Дискурсивные основания политического участия в России

Нормативно неприемлемым респонденты считали, например, участие в фальсификациях на выборах. В то же время участвующие в фальсификациях морально не осуждаются обывателями, осуждается сама система выборов, которая вынуждает людей действовать в обход нормативной системы. Все респонденты отказали в доверии выборам.

Респондент 8: Ну фикция, ну выборы - фикция, всё равно вот, они как это, Путин с Медведевым, Путин с Медведеым, Медведев сейчас премьер-министр он вообще никакой! Он по-моему даже не понимает, чем он занимается

Отрывок из интервью с Респондентом 11.

Вопрос: Но по данным выборов их [сторонников В. Путина - НС] большинство, у путина на выборах около 60%

Ответ: Не верю!

Вопрос: То есть вы думаете, что выборы были подтасованы?

Ответ: Да, да, я думаю, да. Потому что судя как мы живем… не уверена, мне кажется да. Да, и я в этом уверена как-то вот. Но опять же, показывали и по интернету, подтасовки были. И опять же вот да, по центральному телевидению, ну невозможно чтобы так все ровно и гладко проходило. И вот такие моменты, они почему-то где-то чего то очень мало освещались. Но тоже вот большой знак вопроса, не знаю

Нормативная неприемлемость социальной реальности носит у обывателей холистский характер и отражается в речи респондентов употреблением обобщённых выражений и оборотов: «кругом», «везде» и т.п. Например, развернутые ответы Респондента 1 зачастую заканчивались фразой «потому что везде коррупция». Неприемлемость социальной реальности носит имплицитный характер. Респонденты не могли чётко артикулировать то, чем они недовольны, ответы зачастую носили эмоциональный характер, содержали значительное число риторических вопросов и восклицаний.

Имплицитная нормативная неприемлемость внешнего ложится в основу девальвации Другого. На вопросы об отношении к другим людям, респонденты демонстрировали на первый взгляд противоречивую логику: все собеседники считали невозможным для себя принимать участие в организациях и группах для решения вопросов общей значимости, несмотря на декларативное доверие к большинству людей за пределами круга родственников и близких знакомых. Объяснение данного противоречия заключается в том, что в сознании обывателей практически не рефлексируется разность групп. Базовой недифференциируемой идентичностью обывателей является «народ», «простые люди». Декларируемое доверие к большинству людей не означает доверия к Другим, но означает доверие лишь к себе.

Медиа практически не играют конститутивной роли при формировании идентичности народ и когнитивных структур агентов. Медиа преимущественно вынесены за пределы народа, они дают лишь информационные поводы, которые затем обсуждаются в пределах ближайшего круга. Вынесение оценки, формирование отношений, а вместе с тем - конституирование агентов, происходит в пределах доместицированных сетей. Сформированное в сети отношение не рефлексируется как партикулярное и экстраполируется затем на народ.

Особенное недоверие обыватели высказывают в отношении федеральных телеканалов. В ходе интервью респонденты часто ссылались на федеральные телеканалы без специального вопроса, при этом негативно их маркируя. Со многими респондентами негативное отношение к федеральным телеканалам становилось доминирующей темой при интервью. Отсылка к нечестности медиа шла постоянно, сопровождалась риторическими восклицаниями, тема активно вовлекала в общение. Федеральные телеканалы перестали быть медиа в том смысле, что они не являются фоновым институтом для столкновения партикулярных точек зрения. Напротив, сами федеральные телеканалы становятся предметом рефлексии.

Респондент 6: То есть они [власть - НС] осознают, что на грани, мне кажется где-то в глубине да, что они уже на грани… Но вот эта показуха, конечно честно говоря, уже надоела по телевизору. Ну это все, все ну вот кто более менее вот что-то соображали они все понимают, что это показушничество натуральное…

Респондент 11: То есть то же самое освещается, но у него [о ведущем на телеканале РЕН-ТВ - НС] какие-то вот такие острые моменты он во всяком случае произносит. По Первому каналу этого нет. Ну и вот выборы, мы тоже сравнивали. По Первому каналу, второй канал, РЕН-ТВ, я даже не помню, даже вот второй канал отличался от Первого. А вранье на вранье по Первому, мы просто были в шоке!

Частично функции медиа выполняет интернет. В ходе интервью выражение недоверия к федеральным телеканалам зачастую сопровождалось их противопоставлением интернету, как источнику объективной информации. Респонденты, не пользующиеся интернетом самостоятельно, ссылались на друзей и родственников - активных пользователей. Респонденты, использующие интернет самостоятельно, придавали большое значение комментариям, доверяли им как мнению других людей.

В отсутствие полноценной медиации недовольство обывателей не эксплицируется. Обыватели сохраняют своё недовольство в имплицитной форме, пассивно адаптируясь к изменению внешних условий См.: Гудков Л. Инерция пассивной адаптации // Pro et contra. - 2011. - Январь-апрель. - С. 20-42.. Структурные условия формирования агентов не обеспечивают их возможностями принимать участие в социально-преобразовательной деятельности.

Противоречивыми остаются характер идентичности народ. Несмотря на неспособность идентифицировать Другого, обыватели оказываются способны сконструировать воображаемое сообщество, носящее эксклюзивный характер. При этом антипод народа - государство, не имеет однозначной негативной маркировки. Антиномии отношения россиян к власти и к государству хорошо известны и неоднократно описаны в литературе См., например: Гудков Л. Российский авторитаризм: институциональный и общественный контекст. URR: http://www.liberal.ru/articles/cat/1313 (Дата обращения: 02.06.2013). Главным источником противоречий на сегодняшний день становится сочетание государственный патернализма с феноменом институционального недоверия. Полисемия, возникающая в результате такого сочетания, предотвращает политизацию отношений власти и народа.

Государство: Свой или/и Другой

Обыватели разделяют консенсус по поводу нормативных функций государства. От государства ожидаются высокие социальные гарантии, выполнение регулирующих функций. Все респонденты считали, что государство обязано заботиться о пенсионерах, детях, в разной степени опосредовать социальные отношения.

Респондент 12: я считаю, что политика и люди, которые политики, они прежде всего [должны - НС] работать для общества, улучшать отношения в обществе, какую-то, ну, в принципе, может я не права, они должны отвечать абсолютно за все, начиная от социальной сферы какой-то и заканчивая развлечениями народа и досугами, всем остальным, вот не знаю почему, я думаю.

Дуалистичность государства проявляется в сознании обывателей отсутствием дифференциации подсистем общества. Респондент, работающая 15 лет в частном секторе, считала, что в её профессиональной болезни виновато государство, которое должно компенсировать недуг в виде большой пенсии:

Респондент 7: Вот вы разбирайтесь, почему такая зарплата низкая. Вот целый день человек стоит на ногах работает. Ну я опять же по своей это, знаешь чего. Вот мне обидно, что я лишусь ног в своё время, я от государства это заработаю, потому что я на него работала. Вот так же.

При этом респондент позитивно относится к предпринимательской деятельности и хорошо отзывается о своих работодателях.

Высокие ожидания от государства не оказываются производными от правовых норм, гарантирующих населению социальные и другие права. В своей критике государства респонденты ни разу не сослались на Конституцию, иные правовые акты. Ожидания от государства заложены в нормативном поле агентов, противопоставленному всему экзогенному. Конституция рассматривается как компонент сегодняшнего аморального государства. Респонденты, достигшие совершеннолетия в советское время, при обсуждении функций государства, выбирали в качестве нормативного референта советское государство. Респонденты моложе, высказывая те же тезисы, ссылались на примеры европейских стран - Германии, Швеции, Норвегии.

Отношение респондентов к государству нельзя однозначно определить как патерналистское. Ожидая от государства значительного участия в жизни людей, респонденты трактовали его как инструмент производства коллективных благ. Противопоставляемое нормативному государству (здесь под этим понимается образ того, каким должно быть государство) сегодняшнее государство в сознании респондентов выступает как совокупность сетевых структур, действующих исключительно в своих интересах.

Респондент 12: Потому что я считаю, что у нас процентов наверное 80 людей, которые идут в политику, идут туда для бизнеса. Они никак не идут туда для того, чтобы заботиться непосредственно… И мне кажется тем, чем они занимаются, это… не все, я не могу сказать обо всех, но большинство, наверное, они лоббируют свои интересы, интересы тех людей, которые их привели во власть.

Респондент 14: Они [«простые люди» - НС] знают, что вот это вот кучка, у которых власть, у которых деньги, они найдут рычаги, для того чтобы все это дело подавить

Властные сетевые структуры, в отличие от народа, обладают двумя ресурсами - властью и деньгами. Власть воспринимается обывателями именно как ресурс, говоря о власти респонденты преимущественно говорят «у власти», «к власти», «власть-имущие», реже - «во власть». Человек у власти сразу выносится в категорию Они, он перестаёт быть «простым человеком», а значит - не разделяет этическую установку об аморальности экзогенного. При этом источником негативной маркировки является не власть сама по себе, а богатство. Богатство, а тем более демонстрация роскоши, считаются аморальными в условиях наличия других общих для всех социальных проблем.

Респондент 1: Ну, во первых, большинство богатых это воры… Иногда богатство такое, что… вот не нужно столько денег. Правда не нужно. Если у тебя так много, почему ты не можешь поделиться со стариками с нашими…

Негативное отношение к богатству обусловлено не только нормативной неприемлемостью имущественного неравенства. Обыватели ощущают стирание границ между подсистемами общества, маркетизацию общества и государства. Зачастую, именно превращение денег в унифицированный регулятор общественных отношений респонденты приводили в качестве примера несправедливости.

Респондент 8: Ну так что, а так вот дальше мы дойдем до того, что можно и кого-то обмануть, убить зато главное мы деньги заработаем! Кого-то и в тюрьму можно запрятать, главное деньги заработать! Поэтому тебе и говорю, я не пойду [на митинги - НС], я не верю если сейчас соберется, и они, которые там сидят на своих сладких местах, имея такие зарплаты, имея плюс к тому, что у них и бизнес свой, и они могут его потерять, неужели они позволят?

Остро ощущаемое переплетение власти и богатства приводит к их неразрывной связи в сознании обывателей.

Отрывок из интервью с Респондентом 8:

Ответ: даже вот в эту власть когда я говорю, ну ты же идёшь во власть, в администрацию, ну, не в администрацию города, а в мэрию, ты же понимаешь, что ты должен там работать, чтобы твоим гражданам, твоего города, было хорошо, а не зарабатывать деньги. И мне говорят, что я дура.

Вопрос: Почему?

Ответ: Ну потому что сейчас какие горожане?! Это зарабатывание денег!

Респондент 14: Как я оцениваю в целом ситуацию в стране… В целом я оцениваю ситуацию таким образом, что в нашей стране в данный момент господство денег - у кого есть деньги, тот и правит, у кого их нет - тот просто сидит и выживает.

Деятельность в своих интересах в ущерб общему благу обыватели обозначают словом «коррупция». Все респонденты назвали причиной своего недовольства государством коррупцию. Вопросы о коррупции вызывали эмоциональную реакцию, сама коррупция однозначно осуждалась респондентами. На вопросы о бытовой коррупции, включающие пример со взяткой гаишнику и подарком госслужащему для решение своего вопроса в обход установленных процедур, респонденты не были единодушны. При примере с государственным служащим, респонденты сразу начинали объяснять, что описанная ситуация не имеет ничего общего с коррупцией. В случае с гаишником, респонденты затруднялись сразу дать оценку. Гаишник воспринимался как «простой человек», разделяющий этическую установку об аморальности экзогенного. В то же время гаишник рассматривался как представитель государства, действующий в своих интересах в ущерб коллективному благу - порядку на дорогах.

Дуализм отношений к силовым структурам, в том числе, к ГАИ, проявлялся не только в вопросах о коррупции. Как уже было обозначено выше, обыватели опасаются нарушения прав со стороны полиции. В разговорах о власти армия и полиция зачастую выносились в категорию Они и противопоставлялись народу. В то же время сами полицейские и военнослужащие морально не осуждались за кооптацию с властью ввиду аморальности условий.

Отрывок из интервью с Респондентом 1:

Вопрос: Как вы думаете, почему большинство людей голосует за Путина?

Ответ: Большинство, это вы имеете ввиду армия, КГБ и толстосумы?

Вопрос: Ну вот были результаты выборов последние, на которых путин набрал больше 50%

Ответ: Ну вот я и считаю, что голосуют только те, кому хорошо живется. Армию купили, это понятно, милицию купили - то же самое. Богатых людей у нас очень много, им на самом деле хорошо живется, конечно они будут голосовать за путина. Поэтому я думаю, что так

Вопрос: Ну вот смотрите, армия и милиция, КГБ - это от силы два миллиона человек. В стране 148 миллионов. Почему все остальные голосуют, на ваш взгляд?

Ответ: Ну богатых же много. Я думаю, что только эти люди голосуют. Ну или кому ну может не за кого больше голосовать я думаю. Я думаю имею ввиду простой народ

На примере с силовыми структурами видна имплицитность идентичности народ. С одной стороны народ конституируется через противопоставление властным сетевым структурам, люди могут вообразить себя как сообщество, осознают общие интересы как универсальные (забота о пенсионерах и детях), идентифицируют (хоть и в имплицитной форме) Другого. С другой стороны, установка на экзогенное недоверие на даёт возможности «простым людям» ощутить себя группой, способной на политическое действие. Сами обыватели рефлексируют свою недостаточную организованность, негативно маркируя всеобщую пассивность, в том числе, свою собственную. На абстрактном уровне респонденты одобряли гражданскую кооперацию для решения проблем. Отвечая на вопросы об общем одобрении/неодобрении, респонденты уверенно отвечали «да!», «конечно!», часто сопровождали ответ комментариями, не дожидаясь открытого вопроса. Зачастую респонденты выражали готовность тут же принять участие (пассивное) в деятельности общественной группы в случае непосредственного к ним обращения.

Непосредственное обращение становится необходимым условием при деформации публичности. Как уже было сказано, федеральные телеканалы не выполняют функции медиа (и, соответственно, функцию генерирования публичности). Несмотря на однозначное осознание и осуждение предвзятости федеральных телеканалов, обыватели не демонстрируют спроса на публичность. Знак политика оказывается семантически ближе к государству, отсюда - под политической борьбой обыватели понимают преимущественно административные методы достижения своих целей, а не публичную борьбу.

Отрывок из интервью с Респондентом 4:

Вопрос: Что нужно делать, чтобы не быть политически пассивным?

Ответ: Свои недовольства какие-то высказывать, там, жалобы писать, можно сказать, какие-то прецеденты рассказывать.

Несмотря на семантическую близость политики к государству, обыватели вовсе не поддерживают только лишь административные методы управления. Само значение слова государство расширяется и включает в себя ряд сем, составляющих значение публичности. Не будучи эксплицированным в виде отдельного знака, публичное сливается с государственным.

В сознании обывателей государство начинается там, где кончается частное. Вопросы о гражданской активности и самоорганизации респонденты зачастую воспринимали как вопросы о готовности выступить против власти.

Отождествление государственного и публичного вместе с осознанием своей пассивности приводит к тому, что респонденты сетуют отсутствие представительства в государстве.

Респондент 2: все равно какая-то информация идет и от народа, значит народ что-то и они должны услышать, верх, правительство, и уже из этих, из этого принимать решения. Естественно, все что сказал народ, все сделать невозможно и нельзя делать этого.

В условиях незначимости медиа и структур гражданского общества значимыми для обывателей становятся лишь непосредственные контакты с представителями государства.

Респондент 10: Он [Путин - НС] в Северодвинск приехал, собрал бы в театре то, день бы один бы, рассказал бы всё людям, как что жить, смотрите, у нас вот Тралфлот погиб, и все заводы у нас не работают, а ведь у всех семьи, всем детей надо поднимать, кормить, так как люди не будут воровать то и убивать то?!

Респондент 8: если можно обойтись без этих митингов, если меня услышат, я бы, знаешь, с удовольствием бы пошла бы и поговорила бы и сказала нашему Павленку [мэр г. Архангельска - НС], что нужно как-то изменить.

Особая значимость прямых контактов обусловила интерес обывателей к прямой линии с В. Путиным. Большинство респондентов смотрели прямую линию, но предметом рефлексии становились не ответы президента, а степень аутентичности мероприятия. Все смотревшие прямую линию выражали возмущение увиденным.

Отрывок из интервью с Респондентом 8:

Вопрос: Линии прямые проводятся, как недавняя, пятичасовая…

Ответ: Никита! Ну ты же видел, как всё срежиссировано! Ты же видишь какая ерунда!

В условиях деформации публичности и отождествления государственного и общественного актуальными становится вопросы о значении ключевых знаков демократического участия и возможных формах канализирования недовольства, перспективах существующих механизмов.



Демократия: определенность неопределенности

На примере слова «демократия» проявляется полисемия социетальных знаков. При просьбе пояснить значение слова все респонденты испытывали затруднение. Никто из респондентов не смог дать ответ на вопрос, что он понимает под демократией. При этом все респонденты рефлексировали это непонимание.

Отрывок из интервью с Респондентом 5:

Вопрос: Как вы относитесь к демократии?

Ответ: А ты знаешь, я честно говоря не понимаю, что это такое

Отрывок из интервью с Респондентом 6:

Вопрос: Как вы считаете, в 90-е была демократия?

Ответ: я не знаю даже что сейчас считать демократией

На абстрактном уровне, все респонденты говорили о своём положительном отношение к демократии. Под демократией «в общем» они понимали, главным образом, стандарты политического устройства европейских стран. В таком значении демократия понимается обывателями как стабильность, обусловленная защитой со стороны государства.

Несмотря на артикулированное непонимание демократии, все респонденты сошлись во мнении, что в современной России есть значительные проблемы с демократией. Недостаток демократии ставился в вину власти, которая ограничивает её в своих корыстных интересах.

Отрывок из интервью с Респондентом 14:

Вопрос: Вы считаете, что у нас в стране сейчас демократия?

Ответ: Да нет. У нас демократия такая, я бы сказала условная.

Вопрос: Что такое условная демократия?

Ответ: Что такое условная демократия? В моем понимании. У нас демократия до поры до времени. То есть, то, что вот та демократия, которая… не прищемит хвост нашей верхушке - она допускается. Но если эта демократия какая-то пошла уже чуть дальше, где будет зерно такое что из него может что-то вырасти, её сразу найдут возможность зажать, убрать, заткнуть. Рычаги есть.

Вопреки распространённому тезису, респонденты не отождествляли демократию и отсутствие порядка. Напротив, в сознании респондентов демократия в большей степени ассоциируется с порядком. Определение сегодняшнего российского режима как недемократического обусловлено этой семантической близостью.

Отрывок из интервью с Респондентом 5:

Вопрос: А то что сейчас в нашей стране, это демократия?

Ответ: Нет, я не сказал бы что это демократия. Это своедозволенность, кричат демократия, а делают что хотят. Нет никакой дисциплины. Честно говоря, в стране нет дисциплины. Надо пожестче, руку пожестче бы надо, к нашему народу. И ко мне тоже, отчасти

В то же время приведенный смысл остается лишь ассоциацией, не закреплённой за означающим. Обыватели высказывали его только после долгих раздумий и просьбы дать какой-либо иной ответ, кроме непонимания. Значение демократии как порядка оказывается вытесненным из дискурса обывателей в область дискурсивности Область дискурсивности - «резервуар для «добавочных значений», возникающих в артикуляционной практике, то есть значений, которые имеет или имел каждый знак, но которые исключены определенным дискурсом ради создании единства значения», «все возможные, исключенные значения», «все возможные исключённые конструкции значения». Источник: Филлипс Л. Дж., Йоргенсен М.В. Указ. соч. С. 57-58.. За означающим же закреплено значение неопределенности.

Знак демократия является узловой точкой дискурса обывателей. Многие респонденты имплицитно понимали под демократией постсоветскую эпоху с её аморальностью экзогенного. Определяя демократию как неопределенность, респонденты демонстрируют чувствительность к отсутствию эксплицитности социетальных знаков сегодняшней России. Не понимая новую эпоху, обыватели более старшего возраста соотносят её с советским прошлым. Они не могут эксплицитно идентифицировать эпоху для последующего сравнения. Отсюда - негативная коннотация значения неопределенности.

Сравнивая эпохи респонденты апеллируют лишь к своей личной жизни, сводят позитивные изменения к свободе, понимаемой ими негативно как возможность «говорить всё, что нам угодно и нас за это не посадят» (Респондент 6), ездить в Турцию и в Египет (Респондент 1). В этой связи не рефлексируется разность 90-х и 00-х, педалируемая федеральными телеканалами. 90-е и 00-е воспринимаются как часть одной эпохи, обыватели фиксируют улучшение качества жизни в 00-е, но ощущение отсутствия эксплицитности социетальных знаков остаётся для них основным критерием при формировании отношения.

В условиях деформации публичности обыватели не имеют возможностей понимать позитивную свободу. Структурные условия формирования агентов задают ограничения на значение демократии: из области дискурсивности означающего выхолащиваются коммуникативные составляющие. Даже потенциально в сегодняшних условиях обыватели не имеют возможностей понять демократию как публичное взаимодействие на основе разности. Демократия может воспринимается лишь инструментально, как механизм реализации своих частных интересов Каширских О. Н. Публичная сфера….

В сегодняшних структурных условиях политическое отсутствует. Жизнь обывателей, их отношения с властью принимает дополитические формы. Дополитичность состояния отражается также на артикулируемых обывателями причинах их недовольства. Несмотря на опасения нарушения своих прав со стороны полиции и возмущение по поводу предвзятости федеральных телеканалов, те же респонденты причинами недовольства называли проблемы с ЖКХ, проблемы с трудоустройством в пределах города. Недовольство обывателей носит неполитический характер, в то же время будучи обусловленным рефлексируемым разрывом между реальным и нормативным, недовольство специфически формирует преференции обывателей.

Специфика спроса в политике заключается в его эндогенном характере: выходя на «рынок», граждане не имеют уже сформированных предпочтений, они формируются после определенных действий политиков, то есть зависят от предложения Манен Б. Принципы представительного правления / Пер. с англ. Е. Н. Рощина. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. - С. 278-279.. Спрос обывателей в этом смысле не является политическим, но это спрос на политическое. Имплицитность недовольства, кризис репрезентации и неспособность осознать себя в качестве политического субъекта формируют спрос на популизм, понимаемый как политическая логика генерирования социальной реальности. В дополитическом состоянии институционализации каких-либо отношений должна предшествовать эксплицитная артикуляция этико-политического консенсуса. Популизм, по Лакло - политический способ конституирования единства группы. Причём единство носит символический характер, не стирает разности, но напротив, становится основанием для их генерирования Laclau E. On Populist Reason… P. 140..

Преференции обывателей носят популистский характер, но не авторитарный. Представитель выполняет конститутивную по отношению к группе роль, отсюда - его метасоциальное положение. В политическом акте творения социального представитель смягчает разделение на господствующих и управляемых, эксплицируя символические основания для разностей. Кажущаяся на первый взгляд авторитарность этих предпочтений обусловлена описанной Бурдьё базовой антиномией политического: «индивиды не могут (причем тем больше, чем больше они обделены) конституироваться или быть конституированными в группу, т.е. в силу, способную заставить слушать себя, говорить и быть услышанной иначе, как уступая свои права в пользу официального представителя» Бурдье П. Начала / Пер. с фр. Шматко Н. А.- М.: Socio-Logos, 1994. - С. 233.

Отсюда же - персонификация преференций обывателей. Все респонденты имели весьма смутное представление о деятельности партий (в частности, путали Справедливую Россию и Единую Россию, спрашивали, какую партию представляет тот или иной лидер - Зюганов, Жириновский, Миронов).

Популистский характер преференций отражается в отношении респондентов к Путину. В ходе интервью многие респонденты выражали разочарование Путиным. Первоначально респонденты воспринимали его как внешнего по отношению к административной и политической системе человека, ожидали от него экспликации социетальных знаков (главным образом в форме реставрации советских знаков). Некоторые респонденты рефлексировали популистские ожидания обывателей от Путина.

Респондент 4: Потому что на данный момент убрать вот лидера, таких вот, Медведев не знаю, но таких как Путин, в которого большинство народа все равно верит, они может не верят в политику еще во что-то, но на данной момент считается лидером. То есть у нас на фоне его как бы, скажи мне, на фоне мирового всего этого сообщества, Россия поднялась и большинство, которое не вникает ни во что вообще, в суть вот этой политики, они верят. И если на данный убрать вообще путина, то будет беспредел

Путин не является популистским лидером, в сознании обывателей он оказывается вынесенным за пределы народа, в Они, со всеми вытекающими негативными коннотациями, связанными главным образом с богатством.

Респондент 8: Ну честно говоря я не верю путину, я считаю, что там другая планета. Они живут уже все хорошо, понимаешь, о народе то не заботятся.

Мне честно говоря этот более симпатичен был, Путин сначала, потому что он, советская закалка, люди которые привыкли работать, они несут ответственность за свои сделанные дела, понимаешь, это было симпатично. А теперь я наоборот думаю, они сидят там группа: «Володя! Мне нужно это предприятие! Ладно, хорошо, подождите, через годик сделаем». Понимаешь, как-то рука руку моет.

Популистский характер преференций и первоначальные ожидания от Путина лежат в основе неприятия обывателями «рокировки» Путина и Медведева.

Отрывок из интервью с Респондентом 10:

Ответ: Они выбирают друг друга, Путин этого, этот Путина

Вопрос: А вас возмутило то что они так меняются местами?

Ответ: Конечно, конечно, и не только меня возмутило, всех.

Вопрос: А почему?

Ответ: Так почему они только себя то выбирают. Что они вдвоём только правят?!

Конституирование общности через эксплицирование социетальных знаков сегодня представляется единственным способом политизации недовольства. Популизм в условиях сегодняшнего режима ограничивается стратегическими интересами элиты - недопущение эксплицирования социетальных знаков сегодня лежит в основе легитимности власти.

Существует также альтернативный способ эксплицирования - посредством антивластного демократического дискурса. В условиях незначимости опосредованных связей эксплицирование возможно лишь на уровне городов, в рамках которых возможны непосредственные контакты между обывателями, создание альтернативных медиа, развитие микро-публичных сфер, которые по одной лишь причине своей публичности становятся частью единой антивластной публичной сферы Hendriks C. Integrated Deliberation: Reconciling Civil Society's Dual Role in Deliberative Democracy // Political Studies. 2006. Vol. 54, P. 503..

Резюмируя, можно сделать вывод, что обывательский дискурс на сегодняшний день является властным дискурсом, то есть обеспечивает её символическое воспроизводство. Опорой власти в России сегодня является деполитизированное недовольство. Этическая установка об аморальности экзогенного девальвирует Другого, препятствует контингенции партикулярностей. Партикулярности не способны идентифицировать других партикулярностей.

Девальвация Другого сопровождается отождествлением государственного и публичного. Не видя Других, за пределами себя обыватель сразу видит государство. Отсюда - уверенность обывателей в безрезультатности любой борьбы против государства и бессмысленности коллективной кооперации.

В заданных условиях обыватели не имеют возможности политизировать свои преференции. Преференции обывателей носят неполитический характер. Но они проявляют спрос на политическое, носящий популистский характер. Спрос на популизм обусловливает персонификацию предпочтений, благоприятствующую авторитарному стилю правления.



Заключение

Дискурсивный подход к проблеме политического поведения россиян позволил определить ключевые смысловые конструкции, лежащие в основе когнитивных структур и действий агентов. В результате проведенного анализа нашли своё подтверждения выдвинутые гипотезы. У респондентов отсутствуют символические ресурсы для политического участия. Ввиду структурных условий формирования агенты не имеют когнитивных возможностей для идентификации Другого и не могут эксплицировать своё недовольство. Недовольство обывателей носит неполитический характер.

Специфики структурных условий формирования агентов заключаются в полисемии социетальных знаков. В условиях полисемии социетальных знаков становится невозможным генерирование разностей, общество из дифференцированного становится одновременно фрагментированным и сингулярным (Лакло) Laclau E. On populist reason… P. 100.. Проявлением такой фрагментированной сингулярности является низкий уровень деперсонифицированных форм коммуникации Урбан М. Формы гражданского общества… С. 176. при ощущении себя частью более широкой идентичности - народа. Российские обыватели способны «вообразить» сообщество народ, но это сообщество оказывается неспособным на политическое действие.

Семантическим основанием девальвации Другого становится этическая установка об аморальности экзогенного. Обыватели не вступают в деперсонифицированные социальные связи. Всё что за пределами социальных отношений в сети - то аморально.

Девальвация Другого сопровождается холистским пониманием государства. В условиях аморальности экзогенного, обыватели не доверяют любой форме опосредования, главным образом - медиа. Отсюда - деформация публичности и понимание политического как достижения своих целей административными методами. В то же время обыватели не сводят государственное к административному. Напротив, государственное включает в себя ряд сем, составляющих значение публичности. Не будучи эксплицированным в виде отдельного знака, публичное сливается с государственным. Государство для обывателей начинается сразу за пределами частного.

В условиях девальвации Другого обыватели оказываются неспособны понять демократию как как публичное взаимодействие на основе разности. Демократия может воспринимается лишь инструментально, как механизм реализации своих частных интересов. В то же время за означающим демократия закреплено значение неопределенности. Знак демократия является узловой точкой дискурса обывателей. Определяя демократию как неопределенность, респонденты демонстрируют чувствительность к отсутствию эксплицитности социетальных знаков сегодняшней России. Неопределенность демократии - это неопределенность эпохи.

Обывательский дискурс на сегодняшний день является властным дискурсом, то есть обеспечивает символическое воспроизводство режима. Опорой власти в России сегодня является деполитизированное недовольство. Полисемия знаков - modus vivendi российской власти.

Сегодняшнее российское государство, по определению Р. Саквы, носит дуалистический характер. Такое государство воспроизводит полисемию ключевых знаков, как на социетальном уровне, так и на уровне административной и политической подсистем. Как и общество, государство находится в дополитическом состоянии и представляет собой неустойчивую констелляцию властных сетевых структур, нечувствительных к функциональной дифференциация подсистем модерного общества.

Несмотря на то, что сегодняшний режим не пользуется доверием большинства населения логика сосуществования партикулярностей не позволяет им эксплицировать это недовольство. В заданной дискурсивной структуре, в которой девальвируется Другой, а государство тождественно публичному, легитимность сегодняшней власти базируется на имплицитности знаков внешнего, а значит, дуалистической природе государства как основному инструменту воспроизводства полисемии знаков.

Перспективным направлением исследований представляется анализ антивластного демократического дискурса. Открытым остается вопрос, в какой мере российские независимые медиа подрывают легитимность сегодняшней власти, а в какой - являются компонентом механизма её воспроизводства.



Список источников и литературы

Монографии

1. Hanson P. Networks, Cronies and Business Plans. In: Kononenko V., Moshes A. (Ed.). Russia as a Network State: what works in Russia when state institutions do not? Palgrave Macmillan, 2011. P. 113-138.

2. Hay C. Constructivist Institutionalism. In: Binder S., Rhodes R., Rockman B. (Ed.). The Oxford Handbook of Political Institutions. Oxford Handbooks Online.

3. Kryshtanovskaya O., White S. The Formation of Russia's Network Directorate. In: Kononenko V., Moshes A. (Ed.). Russia as a Network State: what works in Russia when state institutions do not? Palgrave Macmillan, 2011. P. 19-38.

4. Laclau E. On Populist Reason. Verso: London, New York, 2005.

5. Ledeneva A. How Russia Really Works: The Informal Practices That Shaped Post-Soviet Politics and Business. Cornell University Press, 2006.

6. Linz J. Totalitarian and Authoritarian Regimes, London: Lynne Rienner Publishers Inc, 2000.

7. Miessen M. and Mouffe C. Chapter 6. Democracy Revisited (In Conversation with Chantal Mouffe). In: Miessen M. The Nightmare of Participation (Crossbench Praxis as a Mode of Criticality). New York, Berlin: Sternberg Press, 2010. P. 105-159.

8. O'Donnell G. The Democratic Regime (or Political Democracy), and Citizenship as Agency. URL: http://fds.oup.com/www.oup.com/pdf/13/9780199587612.pdf (Дата обращения: 02.06.2013)

9. Sanders E. Historical Institutionalism. In: Binder S., Rhodes R., Rockman B. The Oxford Handbook of Political Institutions. Oxford Handbooks Online.

10. Shevtsova L. Russia lost in transition: the Yeltsin and Putin Legasies (1st Printing). Washington DC: Carnegie Endowment for International Peace, 2007.

11. Urban M. Cultures of Power in Post-Communist Russia: The Analysis of Elite Political Discourse. Cambridge, Cambridge University Press, 2010.

12. Бурдье П. Начала / Пер. с фр. Шматко Н. А.- М.: Socio-Logos, 1994. - 288 с.

13. Гудков Л. Д., Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Постсоветский человек и гражданское общество. М.: Московская школа политических исследований, 2008. - 96 с.

14. Ильин И. П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. Глава первая. Постструктурализм: основные концепции, понятийный аппарат. Жак Деррида - постструктуралист sans pareil. “Различение”. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Ilin_Post/10.php (Дата обращения: 02.06.2013)

15. Коэн Дж., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория / Пер. с англ. - М.: Издательство «Весь мир», 2003. - 784 с.

16. Льюкс С. Власть: Радикальный взгляд / пер. с англ. А. И. Кырлежева. - М.: Изд. дом Гос. ун-та - Высшая школа экономики, 2010. - 240 с.

17. Манен Б. Принципы представительного правления / Пер. с англ. Е. Н. Рощина. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. - 323 с.

18. Филлипс Л. Дж., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод / Пер. с англ. - 2 изд., испр. - X: Изд-во «Гуманитарный Центр», 2008. - 352 с.

Статьи в периодических изданиях:

19. Bourdieu P. Social Space and Symbolic Power // Sociological Theory. 1989. Vol. 1, Issue 1, P. 14-25.

20. Burawoy M. Transition without Transformation: Russia's Involutionary Road to Capitalism // East European Politics and Societies. 2001. Vol. 15. №2. З. 269-290.

21. Carothers T. The End of the Transition Paradigm // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. Num. 1. P. 5-21.

22. Diamond L. Thinking About Hybrid Regimes // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. Num. 2. P. 21-35.

23. Dryzek J. Political Inclusion and the Dynamics of Democratization // The American Political Science Review. 1996. Vol. 90. №3. P. 475-487.

24. Ekman J. Political Participation and Regime Stability: A Framework for Analyzing Hybrid Regimes // International Political Science Review. 2009. Vol. 30. №1, P. 7-31.

25. Gelman V. Regime changes despite legitimacy crises: Exit, voice, and loyalty in post-communist Russia // Journal of Eurasian Studies. - 2010. - 1. - P. 54-63.

26. Hendriks C. Integrated Deliberation: Reconciling Civil Society's Dual Role in Deliberative Democracy // Political Studies. 2006. Vol. 54, P. 486-508.

27. Laclau E. Universalism, Particularism, and the Question of Identity // The Identity in Question. 1992. Vol. 61. P. 83-90.

28. Levitsky S., Way L. The Rise of Competitive Authoritarianism // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. Num. 2. P. 51-65.

29. Lussier D. Contacting and Complaining: Political Participation and the Failure of Democracy in Russia // Post-Soviet Affairs. 2011. №27(3). P.289-325.

30. Makarkin A. The Russian social contract and regime legitimacy // International Affairs. 2011. Vol. 87. Issue 6. P. 1459-1474.

31. Makarychev A. Politics, the State, and De-Politicization. Putin's Project Reassessed // Problems of Post-Communism. 2008. Vol. 55. №5. P. 62-71.

32. Mishler W., Willerton J. The Dynamics of Presidential Popularity in Post-Communist Russia: Cultural Imperative versus Neo-Institutional Choice? // The Journal of Politics. 2003. Vol. 65. No. 1. P. 111-141.

33. Panizza F., Miorelli R. Taking Discourse Seriously: Discursive Institutionalism and Post-structuralist Discourse Theory // Political Studies. 2012. Vol. 61. Issue 2. P. 301-318.

34. Schmidt V. Discursive Institutionalism: the Explanatory Power of Ideas and Discourse // Annual Review of Political Science. 2008. №11. P. 303-326.

35. Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy // Foreign Affairs. 1997. 76. 6. P. 22-43.

36. Гавшина О., Дербилова Е. Нефтяники за один день пообедали у Сечина и посовещались у Дворковича. URL: http://www.vedomosti.ru/companies/news/1837952/klub_sechina (Дата обращения: 02.06.2013)

37. Гельман В. Трещины в стене // Pro et contra. - 2012. - Январь-арпель. - С. 94-115.

38. Грин С. Природа неподвижности российского общества // Pro et contra. - 2011. - Январь-апрель. - С. 6-19.

39. Гудков Л. Инерция пассивной адаптации // Pro et contra. - 2011. - Январь-апрель. - С. 20-42.

40. Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997 - 2002 годов. - М.: Новое литературное обозрение, 2004. - 816 с.

41. Дзядко Т. Правительство отменит монополию «Газпрома» на экспорт СПГ. URL: http://www.vedomosti.ru/companies/news/12281011/gaz_v_obmen_na_dogovor (Дата обращения: 02.06.2013)

42. Каширских О. Н. Политические преференции россиян в условиях «дилеммы транзита». URL: http://www.hse.ru/data/2012/10/09/1247022308/%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BF%D1%80%D0%B5%D1%84%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%B8%20%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%D0%BD%20%D0%B2%20%D1%83%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%8F%D1%85%20%D0%B4%D0%B8%D0%BB%D0%B5%D0%BC%D0%BC%D1%8B%20%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B7%D0%B8%D1%82%D0%B0.doc (Дата обращения: 02.06.2013)

43. Каширских О. Н. Публичная сфера и легитимность персоналистской системы власти в России // Вестник общественного мнения. - 2012. - №2(112). - С. 63-72.

44. Макаркин А. Выборы в рамках контракта // Pro et contra. - 2008. - Январь-февраль. - С. 36-45.

45. Муфф Ш. К агонистической модели демократии // Логос. - 2004. - №2(42). - С. 180-197.

46. Олейник А. Общество неопределенности: институциональная перспектива // Экономическая политика. - 2007. - №1(5). - С. 98-111.

47. Саква Р. Дуалистическое государство в России: параконституционализм и параполитика // Полис. - 2010. - №1. - С. 8-26.

48. Урбан М. Формы гражданского общества: политика и общественные отношения в России // Прогнозис. - 2009. - №1(17). - 176-195 с.

49. Электронные источники:

50. Poussenkova N. Lord of the Rings: Rosneft as a Mirror of Russia's Evolution. URL: http://www.bakerinstitute.org/programs/energy-forum/publications/energy-studies/docs/NOCs/Papers/NOC_Rosneft_Nina.pdf (Дата обращения: 02.06.2013)

51. Гудков Л. Российский авторитаризм: институциональный и общественный контекст. URR: http://www.liberal.ru/articles/cat/1313 (Дата обращения: 02.06.2013)

52. Гудков Л., Дубин Б., Левинсон А. Фоторобот российского обывателя. URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Gudkov_Dubin.pdf (Дата обращения: 02.06.2013)

53. Итоги социально-экономического развития Архангельской области (без учета Ненецкого автономного округа) за 1 квартал 2013 года. URL: http://www.dvinaland.ru/economy/ (Дата обращения: 02.06.2013)

54. Ланг С., Хэртель С., Бюрш М. Гражданское общество и гражданская активность в России. URL: http://library.fes.de/pdf-files/bueros/moskau/08191.pdf (Дата обращения: 02.06.2013)

55. Левада-центр. Многолетняя динамика индексов. URL: http://www.levada.ru/indeksy (Дата обращения: 02.06.2013)

56. Медведев С., Томашов И. Политическая аномия в современной России. URL: http://www.hse.ru/pubs/share/direct/document/53650662 (Дата обращения: 02.06.2013)

57. Урбан М. Социальные отношения и политические практики в посткоммунистической России. URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Urban_2002_4.pdf (Дата обращения: 02.06.2013)

Размещено на Allbest.ru

...