Информационное противоборство

Уже к концу 19 века юристам-международникам стало понятно, что «международная практика не признает различия законных и незаконных поводов войны». К этому времени опыт межгосударственных отношений, в противоположность постулировавшимся Гуго Гроцием и его последователями представлениям, показал, что войны «возникали гораздо чаще ввиду достижения определенных политических целей, нежели из-за нарушений между государствами права».

Также как в период становления индустриального общества в начале становления общества информационного в межгосударственных отношениях доминируют интересы, в первую очередь интересы политические, заставляя использовать средства, адекватные этим интересам. Государственное противоборство, перешедшее в информационное пространство, порождает информационное противоборство, включающее в себя как наиболее острую форму информационные войны. Тем не менее, это не отменяет регламентацию межгосударственных отношений нормами международного публичного права. Ясно, что многие из его положений, будучи разработанными и нормативированными применительно к условиям классических войн, требуют доработки, если не по духу, то по форме.

Вне зависимости от используемого оружия война остается так же, как и сто лет назад «организованной вооруженной борьбой между государствами ради приобретения, восстановления нарушенных или сохранения или восстановления спорных публичных прав или интересов, или ради установления новых правоотношений путем принудительного подчинения воли одной стороны воле другой». Правда, до сих пор международное право не сумело выработать принимаемого всеми участниками международного сообщества определения понятий войны или вооруженной борьбы. Тем более не существует нормативных или общепризнанных определений вооруженной борьбы в информационной сфере. Это - первоочередная задача современной международной правовой теории.

Первоначально, вероятно, можно было бы ограничиться согласием разрабатывать этот вопрос при общем понимании (если такового удастся достигнуть), что речь ведется об особом виде межгосударственных отношений, при которых для разрешения существующих межгосударственных противоречий используются методы, средства и технологии силового воздействия на информационную сферу противника.

В этом случае информационная война могла бы рассматриваться как обеспечение государственных интересов информационными средствами деструктивного воздействия, как ведение информационного противоборства наиболее решительными, насильственными мерами.

Цели любой войны не ограничены «справедливыми причинами», они направлены за их пределы - на достижение притязаний, не охраняемых даже «естественным» правом, не говоря уже о «волеустановленном». Ничто не ставит под сомнение и то, что достижение при помощи любой, в том числе информационной войны цели завоевания или поражения противника противоречит принципу суверенного равенства государств.

Любой конфликт между государствами может иметь экономический или политический характер, но в любом случае это не исключает трактовки связанного с ним спора как правового. Конфликт является экономическим или политическим в отношении затрагиваемых интересов, но он является правовым в отношении правопорядка, контролирующего эти интересы. Политический характер спора не исключает его правовой формы.

На каком-то шаге в рамках категорий, используемых в Уставе ООН, «конфликт» переходит в фазу, оцениваемую как «угроза применения силы» (п. 4 ст. 2), которую приобретает предшествовавший «спор», тогда как «ситуация» в этой фазе конфликта предстает, очевидно, в форме «угрозы миру», как это трактуется в ст. 39 Устава.

Тем самым применение информационных средств, способных нанести ущерб другому государству в различных стадиях его реализации может рассматриваться и как «угроза применения силы», и как «угроза миру», то есть создавать ситуацию, прямо противоречащую «Цели и Принципам Объединенных Наций».

Любое применение информационных средств в деструктивных целях в межгосударственном конфликте может квалифицироваться как акт агрессии, вне зависимости от того, каким маршрутом и с какой территории это было совершено. Мало того, использование территории третьего государства для этих целей влечет лишь вовлечение его в конфликт, но не перенесение на него ответственности за агрессию.

Все установленные международно-правовые принципы, касающиеся таких понятий как «применение силы», «акт агрессии», «вооруженное нападение» или «акт войны», сходятся в том, что предусматривают наличие оружия и его применение. Иными словами, все они вступают в силу, когда появляется особая угроза, возникающая от применения оружия, в частности, вооруженное нападение предусматривает определенный уровень физического поражения и/или захвата территории государства, по отношению к которому было совершено нападение. Следовательно, первой и основной задачей, стоящей перед международным публичным правом в части развития права международных информационных конфликтов, является определение информационных средств деструктивного воздействия как возможного вида оружия.

Если последствия проведения информационной операции оказываются сопоставимыми с последствиями применения обычных видов вооружения, следует признать законным (с международно-правовой точки зрения) право государства на самозащиту и коллективную защиту, как это предусматривается Уставом ООН. При этом может допускаться проведение не только ответной информационной операции, но и традиционных военных действий (при условии соблюдения принципов необходимости и пропорциональности). Такой подход, в свою очередь, вызывает необходимость решения ряда новых вопросов, к числу которых следует отнести определение порогового уровня информационных атак, после достижения которого становятся допустимыми ответные действия, обоснование оправданности и пропорциональности, принципы идентификация агрессора, а также возможность действий против третьей страны, с территории которой осуществляется информационная операция. На практике выявление стороны-агрессора является наиболее трудной задачей.

В разработанных экспертами МО СШВ «Оценках международно-правовых вопросов информационных операций» высказывается точка зрения, что если анонимная информационная атака может быть достоверно идентифицирована как спланированная и проведенная другим государством акция, то потерпевшая сторона будет иметь право опротестовать их и, возможно, инициировать разбор сложившейся ситуации на слушаниях в международной организации. И только в случае, если международное сообщество убедится, что такая атака или серия атак могут рассматриваться как «вооруженное нападение», пострадавшему государству следует предоставить право проведения ответных действий, как путем проведения встречной информационной операции («сетевой атаки»), так и традиционными силовыми действиями.

Соответственно следующим важным шагом в развитии права информационных конфликтов должно стать определение критериев отнесения тех или иных объектов к критическим национальным и международным структурам.

Практически все члены международного сообщества признают необходимость определить и согласовать на международном уровне перечень ключевых информационных систем (как государственных, так и не государственных), функционирование которых является критически важным для обеспечения жизнедеятельности и национальной безопасности государств. Выделение такого класса информационных систем позволит определить по отношению к ним повышенные меры защиты, включая правомочность принятия ответных мер «активной обороны» в случае проведения против них информационных операций. Это позволит также выработать экстренные механизмы международного реагирования на угрозы в информационной сфере, учитывающие степень их воздействия на национальную безопасность различных стран.

Еще одна важная проблема, требующая обсуждения на международном уровне, касается использования в мирное время информационной операции (на уровне существенно ниже, чем вооруженное нападение) как инструмента государственных санкций или вмешательства. В соответствии с правом, в случае нарушения прав наций, находящихся под защитой международного права, предусматриваются пропорциональные ответные действия потерпевшего государства, если они не направлены на провокацию использования военной силы. Среди таких контрмер могут рассматриваться: разрыв дипломатических отношений, торговое и транспортное эмбарго, отказ от оказания помощи, блокирование банковских активов, принадлежащих другой нации и т.д. Однако звучат предложения отнести к числу таких действий также и введение ограничений на информационные возможности «страны-нарушителя». В случае их принятия, если принцип введения международного эмбарго будет распространен на информационную сферу, тот, кто будет контролировать рынок коммуникационных и информационных услуг в мире (в том числе в экономической сфере), будет фактическим монополистом в части использования и этого инструмента.

Есть свод специальных принципов, которыми участники вооруженного противоборства должны руководствоваться при всех обстоятельствах. Их можно объединить в следующие группы:

· принципы, ограничивающие воюющих в выборе средств и методов ведения войны;

· принципы защиты прав комбатантов (сражающихся) и некомбатантов;

· принципы защиты прав гражданского населения, а также определяющие правовой режим гражданских объектов;

· принципы нейтралитета и отношений между воюющими и нейтральными государствами.

Названные принципы сложились в результате длительного процесса кодификации и развития международного права, применяемого в период вооруженных конфликтов. Очевидно, что этот процесс шел без учета возможности применения информационных средств воздействия и информатизации как военной, так и критической гражданской сферы воюющих сторон. Поэтому ответ на вопрос о применимости всех принципов гуманитарного права к информационному противоборству не является очевидным и требует специального анализа. Разобрать все источники международного гуманитарного права в данной работе не представляется возможным, поэтому ниже будут рассмотрены только основные его нормы и положения.

Кроме того, в современном международном праве имеется ряд документов, относящихся к вопросам уголовной ответственности отдельных лиц за агрессию и за серьезные нарушения норм в ходе ведения войны. К ним относятся: Уставы Международных военных трибуналов (Нюрнберг и Токио) 1945 года; Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества 1968 года; резолюции Генеральной Ассамблеи ООН о выдаче и наказании военных преступников [3(1) от 13 февраля 1946 г.] и о принципах международного сотрудничества в отношении обнаружения, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях против человечества [3047 (XXVIII) от 3 декабря 1973 г.], и др. Эти документы также требуют адаптации к условиям вооруженных конфликтов с применением информационного оружия. Эта адаптация не должна потребовать больших усилий, при условии, естественно, юридического признания наличия такого вида оружия и информационной войны как вооруженного конфликта.

Таким образом, немалую сложность на практике вызовет поиск ответов на вопросы, связанные с вооруженными конфликтами в информационной сфере: какие ситуации охватываются этим понятием; каков круг лиц, защищаемых нормами права в данных конфликтах; где та грань, за которой немеждународный информационный вооруженный конфликт переходит в международный; какими нормами права (международными или внутригосударственными) регламентируются действия воюющих сторон в таких конфликтах и др.

В соответствии с Конвенцией о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие, 1981 года и тремя протоколами к ней запрещается использование любого оружия, основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые не обнаруживаются в теле человека с помощью рентгеновских лучей.

Запрещается убивать, наносить ранения или брать в плен противника, прибегая к вероломству, под которым понимаются действия, направленные на то, чтобы вызвать доверие противника. Вместе с тем международное право не запрещает использование военной хитрости с целью ввести противника в заблуждение, побудить его действовать опрометчиво, например, посредством маскировки, ложных операций и дезинформации. Это серьезно снижает потенциал гуманитарного права в отношении средств, для которых объектом воздействия является собственно информация, а также средств психологического воздействия.

3. Информационная безопасность в практике международных отношений