Вплив кібербулінгу на задоволеність професійною діяльністю у вчителів

Размещено на http://www.allbest.ru/

К вопросу о выработке нового общественного договора

Юрий Викторович Воронин, доцент кафедры трудового права и права социального обеспечения Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), кандидат экономических наук, заслуженный юрист Российской Федерации

Андрей Викторович СТОЛЯРОВ,

аспирант Академии труда и социальных отношений

Аннотация

В статье рассматривается необходимость пересмотра общественного договора в условиях кризиса модели социального государства и исчерпания парадигмы социальных отношений в том виде, как ее понимали на протяжении всего ХХ в. На основе анализа формулируются предложения по направлениям разработки отдельных аспектов нового социального контракта, которые учитывали бы революционные изменения, происходящие на рынке труда (автоматизация и роботизация производства и сферы обслуживания, разнообразие форм занятости), предлагается идея разработки матрицы рисков жизненного цикла.

Ключевые слова: общественный договор, рынок труда, роботизация, автоматизация, цифровая экономика, социальное обеспечение, социальное государство, матрица рисков жизненного цикла.

новый общественный договор

Y. V VORONIN,

Head of the scientific and educational Center for international cooperation in the field of labor and social security (ProMOT), Associate Professor of the Labour Law and Social Security Law Department of the Kutafin Moscow State Law University (MSAL), PhD in economics, Honored lawyer of the Russian Federation, Class 1 State Counselor of the Russian Federation

A.V. STOLYAROV, Financial Commissioner Performance Support Service, Advisor to the Chief Financial Officer, graduate student of Academy of Labor and Social Relations

ON THE ISSUE OF DEVELOPMENT NEW SOCIAL CONTRACT

Abstract

The article deal with issues related to the exhaustion of the previously adopted paradigm of social relations reflected the crisis of the welfare states model and also problematizes the “social compact” concept. The authors formulate some approaches to the development of new principles of social relations under conditions of changes at the labor market as well as in the social structure of the society in general. These new approaches are connected with the implementation of the idea “a life-cycle social risks matrix” as a basis for new combined social security system.

Keywords: social compact (social contract), labor market, robotization, automation, digital economic, social insurance, welfare state, life-cycle social risks matrix.

Элементы кризиса

Крупные социальные субъекты, которые мы называем в зависимости от методологических и культурных предпочтений классами, стратами и т.д., постоянно взаимодействуют между собой в процессе обеспечения жизнедеятельности социума, производства и присвоения материальных и духовных благ, с неизбежностью порождая некое неформализованное социальное соглашение, которое в общих чертах определяет отношения между этими субъектами и устанавливает руководящие принципы в создании экономических, социальных и политических институтов.

Сегодня наши подходы в основном базируются на идеях Ж.-Ж. Руссо об общественном договоре как имплементации в нормах права и институтах господствующего представления об общественном благе, причем само общественное благо рассматривается как надлежащее (справедливое) устройство общества. Концептуальным ядром теории Руссо является представление о народном суверенитете, на основании которого народом определяются нормы общественного устройства и в силу которого он -- народ -- вправе при необходимости пересмотреть эти нормы1.

Такой подход неминуемо порождает вопросы, чрезвычайно трудно разрешимые на практике: чье представление (каких социальных групп) реализуется, где границы возможностей их реализации, какова цена (в том числе и социальная) реализации теоретических -- по определению, частных -- представлений об общественном благе, а также какова мера насилия, неизбежная и допустимая при имплементации общественного договора на практике.

Попытка Дж. Роулза, по большей части неудачная, переосмыслить концепт общественного договора с позиции рациональности коллективного субъекта, понимаемого как простая сумма рационально мыслящих индивидуумов, ориентированных на построение справедливого общества, вступает в противоречие с известными результатами исследований в области социальной психологии и экономики. Причем ее базовая посылка подвергается критике как со стороны социальных психологов: в условиях конкуренции за ограниченный ресурс (и только в этих условиях) люди склонны к консолидации в группы, где в рамках процесса консолидации необоснованно приписывают позитивные качества членам своей группы, а негативные -- столь же малообоснованно -- представителям «чужих», так и с точки зрения экономики. В последней «теория рациональных ожиданий», выдвинутая Дж. Мутом еще в 1961 г. и развитая впоследствии нобелевскими лауреатами Р Лукасом, К. Симсом и Т. Сарджентом, претендующими на методологическую новизну и роль неоклассики в политической экономии, с самого момента своего рождения подвергалась обоснованной критике в силу очевидного несоответствия реальному положению дел и эвристической бесплодности.

Следует отметить, что проблематика общественного договора сегодня интерпретируется в основном в терминах неолиберальной парадигмы, которая испытывает совершенно очевидный для любого непредвзятого наблюдателя кризис идентичности и эвристичности. Неслучайно возникают такие странные экономико-правовые конструкции, как «либеральный патернализм» и теория «подталкивания», уже получившие в отечественной научной литературе название постнеолиберализма.

Но несомненно, что проблема общественного договора оказалась сегодня в фокусе общественной дискуссии, в связи с чем в условиях быстро идущих перемен мы сталкиваемся с необходимостью переопределения субъектов этого договора и его содержательного ядра -- непротиворечивого конституирования и развертывания понятия «общественное благо» -- или хотя бы «проявления» их нового содержания и объема. При этом значимым фактором анализа является то обстоятельство, что сами социальные субъекты находятся в процессе трансформации, о чем свидетельствуют множественные публикации как в России, так и за рубежом.

Авторы не ставят перед собой задачу охватить все аспекты проблемы выработки нового общественного договора и намерены сконцентрировать внимание -- да и то скорее с позиции постановки задачи -- на той его области, которую принято называть социально-трудовыми отношениями (при очевидной условности выделения данного объекта из всей совокупности социально-экономических отношений), а также на сфере социального обеспечения, понимаемой в широком -- конституционном -- смысле этого термина11.

Подходя к проблеме осмысления новой конфигурации общественного договора, необходимо четко определить базовые характеристики его субъектов и условия их функционирования, концептуальное ядро («предмет») договора, граничные условия проектируемого социального порядка как с точки зрения желаемого, так и с точки зрения возможного с позиции ресурсных и социальных ограничений.

Все вышеперечисленное является, по сути, программой исследовательской работы, которую необходимо провести, чтобы иметь возможность адекватно ответить на поставленный вопрос о новой конфигурации общественного договора в социальной сфере, под которой в данном случае понимается совокупность как трудовых, так и собственно социальных отношений, выходящих за пределы сферы производства и вторичного распределения (например, сфера образования и здравоохранения).

Приступая к рассмотрению вопроса, необходимо сделать ряд замечаний по вопросу об общественном благе как предмете, вокруг которого ведется обсуждение. Представляется целесообразным обозначить некоторые презумпции, которые стороны дискуссии (осознанно или в силу их неотрефлексированности) обычно не артикулируют. Так, сторонники радикально рыночных подходов, ставящие во главу угла проблему эффективности , формально акцентируют внимание на негативном праве (свободах), оставляя на долю позитивного (собственно, прав) обеспечение того необходимого минимума, который позволяет избежать открытого социального конфликта. В области социального обеспечения такой подход структурируется в рамках системы различных пособий с проверкой нуждаемости.

Подобный подход имеет под собой вполне рациональные основания, связанные с исчерпанием модели роста, основанной на кредитном стимулировании спроса. Причем исчерпанным оказался как собственно спрос, что породило феномен «экономики одноразовых вещей», так и возможность его стимулирования за счет потребительского кредитования. Последнее выразилось в росте закредитованности домохозяйств и самого бизнеса до уровней, когда возврат долга представляется проблематичным. Одновременно была исчерпана и возможность географического расширения системы, поскольку в сферу «экономики кредитов» оказались вовлечены все без исключения территории земного шара.

Коль скоро капитализм является экстенсивной системой, основанной на экспансии, разрешение возникшего противоречия может осуществляться исключительно через создание рынков принципиально новых товаров. Поскольку таковых не наблюдается, а платежеспособный спрос на традиционные удовлетворен, единственным выходом является снижение издержек и превращение в товар того, что таковым не является. Отсюда все эти заявления о необходимости приватизации самих условий существования человека, в частности воды, а также ограничение любых альтернативных способов жизнеобеспечения, например в форме налогообложения традиционных (нетоварных) способов ведения хозяйства (иначе говоря, вменение домохозяйствам издержек на занятие данными видами деятельности).

Кроме того, разрешение вышеозначенного противоречия осуществляется через превращение в товар самой субстанциальности человека как биологического существа. Отсюда проистекает не только коммерциализации медицины и образования, но и все расширяющаяся сфера активности «бизнеса» в сферах торговли органами (попытки введения «принудительного донорства»), репродуктивными способностями человека (суррогатное материнство), ювенальная юстиция и т.п. Суть этих явлений именно в поиске новых рынков и новых товаров в условиях кризиса, независимо от того, какие обоснования необходимости их внедрения приводятся публично.

Таким образом, есть весьма серьезные основания утверждать, что все проявляющиеся сегодня тенденции имеют совершенно рациональную экономическую подоплеку, хотя и представляются в форме моральных и правовых дискуссий. И рациональная основа -- исчерпание модели роста, построенной на стимулировании спроса через потребительский кредит.

Собственно, именно эти господствующие в экономической политике большинства стран тенденции вызывают наибольшее сопротивление со стороны социума и провоцируют вопрос о формулировании нового социального контракта.

Трансформация рынка труда -- новое и непонятное

Представляется, что продвигаемые якобы от имени всего бизнеса политиками и экспертами, стоящими на радикальных рыночных позициях, инициативы, вступают в неразрешимое противоречие с интересами других социальных субъектов. И здесь немаловажно оценить те «развилки» и «коридоры возможностей», которые объективно существуют и (или) возникают на современном этапе развития технологии и общества.

В последнее время стало очевидным, что основным объектом политики минимизации издержек стал труд и, шире, человек как его носитель. На это наложились объективные изменения в сфере труда, что создало одновременно множество возможностей и проблем для формирования общественного договора в XXI в., поскольку исторически занятость являлась основным структурным элементом общественного договора, формируя права и обязанности субъектов и непосредственно влияя на распределение ресурсов и власти в обществе.

В результате основной проблемой социального контракта в XXI в. стал растущий уровень неравенства в распределении богатства. И, хотя можно отметить некоторый прогресс в сокращении масштабов нищеты и развитии человеческого потенциала, включая снижение уровня материнской и детской смертности, а также повышение уровня образования, сохранение экстремальных форм бедности и социальная изоляция испытывающих ее слоев по-прежнему вызывают серьезную обеспокоенность.

Многие работники и их семьи во всем мире борются с низкими и колеблющимися доходами, плохими условиями труда и отсутствием социальной защиты. Многие из них продолжают жить в бедности, несмотря на тяжелую работу. Снижение темпов роста спроса, трансформация рынка труда и его перемещение в наименее развитие регионы мира, приведшее к снижению альтернативных издержек на труд, противостоят стремлению образованного и квалифицированного населения развитых стран к достойной и хорошо оплачиваемой работе, что порождает отмечаемый исследователями процесс размывания среднего класса и прекариатизации. Кроме того, фактор социальной мобильности оказался переоцененным и не оправдал возлагавшихся на него надежд.

В большинстве стран молодое поколение уже не может рассчитывать на достижение более высокого уровня жизни, чем их родители. Более того, на них часто переходит задолженность предшествующих поколений, которая образовалась в результате приобретения активов, к этому моменту уже в значительной мере (если не полностью) самортизированных. К этому добавляется растущее неравенство в доступе к здравоохранению, образованию, развитию навыков и занятости. Все это в совокупности препятствует социальной мобильности, одновременно сдерживая экономический и социальный прогресс.

Негативное восприятие ситуации, особенно в среде среднего класса, усиливается ощутимым снижением реальной заработной платы и ослаблением уверенности в стабильности имеющегося дохода. Все это значимым образом влияет на формирование представления о соблюдении сторонами существующего общественного договора.

Хотя у народов очень разные подходы к тому, что считается справедливым распределением ресурсов, некоторые элементы являются общими для многих обществ: требование фактического равенства возможностей, адекватности вознаграждения и допустимая/необходимая степень перераспределения богатства от более успешных к менее успешным членам общества. Очевидно, что решение данных вопросов лежит в сфере социальной доктрины, а не технократических оптимизационных решений.

И то, что проблема неравенства недавно переместилась в центр глобальных дебатов, свидетельствует об осознании факта, что его -- неравенства -- дальнейшее нарастание несет в себе экзистенциальную угрозу для социума. Помимо того, что неравенство провоцирует нарастание социальных протестов во всех формах, включая терроризм и экстремизм, оно все чаще воспринимается как ограничитель возможностей дальнейшего развития человечества. А выявленное группой экономистов под руководством Томаса Пикетти возвращение степени неравенства в распределении доходов к уровню 1913 г. не может не вызывать серьезного беспокойства.

Какие силы разрушают общественный договор?

В последние десятилетия некоторые факторы, определяющие социальный баланс, являющийся основой общественного договора, подверглись драматическим изменениям. И одной из сфер, где действие этих сил проявилось в значительной мере, стала сфера трудовых отношений.

Фактор финансовой глобализации и модели открытых рынков

Одной из основных проблем, с которыми столкнулся общественный договор в XXI в., является глобализация экономики. Хотя глобализация открыла много возможностей, она также способствовала смещению баланса между трудом и капиталом, разрушению целых отраслей промышленности в менее развитых странах, усилению макроэкономической нестабильности и росту неравенства доходов как между странами, так и внутри стран между группами, интегрированными в глобальные рынки, и остальными, замкнутыми на внутристрановое потребление.

Масштабное дерегулирование рынков капиталов, товаров и труда, начавшееся с 1990-х гг., способствовало ускорению процессов поляризации общества по доходам. При этом там, где финансовые рынки доминируют над «реальной экономикой» (т.е. практически повсеместно), выгоды от экономической деятельности все больше концентрируются в руках узких групп, а не распределяются более широко вопреки усердно рекламируемой концепции «просачивания». Это, в свою очередь, влечет рост нестабильности «развивающихся» экономик, все больше зависящих от конъюнктуры на рынках ведущих потребителей сырья и товаров, в первую очередь США.

Следствием кризисов экономических становятся масштабные социальные кризисы. Этот факт иллюстрируют долгосрочные последствия кризиса 2008 г., которые, несмотря на некоторую расчистку банковских балансов от плохих долгов и токсичных активов, продолжают оказывать влияние на экономическую и социальную ситуацию: производственные инвестиции и доходы населения не растут, потребительский спрос стагнирует, соответственно, практически не растет спрос на рынке рабочей силы.

Ряд стран, в первую очередь, США, реагируя на происходящие изменения, фактически перешли к политике скрытого протекционизма и ограничения импорта, что позволило за короткий срок добиться достаточно устойчивого роста предложения рабочих мест.

Технологические вызовы на рынке труда

Утверждается, что глубокие технологические изменения, такие как роботизация и цифровизация, которые некоторые исследователи и политики с легкой руки Клауса Шваба называют «четвертой промышленной революцией», могут оказать масштабное преобразующее влияние на сферу труда. Существуют даже апокалиптические сценарии (которые, впрочем, существуют во все времена), предрекающие «гонку против машины» и даже судьбу лошади для человека в условиях «безработного будущего». Другие указывают на адаптивные способности общества реагировать на эти изменения и возможности, возникающие в части большего распространения творческого труда.

Однако такая обеспокоенность представляется несколько преувеличенной. За прошедший с 2000 г. период никакого драматичного проникновения роботов в промышленность не произошло. По состоянию на 2016 г. лидерами по проникновению роботов в экономику (более 300 на 10 000 работающих) являлись, соответственно, Корея, Сингапур, Германия, Япония, в то время как в странах, являющихся сегодня основными «фабриками» мира (Индонезия, Малайзия, Вьетнам, Китай), их проникновение весьма незначительно. Более того, Китай, который рассматривается как пример роботизированной фабрики будущего, демонстрирует амбивалентность процесса роботизации, в том числе и в части влияния на рынок труда. Так, внедрение роботов на некоторых предприятиях текстильной промышленности не привело к сопоставимому высвобождению рабочих рук. Значительная часть из высвобожденных работников была повторно трудоустроена на тех же предприятиях в связи с расширением. В тех же США с их крайне высокой стоимостью труда темпы роботизации остаются ниже темпов создания новых рабочих мест. Так, в 2015 г. в США была установлена 31 тыс. роботов. При этом ежемесячно в стране создавалось около 38 тыс. рабочих мест.

Немаловажным фактором является и отраслевая специфика процессов роботизации. В наибольшей мере роботизации на протяжении последних лет подвергались автомобильная и электронная отрасли промышленности. В остальных отраслях процессы распространения роботов существенно отставали.

Помимо сказанного выше, существует также методологическая «развилка» в части выбора модели роботизации. Имеются два ее базовых варианта: китайский и европейский. Перечисленные выше страны-лидеры (особенно европейские) ориентированы на роботизацию сложных технологических процессов (что, по всей видимости, характерно для автомобилестроительной промышленности), т.е. на «умных роботов», в то время как Китай -- на автоматизацию простых операций (что больше соответствует потребностям микроэлектроники, где велик процент «человеческой ошибки»). Очевидно, что следствием реализации каждой из этих моделей станут различные по своему характеру структурные сдвиги на рынке труда.

Кроме того, необходимо учитывать, что роботизация автоматически не заменяет человека в существующих процессах. Ее применение наиболее эффективно там, где изначально все процессы проектируются с учетом возможностей роботов. А это предполагает, что «замещение» человека будет происходить постепенно, по мере выбытия существующих основных фондов (а это не одно десятилетие, особенно если рассматривать такие отрасли, как автомобилестроение и электроника, где большинство фондов вполне современные).

Очевидно, что реалистичная оценка социальных последствий автоматизации и роботизации и конструирование на базе этой оценки адекватной системы социального обеспечения потребуют комплексного учета как модели самой автоматизации, так и прогноза развития отдельных отраслей, в которых роботизация будет применяться, а также последовательности и масштабов выбытия имеющихся фондов. Отсюда очевидно, что массовая автоматизация вступает в неустранимое противоречие с радикальной рыночной идеологией, отрицающей планирование и соответствующие методы управления экономикой и социальными процессами. Неконтролируемые же процессы автоматизации неизбежно приведут к острым социальным конфликтам, в результате которых могут происходить в том числе процессы разрушения промышленной базы, являвшейся платформой для внедрения новых технологий.

Здесь необходимо также остановиться на широко используемом в последнее время конструкте «цифровая экономика». С нашей точки зрения, он является скорее метафорой, отсылающей к совокупности разнородных технологий, основанных на обработке и передаче информации в цифровом масштабе. Однако нельзя не отметить, что внедрение «цифровых технологий» обеспечивает улучшение и упрощение процедур информационного обмена во всех сферах деятельности, что, в свою очередь, экономит время на проведение процедур согласования, обмена информацией и принятия решений, снижая попутно риски ошибки в силу обеспечения доступа к большему, чем в иных условиях, объему информации. Так, услуги мобильной связи позволяют сельхозпроизводителям в отдаленных районах эффективней договариваться по вопросам сбыта продукции.

Дистанционная работа обеспечивает экономию ресурсов и в конечном счете времени как невосполнимого базового ресурса, а также позволяет вовлекать в производственные процессы лиц, которым раньше трудоустройство было недоступно в силу различных обстоятельств (например, лицам с ограниченной подвижностью, родителям с маленькими детьми или лицам, обеспечивающим уход за членами семьи).

Таким образом, само по себе снижение коммуникационных и транзакционных издержек не только не ведет с неизбежностью к высвобождению труда, но и создает возможности для расширения сферы его применения.

Организационные вызовы на рынке труда

Новые формы занятости, возникшие на технологическом базисе цифровых технологий, с неизбежностью вступают в конфликт с традиционно понимаемыми правами и обязанностями субъектов трудовых отношений. В то время как существующая система построена на тезисе, что работодатели несут ответственность за благосостояние привлеченной рабочей силы, а работник выполняет производственные функции лично и под контролем нанимателя, в экономике «по требованию» и работодатель, и работник такую ответственность принимают весьма неохотно и далеко не всегда. Более того, сама функция работодателя может расщепляться на «покупателя» труда (т.е. того, кто запрашивает услуги) или «организатора» (платформу). Примеры такого расщепления функций демонстрируют системы, подобные Uber или Яндекс.

В настоящее время многие страны пытаются определить статус таких работников и обеспечить их соответствующую защиту, принимая во внимание, что границы между трудовым и коммерческим правом размыты. Хотя эти новые формы занятости в настоящее время затрагивают меньшинство, многие наблюдатели ожидают, что в ближайшем будущем численность охваченных ими людей будет расти в геометрической прогрессии.

Еще одним вызовом является распространение неформальной занятости, которая во многих регионах мира является источником высокого неравенства и бедности, низкого уровня гарантированного дохода и оторванности от системы социального страхования. Неформальная экономика процветает в условиях низкого уровня экономического и технологического развития, связанного с дефицитом спроса на массовый квалифицированный и достойно оплачиваемый труд. Существующие институты трудовых отношений сталкиваются с трудностями в решении этих проблем и пока не справляются с задачей поиска новых способов агрегирования интересов работников.

Рост неформальной занятости является значимым индикатором неблагополучия в системе. Эффективный общественный договор требует справедливого баланса между правами и обязанностями, эффективного применения закона и соответствующих ему правоприменительных практик, а также эффективных механизмов подотчетности. Если граждане не могут доверять государству, если законы не соблюдаются справедливым и эффективным образом, если правовые и институциональные основы функционирования воспринимаются как неэффективные, если налоговая система не воспринимается как справедливый и эффективный механизм для финансирования общественных потребностей, соблюдение формальных условий общественного договора, отраженных в нормах права, будет оставаться низким.

Третьим аспектом структурных изменений на рынке труда стало ослабление его («труда» как консолидированного социального субъекта) организационной структуры. Рост безработицы и неполной занятости, связанные с перемещением производства в страны Юго-Восточной Азии, на фоне обеспеченного технологическими новациями и доступностью потребительского кредита роста материальной обеспеченности, способствовал изменению характера трудовых отношений и ослаблению институтов рынка труда, прежде всего профсоюзов. При этом сами профсоюзы также не продемонстрировали должной гибкости в адаптации к быстро меняющимся условиям.

Ослабление позиции профсоюзов привело к утрате ими влияния на процесс проведения коллективных переговоров и в сфере организации коллективных действий. Некоторые исследователи даже высказывали опасения, что данный процесс будет только ускоряться по мере развития «нестандартных» форм занятости. Однако в ряде стран на политическом уровне были предприняты меры по активизации коллективных переговоров, что позволило частично охватить их условиями не только малые и средние компании, но даже часть мигрантов.

Направления поиска решения

Сегодня признается, что избыточное неравенство препятствует устойчивому экономическому росту и подрывает потенциал развития. Тем не менее похоже, что это осознание еще предстоит воплотить в конкретную политику, чтобы осмысленно решить проблему и подойти к выработке обновленного общественного договора.

В то время как нарастание нестабильности увеличивает потребность в расширении перераспределительных механизмов, бюджетные возможности практически повсеместно сокращаются в результате сохранения политики свободы перемещения капиталов, от которой выигрывают прежде всего транснациональные компании и банки. Международные институты лишь констатируют факт эрозии фискального суверенитета, однако не пытаются выйти за пределы господствующей парадигмы, что заставляет ожидать продолжения процессов роста неравенства как между странами, так и внутри каждой из них.

Системы социальной защиты вместе с налоговыми системами являются ключевыми инструментами политики перераспределения. Мы можем наблюдать, что недавно большое количество развивающихся стран (в том числе Польша и Китай через снижение ранее установленного возраста выхода на пенсию), расширили свои системы социальной защиты с целью сокращения бедности и устранения неравенства. Однако ряд стран пошли по пути сокращения системы социальных гарантий, в первую очередь в части пенсионного обеспечения, что неминуемо должно подстегнуть процессы имущественного расслоения.

Вместе с тем можно констатировать, что пока еще не выработаны даже на теоретическом уровне эффективные механизмы адаптации перераспределительного контура экономики (а значит, и правового регулирования этих вопросов) к быстрому и постоянному изменению технологических и социальных условий. И сегодня необходимо приложить дополнительные усилия для обеспечения того, чтобы механизмы социальной защиты могли и впредь выступать в качестве инструмента социальной солидарности, основанной на принципах перераспределения рисков между поколениями и внутри них с учетом как способности участников системы оплачивать свое участие, так и потребности в получении выплат.

Осуществлять это вовлечение необходимо за счет инициирования процессов создания широких коалиций представителей таких групп, как самозанятые, мигранты (внутренние и внешние), занятые в неформальном секторе, различные кооперативы, группы пользователей, ассоциации трейдеров и иные организации гражданского общества, основанные на членстве. Необходимы определенная «реновация» профсоюзного движения, в том числе и на основе национально-территориальных организаций (землячеств); со стороны работодателей -- решение задачи эффективного представления интересов малых и средних предприятий. Эффективность социального диалога в существенной мере зависит от достижения такого представительства.

В ряде стран уже существуют механизмы обеспечения социальной защиты «уязвимых групп работающих», в том числе лиц, занятых у нескольких работодателей, самозанятых и индивидуальных предпринимателей. Они могут дать ценные уроки для адаптации систем социальной защиты к сегодняшним потребностям работников.

В области теории построения принципиально новой системы социального обеспечения населения страны необходимы также выработка механизмов адаптации к происходящим изменениям и их закрепление в новом общественном договоре. Одним из основных инструментов адаптации к быстро изменяющимся условиям могут стать детальная разработка и последующая имплементация принципа построения матрицы рисков жизненного цикла, которая бы охватывала и описывала весь перечень социальных и индивидуальных рисков, сопутствующих человеку на всех этапах его жизни и деятельности. Анализ характера и природы каждого риска позволит определить организационные формы защиты и источники их финансирования (покрытия), а матричная структура обеспечит достаточную гибкость системы в условиях постоянных изменений при сохранении концептуального и методологического единства подходов к решению возникающих задач.

В заключение еще раз повторим достаточно очевидное утверждение, что для преодоления вызовов сегодняшнего дня необходим системный подход к выработке решений, охватывающий концептуальные, экономические и институциональные аспекты разработки проблемы, а также содержащий в себе четко артикулированный образ желаемого будущего.

Библиография

Глазьев С. Ю., Микерин Г И. Либерально-патерналистская интерпретация «третьего пути» как реакция на переход к инновационной экономике // Российский экономический журнал. -- 2008. -- № 5--6.

Марыганова Е. А. Размывание среднего класса -- угроза развитию социального государства // Управление. -- 2017. -- № 2 (16). -- С. 62--68.

Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. -- М., 2011. -- 479 с.

Пикетти Т Капитал в XXI веке. -- М., 2015. -- 592 с.

Ролз Дж. Теория справедливости. -- Новосибирск, 1995. -- 535 с.

Росс Л., Нисбетт Р Человек и ситуация. -- М., 1999. -- 435 с.

Руссо Ж.-Ж. Трактаты. -- М., 1969. -- 704 с.

Стиглиц Дж. Великое разделение. -- М., 2016. -- 475 с.

Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс / пер. с англ. -- М., 2014. -- 328 с.

Талер Р, Санстейн К. Nudge. Архитектура выбора. Как улучшить наши решения о здоровье, благосостоянии и счастье. -- М., 2017. -- 240 с.

Труд во имя человеческого развития : доклад о человеческом развитии, резюме. -- ООН, 2015. -- 32 с.

Шваб К. Четвертая промышленная революция / пер. с нем. -- М., 2016. -- 208 с.

Buiter W. The Role of Economic Policy After the New Classical Macroeconomics (Macroeconomic Analysis: essays in macroeconomics and econometrics) / ed. by D. Currie, R. Nobay. -- D. L., 1981. -- 269 р.

Cyclical Upswing, Structural Change. World Economic Outlook, April 2018 // IMF. 2018. -- 282 p. -- URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/ Issues/2018/03/20/world-economic-outlook-april-2018 (дата обращения: 23.04.2019).

Deaton A. The Great Escape: Health, Wealth, and the Origins of Inequality. -- Princeton University Press, 2013. -- 360 p.

Eichhorst W., Holger H., Rinne U. Youth Unemployment in Europe: What to Do about It? // Policy Paper. -- Bonn. July 2013. -- No. 65. -- 17 p.

Ford M. Rise of the Robots: Technology and the Threat of a Jobless Future. Basic Book. -- New York, 2015. -- 334 p.

Ostry J., Berg A., Tsangarides Ch. Redistribution, Inequality, and Growth // IMF. -- Feb. Washington, 2014. -- 30 p.

Promoting Formal Employment Among Youth. Innovative Experiences in Latin America and the Caribbean. -- ILO. -- Geneva, 2015. -- 63 p.

World Employment and Social Outlook 2015: The Changing Nature of Jobs. -- ILO. -- Geneva, 2015. -- 162 p.

Размещено на Allbest.ru