Иллюзии политического универсализма в эпоху глобализации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Иллюзии политического универсализма в эпоху глобализации

С.Б. Алимова

Глобализация радикально меняет облик современного мира. Посредством этого сложного, неоднозначного и во многом противоречивого процесса мир эволюционирует к качественно новому состоянию. Диалектический характер глобализации проявляется в усложнении ее пространственновременной динамики. Во-первых, расширяясь в пространстве, она вовлекает в свою орбиту все новые ареалы и государства мира. Во-вторых, ускоряясь во времени, глобализация отражает все возрастающие темпы и ритмы мирового развития. В-третьих, этот процесс характеризуется исключительной насыщенностью и плотностью своего воздействия на все сферы современной жизни. Глобализация приобрела необратимый характер. Она является не только доминантным мегатрендом мирового развития, но и органическим элементом кардинальных внутригосударственных трансформаций. На этом основании некоторые авторитетные аналитики (Т.Фридмен, Р.Фолк, С.Стрейндж, Дж. Розенау и другие), стоящие на позициях гиперглобализма, редуцируют все разнообразие тенденций мирового развития к процессу глобализации и его последствиям.

Очевидно, что проблемный комплекс, обладающий такой ярко выраженной актуальностью, причем не только настоящей, но и в большей степени перспективной, не мог оставаться на периферии исследовательских интересов. Его научная рефлексия была исключительно плодотворной. Теоретические презентации в этой области насыщены разнообразными аналитическими схемами, авторскими трактовками, оригинальными концептами. Но в то же время следует признать, что если одни научные интерпретации глобализации, прежде всего опирающиеся на значительную интеллектуальную традицию, достаточно фундированы и концептуальны, то другие -- поверхностны и склонны к чисто эмоциональным оценкам нового состояния мира. Кроме того, амбивалентность форм проявления глобальных процессов, их географическая и структурная неоднородность существенно затрудняют их адекватный анализ и, тем более, их глубокое осмысление с точки зрения синтеза теоретических выводов науки с установками практической политики.

Многообразие научных интерпретаций процесса глобализации предполагает прежде всего необходимость их оптимальной систематизации. Правомерным представляется выделение двух широких исследовательских подходов, основывающихся на традиционной для академической науки дихотомии -- pro et contra.

Первый исследовательский подход строится на активном утверждении и продвижении идеи о том, что глобализация априори позитивна, так как формирование единства земной цивилизации, выводящего за рамки своего существования разрушительный потенциал конфликтности, по определению, должно нести благо всему человечеству. В соответствии с таким пониманием глобализация трактуется как источник грядущего процветания, роста качества жизни, укрепления социальной стабильности и политической устойчивости глобализирующихся обществ. Авторитетный теоретик, представляющий это исследовательское направление, Э.Гидденс, признанный «гуру глобализации», декларирует следующее: «Глобализация -- мощная, трансформирующая мир сила, отвечающая за массовую эволюцию обществ и экономик, изменений форм правления и всего мирового порядка» [1; 17].

В соответствии с таким исследовательским видением сущности процесса глобализации и его благотворных последствий формулируется и вполне определенная оптимистическая тональность авторских концептов. Они характеризуют новый формирующийся и утверждающийся тип общества как конструктивный и перспективный -- «постсовременное общество» (Э.Гидденс), «постиндустриальное общество» (Д.Белл), «новое индустриальное общество» (Дж.Гэлбрейт), «активное общество» (А.Этциони), «организованное общество» (С.Крук) и т.п.

Вторая исследовательская линия в трактовке процесса глобализации и его последствий представлена сторонниками иного, можно сказать диаметрально противоположного видения проблемы. Они определяют глобализацию как «новую форму планетарного тоталитаризма» (Ж.Эллюль), как своеобразный тип манипулятивной диктатуры нескольких высокоразвитых и могущественных, занимающих ключевые позиции в мировой политике государств над всем населением планеты. Резюмируя правомерность такого видения проблемы, авторитетный американский аналитик Дж.Грей констатирует: «Глобализация является ошибочным и вредным политическим проектом» [2; 76].

Авторские концепты исследователей, анализирующих в качестве наиболее значимых не созидательные, а разрушительные последствия глобализации, радикально иные -- «программируемое общество»  (А.Турен),  «виртуальное  общество»  (А.Бюль),  «тоталитарная  демократия»  (Дж. Тэлмон), «общество спектакля» (Ги Дебор), «технократический тоталитаризм» (Ж.Эллюль), «глобальный человейник» (А.Зиновьев), «виртуализированное общество» (Ж.Бодийар) и др. В них явно присутствует жесткая антиглобалистская риторика.

Такой значительный разброс исследовательских позиций представляется вполне обоснованным и адекватным. Масштабные, динамичные и радикальные перемены, происходящие в структуре современного миропорядка и отдельных обществ, вызванные процессом глобализации, не поддаются одномерной теоретической интерпретации. Признание глобализации в качестве доминантного мегатренда, определяющего настоящее и будущее человечества, с неизбежностью предполагает поиски ответов на целый ряд вопросов. Как соотносится глобализация с процессами модернизации и демократизации, которые не в меньшей степени определяют направленность, приоритеты и, в конечном счете, результативность политического развития современного мира на уровне как планетарном,  так и локальном (национально-государственном)? Можно ли утверждать, что существуют конкретные маркеры глобализации и индикаторы обусловленных ею перемен? И, наконец, сводится ли глобализация к унификации мира или же по-прежнему имеет право на существование перманентно присущее человечеству стремление к «цветущему многообразию»? (К.Н.Леонтьев)

Актуализация этих вопросов объясняется тем, что, несмотря на относительную «молодость», теория глобализации не свободна от эмоциональных напластований, концептуальных натяжек и очевидных противоречий. Одна из главных причин такого положения вещей заключается в том, что существует довольно устойчивая исследовательская позиция, согласно которой глобализация предполагает наличие универсального императива, определяемого достижениями западной цивилизации. В соответствии с таким видением западные политические ценности базового характера, такие как рынок, демократия, либеральная культура, гражданское общество, правовое государство и т.д. имеют универсальный характер, и процесс глобализации связан с их активной экспансией. Они определяются исследователями как общеобязательный стандарт, на основе которого выстраивается новый мировой порядок.

Рубеж веков стал началом изживания иллюзий политического универсализма. Этому способствовали непростые реалии современного мира. Заявили о себе как о влиятельной силе в мировой политике антии альтерглобалистское движения. Интенсифицировались и ожесточились культурные, религиозные и этнические конфликты. Старые и, казалось бы, спаянные столетиями государственные формы распадаются под грузом тяжелого исторического наследия. Активно формируются и продвигаются альтернативные модели современности и, прежде всего, проект «исламской глобализации». Политическая архитектура современного мира, ее структурный и содержательный дизайн усложняются за счет включения в мировой политический процесс молодых суверенных государств, нацеленных на активное формирование оригинальных национальных моделей политического развития. Все это предполагает необходимость кардинального пересмотра старых исследовательских схем на предмет их релевантности противоречивым тенденциям развития современного мира в условиях глобализации.

Общеизвестно, что роль политического интегратора глобализирующегося мира отводится демократии. Распространение демократических ценностей и их институциональное воплощение, подкрепляемое «мощнейшим демонстрационным эффектом западных демократий» (А.И.Соловьев), авторитетные аналитики и практические политики определяют как одну из главных движущих сил мирового развития. В исследовательской литературе, которая, по всеобщему мнению, признается классикой политической науки, чрезвычайно настойчиво проводится идея о том, что расширение демократического ареала неизбежно приведет к унификации мирового сообщества в соответствии с критериями и ценностями западной либерально-демократической парадигмы. Общеизвестным интеллектуальным символом такого видения является концепция «конца истории» Ф.Фукуямы [3; 1-429]. Эталонный демократический стандарт, закрепленный на Западе как результат его многовековой продуктивной интеллектуальной рефлексии и не менее успешной общественной практики, и в настоящее время служит для многих авторитетных аналитиков (Ф.Фукуяма, Зб. Бжезинский, К.Райс, Р.Хаас, У.Кристолл, Дж. Кемп и другие) главным критерием оценки происходящих в современном мире перемен.

Однако, не ставя под сомнение впечатляющие достижения стран «старой демократии», равно как и авторитетность суждений этих исследователей, следует все-таки признать, что прогрессистскоэволюционистская парадигма глобальной демократизации по «вестерн-проекту», особенно в свете кардинальных сдвигов в мировой политике последнего десятилетия, продемонстрировала свою явно недостаточную эмпирическую ценность. И прежде всего потому, что схематическая формулировка либерально-демократической модели как набора строго определенных признаков, характеристик, элементов не могла в принципе соотноситься с реалиями постоянно изменяющегося и усложняющегося мира. В соответствии с этим анализ вновь формирующихся моделей демократии зачастую сводится к исключительно атрибутивному аспекту. Очевидно, что в таком случае эвристический потенциал итогового знания очень скромен, так как имеет своей целью выяснение степени корреляции анализируемого политического порядка с идеальными атрибутами базового концепта (либеральная демократия).

Демократический транзит, активно развернувшийся в незападных обществах (восточноевропейских, латиноамериканских, африканских, азиатских, постсоветских) поставил под сомнение правомерность и оптимальность использования концепта «вестернизации» в качестве универсальной объяснительной схемы.Причины этого «охлаждения» многообразны. И в первую очередь здесь отчетливо проявилась одна из важнейших имманентных характеристик интеллектуальной деятельности. Динамика развития науки связана с перманентной критикой влиятельных концепций, их активной верификацией. Определяющее воздействие на этот процесс оказывает также интенсификация прикладных научных исследований. Явно выраженные различия между разнообразными обществами актуализировали эмпирическую сферу.

В эмоциональном плане концепт «вестернизации» подвергался еще более массированной и яростной критике в связи со стремлением молодых государств, добившихся суверенитета, выстраивать свое понимание политической перспективы, выбирать свою историческую судьбу самостоятельно, без давления (политического, культурного, интеллектуального и др.) извне. Именно из такого понимания исходил американский политолог и политический деятель Р.Кирк, когда, подводя итоги  своей многолетней и плодотворной интеллектуальной деятельности в области теории демократии, он резюмировал: «Государства, как и люди, должны находить свои собственные пути к порядку и свободе, и такие пути обычно бывают очень древними и извилистыми... Мы, американцы, склонны полагать, что страны, которые мы пренебрежительно называем «слаборазвитыми», -- это не более чем примитивные скопления населения, которым не хватает только наших политических теорий и практики, чтобы установить режим полного благоденствия. Но это значит игнорировать историю» [4; 147].

Очевидно, что политические процессы сугубо индивидуальны, ситуативны, включают в себя существенные отклонения от всеобщей закономерности, что делает практически невозможным буквальное повторение происходящего в других странах. В условиях несовпадения форм и ритмов развития стран, народов, цивилизаций демократизация в незападных странах значительно отличается от аналогичных процессов становления демократии на Западе, причем не просто национальноисторической окрашенностью, но и своеобразием самого типа и содержания демократических преобразований.

Нельзя утверждать однозначно, что концепт «вестернизации» полностью утратил свои когда-то господствующие в политической науке позиции. Правомернее было бы констатировать, что в процессе активной полемики с ее последователями в науке выстраивались новые исследовательские трактовки, открывались новые возможности для продуктивного исследования проблемы. Они являлись результатом эмпирического апробирования теоретических схем, ошибок, просчетов, откатов назад, драматического, а зачастую трагического опыта продвижения к демократии многих разнообразных по своей природе обществ.

Очевидно, что формирование и закрепление демократических элементов, форм, институтов, возникших в различных социальных и культурных средах, являющихся результатом длительной эволюции в контексте оригинальных, а зачастую уникальных условий, факторов, процессов, имеют значительные особенности, сложности и противоречия. Это связано с тем, что содержание этих элементов при переносе в новые условия претерпевает качественные изменения. Причем часто настолько значительные, что правомернее говорить не о заимствовании, а о становлении принципиально новой политической реальности. Более того, по мере «вживления» демократических элементов в новую социокультурную среду, в процессе их активного и нелегкого становления происходит их своеобразное и даже порой непредсказуемое перерождение. Поэтому одномерные и жестко оформленные исследовательские схемы могут соответствовать только одномоментному состоянию формирующейся системы или даже иметь более узкую функциональную предназначенность -- охватывать определенный фрагмент системы, который по мере ее становления может отпасть как несостоявшийся или исчерпать себя как отработанный. Таким образом, жестко заданные исследовательские  схемы, по существу, игнорируют эволюционный характер формирующихся и усложняющихся систем.

В исследовательской литературе анализ процесса глобализации зачастую сопровождается противопоставлением глобального и локального уровней. «Идеальный тип» современной глобализации включает в качестве принципиального компонента «априорное доминирование всех глобальных ценностей и ориентиров по отношению к местным (локальным) ценностям, включая и этнический фактор, который перестает играть прежнюю роль» [5; 68]. При этом ценностное содержание глобализации связывают прежде всего с позитивной и благотворной инновацией, тогда как локальный уровень -- со статикой, застойностью и даже отсталостью. Часто «глобальное» приобретает статус высшей нормативной ценности, обладающей преимуществом именно в силу своей глобальности. Закрепление убеждения, что все новое заведомо лучше старого способствовало тому, что любая инновация стала рассматриваться в качестве важнейшего самостоятельного критерия и, более того, цели.

Действительно, важной особенностью глобализации является то, что она проникает в самые глубокие пласты социума. Новые глобальные ценности изменяют даже наиболее консервативные и устойчивые политические организации сознания, поведения, культуры. Они активно вторгаются и в структуру таких локальных ценностей, как традиции, обычаи, привычки и т.д. Но, вопреки утверждениям теоретиков глобализации о становлении «глобальной культуры», современный мир на истоке третьего тысячелетия характеризуется ярко выраженной спецификой, своеобразиями и различиями. В условиях расширения ареала глобализации, столкновения или даже мягкой конкуренции глобализационных и традиционных ценностей это многообразие становится предпосылкой обострения политических конфликтов, определяемых культурными, конфессиональными, этническими и многими иными различиями народов и государств. Следовательно, в любом обществе возникает проблема формирования оптимального баланса между активно проникающими глобализационными и исконными, традиционными ценностями.

Очевидно, что любой исторически сложившийся общественный порядок, даже если он больше неэффективен с точки зрения требований современности, имеет мощную опору в традиционных ценностях. А могущество любого общества -- это прежде всего могущество, базирующееся на определенных ценностных основаниях. Поэтому стратегия политического реформирования должна строиться с учетом всех сложностей и противоречий неизбежной и болезненной трансформации старой системы ценностей, которая уже не соответствует новому социальному заказу, но, тем не менее, в течение длительного времени являлась важнейшей консолидирующей основой общества. Изменения такого радикального типа, как свидетельствует мировая и постсоветская политическая практика, неизбежно сопровождаются интенсификацией многообразных конфликтов, нарастанием деструктивных тенденций, которые могут тормозить, значительно усложнять и даже в определенных случаях сорвать этот процесс, способствуя его откату. П.А.Сорокин, бывший свидетелем многих кардинальных потрясений XX в., осмысляя их глубинные причины и драматические последствия в своих фундаментальных трудах, констатировал: «Социальный порядок не случаен… Это итог вековых усилий, опыта, стремления создать наилучшие формы социальной организация и жизни. Каждое стабильное общество, сколь бы несовершенным оно не казалось бы с точки зрения «незрелого» радикализма, тем не менее, является результатом огромного конденсата национального опыта, опыта реального, а не фиктивного, результатом бесчисленных попыток, усилий, экспериментов многих поколений в поисках наиболее приемлемых социальных форм. Только несведущий человек или витающий в облаках фантазер может полагать, что подобный порядок, выстроенный столетиями, представляет собой нечто призрачное, нонсенс, недопонимание, фатальную ошибку» [6; 294].

Значительный эмпирический материал, фиксирующий особенности политических трансформаций самых разнообразных обществ, которым располагает в настоящее время политическая наука, подтверждает правильность исследовательских выводов великого классика. Инновации, вводимые в процессе политического реформирования, не подкрепленные и не санкционированные культурой, не воспринимаются массовым сознанием как позитивные. Соответственно они могут вызвать в обществе реакцию неприятия, противодействия и даже в некоторых случаях отторжения политических реформ и самой их идеи. Это одна из причин многих несостоявшихся модернизаций. Это объясняется тем, что инновации, воспринимаемые массовым сознанием как дезорганизующие, нарушающие привычный порядок вещей, картину комфортного мира, сцементированного привычной системой ценностей, могут вызвать резкое повышение всеобщего чувства дезориентированности и агрессивности, желание вернуться к санкционированному всем прошлым опытом общественному порядку. В такой ситуации возможно формирование мощного общественного механизма противодействия переменам.

Поэтому особую значимость в условиях глобализации приобретает проблема адекватной интерпретации и формирования оптимального соотношения традиций и инноваций. В исследовательской литературе долгое время доминировала позиция, согласно которой успешная модернизация общества зависит от степени разрушения традиционных элементов или даже равнозначная такому разрушению. Другими словами, чем меньше влияние традиций, тем более эффективно общество в состоянии справиться с новыми «вызовами» времени и дать адекватный «ответ». Многообразный опыт самых различных незападных обществ (азиатских, восточноевропейских, латиноамериканских, африканских, постсоветских) поставил под сомнение правильность такой позиции. Итогом глубокой аналитической проработки и радикального пересмотра исследовательских подходов стало понимание традиций как явления динамического и саморазвивающегося. В этой связи авторитетный исследователь Э.Калло резюмирует: «Необходимо подчеркнуть, что традиции являются не мертвым бременем, а, напротив, постоянно обновляющимся достоянием. Традиции -- это одновременно древнее правило и постоянно переживаемая норма, синтез древнего принципа и нововведения, постоянное приспосабливание прошлого к настоящему и будущему» [7; 84].

Начало XXI в. характеризуется расширением рамок процесса модернизации до глобального масштаба. Очевидно, что результативность и эффективность этого процесса будет в значительной степени определять общую матрицу нового мирового порядка, его структурный дизайн. Молодые суверенные государства, в том числе и, несомненно, Республика Казахстан, «встраиваются» в мировое сообщество именно в процессе своей всесторонней модернизации. Глобализация как бы актуализирует и интенсифицирует расширение и углубление модернизационных процессов в современном мире. Но следует признать и то, что глобализация образует далеко не однозначный и во многом противоречивый контекст для разворачивания подлинно созидательного потенциала модернизации. С одной стороны, очевидно, что каждому государству, включающемуся в этот процесс, предстоит выработать свою самобытную модель, сформировать свою оригинальную политическую стратегию, выстроить свою уникальную траекторию модернизации. С другой стороны, нельзя отрицать наличие общих закономерностей, сквозных тенденций, набора ограничений, которые прошли эмпирическую проверку в странах «старой демократии».

В этой связи представляется целесообразным сосредоточить внимание на некоторых важнейших особенностях модернизации процесса на истоке ХХI в. именно как глобального.

Во-первых, наличие явного разрыва между странами, включенными в глобальный модернизационный процесс. Одни из них только «входят» в него, им еще предстоит «выстроить» свою оптимальную политическую стратегию модернизации, ее непростую траекторию. Другие страны, с разной степенью результативности преодолев первый «порог модернизации» (Э.Нойбауэр), стремятся к закреплению выбранной стратегической линии. Третьи, своего рода первопроходцы этого процесса (так называемые страны «старой демократии»), вышли на высокий уровень своих модернизационных претензий и потенций. Их достижения (прежде всего, экономические и политические) обладают, по общему мнению, «мощнейшим демонстрационным эффектом» (А.И.Соловьев).

Во-вторых, неравные стартовые условия, разные темпы разворачивания процесса модернизации, отличные социально-экономические, политические и культурно-цивилизационные контексты могут иметь последствием глобальные конфликты особого рода. Их можно определить как «схватку разнонаправленных развитий» (М.Гефтер). Эмпирически подтверждено, что даже при развитии процесса модернизации в одном направлении при разных отправных точках его субъекты могут оказаться в «контрафазе» один относительно другого. Попытка вырваться из данного противоречия с    помощью «подтягивания», «подстегивания» отстающих приводит, как правило, к негативным и часто драматическим последствиям. Примером могут служить последствия «цивилизаторской миссии» США по отношению к «слаборазвитым странам» во всех регионах мира в прошлом столетии: Филлипины, Парагвай, Коста-Рика, Корея, Гватемала, Конго, Куба, Вьетнам и т.д. В XXI в. данная политическая традиция продолжена: Югославия, Афганистан, Ирак…

В-третьих, процесс модернизации сопровождается возрастанием внутренней конфликтности общества. Это провоцирует реактивные процессы, включая тенденции контри антимодернизации. Возникают различного рода движения (социальные, культурные, религиозные и т.д.), которые выходят далеко за рамки прежних структур регуляции. Казалось бы, это привычная форма реакции на модернизацию -- травмирующее вторжение новаций. Это было характерно и для прошлого века. Тем не менее только на рубеже веков в последние десятилетия формируются экстремистские формы протеста, которые выходят за рамки конкретных обществ на международную арену. Здесь уместно указать на альтернативный проект современности, сформулированный и активно продвигаемый исламским фундаментализмом.

Модернизация в эпоху глобализации предполагает наличие внутренней динамики, готовности к изменениям, открытую соревновательность. Это предполагает социальную мобилизацию, переструктурирование всех систем общества и его интеграцию в мировое сообщество максимально эффективным и по возможности менее травмоопасным для социумов способом. Следовательно, актуализируется проблема формирования эффективных политических технологий и стратегий, учитывающих как стремление и право молодых суверенных государств на самобытное политическое зодчество, так и позитивный итоговый опыт первопроходцев этого процесса. Таким образом, расширяется «коридор возможностей» (В.Лапкин) для молодых государств, выстраивающих свои оригинальные траектории модернизации. Это будет способствовать, с одной стороны, изживанию иллюзорного  представления о том, что с помощью только технологических приемов, апробированных в иных национальногосударственных практиках, возможно достижение нового качественного состояния, соответствующего требованиям современности. С другой стороны, это предостережет государства, нацеленные на форсированную модернизацию, от опасных импровизаций.

модернизация глобализация государство молодой

Список литературы

1. Гидденс Э. Последствия модернити. -- М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. -- 317 с.

2. Цит. по: Уткин А.И. Новый мировой порядок. -- М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. -- 640 с.

3. См.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. -- М.: ОООАСТ, 2003. -- 429 с.

4. Кирк Р. Какая форма правления является наилучшей для счастья человека? // Полис. -- -- № 3. -- С. 145-149.

5. Покровский Н. В зеркале глобализации // Сумерки глобализации: Настольная книга антиглобалиста: Сб. -- М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО «НПП «Ермак», 2004. -- С. 54-75.

6. Сорокин П.А. Социология революции // Сорокин П.А.Человек. Цивилизация. Общество: Пер. с англ. -- М.: Политиздат, 1992. -- С. 266-294.

7. Калло Э. Культурное наследие как основа цивилизации // Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия. -- М.: Аспект Пресс, 1998. -- С. 83-84.

Размещено на Allbest.ru