Аристотель "Политика", "Аналитика вторая"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ

при ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

УРАЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ УПРАВЛЕНИЯ

Юридический факультет

Кафедра философии и политологии

Аристотель «Политика», «Аналитика вторая»

Медведев Виктор Андреевич

Студент гр. Ю-041

Екатеринбург - 2014

Книга I. О том, что такое государство

Государство - своего рода общение. Общение организуется ради какого-либо блага. Господин, государственный муж. Сравнение женщины и раба. В природе каждый предмет имеет свое назначение. У варваров женщина и раб занимают одно и то же положение. Но у нас, варвар и раб по природе своей понятия тождественные. Первый вид общения - семья. Общение, возникшее естественным путем для удовлетворения повседневных надобностей - семья. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не кратковременных только потребностей - селение. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершённое государство. Человек по природе своей есть существо политическое, кто в силу своейприроды, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо в сверхчеловеке. Один только человек из всех живых существ одарен речью. Первичным по природе явл. государство по сравнению с семьей и каждый из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части. Гос-во существует по природе и по природе предшествует каждому человеку. Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению. Человек, нашедший свое завершение, - совершеннейшее из живых существ. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения.

О домохозяйстве и рабстве

книга аристотель политика аналитика

В совершенной семье два элемента: рабы и свободные. Отношения, существующие между тремя указанными парными элементами, можно охарактеризовать так: господское, брачное (сожительство мужа и жены не имеет особого термина для своего обозначения) и третье - отцовское (и это отношение не обозначается особым термином).

Дело в том, что, власть господина над рабом есть своего рода наука, причем и эта власть и организация семьи, и государство, и царская власть - одно и то же, как мы уже упомянули вначале. Наоборот, по мнению других, самая власть господина над рабом противоестественна; лишь по закону один - раб, другой - свободный, по природе же никакого различия нет. Поэтому и власть господина над рабом, как основанная на насилии, несправедлива. Для домохозяина собственность оказывается своего рода орудием для существования. И приобретение собственности требует массу орудий, причем раб - некая одушевленная собственность, как и вообще в искусствах всякий ремесленник как орудие стоит впереди других инструментов.

Орудия как таковые имеют своим назначением продуктивную деятельность (poietika), собственность же является орудием деятельности активной (praktikon), активная деятельность (praxis), а не продуктивная (poiesis); значит, и раб служит тому, что относится к области деятельности активной. Господин есть только господин раба, но не принадлежит ему; раб же не только раб господина, но и всецело принадлежит ему. Властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рождения некоторые существа различаются. Живое существо состоит прежде всего из души и тела; из них по своей природе одно - начало властвующее, другое -начало подчиненное.

Во всяком живом существе прежде всего можно усмотреть власть господскую и политическую. Душа властвует над телом, как господин, а разум над вашими стремлениями - как государственный муж.

Для всех домашних животных предпочтительнее находиться в подчинении у человека: так они приобщаются к своему благу (sоterias). Так же и мужчина по отношению к женщине: первый по своей природе выше, вторая - ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении. Тот же самый принцип неминуемо должен господствовать и во всем человечестве.

Причиной этого разногласия в мнениях, причем жаждая сторона приводит в пользу защищаемого ею положения свои доводы, служит то, что и добродетель вполне. может, раз ей даны на то средства, прибегать до известной степени к насилию. По мнению одних, со справедливостью связано благоволение к людям; по мнению других, справедливость заключается уже в том, чтобы властвовал человек более сильный.

Но дурное применение власти не приносит пользы ни ю тому ни другому: ведь что полезно для части, то полезно и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души, раб же является некоей частью господина, как бы одушевленной, хотя и отделенной, частью его тела. Поэтому полезно рабу и господину взаимное дружеское отношение Господином называют не за знания, а за природные свойства. Ведь то, что раб должен уметь исполнять, то господин должен уметь приказывать.

Об искусстве наживать состояние

Тождественно ли искусство наживать состояние с наукой о домохозяйстве, или это искусство есть часть данной науки, или оно стоит в служебном к ней отношении, и если так, то не находится ли искусство наживать состояние в таком же отношении к науке о домохозяйстве, в каком стоит умение сделать ткацкий челнок к ткацкому искусству или умение сделать сплав бронзы к искусству ваяния?

Ясно, что искусство наживать состояние не тождественно науке о домохозяйстве. Природа определила образ жизни животных с таким расчетом, чтобы каждому из них можно было с большей легкостью добывать себе подходящую пищу.

Равным образом ясно, и из наблюдений тоже надо заключить, что и растения существуют ради живых существ, а животные - ради человека; домашние животные служат человеку как для потребностей домашнего обихода, так и для пищи, а из диких животных если не все, то большая часть - для пищи и для других надобностей, чтобы получать от них одежду и другие необходимые предметы.

Ведь мера обладания собственностью, которая является достаточной для хорошей жизни, не беспредельна; как говорит Солон в одном из своих стихотворений, «людям не указан никакой предел богатства».

При рассмотрении этого искусства будем исходить из следующего положения. Пользование каждым объектом владения бывает двоякое; в обоих случаях пользуются объектом как таковым. Отсюда также ясно, что мелкая торговля не имеет по природе никакого отношения к искусству наживать состояние, потому неизбежно стала ощущаться потребность в монете, так как далеко не каждый предмет первой необходимости можно было легко перевозить.

Необходимое искусство относится к области домохозяйства, оно сообразно с природой, направлено на добывание средств к жизни и не беспредельно, как искусство не необходимое, а имеет свои границы. Теперь ясен и ответ на поставленный вначале вопрос: относится ли к области деятельности домохозяина и государственного мужа искусство наживать состояние или, скорее, не относится. Почему искусство наживать состояние относится к области домохозяйства, а медицина не относится? Вот почему для всех сообразное с природой искусство наживать состоит в извлечении пользы от плодов и животных.

Как дети походят на своих родителей, так и проценты являются денежными знаками, происшедшими от денежных же знаков. Вот самые существенные исходные части искусства наживать состояние в собственном смысле. Самым же значительным видом деятельности, имеющей своим предметом обмен, является торговля. Она также состоит из трех частей: морская торговля, транзитная торговля и розничная торговля. Наука о домохозяйстве предполагает три элемента власти: во-первых, власть господина по отношению к рабам (об этом мы говорили выше); во-вторых, отношение отца к детям; в-третьих, отношение мужа к жене. Действительно, властвуют и над женой и над детьми как существами свободными, но осуществляется эта власть не одинаковым образом.

Власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля, власть отца над детьми - с властью царя.

Ясно, что в домохозяйстве следует заботиться более о людях, нежели о приобретении бездушной собственности, более о добродетели первых, нежели об изобилии последней (то, что мы называем богатством), более о людях свободных, нежели о рабах.

Всякая семья составляет часть государства, а все указанные выше люди являются частями семьи и так как добродетели отдельных частей должны соответствовать добродетелям целого, то необходимо и воспитание детей и женщин поставить в соответствующее отношение к государственному строю; и если это не безразлично для государства, стремящегося к достойному устроению, то надо иметь также достойных детей и достойных женщин. И с этим необходимо считаться, потому что женщины составляют половину всего свободного населения, а из детей потом вырастают участники политической жизни. Основоположения относительно этого предмета нами определены, о прочем речь будет идти в своем месте. Ввиду этого мы наши теперешние рассуждения, считая их законченными, оставляем и обращаемся к новому началу. Прежде всего разберем мнения тех писателей, которые представили свои проекты наилучшего государственного устройства.

Тех, которые получили название граждан в каком-либо исключительном смысле, например принятых в число граждан, следует оставить без внимания. Гражданин является таковым также не в силу того, что он живет в том или ином месте: ведь и метеки² и рабы также имеют свое местожительство наряду с гражданами, а равным образом не граждане и те, кто имеет право быть истцом и ответчиком, так как этим правом пользуются и иноземцы на основании заключенных с ними соглашений (таким именно правом они пользуются).

Лучше всего безусловное понятие гражданина может быть определено через участие в суде и власти.

При некоторых видах государственного устройства демоса нет, нет и обыкновения созывать народные собрания, за исключением чрезвычайных случаев, и судебные полномочия поделены между разными должностными лицами. На практике гражданином считается тот, у кого родители - и отец и мать - граждане, а не кто-либо один из них. Непосредственно вслед за только что изложенным необходимо рассмотреть вопрос: должно ли добродетель хорошего человека и дельного гражданина признавать тождественной или нетождественной?

Впрочем, если приходится исследовать этот вопрос, нужно предварительно определить какими-нибудь общими чертами добродетель гражданина. Гражданин, говорим мы, находится в таком же отношении к государству, в каком моряк на судне - к остальному экипажу. Является ли гражданином действительно только тот, кому можно принимать участие в управлении, или же гражданами нужно считать также и ремесленников? Если следует считать гражданами также и тех, кто не имеет доступа к должностям, то, выходит, добродетель начальствующего не может быть свойственна всякому гражданину, потому что в указанном случае гражданином оказывается и этот. А если ни один из таковых не является гражданином, то спрашивается, к какому же разряду населения должен быть отнесен каждый. Разумеется, он не метек и не иноземец. Или мы должны признать, что из создавшегося таким образом положения не вытекает ничего нелепого, так как ведь ни рабы, ни вольноотпущенники ни в каком случае не причисляются к указанным.

Совершенно справедливо, что не должно считать гражданами всех тех, без кого не может обойтись государство, потому что и дети - граждане не в том смысле, в каком граждане - взрослые; последние - граждане в полном смысле, первые - условно: они граждане несовершенные.

Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководясь общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеются в виду выгоды либо одного лица, либо немногих, либо большинства, являются отклонениями. Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более чем одного - аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех видов государственного устройства, - полития.

И такое разграничение оказывается логически правильным: один человек или немногие могут выделяться своей добродетелью, но преуспеть во всякой добродетели для большинства - дело уже трудное, хотя легче всего - в военной доблести, так как последняя встречается именно в народной массе. Вот почему в такой политии верховная власть сосредоточивается в руках воинов, которые вооружаются на собственный счет. Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти - тиранния, от аристократии - олигархия, от политии - демократия. Тиранния - монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия - выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.

Тиранния есть деспотическая монархия в области политического общения; олигархия - тот вид, когда верховную власть в государственном управлении имеют владеющие собственностью; наоборот, при демократии эта власть сосредоточена не в руках тех, кто имеет большое состояние, а в руках неимущих.

Из приведенных соображений, по-видимому, вытекает следующее: тот признак, что верховная власть находится либо в руках меньшинства, либо в руках большинства, есть признак случайный и при определении того, что такое олигархия, и при определении того, что такое демократия, так как повсеместно состоятельных бывает меньшинство, а неимущих большинство; значит, этот признак не может служить основой указанных выше различий. То, чем различаются демократия и олигархия, есть бедность и богатство; вот почему там, где власть основана - безразлично, у меньшинства или большинства - на богатстве, мы имеем дело с олигархией, а где правят неимущие, там перед нами демократия. А тот признак, что в первом случае мы имеем дело с меньшинством, а во втором - с большинством, повторяю, есть признак случайный. Состоятельными являются немногие, а свободой пользуются все граждане; на этом же и другие основывают свои притязания на власть в государстве. Государство создается не ради того только, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо.

Итак, ясно, что государство не есть общность местожительства, оно не создается в целях предотвращения взаимных обид или ради удобств обмена. Правильное законодательство должно быть верховной властью, а должностные лица - будь это одно или несколько - должны иметь решающее значение только в тех случаях, когда законы не в состоянии дать точный ответ, так как не легко вообще дать вполне определенные установления касательно всех отдельных случаев. А какого характера должно быть правильное законодательство - тут ничего ясного еще сказать нельзя; здесь остается еще указанное ранее затруднение, а именно: и законы в той же мере, что и виды государственного устройства, могут быть плохими или хорошими, основанными или не основанными на справедливости. Ясно только одно: законы должны быть согласованы с тем или иным видом государственного устройства. А если так, то, очевидно, законы, соответствующие правильным видам государственного устройства, будут справедливыми, законы же, соответствующие отклонениям от правильных видов, будут несправедливыми.

Если конечной целью всех наук и искусств является благо, то высшее благо есть преимущественная цель самой главной из всех наук и искусств, именно политики.

Условиям простого существования государства, по-видимому, может - и с полным основанием - удовлетворять либо всё, что перечислено выше, либо часть этого, но на осуществление благой жизни могут с полным правом притязать, как об этом и ранее говорилось, лишь воспитание и добродетель.

Аналитика вторая. Книга первая. Глава вторая

Про каждую вещь мы думаем, что ее знаем безусловно, а не софистически, по случайным, когда мы думаем, что знаем причину, в силу которой вещь есть, что она причина ее и что это не может обстоять иначе. Знание есть нечто в этом роде, ибо что касается незнающих и знающих, то первые думают, что так обстоит дело, а знающие и имеют. Доказательством же является силлогизм, который дает знание. Поэтому, если знание понять так, как мы приняли, то необходимо, чтобы и доказывающая наука основывалась на истинных, первичных, неопосредствованных, более известных и предшествующих и на причинах, заключение. В самом деле, силлогизм можно получить и без этих, доказательство же нельзя, так как не приобретается знание. Следовательно, должны быть истинными, ибо нельзя иметь знание о том, чего нет, как, например, о том, что диаметр соизмерим. Знать то, для чего имеется доказательство, и не случайным образом, - это и значит иметь доказательство. Для доказательства должны быть причины и положения более известные и предшествующие доказываемому. Предшествующее и более известное надо понимать двояко. Предшествующим и более известным для нас я называю то, что ближе к чувственному восприятию. «Из первичных» же означает: из свойственных начал, ибо первичное и начало считается за одно и то же. Началом же доказательства является неопосредствованная посылка, а неопосредствованной является такая, которой не предшествует никакая другая. Посылка же есть одна из частей высказывания. Диалектическая посылка есть та, которая одинаково берет одну из двух частей противоречия. Высказывание же есть та или другая часть противоречия, а противоречие - такое противоположение, которое само по себе не имеет ничего среднего. Из неопосредствованных силлогистических начал тезисом, или положением, называется то, которое нельзя доказать и которое тому, кто будет что-нибудь изучать. Положение, которое содержит ту или другую часть высказывания, например, «нечто есть» или «нечто не есть», есть предположение, без этого же - определение. Определение есть именно положение занимающийся арифметикой выдвигает положение, что единица в количественном отношении неделима, но это не есть предположение. Ибо, что есть единица, и суждение, что единица есть, - не тождественны.

Таким образом, относительно силлогизма и доказательства ясно, что представляет собою каждое из них и каким образом они строятся, вместе с тем и относительно доказывающей науки, ибо она то же самое.

Однако можно сомневаться... появляются ли способности, не будучи врожденными, или, будучи врожденными, остаются скрытыми? Если бы мы их уже имели, то это было бы нелепо, ибо оказалось бы, что для тех, которые имеют более точные знания, чем доказательство, эти знания остались бы скрытыми. Очевидно, что нельзя иметь, и невозможно, чтобы они возникли у незнающих и не наделенных никакой способностью. Поэтому необходимо обладать некоторой возможностью, однако не такой, которая превосходила бы эти способности в отношении точности. Но такая возможность, очевидно, присуща всем живым существам. В самом деле, они обладают прирожденной способностью разбираться, которая называется чувственным восприятием. Другие же, когда они чувственно воспринимают, удерживают что-то в душе. Если же таких восприятий много, то получается уже некоторое различие, так что из того, что остается от воспринятого, у одних возникает некоторое понимание, а у других нет. Таким образом, из чувственного восприятия возникает, как мы говорим, некоторая способность помнить. Из опыта же или из всего общего, сохраняющегося в душе, из чего-то помимо многого, что содержится как тождественное во всех, берут свое начало навыки и наука. Навыки - если дело касается создания, наука - если дело касается существующего. Душа такова, что может испытать нечто подобное. То, что уже раньше было сказано, но не ясно, мы объясним еще раз. В самом деле, если что-то из неотличающихся удерживается, то появляется впервые в душе общее. Затем останавливаются на этом, пока не удерживается неделимое и общее, например таком-то живом существе, живого существа. И на этом также останавливаются. Таким образом, ясно, что первичное нам необходимо познавать посредством индукции. Так как из способностей мыслить, обладая которыми мы познаем истину, одними всегда постигается истина, - а другие ведут также, истину же всегда дают наука и ум, то и никакой другой род, кроме ума, не является более точным, чем наука. Начала же доказательств более известны, а всякая наука обосновывается. Наука не может иметь начала. Но так как ничто, кроме ума, не может быть истиннее, чем наука, то ум может иметь начало. Из рассматриваемого видно также, что начало доказательства не есть доказательство, а поэтому и наука не есть начало науки.

Размещено на Allbest.ru