Идеологическое, слишком идеологическое: дивергенция политических идентичностей внутри современной Молдавии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Девятков А.В.

Идеологическое, слишком идеологическое: дивергенция политических идентичностей внутри современной Молдавии

Постсоветское пространство является полем для разнообразных экспериментов с построением тех или иных проектов идентичности. Эти проекты не вписываются четко в национальные границы, соперничая иногда внутри одного и того же государства. Постсоветская Молдавия является этому хорошим примером: линии раздела пролегают здесь, во-первых, между собственно Республикой Молдова и Приднестровьем, которое с 1991 года существует как автономное сецессионистское образование. И, во-вторых, в самой Республике Молдова в последние годы лишь усиливается поляризация между различными политическими силами, которые условно можно дифференцировать на «европеистов» и «изоляционистов». Спор «румынофилов», выступающих за слияние Молдовы с Румынией, и «молдавенистов», отстаивающих молдавскую государственность, в значительной степени маргинализировался, хотя и не ушел полностью в прошлое . идеологический политический идентичность

В настоящей статье особое внимание будет уделено идеологическим элементам, которые содержатся в конструктах идентичности в современной Молдавии и которые связаны с противостоянием Кишинева и Тирасполя. Именно наличие идеологем лишает эти политические проекты идентичности инклюзивности, делает маловероятным их сосуществование в рамках одного стабильно функционирующего общественно-политического механизма.

Приднестровский фактор в молдавской политике

После «Меморандума Козака» 2003 года, когда Россия в одностороннем порядке попыталась разрешить приднестровский вопрос, оба берега Днестра вот уже десять лет лишь стремительно удаляются друг от друга. Как в Кишиневе, так и в Тирасполе на политическом уровне доминирует нежелание идти на серьезный компромисс в процессе урегулирования, а также взаимная отстраненность и культивирование стереотипов.

На правом берегу приднестровский вопрос окружен многочисленными табу. Во-первых, любые обсуждения политического урегулирования за пределами автономии для Приднестровья наталкиваются на разговоры о возможности «приднестровизации» Молдовы. Под этим понимается угроза того, что если Приднестровье получит серьезные полномочия в условиях федеративного решения конфликта, то Молдова утратит возможность преследовать цели европейской интеграции и оставаться функциональным государством. Это еще раз недавно подчеркнул в своей речи перед Генеральной Ассамблеей ООН премьер-министр Молдовы Ю. Лянкэ . В связи с этим никто серьезно не ставит под сомнение адекватность закона от 2005 года, в рамках которого «восточным районам Левобережья» предлагалась автономия в соответствии с нынешней конституцией Республики Молдова. В этих условиях прагматический курс в отношении Приднестровья, сопровождающийся определенными уступками, готовностью двигаться в сторону федеративного решения, крайне рискован для любого молдавского политика.

Некоторое пространство для этого курса в Молдове появляется лишь в связи с позицией Европейского Союза, который через официальные и неофициальные каналы дает понять молдавской элите, что кипрский вариант разрешения конфликта со вступлением одной части государства в ЕС и маргинализацией другой части в случае с Молдовой не должен повториться. Тем не менее, приоритет в Молдове отдается идее национальной консолидации и единства при готовности предоставить серьезные политические, социально-экономические права жителям и предприятиям Левобережья, но не каким-либо приднестровским властным структурам.

Сам взгляд на причины приднестровского конфликта остается в Молдове полем для консервации различных идеологем. Прежде всего, речь идет о том, что в Молдове основную вину за развязывание конфликта и поддержание статус-кво после 1992 года возлагают на Россию. Общепринятым является следующий тезис: «Проевропейская ориентация внешней политики Республики Молдова в первый год независимости и намерения ее руководства быть на равных в СНГ явно раздражало Москву, которая решила прибегнуть к «наказанию» этой “мятежной республики”» . Имеется в виду, что создание Приднестровской республики было проявлением неоимперской политики Москвы. Молдавский дискурс практически не рассматривает внутренние причины конфликта, ошибки молдавского правительства, допущенные в 1989-1992 гг., особенность тогдашней общественно-политической ситуации как в Молдове, так и самой России. Основной упор делается именно на внешний фактор, значение которого в итоге гиперболизируется. Симптоматичным является тот факт, что непосредственные участники событий, находившиеся в начале 90-х гг. у власти в Молдове (М. Снегур, И. Косташ и др.), в своих мемуарах пытаются свалить вину за неэффективные решения друга на друга.

Таким образом, историческая память в современной Молдове формируется через отсечение значительного событийного пласта, а критическое, «умеренное» переосмысление истории не допускается. Это отражает факт наличия серьезной исторической травмы, в контексте сначала советской, а затем и постсоветской «оккупации» (именно так трактуется нахождение войск и военных арсеналов России на Левобережье).

Тем не менее, фактор Приднестровья в современной молдавской политике практически отсутствует. Для молдавского политического сознания этот фактор имеет скорее символическое, нежели практическое значение. Факт существования Приднестровья воспринимается как символ национального унижения на фоне политики России в отношении Молдовы. В свете этого Молдова не готова «отказаться» от Приднестровья в долгосрочной перспективе, так как в противном случае это бы означало для нее подтверждение собственного статуса failed state. Румынофильская, унионистская позиция о приемлемости отказа от Приднестровья в пользу идеи объединения с Румынией не пользуется серьезной популярностью. Наоборот, приход в регион Европейского Союза видится как средство для разрешения геополитических проблем суверенной Молдовы.

Приднестровье: политика отрицания Другого

Приднестровский проект идентичности строится в основном на оппозиции молдавскому проекту. Даже на примере лидера молдавских коммунистов и президента Молдовы в 2001-2009 гг. В. Воронина, который риторически был открыт Приднестровью, но на практике ввел против левого берега всевозможные санкции и ограничения, приднестровские элиты, политические и экономические, ощущают непредсказуемость, отсутствие каких-либо серьезных гарантий для себя в случае, если будет достигнут тот или иной вариант урегулирования. Данные опасения разделяет большинство элиты в Тирасполе вне зависимости от политических пристрастий и внутренних противоборств.

Для населения эта угроза представляется в основном под видом «румынизации». Излюбленными пропагандистскими фигурами в Приднестровье являются президент Румынии Т. Бэсеску и лидер молдавской Либеральной партии М. Гимпу. Любые декларативные заявления в молдаво-румынских отношениях интерпретируются на левом берегу как свершившиеся факты на пути к историческому воссоединению Молдовы и Румынии. Румынизация же на социальном уровне воспринимается прежде всего как искусственно навязанная билингвальность (с необходимостью учить молдавский язык).

Позитивных же элементов приднестровской идентичности немного, и среди большей части населения до сих пор отсутствует восприятие Приднестровья как завершенного политического проекта. Именно в условиях международной изоляции у Приднестровья недостаточно собственных социально-экономических и культурных оснований для самостоятельности, и граждане в большей степени ассоциируют себя с российским, украинским и молдавским социумом. Интересен, в частности, факт существования в Тирасполе «румынских школ», которые несмотря на сложные отношения с властями, всегда наполнены учениками. Это отражает запрос, прежде всего, со стороны молдавской общины, на получение для детей образования по современным молдавским стандартам. Также приднестровское законодательство официально разрешает жителям региона получать иностранное гражданство (чем пользуются почти все жители региона), что опять-таки не может не иметь серьезных последствий в плане идентичности.

Факт непризнанности, в т.ч. со стороны России, серьезным образом подрывает «приднестровскую идею». Надежды на признание Россией были искусственно завышены в 2006 г. (в связи с проведение референдума), в 2008 г. (после признания Абхазии и Южной Осетии). Сегодня же на официальном уровне лишь осторожно говорят о такой перспективе, не желая давать населению каких-либо обещаний.

Тем не менее, единство приднестровских элит в их опасениях по поводу собственного будущего в рамках объединенной Молдовы, латентное нежелание русскоязычного большинства адоптироваться в перспективе к молдавскому законодательству о языке, двадцать лет раздельного существования поддерживают приднестровский проект как проект сильной территориальной идентичности. Это объективно сложившийся факт, который сложно будет не учитывать в каких-либо политических раскладах по конфликтному урегулированию.

Попытка выйти за рамки сложившейся интерпретации была предпринята в связи с приходом Е. Шевчука на пост президента Приднестровья в конце 2011 года. Приднестровский дискурс стал в значительной степени прагматичным, в т.ч. в отношении Молдовы. Вызвано это было возрастающим пониманием того факта, что приднестровская экономика исчерпала свой ресурс самодостаточности : с 2008 года полностью прекратились выплаты за российский газ, многие заводы простаивали или резко сократили выпуск продукции, бюджетный дефицит достиг сегодня 70 %. В связи с прорывом приднестровского «обновленческого» дискурса можно даже провести параллели с появлением медведевского дискурса модернизации, который также стремился деполитизировать публичное пространство и направить общество на решение прагматических задач.

Но данная возможность так и не была полностью реализована по нескольким причинам: во-первых, политический кризис в Молдове окончательно положил конец иллюзиям по поводу того, что «с Кишиневом можно договориться». Среди прочего, разочарованием стал для Тирасполя тот факт, что в ответ на аналогичный приднестровский жест Кишинев так и не отменил заградительные пошлины для приднестровских товаров. А уход с премьерского поста сильной фигуры В. Филата окончательно делает любые договоренности с Кишиневом крайне рискованными.

Не меньшую роль сыграла здесь позиция внешних акторов. Россия в лице Д. Рогозина, спецпредставителя президента России по Приднестровью, и А. Губарева, представителя российского МИД, ясно дала понять приднестровскому руководству, что какие-либо эксперименты в переговорах с Молдовой, готовящейся к подписанию Соглашения об Ассоциации с ЕС, вряд ли уместны. Трансляция такого месседжа идет не только через официальные каналы, но и через российские экспертные организации и Русскую православную церковь. Так, патриарх Кирилл, прибыв с визитом в Тирасполь 9 сентября 2013 г., обратился к «многонациональному народу Приднестровья» с призывом хранить православную веру, память о Великой Отечественной войне, роли А.В. Суворова даже в условиях социально-экономических трудностей, через которые проходит Приднестровье сегодня.

Европейский Союз со своей стороны долгое время пытался убедить и вовлечь приднестровскую сторону в процесс сближения с Молдовой и самим ЕС, но завершается эта попытка сегодня скорее политикой принуждения. Брюссель должен подписать в конце ноября этого года соглашение о создании углубленной и всеобъемлющей зоны свободной торговли с Молдовой (DCFTA), и без участия в этом режиме Приднестровье фактически утратит доступ на европейские рынки для своей текстильной, обувной и металлопродукции. Ш. Фюле, еврокомиссар по расширению и политике соседства, уже открыто признал, что «зона свободной торговли - это хорошее основание для объединения страны, которая понимает свои интересы» . Приднестровье воспринимает это как насильственное вталкивание в единое государство, где политические решения будут приниматься в Кишиневе и Брюсселе при минимальном участии Тирасполя.

В связи с этими факторами проевропейскому курсу Молдовы Приднестровье противопоставляет курс на евразийскую интеграцию. Во многом это - политическая декларация, перспективы реализации которой в связи со сближением Киева и Кишинева с ЕС и отсутствием у Приднестровья общей границы с Россией пока представляются туманными. Со стороны Приднестровья продолжает существовать запрос на активные действия России в регионе (особенно в связи с приближением Вильнюсского саммита), а доверие к Молдове и Европейскому Союзу поддерживается на крайне низком уровне.

Таким образом, в доминирующих конструктах молдавской и приднестровской идентичности присутствуют взаимоисключающие, идеологически окрашенные бинарные оппозиции «поддерживаемые неоимперской Россией сепаратисты - бессарабские румынизаторы» и «европейская интеграция - евразийская интеграция». Эти симметричные оппозиции охватывают как внутриполитическое пространство, так и внешних игроков и формируют сильный запрос на их участие в судьбе молдавского государства.

Данные идеологические конструкты пока не в полной мере структурируют социальную реальность, являясь в большей степени виртуальными. Разнообразие социальных контактов между двумя берегами велико, и оно доходит до того, что бывший топ-менеджер приднестровской бизнес-группы «Шериф» занимает пост главы компании-оператора молдавских железных дорог, а большое количество ежедневно перемещающихся через де-факто границу Приднестровья и Республики Молдова граждан с разными паспортами как минимум визуально не уменьшается. Тем не менее, с ужесточением геополитического противостояния вокруг Молдовы возможны разные сценарии, в т.ч. триумф идеологических конструктов.

Размещено на Allbest.ru