали уши и заплетали косы. Костюм Тамбовщины: все краски радуги. С.15.

Исследователи отмечают, что чаще всего в одной рубахе девочки ходили до 5-6 лет, после чего к костюму прибавлялась юбка или сарафан, в зависимости от местной традиции и достатка родителей. Мадлевская Е. Одежда девочек // Русские дети. Основы народной педагогики. СПБ, Искусство-СПБ, 2006. С.236. Ситцевые сарафаны встречались чаще в зажиточных семьях и надевались в праздничные дни.

Помимо рубахи непременным элементом костюма крестьянского ребенка был пояс. Костюм Тамбовщины: все краски радуги. С.20. Он давался ребенку при крещении и играл роль оберега от сглаза и нечистой силы.

Одежда мальчика до 5-6 лет (иногда и дольше) также состояла только из рубахи и пояска. Покрой рубашек мальчиков не отличался от рубах для девочек - они имели низкий ворот и прямой разрез на груди. Мадлевская Е. Одежда девочек // Русские дети. Основы народной педагогики. СПБ, Искусство-СПБ, 2006. С.237. Порой дети донашивали одежду за старшими братьями и сестрами. Штаны, считавшиеся взрослой одеждой, у мальчиков появлялись лет в 7-8. До этого ребятишки, в том числе из городских бедных семей, обходились без них. К.С. Петров-Водкин попав в детстве из захолустного провинциального городка в Санкт-Петербург больше всего изумился тому, что мальчишки там носят штаны. Петров-Водкин К.С. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия. Л.: Искусство, 1982. С.139.

С ранней весны и до поздней осени деревенские ребятишки бегали босиком и без головных уборов. Лапти малышам плели в исключительных случаях, поскольку для изготовления лаптей на детскую ногу требовалась отдельная колодка. И даже если лапти у них появлялись, их надевали только по праздникам. Правда, к концу XIX века с распространением ухода крестьян на заработки в город, детям начали в качестве гостинца привозить детскую одежду и обувь. Интересно, что старшие крестьяне не одобряли трат на подобное баловство. Село Вирятино в прошлом и настоящем: опыт этнографического изучения русской колхозной деревни. С.74.

Зимой дети носили валенки, теплые шерстяные платки, меховые шапки, кафтаны и полушубки, варежки. Для девочек вязали шерстяные чулки. Такая одежда могла быть малышам не по размеру, так как она наследовалась от старших и не перешивалась. Одна шуба или одна пара валенок часто служила сразу для нескольких ребятишек.

Итак, в XIX веке детская одежда претерпевает значительные изменения и становится все больше подходящей для своих владельцев. Штанишки мальчиков и платьица девочек укорачиваются, чтобы дать волю движениям, столь необходимым в этом возрасте. Появляется матроска, так полюбившаяся детям за свое удобство - ворот был достаточно свободным и не давил на шею. В то же время одежда детей по-прежнему отражает социальный статус родителей, а иногда и их политические пристрастия, как например девичий костюм конца 40-50-х годов - «Гарибальди». Алешина Т., Серебрякова К. Посмотрим на костюм // Юный художник. 1995. № 1.С.22. И все же к концу XIX века различия между повседневным костюмом детей дворян и мещан достаточно сильно нивелируются, поскольку распространяются журналы, посвященные детской одежде, появляются магазины готового платья, где продавались также и детские наряды. Эти изменения коснулись даже крестьянских малышей, так как родители, побывавшие на заработках в городах, привносили элементы городской жизни и в свои семьи, эти веяния коснулись и детей. Так что в конце века с одинаковым успехом в матроске можно было увидеть и дворянского малыша, и сына рабочего.

Примерно в десять-двенадцать лет на протяжении всего XIX века мальчиков было принято отдавать в учебные заведения. У состоятельной публики это могли быть гимназии, кадетские корпуса, прогимназии (с 1864); у мещан и крестьян (во второй половине века) - церковно-приходские и земские школы. В первой половине XIX века девочки-дворянки, получившие домашнее образование, могли продолжить свое обучение в Смольном институте, или частных пансионах. Во второй половине века повышается значимость женского образования, и начинают распространяться различные учебные заведения для девочек - частные пансионы, женские гимназии, прогимназии и т.д.

В 1834 г. был принят закон, утвердивший общую систему всех гражданских мундиров в империи. В эту систему вошли гимназический и студенческий мундиры. Фасон школьной формы для мальчиков менялся в 1855, 1868, 1896 и 1913 годы. Положение о гимназической форме для девочек было утверждено в 1886 году.

После введения формы, она стала основной одеждой учащихся детей подросткового возраста. И мальчики и девочки на протяжении всего периода обучения практически не расставались с ней. Она являлась маркером их положения в обществе. Форма шилась в двух комплектах - будничная и праздничная. По покрою и стилю они не отличались, различие состояло лишь в качестве материала и отделке, а также степени поношенности. Естественно парадную форму надевали лишь в особенных случаях - на праздники, в театры, во время визитов - соответственно она береглась и не успевала так сильно пострадать от рук ее владельца.

Ученики разных учебных заведений отличались друг от друга своим внешним видом. Гимназический мундир мальчиков по своему фасону был приближен к военному. В.М. Чернов, вспоминая гимназические годы, писал, как из-за особенно блестящих пуговиц гимназических шинелей и замысловатых кокард на фуражках, их, саратовских гимназистов, солдаты часто принимали за офицеров и приосанивались, готовясь отдать честь. А вот инициалы СГ на кокардах, означавшие Саратовская гимназия, приносили ученикам постоянные беспокойства - городские мальчишки, издеваясь, называли гимназистов «синяя говядина». Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания. - М.: Издательство имени Чехова, 1953. С. 35.

К.Г. Паустовский, поступивший в 1902 году в Киевскую гимназию, писал, что впервые надел длинные брюки и черную гимназическую курточку. Кроме этого в костюм входила тяжелая синяя форменная фуражка с огромным гербом, надев которую ученик становился лопоухим. Поэтому, как только мальчику вручили фуражку, он «подражая старшим братьям, вытащил из нее маленький железный обруч и вырвал атласную подкладку. Такова была традиция -- чем больше потрепана фуражка, тем выше гимназическая доблесть. На фуражке полагалось сидеть, носить ее в кармане и сбивать ею созревшие, каштаны. После этого она приобретала тот боевой вид, который был гордостью настоящего гимназиста». Паустовский Указ. соч. С. 80.

Примерный перечень составляющих гардероба гимназиста мы можем почерпнуть из Отчета общества для пособия нуждающимся воспитанникам Тамбовской гимназии за 1881 год. Исторический очерк общежития для воспитанников Тамбовской гимназии и реального училища и Отчет «Общества для пособия нуждающимся воспитанникам Тамбовской гимназии» за 1881 год / Секретарь Правления А.И. Сатин. Тамбов: Типография Е.И. Поповой, 1882. С. 23. У гимназистов был летний вариант мундира, состоявший из белых брюк, кепи, легкой белой блузы. В холодное время года учащиеся носили темные суконные гимнастерки, темные брюки, из обуви - сапоги, а в дождливую погоду еще и калоши. Также в холодное время года носили кальсоны, чулки шерстяные, варежки и башлык. Шинели были светло-серые, двубортные, с серебряными пуговицами, петлицы синие, в цвет фуражки, с белым кантом и пуговицами. Они могли быть холодными и на вате, со стеганой серой подкладкой. Вместо шарфа носили черный суконный нагрудник, как у матросов. Ученикам младших классов разрешался зимой черный каракулевый воротник. Зимой, в холода, надевали также наушники из черного фетра на коричневой байке внутри. Вместо летней кепи носили уже упомянутые фуражки, светло-синего цвета с черным козырьком и эмблемой. Эмблема прикреплялась к околышу и представляла собой две серебряные пальмовые ветви, между которыми размещались инициалы города, номер гимназии и буква "Г" (например, "СПБ.3.Г." или "М.5.Г."). Непременным атрибутом гимназического костюма были кожаные пояса, с серебряной пряжкой, на которой были выгравированы и закрашены черной краской буквы и цифры, обозначавшие номер гимназии, в которой учился гимназист.

Гимназисты имели также выходную форму - мундир, темно-синий или темно-серый, однобортный, с обшитым серебряным галуном воротником. К мундиру надевали крахмальный воротничок.

Как уже говорилось, форма гимназистов периодически видоизменялась. Например, М. Вишняк, поступивший в 1893 году в Первую московскую гимназию, писал, что на улице зимой был одет по форме в фуражку с гимназическим гербом и в пальто серого цвета с «серебряными» пуговицами. Вишняк М.В. Дань прошлому. - М.: Издательство имени Чехова, 1954. С33. А И.И. Шнейдер начавший учиться примерно в 1900-1902 годах, описывал как гимназисты «…ежились от мороза в своих форменных черных пальто с золотыми пуговицами и бархатными черными петлицами, обшитыми красным кантом…». Шнейдер Илья Ильич. Записки старого москвича. М.: Советская Россия, 1970. С.21.

Другим популярным учебным заведением в России XIX века были кадетские корпуса. Исчерпывающее описание формы киевского кадета дает А.А. Игнатьев: «мундир киевского кадета - однобортный, черного сукна, с семью гладкими армейскими пуговицами, для чистки которых служили ладонь и кирпич. Погоны на этом мундире -- белые суконные, а пояс -- белый, но холщовый; на стоячем воротнике был нашит небольшой золотой галун. Брюки навыпуск, шинель из черного драпа, с погонами, фуражка с козырьком, красным околышем и с белым кантом и солдатская кокарда дополняли форму кадета. Зимой полагался башлык, заправка которого без единой складки под погоны производилась с необыкновенным искусством. Летом -- холщовые рубашки, с теми же белыми погонами и поясом». Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. В 2 т. М.: Правда, 1989. Т.1. С. 43. Особым кадетским шиком считалось ношение короткой гимнастерки. На уроках гимнастики ученики были одеты в холщовые штаны и рубашки. Там же. С. 49.

Элитным учебным заведением военного характера считался также Пажеский корпус, обучаться в котором могли лишь дети из высших слоев общества. Сведения о форме учащихся Пажеского корпуса можно почерпнуть из воспоминаний П.А. Кропоткина и А.А. Игнатьева.

Воспитанники корпуса носили черный однобортный мундир, на рукавах, воротнике и красных погонах которого были нашиты широкие золотые галуны. В отличие от кадетских и гимназических, пуговицы на таком мундире были золоченые и с изображениями орла. «Штаны навыпуск с красным кантом, пальто двубортное офицерского образца, только не из серого, а из черного драпа; для лагерного времени и для строя - серая солдатская шинель…». Игнатьев А.А. Указ. соч. С. 55. Костюм дополняли белый лакированный кожаный пояс с золоченой бляхой, украшенной орлом, белые замшевые перчатки и каска из черной кожи с золоченым шишаком наверху. П.А. Кропоткин упоминал также, что для воскресного отпуска у пажей были отдельные мундиры. Этот же автор вспоминает интересную деталь, на которой обычно не акцентируют внимание мемуаристы - юные пажи имели туалетные шкатулки, в которых хранили всевозможные щеточки для ногтей и флаконы с духами.Кропоткин П.А. Указ. соч. С. 81.

Что касается школьной формы девочек, то сведений о ней сохранилось крайне мало. К сожалению, женские воспоминания, в силу своей специфики, небогаты сведениями об ученических годах, тем более школьной форме. Женщины с удовольствием вспоминают наряды родителей, старших братьев и сестер, но крайне редко описывают свою форму. Единственное исключение - это воспитанницы Смольного института. Они вспоминают свои ученические годы до мельчайших деталей, среди которых мы находим и описание костюма.

Обучение в Смольном институте шло девять лет и разделялось на три ступени. Девочки младшей ступени носили платьица кофейного цвета с белым коленкоровым воротником, за что получили название «кофейницы». Представительницы средней группы носили голубые платья и назывались «голубые». Старших девочки называли «белыми», хотя на уроки они приходили в зеленых платьях, а белыми были их бальные платья. В 1848 для смолянок, желающих продолжить свое обучение, был открыт двухгодичный педагогический класс для подготовки учительниц, воспитанниц которого называли «пепиньерками». Е.Н. Водовозова оставила описание их костюма: «Пепиньерки одевались лучше и красивее всех остальных воспитанниц: их форменное платье - серое с черным передником, с кисейною, а по праздникам и с кружевною пелеринкою». Водовозова Е.Н. Указ. соч. Т.1. С. 420. Более детальное описание костюмов смолянок помогает узнать та же Е.Н. Водовозова: «На голые руки надевались белые рукавчики, подвязанные тесемками под рукавами платья; на голую шею накидывали уродливую пелеринку; белый передник с лифом, который застегивался сзади булавками, довершал костюм. Пелеринка, рукавчики, передник были из грубого белого холста и по праздникам заменялись коленкоровыми.… Камлотовое платье было настолько коротко в младшем классе, что выставляло напоказ жалкие кожаные башмаки, которые скорее можно было назвать туфлями или шлепанцами, и грубые белые нитяные чулки». Там же. С. 421. На прогулки в холодную погоду воспитанницы надевали салопы и гарусные капоры. Мемуаристка замечает, что костюмы девочек были крайне неудобны при ношении, не защищали от холода, а также не всегда соответствовали размерам девочек. См. Водовозова Е.Н. Указ соч.

Школьная форма гимназисток частично воспроизводила костюм смолянок. Это был весьма строгий и скромный наряд. Выглядел он приблизительно так: шерстяное платье коричневого цвета длиной ниже колена. Это скромное платье было украшено белыми воротничками и манжетами. Из аксессуаров -- черный передник.

Н.Г. Гарин-Михайловский, описывая девочку-гимназистку уже после введения обязательной формы для девочек в 1886 году, говорит, что она одета в коричневое платье и белую пелеринку. Гарин - Михайловский Н.Г. Детство Темы. Гимназисты. М.: Художественная литература, 1972. С.97.

Если в городе существовало несколько женских гимназий, то их платья, как правило, различались по цветовой гамме. Парадная форма гимназисток дополнялась белым отложным воротничком и соломенной шляпкой.

Если говорить о начальной ступени обучения, церковно-приходских и земских школах, то формы там не существовало. Такие школы посещали в основном дети из бедных слоев общества, а значит, родители не располагали средствами для покупки какой-либо специальной формы ребенку. Поэтому герой автобиографической повести М.Горького «Детство» и приходит в школу «в материных башмаках, в пальтишке, перешитом из бабушкиной кофты, в желтой рубахе и штанах «навыпуск»» Горький М. Указ. соч. С. 182..

На картинах Н.П. Богданова-Бельского «Устный счет», «У дверей школы», «Ученицы» и многих других, написанных на рубеже XIX-XX веков, можно видеть, во что одеты крестьянские дети, пришедшие в школу. Ученики одеты в свою повседневную одежду.

Костюм крестьянского подростка мало чем отличался от костюма взрослых. Мальчики и девочки по-прежнему носили рубахи, подпоясанные кушаком. Но в костюме мальчика-подростка появлялись штаны, а к костюму девочки уже обязательно добавлялся сарафан. А в некоторых местностях в этом возрасте на девушку надевали поневу - обычай, который означал готовность девушки к вступлению в брак. Костюм Тамбовщины: все краски радуги. С. 15. В этот период крестьянские дети уже постоянно носили лапти.

Одежда девочек отличалась от женской лишь тем, что девочки в качестве головного убора носили различные ленты, иногда платки. При этом волосы были открыты, в то время как женщины обязаны были тщательно прятать свои косы.

Именно в таком виде и запечатлены крестьянские дети школьного возраста на картинах второй половины XIX века.

У детей из состоятельных семей помимо школьной формы была одежда домашняя, та, которую могли носить на отдыхе и т.п. В первой половине XIX века для девочек-подростков из обеспеченных семей, которые получали домашнее образование, одежда шилась по образцу взрослой. Кроме того, даже в конце XIX века некоторые дети из состоятельных семей получали домашнее образование, а, следовательно, были освобождены от ношения формы. Иногда девочкам шилась одежда, предназначенная только для определенных целей, например для занятий спортом. Например, М.П. Бок на пятнадцатилетие в комплекте с лошадью получила амазонку. Бок М.П. Указ. соч. С. 58. В богатых купеческих семьях второй половины XIX века, которые вели образ жизни, практически не отличавшийся от дворянского, девочки-подростки летом носили светлые платья, шляпки и митенки (перчатки без пальцев) и сапожки. Андреева-Бальмонт Е.А. Детство в Брюсовском переулке. Из воспоминаний // Наше наследие. 1990. №6. С.128. На праздники мальчики надевали парадные гимназические мундиры или фраки. На портрете молодого купца от 1847 года, выполненного неизвестным художником, изображен мальчик-подросток в черном однобортном сюртуке. См. Купеческие дневники и мемуары конца XVIII - первой половины XIX века. М.: Российская политическая энциклопедия: Памятники исторической мысли, 2007. 470 с.

Журналы начала XX века предлагают много моделей для девочек 10-15 лет. Платья для девочек уже значительно длиннее, чем те, которые они носили в более раннем возрасте, но все же короче, чем платья их мам - длинна доходит примерно до щиколотки. По фасону они приближены к одежде матерей. Наряду с этим встречаются и матросские костюмы для девочек. Для девочек предлагаются также различные варианты манто, пальто, шляпок. Интересно, что моделей для мальчиков этого возраста встречается гораздо меньше, и все они представлены верхней одеждой - пальто, жакетные костюмы, курточки.

Глава II. Старое и новое в детском досуге

II.1 Влияние мира взрослых на детские игры

В России, как и в других странах, во все времена любили и заботились о детях. По мере развития общества развивалось также и качество ухода за ребенком. XIX век называют «веком ребенка».

В каждом сословии детей воспитывали соответственно той роли, которую они будут играть в обществе: дворянам с ранних лет прививали хорошие манеры, крестьян приучали к труду. Ребенок, наблюдая за повседневной жизнью и работой родителей, неосознанно подражал им, примеряя их роль на себя.

В крестьянских семьях старались иметь как можно больше детей, потому что это было, во-первых, основой продолжения рода, а во-вторых, способом обеспечения семьи рабочими руками, которые были необходимы в сельском хозяйстве. «Один сын - не сын, два сына - полсына, а три сына - сын», - говорили в пермских селениях. Записавший (конец XIX века) эту пословицу землемер Д.А. Александров пояснял, что в народном представлении единственный сын почти всегда бывает избалован и изнежен, потому и «не сын»; а из двух одного призовут на военную службу, потому - «полсына». Цит. по: Миненко Н. Что деревня, то обычай: семья и быт русских уральцев в старину // Родина 2001. № 11. С. 121.

В дворянских семьях, как и в семьях необразованных сословий, было также много детей. Мемуаристка Е.Н. Водовозова в своих воспоминаниях «На заре моей жизни» говорит, что в их семье до холеры было 16 детей. Водовозова Е.Н. Указ. соч. Т.1.С. 66. Смертность детей по всей стране была крайне высока. При этом незваная гостья с косой не обходила дома ни бедных, ни богатых, ни крестьян, ни мастеровых, ни купцов, ни священников. Часто дети умирали и от самых легких болезней: «родимца», простуды. «Родился я десятым. Было еще двое и после, но, кроме сестры и меня, все дети умерли в раннем детстве», - писал «купеческий сын», известный художник М.В. Нестеров. Нестеров М.В. Указ. соч. С. 24.

Большая смертность объясняется незнанием правил гигиены, неправильным физическим уходом за детьми, а иногда и невозможностью постоянного наблюдения родителей за детьми. В крестьянских семьях зачастую приходилось оставлять малышей на попечение старших детей.

Первый год жизни ребенка, когда он требует за собой постоянного наблюдения и ухода, традиционно считался самым главным и самым трудным годом для матери и новорожденного. Мать должна была постараться удержать своего малыша на земле, а ребенок должен был укорениться в мире людей и полюбить его. Часты были случаи, когда ребенок рождался и рос слабым, а порой дитя даже принимали за умершего. Но в любом случае, если оставалась надежда на спасение младенца, то к этому прикладывали все силы. Художник М.В. Нестеров пишет: «До двух лет я был слабым, едва выжившим ребенком. Чего-чего со мной ни делали, чтобы сохранить мою жизнь! Какими медицинскими и народными средствами не пробовали меня поднять на ноги... Пробовали меня класть в печь, побывал я и в снегу на морозе, пока однажды не показалось моей матери, что я вовсе отдал Богу душу. Меня обрядили, положили под образа», но пока шли приготовления к похоронам, мать ребенка заметила, что он жив. Там же. С. 30. Похожий случай в своей автобиографии упоминает и писатель В.А. Соллогуб. Соллогуб В.А. Повести. Воспоминания. Л.: Художественная литература, 1988. С. 354.

Если крестьянки сами кормили и растили своих детей, то дворяне, младенцев почти с рождения отдавали в руки няни и кормилицы, хотя с середины XIX века все чаще детей кормили и сами матери. Зачастую матери-дворянки, идя на поводу у своих сословных традиций, не могли кормить самостоятельно: «Мать моя, восторженно обрадованная моим появлением, сильно огорчалась, когда не умели устроить так, чтобы она могла меня кормить», - писала А.П. Керн, родившаяся в начале века. Керн А.П. Указ. соч. С. 102.

Все же, большинство матерей из высших слоев общества предпочитали отдавать свое дитя на попечение кормилицы. Иногда дети сохраняли связь со своими кормилицами всю жизнь. П.А. Кропоткин, рано оставшийся без матери, спустя годы с любовью вспоминал свою кормилицу: «Кормилица была страшно рада, когда я приходил повидать ее. Угостить меня она могла лишь сливками, яйцами, яблоками и медом. Но глубокое впечатление производили на меня ее любовь и ласки». Кропоткин П.А. Указ. соч. С. 76.

Упоминания о специально обученных боннах в мемуарной и художественной литературе встречаются крайне редко. «В центре жили «богатые», то есть те особые люди... которые держали вместо няньки - бонну...», - такое любопытное замечание делает В. Катаев, говоря о событиях уже даже начала XX века. Катаев В. Указ. Соч. С. 53. Соответственно, в основном детьми занимались няни. А так как они в большинстве случаев были из простонародья, то и способы общения, забавы и игры с малышами были тождественны крестьянским. Порой, дети, выраставшие под попечением заботливой няни, любили ее даже больше матери. «В жизни моего семейства няня играла выдающуюся роль. Мы, дети, были крепко привязаны к ней, а я и моя сестра Саша любили ее даже больше матери», - пишет по этому поводу Е.Н. Водовозова. Водовозова Е.Н. Указ. соч. Т.1.С. 66.

Интересно меняется отношение родителей к детям от начала века до его окончания. Взаимоотношения, описанные В.А. Соллогубом, были характерны для многих дворянских семей первой половины XIX столетия: «Жизнь наша шла отдельно от жизни родителей. Нас водили здороваться и прощаться, благодарить за обед, причем мы целовали руки родителей, держались почтительно и никогда не смели говорить «ты» ни отцу, ни матери. В то время любви к детям не пересаливали. Они держались в духе подобострастья, чуть ли не крепостного права, и чувствовали, что они созданы для родителей, а не родители для них». Соллогуб В.А. Указ. соч. С. 359.

Зато, даже для начала века необычным было то, как обращались с А.П. Керн в младенчестве: «Батюшка мой с пеленок начал надо мною самодурствовать... Когда, бывало, я плакала, оттого что хотела есть или была не совсем здорова, он меня бросал в темную комнату и оставлял в ней до тех пор, пока я от усталости засыпала в слезах... Требовал, чтобы не пеленали и отнюдь не качали, но окружающие делали это по секрету, и он сердился, и мне, малютке, доставалось...». Керн А.П. Указ. соч. С. 103. У отца было свое представление об уходе за младенцами. Он откуда - то знал о более современных иностранных педагогических теориях развития ребенка. Они осуждали традиции ограничения движения малыша и чрезмерной опеки. О вреде жесткого пеленания писала и Е.Н. Водовозова: «Вредное влияние имел и общераспространенный обычай пеленать ребенка: крепко-накрепко забинтованный свивальниками от шеи по самые пятки, несчастный младенец неподвижно лежал по нескольку часов кряду, вытянутый в струнку, лежал до онемения всех членов. Такое положение мешало правильному кровообращению и пищеварению. К тому же постоянное трение пеленок о нежную кожу дитяти производило обильную испарину, которая заставляла ребенка легко схватывать простуду, как только его распеленывали». Водовозова Е.Н. Указ. соч. Т.1.С. 97.

В свою очередь отец Е.Н. Водовозовой был человеком любящим: «Никогда, ни в одной семье не встречала я человека, который бы так страстно любил своих детей, как ваш отец: он всю свою жизнь готов был отдать на то, чтобы сделать вас людьми более просвещенными и гуманными. Он то и дело открывал какие-нибудь способности то у одного, то у другого из вас и находил, что нет больше преступления, как зарыть в землю талант, не постараться развить его», - рассказывала мать детям об их умершем отце. Там же. С. 63.

П.Н. Милюков считал, что всем в этой жизни он обязан самому себе, и имел холодные отношения с родителями, поскольку внутренний мир детей был абстрагирован от старших, зато наказания сыпались на них неустанно: «Из глубины забвения всплывает мрачная картина телесных наказаний...». Милюков П.Н. Указ. соч. С. 55.

М.В. Нестеров напротив очень любил свою властную мать: «К моей матери я питал особую нежность в детстве, хотя она и наказывала меня чаще, чем отец, за шалости, а позднее, в юности и в ранней молодости, мать проявляла ко мне так круто свою волю, что казалось бы естественным, что мои чувства как--то должны были бы измениться». Нестеров М.В. Указ. соч. С. 25.

После 70-х появляется другое отношение к детям. Отец А.Н. Бенуа уделял много внимания своему сыну - может быть этим, объясняется наличие обширных и радужных воспоминаний у художника. Душевная связь между родителями и детьми прослеживается в воспоминаниях С.В. Образцова и произведениях В.П. Катаева, В.М. Инбер Инбер В.М. Как я была маленькая // Избранная проза. М.: Художественная литература, 1971. 510 с..

Молодые матери в русской деревне старались посвящать новорожденному младенцу много времени, обнимая его, поглаживая, качая на руках или в люльке, тормоша, "тетешкая", балуя, радуя его и себя песенками - "пестушками", играя с ним. Все это рассматривалось как важный элемент ухода за ребенком, без которого он, по поверью, "никогда не войдет в разум", т.е. не станет настоящим достойным человеком. Телесный же контакт с матерью к тому же считался необходимым, чтобы ребенок уверенно чувствовал себя в новом для него мире и не хотел вернуться в "иной мир", из которого пришел. Естественно, что в условиях крестьянского хозяйства выделить время для "тетешканья" малыша было довольно сложно. Это становилось возможным в первую очередь в семьях с большим количеством взрослых людей, где мать могла быть освобождена на длительное время от части хозяйственных забот. Однако и в семьях, где хозяйственная необходимость заставляла мать надолго оставлять ребенка на попечение бабушки или старшей дочери, "няньканье" ею малыша считалось желательным. Возвратясь с работы, мать всегда старалась найти время "потешить свою дитю".

Педиатр Е.А.Покровский, описывая игры взрослых с младенцами до годовалого возраста, называвшиеся пестушками или потешками, отмечает, что они были просты, но в тоже время хорошо учитывали все физические и психологические особенности развития ребенка. Все они проводились под пение коротеньких песенок и включали в себя подкидывание, подбрасывание, качание ребенка на руке, притопывание и т.п. Покровский Е.А. Указ. соч. С. 108 - 110.

Среди игр родителей с малышами очень широко были распространены игры в ладошки и пальчиками, такие, например, как "ладушки", при игре в которые ребенка под песенку заставляли хлопать ладошками. Или "сорока-воровка" - игра, во время которой загибался в кулачок по очереди пальчик за пальчиком, следуя словам песенки. Там же. С. 109.

Популярны были игры "в кулачки" и "в шильце". В первой игре мать или бабушка сжимала и разжимала перед ребенком кулак, приговаривая "ручка хвать, ручка хвать", заставляя его делать то же самое. Во второй игре взрослый старался попасть своим пальцем в указательный палец малыша, приговаривая: "шило, шило проскочи". Произнося последнее слово, взрослый старался, чтобы его палец соскользнул с пальца малыша, для того, чтобы пощекотать его животик.

Все игры с младенцами были не только приятным развлечениями для матери и малыша, но и несли воспитательную нагрузку. "Потешки" обучали ребенка необходимым движениям - прыжкам, бегу, скачкам, пользованию пальчиками, кистью руки, приучали его к ловкости, укрепляли физически, вызывали желание двигаться, создавали радостный эмоциональный настрой. Кроме того многие игры, особенно игры с пальчиками, были хорошим стимулятором умственной деятельности ребенка, развивали сообразительность и память.

Важность и пользу детских игр подчеркивали многие педиатры XIX века. В частности профессор И.А. Сикорский писал: «Задачи, преследуемые ребенком в его играх, имеют важное воспитательное значение для его мысли и по своей сущности представляют не забаву или развлечение, которого ребенок не знает, а, напротив, имеют все свойства учения и весь смысл умственного труда. Игры ребенка - это школа мышления, а творчество и фантазия, проявляемые в играх, не что иное, как различные фазы в эволюции мыслительности». Цит. по: Покровский Е.А. Детские игры: Преимущественно русские. М.: ТЕРРА; Книжная лавка-РТР, 1997. С. 36.

С более взрослыми детьми родители тоже могли играть. Например, заботы тети об игрушечном хозяйстве девочки, в повести В.М. Инбер Инбер В.М. Указ. соч. С. 190., можно отнести к своего рода игре. Отец А.Н. Бенуа, любивший делать для своих сыновей игрушки, бумажные домики, таким образом тоже играл с ними Бенуа А.Н. Указ. соч. С. 212.. А.Ф. Керенский так описывал обязанности своей няни: «Она будила нас утром, одевала, кормила, водила на прогулку, играла с нами». Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 5.

Как в художественной, так и в мемуарной литературе у мальчишек в качестве няни часто фигурирует дядька, неотлучно находящийся при ребенке и выполняющий те же функции, что и нянька. В рассказе К.М. Станюковича Станюкович К.М. Морские рассказы. М.: Правда,1983. С. 100. «Нянька» описывается матрос, приставленный к сыну капитана в роли денщика. Основной его обязанностью было приглядывать за мальчиком, наставлять его и играть с ним. Похожий персонаж фигурирует и в произведениях И.С. Шмелева Шмелев И.С. Указ. соч. С. 20..

В русском обществе детским играм отводилось значительное место, поскольку их основная цель - подготовка детей к взрослой жизни. По мере подрастания детей их игры усложнялись. Малыши начинали играть самостоятельно, без помощи родителей.

Считалось, что детям "велено" играть самой природой, что ребёнок живёт и существует в игре. Об этом свидетельствуют пословицы и поговорки: "Старый спать, а молодой играть", "Молод с игрушками, а стар - с подушками", "Детям не порча игрушки". www.ethnomuseum.ru В народной традиции практически не было запретов на игровую деятельность детей, особенно младшего возраста. Взрослые вмешивались в игру лишь в случаях, когда ситуация явно выходила за рамки дозволенного.

Дворянские отпрыски чаще всего воспитывались обособленно от детей других сословий. По возможности родители старались скрасить одиночество своих чад присутствием двоюродных братьев или сестер, детей знакомых и т.п. В тех случаях, когда совсем не было товарищей для игр, иногда приглашались дворовые или крестьянские ребятишки, но обычно игра в таких компаниях не ладилась: «Если бы не существовало детей Воиновых, я бы не знала, что такое настоящая детская возня и игры, беготня, безудержный, беспричинный смех… Правда, няня иногда приводила ко мне для игры крестьянских ребят, но с ними у меня не выходило настоящего веселья» Водовозова Е.Н. Указ соч. С. 216. , - вспоминала Е.Н. Водовозова.

С отменой крепостного права ситуация несколько меняется. Постепенно сословные грани начинают растушевываться. Если в начале века дворянскому ребенку Сереже, из автобиографической повести С.Т. Аксакова, приходится довольствоваться наблюдением за шумной игрой крестьянских детей со стороны, Аксаков С.Т. Указ. соч. С. 175. то в 60-е годы сын купца первой гильдии М.В. Нестеров спокойно играет с мальчиком, прислуживающим в магазине. Нестеров М.В. Указ. соч. С. 34.

В играх осваивались выработанные веками правила и законы жизни, развивалась эмоциональная привязанность к принятому в местном сообществе образу существования. Во время игр дети постигали нормы поведения и представления об окружающем мире, место человека в нём.

Зачастую игры моделировали различные социальные, общественные, семейные ситуации, которые ребенок учился разрешать. В игровом пространстве дети впервые овладевали трудовыми навыками, при этом ребенок осваивал ту роль, которую в будущем займет в семье и обществе. Детьми воспроизводились близкие к реальности разные сценки из семейной жизни, диалоги, ссоры и пр. Именно в игре дети приобретали навыки общения друг с другом. Она объединяла участников, между ними возникали определенные отношения, сохранявшиеся и вне игрового поля.

В мемуарах и художественных произведениях довольно часто встречаются упоминания, а порой и описание различных игр: подвижных, настольных, обрядовых.

Важное место в числе детских игр занимают игры, связанные с религиозными и другими народными праздниками и гуляньями. Например, повсеместно была распространена игра «катанье яиц», в которую играли на Пасху. «Дворовые мальчики и девочки, несколько принаряженные … - все весело бегали и начали уже катать яйца….», Аксаков С.Т. Указ. соч. С. 182. «… весь дом, усталый за день задремал, и только мы с Николашкой, мальчиком из магазина, бодрствовали, оставаясь в зале, тихо играли, катали яйца…» Нестеров М.В. Указ. соч. С. 34.. Е.Н. Водовозова аналогично описывает свои пасхальные развлечения «мы были поглощены куличами, пасхами, но более всего разноцветными яйцами, которые мы весело катали по полу, примостив в уголок или к стене свои лубки» Водовозова Е.Н. Указ. соч. Т.1.С. 73.. На пасхальных открытках XIX века Чапкина М. Художественная открытка: К столетию открытки в России: Альбом. М., Галарт, 1993. №37. также часто встречаются сюжеты катания яиц, что говорит о популярности данной игры в России и даже знаковости - она являлась неотъемлемой частью празднования Христова Воскресенья.

На святки, сопровождавшиеся народными гуляньями, дети вместе со взрослыми принимали участие в различных переодеваниях, надевали святочные маски - лисьи, медвежьи и т.п.

В деревнях дети играли в игры, связанные с обрядами. В частности, устраивали с помощью кукол свадьбы, похороны, точно воспроизводившие реальные обряды. Чаще всего подобным играм поначалу помогали взрослые. Дайн Г.Л. Русская народная игрушка. М., Легкая и пищевая промышленность. С. 22. Игру детей в похороны можно увидеть, например, на картине К. Маковского «Похороны ребенка» Коринфский А. Народная Русь. Сказания, поверия, обычаи и пословицы русского народа. М., Белый город, 2007. С. 574., где пока взрослые оплакивают умершего ребенка около могилы, дети по-своему оплакивают его рядом в игре.

«… Игры еще до сих пор довольно в достаточном размере практикуются в наших деревнях, но в городах, и особенно больших, им далеко не дается надлежащего простора…», - писал о подвижных играх педиатр Е.А. Покровский во второй половине XIX века. Покровский Е.А. Указ. соч. С. 50 - 51. Он считал, что отсутствие в городах удобных и оборудованных площадок для детей существенно сокращает репертуар детских игр, в то время как деревенская природа способствует их увеличению.

Тем не менее, в литературе XIX века упоминается и описывается большое количество подвижных игр, как деревенских, так и городских.

Каждому сезону был присущ свой набор игр. Самыми любимыми зимними забавами было катание с ледяных горок, лепка снежных баб, игра в снежки. «Делалась для нас, детей, гора, появлялись салазки. И я, в длинной шубке с барашковым воротником, в цветном поясе, в валенках и серой каракулевой шапке и варежках, катался с горы и делал снежных баб», - вспоминал свои зимние развлечения М.В. Нестеров Нестеров М.В. Указ. соч. С. 38.. А еще раньше герой книги С.Т. Аксакова наблюдал за крестьянскими и дворовыми мальчиками и девочками, которые «смело катались с высокой горы от гумна на подмороженных коньках и ледянках». Аксаков С.Т. Указ. соч. С. 175. Самым ярким впечатлением от деревенской жизни зимой у С.П. Мельгунова были «катанье с самодельных гор, коньки, лыжи» Мельгунов С.П. Указ соч. С. 13.. Вспоминая свои детские годы, проведенные в Восточной Сибири, А.А. Игнатьев пишет, что «зимой главным развлеченьем был каток» Игнатьев А.А. Указ соч. С. 37.. Е.А. Покровский описывает еще ряд игр, например «Коровка» - разновидность салочек, но в зимнем исполнении; «Крепость» или «Башни» - баталии при помощи снега и сооружений из него; «Катанье по шестам» - забава, напоминающая катание с горки, но вместо снежной поверхности используются два толстых и гладких шеста. Покровский Е.А. Указ. соч. С. 403 - 408.

Начало весны ознаменовывалось таяньем снега, а, следовательно, изобилием ручейков. «От наших ворот через весь двор к самому саду, под горку стремятся весенние потоки. По воде, подпрыгивая, вертясь, несутся щепочки - мои кораблики». Нестеров М.В. Указ. соч. С. 32.

Наибольший простор для подвижных игр предоставляло лето.

Конечно, самой популярной и любимой среди мальчиков была игра в войну. В нее играли повсеместно, с большим количеством вариаций. Ее условия, сюжет и даже название зависели от самих игроков, их фантазии и исторических событий. Не случайно, например, в Кубанской области в «военное время, когда горские племена волновали казачьи станицы» Покровский была очень популярна игра в «чеченцы». Покровский Е.А. Указ. соч. С. 178.

Иногда игра носила чисто условный характер, а иногда и имела четко продуманную структуру: «Организованность нашей армии доказывалась тем, что мы раздавали ордена, вырезанные из бумаги и раскрашенные разными красками, смотря по иерархическому достоинству участников. Меня, как предводителя отличала особая сабля, выделанная из похищенного из кухни сухого березового полена», - описывал П.Н. Милюков детскую армию из своего детства. Милюков П.Н. Указ. соч. С. 41.

Своего рода игрой в войну было строительство П.А. Кропоткиным крепостей из тяжелых книг, «которые некоторое время выдерживали удары тарана и метательные снаряды архимедовой катапульты (она, впрочем, скоро была запрещена, так как камни неизбежно попадали в окно)». Кропоткин П.А. Указ. соч. С. 77.

Еще одной очень популярной детской забавой была игра в бабки. Е.А. Покровский отнес ее к разделу игр с костями. По его мнению, данные игры доступны для всех возрастов, поскольку не требуют ни особой физической подготовки, ни особого уменья, а «для успеха в них нужна только некоторая привычка к глазомеру и маленькая сноровка при бросании…». Покровский Е.А. Указ. соч. С. 355. Бабками называются кости из нижних ножных суставов крупного или мелкого домашнего рогатого скота. Разновидностей этой игры было довольно много, но их все объединяла общая цель - в результате игры получить как можно больше бабок. Характерно, что эта игра упоминалась в литературе наиболее часто и на протяжении всего XIX века. Про нее пишут в своих произведениях Терпигорев С.Н., Гарин-Михайловский Н.Г., Шмелев И.С. и в своих воспоминаниях Образцов С.В.

Распространенной в городах игрой были классики, поскольку они не требовали много места. Эта игра начинает фигурировать в литературе после 70-х годов и упоминается в произведениях Катаева, Л. Андреева.

С.Н. Терпигорев в повести «Марфинькино счастье» упоминает еще одну интересную игру - «горелки». Терпигорев С.Н. Указ. соч. С. 305. В данном произведении она служила забавой дворянским детям, но вообще была популярна и в крестьянском обществе. Правила этой игры, с некоторыми незначительными изменениями, были одинаковы на всей территории страны: водящий становился чуть поодаль спиной к остальным игрокам, которые выстраивались парами, затем, после прибауток и считалок, последняя пара отделялась и бежала вперед. Задача вожака заключалась в том, чтобы поймать одного из бегущих и занять место среди пар игроков.

Катаев В.П. описывает игру, получившую распространение в Одессе - игру в «ушки»: «Ушками назывались форменные пуговицы различных ведомств, со вбитыми внутрь петельками.

В общих чертах игра состояла в том, что игроки ставили чашечки ушек на кон, а затем по очереди били по ним специальной ушкой - битой, старались их перевернуть орлом вверх. Каждая повернутая таким образом ушка считалась выигранной». Катаев В.П. Указ. соч. С. 174. Примечательно, что в эту игру играли даже взрослые, поскольку «ушки» можно было обменять на деньги.

Прообразом, а возможно разновидностью этой игры была игра в пуговки Гарин - Михайловский Н.Г. Детство Темы. Гимназисты. М.: Художественная литература, 1972. С. 77 и игра в орехи, Там же. С. 73. целью которых было выбить как можно больше поставленных на кон пуговиц и орехов, соответственно.

Среди подвижных игр были также очень распространены прятки и чижик.

«Чижик - это такая палочка, покороче и потолще карандаша. С двух сторон остро заточена. На земле чертится квадрат. Двор-то не асфальтированный, а земляной. На этот квадрат кладется другая палочка, вроде подставки, а поперек нее -- чижик. Один конец в землю упирается, а другой вверх торчит. Вот теперь нужно битой, это палка такая, ударить по носу чижик. От такого удара он, крутясь, взлетает вверх. Тут надо его на лету со всего размаха хлопнуть битой. Тогда, если ловко ударишь, улетит черт-те знает куда. А если ударить плохо -- на три шага. Гут другой играющий должен с того места, куда упал чижик, бросить его с таким расчетом, чтобы он попал в тот квадрат, из которого вылетел. За три шага попасть легко, вот за тридцать -- поди попробуй», - так описал игру в чижа С.В. Образцов Образцов С.В. Указ. соч. С. 22..

В прятки дети могли играть как дома, так и на улице. Существовало множество вариаций этой игры. Например, герои произведения В.П. Катаева играли «дыр-дыра» - прятки, с помощью палочки - стукалочки. Катаев В.П. Указ. соч. С. 132 - 136.

Еще одной веселой подвижной забавой была игра в жмурки, которая популярна и в наши дни. Эта игра изображенная на картине Г. Рыбакова «Игра в жмурки» Лаврова С. Русские игрушки, игры, забавы. М., Белый город, 2007. С. 38. .

Дети играли также и в домашней обстановке. Чаще всего такие игры практиковались в плохую погоду, когда играть на улице было невозможно, а также в городах на детских праздниках или балах. «После танцев начались игры. Отодвинув стол, мы играли в фанты, в кошки-мышки и в «море волнуется»». Инбер В.М. Указ. соч. С. 232.

Влияние модернизации прекрасно прослеживается на примере появления в начале XX века игры «испорченный телефончик». Образцов С.В. Указ. соч. С. 35. Естественно данная игра могла появиться только благодаря техническому прогрессу и появлению телефонного аппарата.

Детских игр и забав в XIX веке было много, их любили и охотно играли. Когда ребенок был маленький, в играх ему помогали взрослые - родители, няньки, старшие братья и сестры. По мере его подрастания игры усложнялись, а ребенок начинал играть самостоятельно и в компании сверстников.

Помимо умственного и физического развития, игра сочетала в себе и другие важные факторы: игры передавались от одного поколения к другому, то есть выполняли образовательно-историческую функцию; а также, с помощью игр детей исподволь приучали к труду.

II.2 Модернизация игрушек

Игрушки - неотъемлемая составляющая мира детства. Причем детства малышей разных времен, народов и сословий. Россия не исключение. В данной главе мы попытаемся выявить самые яркие и характерные игрушки детей XIX века, фигурирующие в мемуарной и художественной литературе данного столетия. А также проследить степень их статичности и изменения во времени.

Трудно провести грань между игрушками городских детей из бедных слоев и игрушками крестьянства, между дворянскими и купеческими игрушками. Тем более что дети разных слоев общества, особенно в городе, играя между собой, часто обменивались игрушками, перенимали друг у друга привычки коллекционирования каких-либо предметов и т.д. «Здесь, на обширном заднем дворе, покрытом всякими отбросами, происходило объединение «классов»…. всю детвору неотразимо притягивали стручья гороха», - описывал П.Н. Милюков свои детские развлечения в городском доме. Милюков П.Н. Указ. соч. С.48.

В одни и те же игрушки могли играть как в деревне, так и в городе, как в богатых, так и в бедных семьях. Набор игрушек в семьях разных общественных слоев и разного достатка был примерно одинаков: везде девочки играли в куклы, мальчики в солдатики, у всех были детские музыкальные инструменты. Различие же заключалось в стоимости, качестве и способе изготовления игрушек. Так, например, автобиографичный герой повести И.С. Шмелева, сын купца меняет свои «саночки - щегольки, высокие, с подрезами, крыты зеленым бархатом, с серебряной бахромой» на лубяные санки сына печника. Шмелев И.С. Указ. соч. С.391 - 392.