Размещено на http://www.allbest.ru/

Правый радикализм в Европе

Александр Тэвдой-Бурмули

При очевидной общности культурного фона параметры националистических движений в Австрии и ФРГ заметно различаются, представляя в известном смысле два пути развития современного правого радикализма. В сочетании с проанализированными в первой части данного обзора французским и бельгийским праворадикальными течениями характеристика их немецких и австрийских единомышленников позволяет дополнить перечень наиболее типичных феноменов этого ряда и выявить общие закономерности, обуславливающие как успехи европейского праворадикального движения, так и пределы его политической экспансии.

Немецкий правый радикализм: парадоксы развития

В немецкой традиции понятие “правоэкстремистского лагеря” закреплено за политической семьёй, исключённой из большой политики после Второй мировой войны посредством ряда мер институционального и правового характера. Политика маргинализации этой части политического спектра в сочетании с успешным социально-экономическим развитием страны в 1950-1970-е годы привела к тому, что численность организованных правоэкстремистских групп сократилась с 76 тыс. в 1954 году до 22 тыс. в 1986-м F.Gress, H.-G.Jaschke, K.Schonekas Neue Rechte und Rechtextremismus in Europa.

© Тэвдой-Бурмули Александр Изяславович - научный сотрудник ИЕ РАН, старший преподаватель МГИМО(У) МИД РФ.. Вместе с тем, анализируя причины последовавшего в 1980-1990-е годы всплеска популярности праворадикальных организаций, нельзя упускать из виду, что именно в предшествующие этому десятилетия происходит реструктурирование праворадикального лагеря, его идеологическая и организационная модернизация. Основными системными акторами этого лагеря на сегодняшний день являются NDP (Национал-демократическая партия Германии, НДПГ), DVU (Немецкий народный союз, ННС) и Республиканская партия (РП).

Крупнейшей ультраправой организацией является Немецкий народный союз. Возникший в 1971 году и ставший центром “национально-освободительной сети” групп соответствующей ориентации ННС к 1985 году насчитывал около 15 тыс. членов, а в 1990-е годы его численность приблизилась к 20 тысячам. Идеология ННС имеет открыто ревизионистский и антисемитский характер и нацелена на политическую реабилитацию национал-социализма. Тандем партийного лидера издательского магната Г. Фрая с бессменным партийным идеологом Ф. Шенхубером обеспечивает пропаганду пронацистских и антисемитских идей в ряде изданий группы Фрая. Однако до середины 1980-х годов значительные пропагандистские мощности ННС позволили партии лишь закрепиться в соответствующей политической нише в качестве наиболее массовой организации; электоральных же успехов ННС не добился. Во второй половине 1980-х годов партия переходит к практике создания предвыборных коалиций с дружественными организациями. В 1987 году ННС в союзе с НДПГ формирует так называемый “лист Д”. Это, однако, не слишком меняет ситуацию. На выборах в Европарламент 1989 года “лист Д” получает лишь 455 тыс. голосов и столь же неудачно выступает на первых после объединения Германии выборах в бундестаг в 1990 году. Однако уже в 1992 году на земельных выборах в Шлезвиг-Гольштейне ННС получает 6,3% голосов, и на протяжении ряда лет его электоральные показатели на земельных выборах колеблются в пределах пятипроцентного барьера. Максимального успеха партия добивается в 1998 году, собрав 12,9% голосов на выборах в ландтаг Саксонии-Анхальт. Тогда же ННС вышел на выборы в бундестаг в союзе с Республиканской партией, однако их совокупный результат не превысил 3%. Низкие в среднем электоральные показатели партия демонстрирует на фоне роста массовой правоэкстремистской активности: по данным Федерального ведомства по охране Конституции (ВОК), во второй половине 1990-х годов в ФРГ ежегодно регистрировалось от 8 до

10 тысяч преступлений с правоэкстремистской мотивировкой, причём число насильственных актов стабильно возрастало Данные приводятся по отчетам ВОК на сайте: http://www.verfassungschutz.de.

С некоторыми вариациями тот же феномен демонстрируют и обе другие крупнейшие праворадикальные организации ФРГ.

Созданная в 1964 году на базе нескольких неонацистских групп НДПГ в наибольшей степени сохранила характер маргинальной организации. Это подчёркивается проводимой партийным руководством политикой активизма, наличием чёткой парамилитарной структуры и достаточно примитивной идеологической программой, сочетающей социалистические и националистические тезисы. Численность партии невелика и на конец 1990-х годов составляла, по данным ВОК, 6-6,5 тыс. человек. Основную массу своих сторонников (70%) НДПГ рекрутирует в среде молодёжи - преимущественно на территории бывшей ГДР. Это обстоятельство предопределяет наличие тесных контактов НДПГ с группами скинхедов. Особенностью партийной стратегии является также нацеленность пропаганды на армейскую аудиторию. Есть информация о членстве в НДПГ нескольких высших офицеров бундесвера.

Сочетание в партийной стратегии ставки на инфильтрацию в силовые структуры, с одной стороны, и ориентации на привлечение контркультурной молодёжи - с другой, определяет заведомо непарламентский характер партийного имиджа. На выборах последнего десятилетия НДПГ демонстрирует показатели в 2-5 раз ниже, чем показатели более успешных ННС и республиканцев.

Республиканская партия была образована в 1983 году представителями правого крыла баварского Христианско-социального союза, что заметно отразилось на её облике. Среди праворадикальных сил РП в наибольшей степени тяготеет к парламентским методам борьбы; её программа избавлена от революционаризма и чрезмерно откровенного национализма http://www.zeitfuerprotest.de/unserwurzeln.html, а в дискурсе заметны следы неоконсервативной версии “новой правой” идеологии. Это, впрочем, не мешает ей требовать немедленного ужесточения иммиграционного и натурализационного законодательства. Как и их единомышленники во Франции, Бельгии, Австрии, республиканцы требуют проведения политики ассимиляции в отношении натурализующихся иммигрантов, отмены двойного гражданства, возложения на иммигрантов части расходов по их интеграции.

Заслуживает внимания использование республиканцами в своей пропаганде лозунгов из арсенала политических противников правых радикалов - либеральных и демократических сил. Так, РП выступает с лозунгом “прямой демократии”, предполагающей прямые выборы федерального президента, жёсткое разделение политики и экономики, запрет на предпринимательскую деятельность для партий и, наконец, отмену пятипроцентного барьера как искажающего реальную картину народного волеизъявления.

Попытки придать партии респектабельный имидж не привели, однако, к электоральным успехам. На земельных выборах республиканцы, как правило, собирают меньше голосов, чем ННС. На федеральных выборах 1998 и 2002 годов партия получила менее 2% голосов.

Следствием этого стал перманентный внутрипартийный кризис, связанный с определением партийной идентичности и политической деятельности партии. С 1998 года идёт отток из рядов РП: в 2000 году её численность составляла 13 тыс. человек.

Названные выше организации представляют собой лишь системное ядро немецкого праворадикального движения. Согласно подсчетам ВОК, в 1999 году в стране действовали, помимо ННС, НДПГ и РП, 78 праворадикальных экстремистских организаций, объединяющих приблизительно 4 200 активных членов. Среди наиболее крупных - DLVH (Германская лига нации и Отчизны), KDS (Боевой союз германских националистов), DVA (Германская народная армия), движение “За нашу землю”.

Во второй половине 1990-х годов начинается оформление так называемых товариществ, объединяющих в своих рядах членов различных правоэкстремистских движений и партий. Новая организационная форма, возникшая из практики проведения совместных акций молодыми неонацистами и скинхедами, способствовала налаживанию связей между различными группами и консолидации праворадикального лагеря. Сетевая структура товариществ позволяет сочетать аморфность и аполитичность с высоким мобилизационным потенциалом. По данным ВОК, в настоящее время на территории страны действует до 150 товариществ общей численностью до 2 200 человек, по преимуществу молодых мужчин. Это позволяет рассматривать товарищества не только как своеобразную “амальгаму”, консолидационный проект праворадикальных сил, но и как высокомобильную массовую боевую организацию.

Следует подчеркнуть, что выше были приведены лишь официальные данные - речь шла только о зафиксированных статистикой активных членах экстремистских групп. Реальный потенциал праворадикального лагеря ФРГ, с учётом сочувствующих, по-видимому, гораздо значительнее. Достаточно сказать, что только за республиканцев на выборах в бундестаг 1998 года голосовало около одного миллиона человек Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс. Энциклопедический справочник./Сост. А.А. Танин-Львов. - М: Росспэн, 2001. С. 382-4.. На то, что приведённые цифры являются лишь верхушкой праворадикального айсберга, указывают и результаты социологического опроса лета 2002 года Цит. по: http://top.rbc.ru/index.shtml?/news/incidents/2002/0…/07110546_bod.shtm, 07.09.02. Более четверти респондентов заявили, что “еврейское влияние в Германии слишком велико”, 17% заявили, что, если бы не холокост, Гитлера можно было бы считать выдающимся государственным деятелем, а 53% полностью или частично согласны с мнением, что “в своей работе евреи чаще других прибегают к разного рода уловкам и обману”.

Всё это свидетельствует о кризисном состоянии немецкой национальной идентичности в том её виде, в котором она существовала все послевоенные десятилетия. Объединение страны и последовавшее за этим болезненное срастание “старой” и “новой” Германии в единое общество, превращение ФРГ в мультикультурное и полиэтничное государство с неизбежным в этих условиях социокультурным шоком - таковы факторы, приведшие к этому кризису.

Было бы неверным полагать, что идеологическое обеспечение немецких правых радикалов исчерпывается национал-социалистским (пусть и сильно модернизированным) и молодёжным контркультурным содержанием. Не меньшую роль в формировании современной политической лексики немецких ультраправых сыграла укоренённая в немецкой традиции vцlkish (народническая) идеология и сформированная отчасти на её базе философия “новых правых”. Последователи vцlkish идеологии группируются вокруг издания “Новая антропология”, стоящего на позициях “расовой этики” и биологизации культурных и поведенческих стереотипов. Сторонники этой линии выступают с ревизионистских позиций в вопросе оценки нацистского режима.

Наиболее динамично в среде немецких ультраправых развивается национал-революционная версия “нового правого” курса, находящая аудиторию в первую очередь среди внесистемных правых радикалов. В последнее время, однако, эксперты отмечают признаки упадка интеллектуального потенциала ультраправых: качество и количество теоретических публикаций неуклонно снижается.

Таким образом, на сегодняшний день тенденции эволюции немецкого правого радикализма выглядят достаточно парадоксально. С одной стороны, наблюдается стагнация и даже снижение поддержки крупнейших системных фрагментов крайне правого лагеря - НДПГ, РП и ННС. Ни одна из этих партий не подошла даже близко к пятипроцентному барьеру, отделяющему от вхождения в парламент и большую политику. В целом невелика численность внесистемных праворадикальных групп. С другой стороны, из года в год растёт число правонарушений с расистской и националистической мотивацией, а опросы демонстрируют усиление националистических эмоций вне границ собственно праворадикального лагеря.

Подобная ситуация позволяет сделать вывод о солидном запасе прочности, накопленном политическим истеблишментом и немецкой послевоенной государственностью в целом за истекшие десятилетия: усиление националистической мотивации среднего немецкого избирателя не выталкивает его в объятия политических маргиналов; поддержка населением традиционных партий демократической и либеральной ориентаций остаётся стабильно высокой.

Нельзя, однако, исключить возможности эволюции ситуации в неблагоприятную для истеблишмента сторону, если нынешние факторы, ведущие к обострению националистических эмоций, будут действовать и впредь, что более всего вероятно.

Австрийские ультраправые у власти: пределы и последствия адаптации

В русле единого немецкоязычного ультраправого феномена австрийский правый радикализм традиционно занимает особое место. Достаточно вспомнить, что именно в пределах Австро-Венгрии проходили обкатку на рубеже XIX-XX веков философские и политические концепции, позже положенные в основу национал-социализма, и там же возникают первые организации, могущие претендовать на это родовое имя.

Объективные предпосылки подобной роли австрийских ультраправых были обусловлены прежде всего мультикультурным - в отличие от Германии - характером общества, уже тогда сложившегося в рамках многонациональной и быстро модернизирующейся Австро-Венгерской монархии. Такую функциональную особенность австрийское праворадикальное движение сохранило и в наши дни. Об этом свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что уже в 1960-1970-е годы Вена становится одним из интеллектуальных центров движения “новых правых”, в настоящее время группирующихся вокруг журнала “Zur Zeit” (“Вовремя”) и его редактора Андреаса Мелцера. Ещё более весомым подтверждением специфической роли австрийского правого радикализма в рамках немецкоязычного ареала служит успех праворадикальной Австрийской партии свободы (АПС), добившейся наилучших для подобных партий электоральных показателей и вошедшей в 1999 году в состав правительства. На фоне отмечаемой экспертами Vgl. Verfassungschutzbericht 2001. - http://www.bmi.gv.at типологической схожести австрийского и немецкого праворадикальных феноменов казус АПС заслуживает особого внимания.

Формирование правительства с участием ультраправых, возглавляемых известным своими правоэкстремистскими высказываниями премьер-министром земли Каринтия Й. Хайдером, стало возможным после парламентских выборов 2 октября 1999 года. Партия Хайдера вышла на второе место с 26,91% голосов (у лидировавшей Социал-демократической партии Австрии - 33,15% голосов, и лишь на 415 голосов от АПС отстали консерваторы из Австрийской народной партии (АНП). Ещё до выборов руководство АНП заявило, что в случае поражения партии и потери второго места консерваторы выйдут из правительственной коалиции с СДПА и перейдут в оппозицию к последней. В конце января СДПА отказалась от попыток сформировать правительство меньшинства, и 4 февраля 2000 года федеральный президент Австрии Т. Клестиль привёл к присяге правительство В. Шюсселя, в котором посты вице-канцлера, министров обороны, финансов, юстиции, а также некоторые другие (в общей сложности 8 из 19) были отданы представителям партии Хайдера.

Констатируя прорыв европейского правоэкстремистского движения на новый, более высокий уровень политической легитимности, коренным образом меняющий качество европейского политического процесса, следует отметить, что он был обусловлен двумя факторами.

С одной стороны, залогом успешности электоральной стратегии австрийских ультраправых являлась антииммигрантская риторика, положенная в основу их курса. Хайдер, будучи главой земельного правительства, не только неоднократно делал заявления о необходимости ужесточить иммиграционный режим в Австрии и в целом в ЕС, но и проводил дискриминационную политику в отношении этнических меньшинств (в том числе коренных - словенцев) в Каринтии. Существенному сокращению подверглось число двуязычных школ, очевидно дискриминационный характер стала носить практика предоставления социальных пособий и рабочих мест иммигрантам (прежде всего неевропейского происхождения).

Анализ иммиграционных потоков в Европе в последние десятилетия показывает всю остроту иммиграционной проблематики для Австрии, где 9% жителей не являются гражданами страны. Более высокая доля иностранного населения по странам ЕС обнаруживается только в Люксембурге (34,1%), при этом надо отметить, что 90% проживающих здесь иммигрантов имеют гражданство других государств-членов ЕС, в то время как в Австрии доля граждан ЕС в общем количестве иммигрантов имеет наименьший по странам ЕС показатель - 13%. В Бельгии, где доля иммигрантов составляет также 9%, из числа последних 61% - граждане ЕС. Австрия занимает второе после Люксембурга место в ЕС и по числу легально работающих иностранцев - 10%. Для сравнения - в Германии, стране со сходными базовыми показателями иммиграции, доля граждан ЕС среди иммигрантов составляет 25%. Таким образом, именно на Австрию приходится относительный пик иммиграционного потока не из зоны ЕС, прежде всего из стран “третьего мира”. Фактор культурной отчуждённости иммигранта здесь выражен наиболее сильно, что в сочетании с высоким показателем занятости среди неграждан даёт очевидную этнокультурную мотивацию проявляющимся в австрийском обществе антииммигрантским настроениям. Мы оставляем в стороне рассмотрение особенностей политического развития Австрии в ХХ веке как вероятного фактора этого подъёма. В любом случае, как показывает опыт в первую очередь ФРГ, значение этого фактора не стоит переоценивать.

Вторым компонентом, обеспечившим успешное проникновение ультраправой АПС в австрийский истеблишмент, стала готовность части австрийской политической элиты признать АПС легитимным участником политического процесса. Консервативная Австрийская народная партия поддержала ультраправых своим политическим авторитетом, делегировав своего лидера на пост канцлера. Что заставило австрийских консерваторов сломать установившуюся в Европе после Второй мировой войны традицию маргинализации правых радикалов? Ответ на этот вопрос лежит в плоскости рассмотрения кризиса традиционной системы идейно-политических ориентиров, усугубляющегося в Западной Европе на протяжении двух последних десятилетий. Такие факторы, как переход западного общества в постиндустриальную стадию развития, распад биполярной модели мира, появление новых цивилизационных вызовов (в частности, экологических) и обострение оставшихся от предшествующей фазы развития проблем (в том числе и иммиграционной) существенно деформировали традиционную “лево-правую” дихотомию политических предпочтений и по-новому поставили проблему политической идентификации. Дезориентация традиционной элиты дополнилась появлением новых членов политического истеблишмента. Регионалисты в Италии и Бельгии, “зелёные” в Германии и большинстве стран Северной Европы уже вошли в “высшую лигу” европейской политики. В этом контексте включение в правительственный блок в Вене ультраправой партии свидетельствует о сознательном отказе австрийских консерваторов от соблюдения базовых неписаных норм функционирования европейской демократической модели и, следовательно, о глубоком кризисе политического самоопределения АНП.

Инцидент с созданием правительства АПС-АНП примечателен и проблемами, с которыми столкнулся ЕС при попытках воздействовать на возникшую ситуацию. Результаты выборов 2 октября 1999 года и в особенности создание блока АПС-АНП вызвали бурную реакцию институтов ЕС и государств-членов. В Брюсселе было принято решение минимизировать контакты с Австрией, сведя их до уровня технических встреч. С резким осуждением Вены выступили представители Бельгии, Франции, Португалии, некоторых других стран Союза. ЕС попал в сложную ситуацию: защищая такие свои базовые ценности, как отказ от любой формы дискриминации, терпимость, ценностный универсализм, интегрирующаяся Европа ставит под сомнение право австрийской нации на демократическое волеизъявление и, по существу, на суверенитет. Уже не в первый раз за последние годы в Европе возникает коллизия приоритетов: что более соответствует европейской политической модели сегодня - примат традиционного национального суверенитета или же примат прав личности?

В этих условиях отчётливо проявилось усиление и без того существующих у части европейского общества (и не в последнюю очередь - у общества австрийского) опасений по поводу централизаторских амбиций брюссельской “еврократии” и неприятия диктата единой Европы в адрес отдельных государств-членов. Так, парламентарии Дании, известной своим осторожным отношением к проектам усиления наднациональных начал европейской интеграции и её ускорения, призвали своё правительство убедить другие государства, входящие в ЕС, отменить принятые против Австрии санкции. Политическое бюро Европейской народной партии (ЕНП) большинством голосов высказалось против исключения АНП из рядов ЕНП. Это происходило на фоне некоторого снижения поддержки ЕС в Дании, Австрии, Швеции. Число удовлетворённых уровнем демократичности ЕС снизилось в Австрии с 45% в 1998 году до 38% - в 1999-м, в Дании - с 40% до 30% соответственно (в то же время в среднем по ЕС этот показатель поднялся с 35% до 42% соответственно). По своим параметрам это “антиинтеграционистское чувство” фактически является одной из разновидностей чувства националистического с его приверженностью ценностям определённой культурной общности и функцией защиты последних. Тем самым реакция ЕС потенциально усиливает позиции и расширяет базу тех самых правых популистов, позиции которых хочет ослабить.

Вопреки мнению многих наблюдателей, предрекавших быстрый распад правительственной коалиции под воздействием внешнего и внутреннего давления, кабинет Шюсселя просуществовал больше двух с половиной лет. Ещё накануне формирования правительства Шюссель и Хайдер подписали декларацию “Ответственность Австрии - будущее центра Европы”, в которой осудили все формы дискриминации и поддержали Хартию европейских политических партий за нерасовое общество. Затем Й. Хайдер ушёл с поста лидера АПС, передав руководство партией вице-канцлеру от АПС. Создаётся впечатление, что Хайдер сознательно заплатил эту высокую цену за сам факт вхождения АПС в правительство, за акт приобщения к истеблишменту. Смысл этой операции становился более понятен в контексте декларируемых Хайдером амбиций побороться за пост канцлера на следующих выборах. Реализация части программных установок АПС на земельном уровне в Каринтии в сочетании с наличием постов в респектабельном правительстве Шюсселя давало значительное пространство для манёвра и формирования Хайдером имиджа, адекватного потребностям будущей предвыборной кампании.

Каков же итог хождения австрийских правых популистов во власть? Результат выглядит противоречиво. С одной стороны, партия сумела реализовать на федеральном уровне часть своих программных установок и тем самым отчасти сохранить собственное политическое лицо. Летом 2002 года принимается закон, обязывающий всех (за малым исключением) иностранцев, проживающих в Австрии и не являющихся гражданами государств-членов ЕС, под угрозой высылки из страны учить немецкий язык. Во внешней политике Австрия жёстко выступила против планов либерализации режима передвижения рабочей силы в контексте грядущего вступления в ЕС стран ЦВЕ. Кроме того, АПС требовала, в качестве одного из условий расширения ЕС, пересмотра так называемых декретов Бенеша, санкционировавших в конце 1940-х годов выселение немецкого населения из Чехословакии и национализацию их собственности.

С другой стороны, сам Хайдер, наблюдавший из Каринтии за деятельностью своих соратников в правительстве, пал жертвой неизбежной адаптации АПС к правилам игры в высшей политической лиге. Разногласия с представителями более умеренного крыла партии, явно предпочитавшими кресла министров репутации бескомпромиссных радикалов, привели к внутрипартийному кризису, вскоре переросшему в кризис правительственный. В сентябре 2002 года Хайдер не был переизбран на пост партийного лидера; его сменил более умеренный Матиас Райхольд, однако уже через месяц он был смещён, и его место занял сторонник Хайдера “ястреб” Херберт Хаупт. На прошедшие в ноябре 2002 года внеочередные выборы в Национальный совет - нижнюю палату парламента - партия вышла в ситуации падения своей популярности и внутренней дезориентации и получила лишь 10,2 % голосов, потеряв 2/3 ранее набранных.

В этой связи Й. Хайдер в очередной раз заявил об уходе из большой политики, а сама АПС оказалась на грани распада.

Пребывание АПС в коалиционном кабинете показало пределы возможной реализации праворадикального курса в случае успешного прорыва соответствующей партии в истеблишмент и связанные с этим угрозы для её идентичности. Может ли этот прецедент рассматриваться как типичный для Европы? Ответ на этот вопрос зависит от параметров внутриполитической ситуации в каждой конкретной стране. Как и в случае с немецким праворадикальным феноменом, о котором шла речь выше, политическая система страны доказывает свою устойчивость и способность “одомашнить” политических радикалов либо успешно их маргинализовать. Однако запас системной прочности пока имеет тенденцию к сокращению.

Можно, таким образом, констатировать, что важнейшими факторами изменения характера и масштабов проявления праворадикального феномена в Европе в последние 10-20 лет стали обострение социокультурной ситуации в странах Европы вследствие иммиграционного бума, а также ускорение наднациональных интеграционных и глобализационных процессов в 1980-1990-е годы. Рост популярности праворадикальных лозунгов и выдвигающих эти лозунги организаций является реакцией на эти объективные изменения - реакцией, свидетельствующей о кризисном состоянии европейского социума и характерной для него либерально-универсалистской ценностной системы.

Успеху (пусть и относительному) правых радикалов способствовали и их внутренние модернизация и перегруппировка. На смену полутеррористическим группам, исповедующим примитивный национализм и ностальгирующим по одиозным политическим проектам прошлого, приходят стремящиеся к известному уровню респектабельности партии.

Тем не менее нет оснований считать, что правый радикализм представляет собой первостепенную угрозу существующему в государствах Европы политическому устройству: случаи Франции и Австрии наглядно показывают пределы возможной экспансии ультраправых, а равно и проблемы, возникающие перед ними в процессе их врастания в систему. Нельзя, однако, исключить, что сохранение и усиление в будущем характерных ныне для европейского общества тенденций может повысить и политические шансы правых радикалов.

Размещено на Allbest.ru