Политические и правовые учения XVI-XVIII вв.

10. И. Кант о вечном мире

Данное сочинение Канта более других нуждается в характеристике эпохи, откликом на которую стала трансцендентальная этика, и надстроенные над ней философско-правовые и философско-исторические идеи. Хочется подчеркнуть: а) эпохи, а не просто социально-исторической ситуации, б) Западной Европы XVI-XVII столетий, а не просто Пруссии конца XVIII в., в которой Кант обретался.

Западная Европа после Реформации - это регион жестоких религиозных войн. За попыткой христианского евангелического возрождения следует церковный раскол и полоса вооруженных столкновений между враждующими вероисповеданиями.

Конфессиональные конфликты конца XVI - первой половины XVII в. возникают на «высоком градусе набожности». Религиозный раздор становится средством укрупнения давно сложившихся позднефеодальных конфликтов. Главными агентами религиозных войн оказываются люди цинично расчетливые и достаточно равнодушные к исканиям веры. Знаменательнейший феномен рассматриваемой эпохи - достаточно массовое участие католиков в наемных армиях протестантизма и протестантов - в католических наемных войсках.

Триумфом этого религиозно-идеологического позднефеодального милитаризма стала Тридцатилетняя война в Германии (1618-1648). Она на 2/5 сократила население страны, обессилила ее сельское хозяйство, ремесло и торговлю; подорвала всю организацию образования и породила причудливые экологические бедствия.

«Бедствия в Германии, - заключал Шиллер, - достигли столь крайнего предела, что миллионы языков молили лишь о мире, и самый невыгодный мир казался уже благодеяниями небес»[1].

Благороднейшим выражением этого безоговорочного (аподиктического) стремления к миру стала философско-публицистическая проповедь веротерпимости, прозвучавшая из уст таких замечательных западноевропейских литераторов, как Мишель Монтень, Пьер Шаррон, Пьер Бейль и Гуго Гроций. У нас эти мыслители, «апостолы толерантности», уже воспарявшие умом и до проектов планетарного замирения, - мало известны.

Теперь давайте посмотрим, как проблематика войны и мира осмыслялась в период, непосредственно предшествовавший появлению кантовского трактата.

Упрочение режимов абсолютной монархии привело к известному умерению внутриевропейских вооруженных конфликтов и к изменению самого их характера. Тридцатилетняя война позабылась, более того - оказалась тенденциозно вытесненной из памяти. Феодальные войны мельчали, превращались в полевые дуэли между монархическими дворами, подчинялись множеству почти ритуальных условностей. Умами дипломатов все более завладевала мысль о том, что войны можно смягчить, облагородить, цивилизовать, превратив тем самым в инструмент правового решения межгосударственных конфликтов и даже в постоянный политический фактор, который взбадривает экономику, технику и культуру. Этот милитаристско-цивилизаторский образ мысли можно было одолеть только с позиций строгой морали, поставившей себе на службу мысленный эксперимент (рациональную культуру продуктивного воображения). Именно этим путем и движется Кант. Он не отрицает, что до известного времени войны могли работать на благо цивилизации. Они, например, способствовали сплошному заселению Земли, поскольку вытесняли людей в самые суровые ее регионы. С той поры, как решающим условием ратных успехов стала сложная военная техника, подготовка к войне стимулирует общее развитие производства, а это значит и экономическую инициативу, и - косвенно - культуру, науку, предпринимательскую свободу. Но тот, кто видит это, должен видеть (воочию представлять в уме) еще и другое: «величайшие бедствия, терзающие культурные народы, суть последствия войны»[2].

К мысли о возрастающей жестокости, разрушительности и рискованности войн Кант пришел не сразу. В сочинениях 80-х годов он еще склонялся к толкованию их как одной из «хитростей разума», обращающего раздоры между отдельными индивидами и консолидированными группами людей на пользу человеческого рода.

Но, как показывает детальное исследование Ф. Герхарда, к середине 90-х годов философ прочно утвердился в следующем убеждении: «Война исторически изжила себя. Преимущества, которые раньше с нею связывались, теперь должно (и возможно) обеспечить только в условиях мира».

Эта позиция твердо проводится в трактате «К вечному миру», который появился в 1795 г.[3] и с того времени остается предметом непрекращающихся философских, правоведческих и политологических дискуссий. Идеалистическому благодушию апологетов «цивилизованной войны» Кант, в качестве образцового представителя строго этического идеализма, противопоставляет «нагнетание страха перед войной», - методичное, рационально продуманное и опережающее время.

Согласно Канту, устремление к миру между народами коренится в очевидностях морально-практического разума, однако действенным мотивом политического поведения оно становится только благодаря осознанию предельной опасности войны, над прояснением которой уже поработала философская и общественная мысль. Мы ясно видим это, когда смотрим на умственное усилие Канта из XX и XXI столетия. Трудно не согласиться со следующей констатацией О. Хёффе: «Удивительно, но Кант, не знавший ничего подобного современному оружию массового уничтожения, думал как раз о предельном риске глобальной войны. Он говорил об «истребительной войне», «которая позволила бы установиться вечному миру лишь на великом кладбище» человечества. В отличие от большинства пацифистов своего времени Кант отправлялся от самой худшей из возможных перспектив. Он мыслил войну такой, какой ее на деле увидит лишь термоядерный век.

Трактат Канта и принадлежит этому потоку, и выбивается из него.

На публицистике миролюбия лежала печать утопического образа мысли, восходящего к эпохе Возрождения. Сплошь и рядом она выполнялась в манере «романов о государстве». Мир между народами мыслился как одно из измерений социально совершенного устройства.

Кант далек от подобных ожиданий. И в самом трактате «К вечному миру», и в сочинениях, которые его предваряли, он специально подчеркивает, что стабильное замирение следует отличать от мечты о возвращении в «золотой век» (ответственный философ, полагает Кант, вообще не должен всерьез принимать это понятие). В трактате нет места образу «полной гармонии», которая однажды «снимет» (диалектически устранит) все людские противоречия и конфликты. Идею гармонизации социума позволительно относить лишь к потустороннему, уже не нами устраиваемому царству. Никаких проектов «земного рая» Кант не приемлет. В нашей власти лишь упорядочение (если говорить точно - правоупорядочение) сталкивающихся людских притязаний.

Прогресс человечества, по Канту, - стихийный процесс, но целенаправленная воля человека может задержать или ускорить его. Вот почему людям необходимо иметь перед глазами ясную цель. Для Канта вечный мир - идеал, но одновременно и идея, имеющая не только теоретическое, но и практическое значение как руководство к действию.

Список использованной литературы

1. Ануфриев Е.М., Лесная П.А. Российский менталитет как социально-политический феномен // Социально-политический журнал. 2007. №3-7.

2. Вятр Е. Социология политических отношений. - М., 2008.

3. Иванов В.Н., Назаров М.М. Политическая ментальность: опыт и перспективы исследования // Социально-политический журнал. 2008. №2.

4. Основы политической науки. Учебное пособие для высших учебных заведений. Ч.2. - М., 2005.

5. Политический процесс: основные аспекты и способы анализа: Сборник учебных материалов / Под ред. Мелешкиной Е.Ю. - М., 2001.

6. Политология для юристов: Курс лекций. / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. - М., 2007.

7. Политология. Курс лекций. / Под ред. М.Н.Марченко. - М., 2006.

8. Политология. Учебник для вузов / Под ред. М.А. Василика. - М., 2004.

9. Политология. Энциклопедический словарь. - М., 2003.

10. Соловьев А.И. Политология: Политическая теория, политические технологии: Учебник для студентов вузов. - М., 2007.

11. Чудинова И.М. Политические мифы // Социально-политический журнал. 2006. №6.

Размещено на Allbest.ru