Тенденции голосования за основные оппозиционные партии и движения на выборах в государственную думу российской федерации (1993–2003 гг.) и оппозиционный электорат

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тенденции голосования за основные оппозиционные партии и движения на выборах в государственную думу российской федерации (1993-2003 гг.) и оппозиционный электорат

Существование политической оппозиции неразрывно связано с наличием оппозиционности как широкого спектра эмоций, установок, ценностей и взглядов, в большей или меньшей степени отрицающих эмоции, установки, ценности и взгляды, предлагаемые и культивируемые властью. Она может выражаться в различных формах протестного поведения, важнейшей из которых является голосование за оппозиционные избирательные объединения, оппозиционных кандидатов и «против всех». Ниже мы как раз попытаемся, основываясь на результатах общефедеральных выборов в России 1993-2003 гг., охарактеризовать основные тенденции голосования за основные оппозиционные политические партии и движения как в территориальном, так и в хронологическом аспектах,

Первые, учредительные выборы 12 декабря 1993 г. выглядят не очень показательными. Многие тенденции здесь выглядят еще недостаточно проявившимися, смазанными. Значительная часть оппозиционного электората, вероятно, предпочла бойкотировать не столько даже сами выборы, сколько проводившийся одновременно с ними референдум по Конституции. Хотя основные идейно-политические направления уже обозначились, многие избирательные объединения были застигнуты внеочередными выборами врасплох и не смогли правильно позиционироваться (это особенно относится к партиям и движениям, представлявшим главную силу умеренной оппозиции или «оппозиции центра» 1992-93 гг. - «Гражданский союз»). «Партия власти» также еще находилась в союзе с демократическим движением, и оттого отделить демократический электорат от конформистского не представляется возможным. В то же время обозначился и оппозиционный демократический электорат, проголосовавший за «Яблоко», и оппозиционный коммунистическо-патриотический электорат, и консервативно-националистический электорат. Последний, будучи настроен оппозиционно, нашел своего выразителя тогда в ЛДПР. В полном смысле ЛДПР, конечно, оппозиционной партией назвать трудно, но в том, видимо, и состоит ее основная функция в идущей политической игре: максимально привлечь к себе голоса оппозиционного консервативно-националистического электората, которые в ином случае могли отойти если не к коммунистам, то к радикально-оппозиционным русским националистам.

Характеристику оппозиционного электората начнем с наиболее многочисленного его сектора - коммунистического (хотя, возможно, точнее было бы назвать его ретроградно-коммунистическим).

Если в 1993 г. успехи КПРФ были относительно скромны - за нее проголосовали 12,4% избирателей, принявших участие в выборах (6, 66 млн. чел.), и на первое место она вышла лишь в четырех республиках Северного Кавказа, то в 1995 г. она получила по общефедеральному округу 22,3% (15,4 млн. чел.), вышла на первое место в 62 из 89 субъектов Федерации и в 142 округах (1). Показательно, что в 1993 г. по одномандатным округам было избрано 16 коммунистов, а в 1995 г. - 58 (из 130 зарегистрированных кандидатов), что было наилучшим результатом среди всех избирательных объединений.

Данные ВЦИОМ (до его реорганизации) и ФОМ позволили исследователям определить «типичного», обладающего специфическими социально-демографическими характеристиками, избирателя КПРФ. По мнению К.Г. Холодковского, это прежде всего люди пожилые, малообразованные и в несколько меньшей степени те, кто проживает в сельской местности. Иначе говоря, КПРФ опирается прежде всего на «слабые» социальные слои, уязвимые в условиях рыночной трансформации (2). В других исследованиях также отмечается четкая положительная корреляция между долей населения в возрасте 60 лет и старше в том или ином регионе и голосованием за КПРФ (3).

Наиболее интенсивная поддержка КПРФ в 1995 г. была оказана в трех группах регионов или макрорегионах: на Северном Кавказе, за исключением Ингушетии (во всех республиках, за исключением Ингушетии и Чечни - от 40% до 51%), в областях Центральной России (Орловской - 44, 85%, Тамбовской - 40, 31%, Брянской - 35, 44%), а также Юго-Западной и Южной Сибири (Кемеровской области - 48,05%, Бурятии - 27, 88%, Алтайском крае - 25, 98%). Нетрудно заметить, что все эти регионы образуют дугу, начинающуюся у Пскова и проходящую через Смоленск, Калугу, Ульяновск, Уфу и Курган до Кемерова, Улан-Удэ и Благовещенска, причем многие из них располагаются вдоль западной и южной государственной границы. Как раз в связи с этим обстоятельством и получил распространение термин «красный пояс».

Картина окажется неполной, если учитывать лишь голоса и проценты, полученные главной партией коммунистической оппозиции и не учитывать голоса, отданные за сходные с ней избирательные объединения, которые могут быть отнесены, если так можно выразиться, к одной идейно-политической семье или лагерю. В 1993 г. это Аграрная партия России (АПР), получившая почти 8% и 4,3 млн. голосов, так что результат ретроградно-коммунистического лагеря в итоге выглядел достаточно внушительно: свыше 20% (почти 11 млн.) голосов. В 1995 г. было несколько избирательных объединений, так или иначе близких к КПРФ. Кроме АПР, это блок «Коммунисты - Трудовая Россия - За Советский Союз», созданный на базе РКРП, и объединение «Власть - народу!». Все они, включая АПР, не преодолели пятипроцентный барьер (хотя «Трудовая Россия» и подошла к нему очень близко), но провели 30 депутатов по одномандатным округам. При суммировании результатов этих избирательных объединений мы получаем общую численность коммунистического электората, равную 32, 34% (свыше 22 млн. чел.). Это почти совпадает с результатом Г. Зюганова в первом туре выборов Президента РФ (32, 49%).

В 1999 г. картина изменилась, на первый взгляд, мало, если рассматривать результаты КПРФ изолированно. Электорат КПРФ продолжал увеличиваться и в абсолютном, и в относительном исчислениях, составив 24,29% (16,2 млн. чел.). Преобладал он в тех же группах регионов или макрорегионах: Северный Кавказ (кроме Ингушетии и Кабардино-Балкарии, КПРФ везде вышла на первое место, набрав от 31 до 42% при максимуме в Северной Осетии-Алании), Центральная Россия (Орловская область - 42%, ненамного от нее отстала Брянская - 40, 78%), Южная и Юго-Западная Сибирь (максимум - 36, 8% - в Алтайском крае, хотя в Кемеровской области на 1 место уже вышло «Единство»).

Вместе с тем сателлиты КПРФ на выборах 1999 г. выглядели обессилевшими и малозначительными (это два сталинистских блока, «Движение в поддержку армии», а также маргинальная партия Мира и Единства С. Умалатовой). Они получили менее 4% (около 2,5 млн. голосов), и суммарный электорат коммунистов в итоге не возрос, а уменьшился (28% и 18,7 млн. по сравнению с 32% и 22 млн. в 1995 г.).

Иначе, чем в 1995 г., выглядят и результаты голосования по общефедеральному округу, если рассматривать их дифференцированно: КПРФ вышла на первое место в 32 субъектах и в 75 округах (в 1995 г. - в 62 и 142 соответственно). «Красная дуга», упомянутая выше, в основном сохранилась, хотя и поредела; более наглядно стали видны макрорегионы, являющиеся опорой КПРФ, и переориентировавшиеся на «Единство» (последние были расположены в основном севернее и восточнее условной линии Псков - Тюмень - Кемерово - Иркутск, хотя южнее пространство, на котором доминировала КПРФ, разрывали Астраханская, Воронежская и Ростовская области).

По одномандатным округам прошли 46 кандидатов-коммунистов, что несколько меньше по сравнению с 1995 г., причем в 36 из этих округов КПРФ лидировала и в выборах по пропорциональной системе. Любопытно, что в 29 субъектах из тех 32, где КПРФ одержала победу, ее главным оппонентом было движение «Единство», и лишь в 3 - «Отечество - Вся Россия». Всего же «Единство» и КПРФ были основными оппонентами в 72 субъектах федерации, и в большинстве случаев по общефедеральному округу победы доставались «Единству» (в 43 субъектах). Это соревнование было во многом соревнованием «административных ресурсов» (хотя, конечно, не сводилось исключительно к нему): большинство побед и «Единства», и КПРФ пришлось на те регионы, где у власти находились сочувствующие им или прямо поддерживающие их губернаторы. Так, не менее чем в 18 субъектах из тех 32, где на первое место на выборах по общефедеральному округу вышла КПРФ, у власти в тот момент находились губернаторы, тесно связанные с КПРФ/НПСР.

Вероятно, выборы 1999 г. и стали для КПРФ началом надлома. Но масштаб катастрофы, постигшей главную партию парламентской оппозиции на выборах в Государственную Думу 2003 г., трудно было предвидеть даже накануне этих выборов. «Мы ожидали, что они просядут, но не думали, что настолько», - констатировал в декабре 2003 г. Ю. Левада (4). Получив 12, 61% голосов по общефедеральному списку (7, 6 млн. чел.), уступив первое место «Единой России» во всех субъектах федерации и проведя лишь 12 депутатов по одномандатным округам, КПРФ вернулась к ситуации I Думы, но без всякой надежды на скорое улучшение. Более того, губернаторы-коммунисты были, по всей вероятности, вынуждены всячески способствовать «Единой России» в обмен на какие-то уступки или просто во избежание ухудшения своего положения (5). В то же время большинство депутатов-коммунистов, избранных по одномандатным округам, были избраны в тех субъектах федерации, где губернаторы не отличаются особыми симпатиями к КПРФ/НПСР, а вот поддержка КПРФ избирателями снизилась не столь значительно (Новосибирская, Омская, Самарская области) (6).

Так, если посмотреть, какие партии в различных регионах России вышли на первое место, то ответ будет удивительно единообразен: везде, кроме Республики Алтай, на первом месте - «Единая Россия». А.А. Галкин выразил общее удивление, отметив, что «результаты всех прошлых общегосударственных выборов, как парламентских, так и президентских, свидетельствуют о глубоких региональных различиях в структурах политических предпочтений граждан», но «в 2003 г. картина оказалась прямо противоположной… Как это могло произойти? Неужели столь несходные структуры политических предпочтений, уходящие корнями в принципиально разные условия существования, за последние четыре года вышли на некий усредненный уровень?» (7) Но если учитывать не только первые, но и вторые места, полученные партийными списками в российских регионах, ситуация становится менее загадочной. Обнаруживается, что в 41 субъекте федерации при голосовании по общефедеральному округу КПРФ с большей или меньшей уверенностью заняла второе место после «Единой России» (8). Эти субъекты расположены преимущественно на юге и юго-западе России вдоль линии Смоленск - Нижний Новгород - Чебоксары - Казань - Челябинск и ниже нее (за исключением Ставропольского края, Московской и Воронежской областей), и, что еще примечательнее, подавляющее большинство из них - те, в которых в 1996 г. Г. Зюганов одержал победу над Б. Ельциным. (Исключения - Республика Алтай, Ставропольский край, Воронежская и Курганская области, где КПРФ в 2003 г. оказалась оттесненной на 3 место, а также Челябинская область: 16.06.1996 здесь победу одержал Ельцин, а в 2003 г. КПРФ оказалась на 2 месте.)

Однако конкретное содержание этого второго места и величина отрыва от «Единой России» весьма различны. Для большинства субъектов бывшего «красного пояса» разрыв между первым («Единая Россия») и вторым местом (КПРФ) составляет 10-20% (в Тамбовской области - 8,4%, Мари Эл - 14, 8%), доходя в некоторых случаях до 30% (в Калужской области, Северной Осетии-Алании). Исключениями являются республики в составе РФ, где разрыв достигает 40% (Калмыкия), 47% (Дагестан), 50% (Татарстан) и даже 70% (Мордовия и Кабардино-Балкария). Ситуацию, когда разрыв достигает таких величин, трудно охарактеризовать иначе как странную и труднообъяснимую.

Обратимся к рассмотрению электората демократической оппозиции. Поскольку, как уже говорилось выше, в 1993 г. немалая часть либералов выступала в блоке с правящей бюрократией, точно определить размеры демократического оппозиционного электората на тот момент не представляется возможным. Можно указать лишь, что он составлял не менее 7, 86% от принявших участие в голосовании 12.12.1993 г., ибо именно столько проголосовало тогда за «Яблоко» (4,2 млн. чел.). При всех последующих голосованиях относительные результаты, достигнутые «Яблоком», становились все хуже и хуже, вплоть до 2003 г., когда оно не смогло преодолеть пятипроцентный барьер. Если же рассматривать абсолютные цифры, то легко можно увидеть, что количество голосов, полученных «Яблоком» в 1990-е гг., в целом оставалось стабильным (что свидетельствует о постоянстве его электората), хотя в 1995 г. в связи с общим оппозиционным подъемом оно увеличилось, достигнув максимума в 1-м туре президентских выборов 1996 г. (5, 55 млн. чел. или 7, 45%), потом же стало постепенно снижаться.

Эта тенденция видна и при сопоставлении численности депутатов, избранных по одномандатным округам: в 1993 г. кандидаты от «Яблока» победили в 7 округах, в 1995 - в 14. Тогда же, в 1995 г., «Яблоко» вышло на первое место в 2 субъектах федерации (г. Санкт-Петербурге и Камчатской области, причем в последней с неожиданно высоким результатом - 20, 43%) и 9 округах, а в 3-х субъектах (г. Москве, Ростовской и Ярославской областях) - на 2 место. Здесь наиболее ярко проявились такие черты электората «Яблока», как его высокая концентрированность. Большая часть избирателей «Яблока» проживала на высокоурбанизированных территориях центра и северо-запада России, в первую очередь, в городах федерального значения - Москве и Санкт-Петербурге. Также немалым было его влияние в промышленных и университетских центрах Юго-Западной Сибири и Южного Урала (Новосибирске, Омске, Томске, Челябинске).

С выборов 1999 г. начинается уменьшение электората «Яблока» и в абсолютном, и в относительном исчислении. Он составил 5, 93% от числа проголосовавших (немногим менее 4 млн. чел.), что было для этого избирательного объединения наихудшим показателем со времени его появления. Электорат «Яблока» уменьшился в Санкт-Петербурге (с 16% до 11%), что наверняка связано с переходом «Яблока» в оппозицию к губернатору В. Яковлеву. Это уменьшение коснулось не только Санкт-Петербурга, но и Москвы, Камчатской, Нижегородской, Ростовской и Ярославской областей. На этом фоне сравнительно высокие результаты были у «Яблока» в Юго-Западной Сибири: 13,8% в Томской и 9,8% в Новосибирской областях. Кандидаты, выдвинутые «Яблоком», смогли победить лишь в 4 округах. Но основное ядро своего электората «Яблоко» сохраняло, что показали и президентские выборы 2000 г.: результат Г. Явлинского практически совпал с результатами думских выборов 1993 г. и даже чуть увеличился по сравнению с ними (4, 35 млн. чел.).

Лишь последние месяцы избирательной кампании 2003 г. стали для «Яблока» действительно фатальными. Как показывают опросы лета-осени 2003 г., рейтинг партии до сентября колебался на уровне примерно 5%; но даже после того, как он начал неуклонное снижение, ставшее особенно заметным в ноябре (по данным ФОМ, до 3%) (9), большинство аналитиков, правда, с известной долей неуверенности, прогнозировали прохождение «Яблока» в Думу, вероятно, с надеждой на «неопределившихся» (10). При всех возможных фальсификациях данные по регионам также демонстрируют медленное снижение электоральных показателей «Яблока» со второй половины 1990-х гг.: если в 1995 г. «Яблоко» преодолело, получило более 5% голосов в 41 субъекте, в 1999 г. - в 35, а в 2003 г. - в 17. Еще показательнее, что электорат «Яблока» составлял более 10% в 1995 г. в 9 субъектах федерации, в 1999 г. - в 4, в 2003 г. - лишь в 1 (г. Москва). Практически ни в одном из субъектов федерации «Яблоко» ни в 1999 г., ни в 2003 г. не смогло выйти даже на второе место (если не считать аномального случая Ингушетии). Более того, даже третье место в 2003 г. оказалось достижимым лишь в Москве (10,23% - максимальный результат).

«Демократический выбор России», став оппозиционной партией, в 1995 г. не смог преодолеть пятипроцентного барьера, получив всего 3, 86%. По всей вероятности, значительная часть его электората перешла к партии власти - движению «Наш дом - Россия» (10, 13%), а часть распылилась между еще более мелкими демократическими партиями и движениями «Вперед, Россия!» (1, 94%), «Памфилова-Гуров-В. Лысенко» (1,6%), «Общее дело» (0,68%) и др. Всего же за оппозиционные демократические избирательные объединения (не считая «Яблока») было в 1995 г. подано 5766303 голосов (8,42%). Любопытно, что СПС в 1999 г. получил практически столько же голосов (5.677.247, или 8,52%), хотя корреляционный анализ позволил Н. Петрову и А. Титкову утверждать, что «СПС теснее всего связан с «Выбором России» образца 1993 г. (0,7, по республикам 0,8), с ДВР-95 на уровне всей страны связь почти отсутствует (0,4), хотя по краям и республикам вполне прослеживается (0, 6)» (11). При этом ДВР-ОД в 1995 г. получил более 5% голосов лишь в пяти субъектах РФ (более 10% в одном), а СПС в 1999 г. - в 69 (более 10% в 13); при этом количество голосов, поданных за СПС, уменьшилось по сравнению с ДВР-ОД 1995 г., в 14 субъектах, прибавилось - в 73. В 11 округах СПС вышел на первое место, хотя это не принесло ему победы ни в одном из субъектов РФ.

Электораты обеих основных партий демократической оппозиции (СПС и «Яблоко») по своим социально-демографическим характеристикам схожи, но не идентичны. Как отмечено Н. Анохиной и Е. Мелешкиной, при голосовании за «Яблоко» и СПС наибольшая положительная корреляция наблюдается с долей городского населения в регионе (12). Весьма схож и уровень образования избирателей обеих партий, но они сильно различаются по возрасту: за СПС в 1999 г. в первую очередь голосовала молодежь (до 25 лет), а за «Яблоко» - люди более зрелого возраста (35-45 лет), чья молодость пришлась на времена перестройки и подъема демократического движения. Доля молодежи в электорате СПС в 1999 г. была почти в 2 раза больше, чем среди избирателей в целом и примерно в 4 раза больше, чем в электорате КПРФ. Кроме того, в 1999 г. более выраженную поддержку СПС, нежели «Яблоку» (13), оказывали люди с более высокими доходами, а также жители столиц и мегаполисов, хотя в целом с ростом дохода число голосующих за Яблоко и особенно за СПС возрастало, а за КПРФ - убывало (14).

Наиболее высокие результаты СПС в 1999 г. получил в регионах того же типа, что и «Яблоко» (высокоурбанизированные регионы центра, европейского севера, Урала и Сибири), хотя самый высокий результат был достигнут в Самарской области, где СПС в тот момент являлся региональной «партией власти». Лишь в трех из них, наиболее экономически развитых, правящие режимы в которых приближались к плюралистическим (Санкт-Петербурге, Пермской и Свердловской областях), СПС вышел на второе место, уступив при этом «Единству». В Москве СПС в 1999 г. занял третье место (КПРФ - на втором), хотя разрыв между ними был очень невелик.

Несмотря на это, количество депутатов-одномандатников, выдвинутых демократическими оппозиционными избирательными объединениями (не считая «Яблока»), постоянно уменьшалось: вместо 26 в 1993 г. в 1995 г. их стало 16 (в том числе от ДВР-ОД - 9), а в 1999 г. из кандидатов, выдвинутых СПС, по одномандатным округам было избрано всего 5 человек.

Провал, постигший СПС в 2003 г. (3, 97%, или 2, 4 млн. чел.), сходен с провалом ДВР-ОД 1995 г. Он сопровождался также уменьшением числа субъектов, в которых СПС преодолела планку 5 и 10%% (соответственно 12 и 1), и победивших кандидатов-одномандатников. В 2003 г. их было всего 3 (все тут же перешли во фракцию «Единая Россия»). Странен также феномен «периферийного голосования», проявившийся и в 1995, и в 2003 гг.: единственным субъектом федерации, где ДВР-ОД и СПС получали более 10%, оказывался не город федерального значения и не урбанизированный промышленный регион центра, Урала или Западной Сибири, а окраинная республика: в 1995 г. это был Дагестан (13, 49% и 3 место), а в 2003 г. - Саха-Якутия (12, 24% и 2 место). Трудно, если вообще возможно, найти этому объяснение, если исходить из особенности электората республики, его политической культуры и субкультур и пр., так как сколько-нибудь значимые корреляции с предыдущими и последующими голосованиями или с голосованием за «Яблоко» просто отсутствуют. Вероятно, дело здесь в политических ориентациях не столько электората, сколько избирательных комиссий.

Теперь представляется несложным определение и суммарной величины демократического оппозиционного электората: в 1995 г. она составляла около 10, 5 млн. (15, 42%), в 1999 г. - 10 млн. (15, 05%), в 2003 г. - 5, 85 млн. чел. (9, 65%). Казалось бы, напрашивается вывод о его постепенном сокращении - плавном в 1990-е гг. и резком впоследствии. Если это и так, то на протяжении 1990-х гг. этот электорат оставался достаточно стабильным, составляя примерно 15%, уменьшение же его (если таковое имело место) пришлось на более поздний период - 2000-2003 гг.

Эти данные могут быть интерпретированы и иначе: не как следствие уменьшения оппозиционного демократического (равно и ретроградно-неокоммунистического) электората, но как результат разочарования в конкретных существующих оппозиционных партиях. Иначе говоря, голосование за иные, чем на предыдущих выборах, партии (или блоки), голосование против всех или неучастие в голосовании не обязательно означают смену идеологических ориентаций. Интересны в этой связи результаты опросов Аналитической службы ВЦИОМ (Левада-центра), на которые мы уже ссылались. В ноябре 2003 г. на прямой вопрос «Какой политической силе вы сейчас симпатизируете?» 15% опрошенных выбрали «демократов», после выборов такой же ответ дали 16%, что свидетельствует об устойчивости их идейно-политических ориентаций. Другое дело, что они не захотели или не смогли проголосовать за существующие оппозиционные демократические партии. Между тем в ноябре 2003 г. с «коммунистами» идентифицировали себя 20%, а в декабре - лишь 12% респондентов (15).

Интересно распределение оппозиционного электората на субрегиональном уровне. По наблюдениям Р. Туровского, сделанным, правда, лишь на статистическом материале, относящемся ко второму электоральному циклу 1999-2000 гг., «левый тип голосования», т.е. голосование за коммунистические избирательные объединения, наиболее типичен для сельских районов или сельской периферии регионов «красного пояса» (16). Что же касается либерального типа голосования (к сожалению, Р. Туровский не разделил голосование за СПС и «Яблоко»), то он характерен для городов, прежде всего, обеих столиц и большинства областных центров, ориентирующихся на столичную модель электорального поведения. Этот тип голосования «стал ярким критерием принадлежности территории к инновационному центру» (17). Вместе с тем отмечается, что «левый тип голосования» оказывается представлен, хоть и фрагментарно, во многих городских центрах, как относящихся к регионам «красного пояса» (Орлу, Брянску, Липецку, Ельцу), так и не относящихся к ним (Иркутске, Омске). С определенной осторожностью Р. Туровский указал на это как на признак приближения городской модели электорального поведения к западноевропейскому типу, поскольку в Западной Европе сельская периферия, как правило, настроена более консервативно и голосует за правых, а инновационные городские центры - за левых (социал-демократов, «зеленых» и т.п.), которые, в отличие от России, позиционируются как сила, выступающая за радикальное обновление общества (18).

При рассмотрении оппозиционного электората следует уделить внимание также голосованию за русских националистов или, как их еще называют, национал-патриотов.

Длительное время на роль главного и единственного выразителя интересов националистического электората претендовала Либерально-демократическая партия (ЛДПР) В. Жириновского. Вряд ли она может рассматриваться как оппозиционная, но вот ее электорат, как представляется, может. Более того, ее главная политическая роль, по оценке экспертов Левада-центра, состоит в том, «чтобы преобразовывать массовый (эмоциональный, низовой) протест в абсолютно лояльную поддержку властных структур. Эта роль востребована тогда и постольку, когда отсутствуют силы и средства, чтобы реально удовлетворить требования протестующих (и поднять их уровень)» (19). Это достигается посредством создания представления о некоей радикальной оппозиции по отношению к официальной политике.

Колебания электората ЛДПР могут, думается, служить хорошей иллюстрацией к высказанному выше тезису о том, что идейно-политическая ориентация стабильнее партийной. Максимальный успех В. Жириновский смог одержать на выборах 1993 г., получив свыше 12 млн. голосов (22, 92%). Возможно, эти цифры как раз и равны общему объему националистического электората или даже несколько превышают его. В 1995 г. ЛДПР получила 7, 73 млн. голосов (11, 4%), что неплохо согласуется, с одной стороны, с результатами первых президентских выборов 1991 г., на которых В. Жириновский получил 6, 2 млн. голосов (около 8%), и думских выборов 2003 г., с другой (6, 9 млн. или 11, 45%). Сторонники ЛДПР - это, «в первую очередь, молодые люди со средним образованием и низкими доходами из малых населенных пунктов, т.е. та часть молодежи, которая относительно хуже оснащена для борьбы за «место под солнцем» в рыночных условиях» (20). Также наблюдается положительная корреляция между голосованием за ЛДПР (и «Блок Жириновского» в 1999 г.) и долей русского населения в регионе, что объясняется акцентированием национально-патриотической тематики в риторике этой партии и ее лидера (21).

Таким образом, этот сектор оппозиционного электората также проявляет определенную стабильность. Тем не менее объяснения требуют результаты ЛДПР, полученные в 1995 и 1999 гг.

Интерпретируя результаты выборов 1995 г., необходимо обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, часто подчеркивалось то, что результаты, полученные ЛДПР и КПРФ в 1993 г. (22, 92% и 12, 4%) и КПРФ и ЛДПР в 1995 гг. (22, 3% и 11, 4%) почти симметричны. Отсюда делался вывод о перетекании электората от ЛДПР к КПРФ. Также заслуживает внимания предположение, что коммунистический электорат, деморализованный после разгрома Верховного Совета в октябре 1993 г., проголосовал в декабре за ЛДПР, а затем вновь вернулся к коммунистам (22). Действительно, подобное могло иметь место, но при обращении к абсолютным цифрам электораты ЛДПР и КПРФ 1993 и 1995 гг. выглядят гораздо менее симметричными: в 1995 г. ЛДПР потеряла по сравнению с 1993 г. 4,58 млн. голосов, а КПРФ приобрела 8,77 млн. (и это не учитывая голосования за другие избирательные объединения коммунистической ориентации). Возможно, следует обратить внимание на иные цифры: избирательные объединения националистической ориентации, не преодолевшие в 1995 г. пятипроцентный барьер, от умеренно-респектабельного «Конгресса русских общин» до экстремистской «Национально-республиканской партии», получили в сумме 7,87% (5.373.746 голосов). Нельзя, конечно, утверждать, что именно эти голоса и есть голоса, потерянные ЛДПР, но нетрудно заметить, что сумма голосов, полученных избирательными объединениями националистической ориентации в 1993, и в 1995, и в 2003 гг. находилась в интервале 12,3 - 13,5 млн. голосов (в последнем случае учтены голоса, отданные за блок «Родина»), что составляло от 22, 92% до 19, 27% от числа принимавших участие в голосовании.

Что касается 1999 г., то высказывалась точка зрения, что значительное количество избирателей ЛДПР 1993-1995 гг. проголосовали за движение «Единство». Об этом почти сразу же после выборов 1999 г. заявили Н. Петров и Б. Овчинников. Правда, Н. Петров и А. Титков говорили о существовании корреляции между голосованием за «Единство» и В. Жириновского на президентских выборах 1996 г. (23), а Б. Овчинников, использовавший факторный анализ, - о том, что среди избирателей «Единства» наиболее многочисленные группы составили как «бывшие сторонники Жириновского» (4 млн. избирателей), так и «левые радикалы Тюлькина» (1,5 млн.) (24). К этому же предположению склоняется и К.Г. Холодковский, формулируя его, правда, более осторожно (25). Однако М. Курбатова, а также Н. Анохина и Ю. Мелешкина считают, что корреляционный анализ не дает возможности утверждать о наличии связей между голосованием за какие-либо партии в 1995 г. и за движение «Единство» в 1999 г. (26). Электорат «Единства», по мнению М. Курбатовой, сформировался из тех, кто на выборах 1995 г. голосовал за партии и движения, не преодолевшие пятипроцентный барьер, или не голосовал вообще (этого не отрицает и Б. Овчинников) (27). Вероятно, причина разногласий между исследователями - характер анализируемых данных и «скрытность» электората ЛДПР; многие из тех, кто голосовал за ЛДПР, предпочитают не говорить об этом, попадая при опросах в категории «затрудняющихся», «не помнящих» и т.п. Поэтому, если анализировать только электоральную статистику (методами факторного, регрессионного анализа и пр.), то получается тот результат, что мы видели у Б. Овчинникова, а если опираться на опросы общественного мнения («За кого Вы голосовали на прошлых выборах?») - иной.

Другой вопрос возникает уже в связи с результатами выборов 2003 г.: насколько правомерно отнесение к националистическому или национал-патриотическому электорату электората блока «Родина»? Следует сразу сказать, что электорат данного блока, по-видимому, носит достаточно сложный, многокомпонентный характер и в целом вряд ли может быть охарактеризован как «бывшие сторонники КПРФ» или «бывшие сторонники ЛДПР», хотя и те, и другие в нем, безусловно, присутствуют. Также следует сказать, что благодаря появлению «Родины» общие размеры националистического сектора электората увеличились до 13,5 млн. чел., что является максимумом за все годы думских выборов (и поэтому, вероятно, превышает объем собственно националистического электората). Что касается предположения о переходе части избирателей КПРФ на сторону «Родины», то это предположение, безусловно, первое, приходящее в голову при знакомстве с цифрами: КПРФ в 2003 г. потеряла, по сравнению с 1999 г., более 8,5 млн. голосов, электорат «Родины» же составил около 5,5 млн. чел. Но при рассмотрении возрастной и образовательной структуры этого электората обнаруживается определенное несходство его с электоратами как КПРФ, так и еще в большей степени ЛДПР. Электорат «Родины» моложе электората КПРФ, но старше электората ЛДПР, образованнее и в большей степени тяготеет к крупным городам, что отчасти сближает его с электоратами «Яблока» и ОВР. Возрастной максимум среди проголосовавших за «Родину» приходится на избирателей 50-59 лет, а КПРФ - 60 лет и старше, так что средний возраст избирателя КПРФ - 59 лет, а избирателя «Родины» - 52 года. Избиратель же ЛДПР - наиболее молод (40 лет). Электорат «Родины» также более образован: за «Родину» проголосовали 12% всех избирателей с высшим образованием (28).

Эти данные могут быть интерпретированы по-разному. Так, В. Звоновский, видя указанное несходство электоратов «Родины» и КПРФ, тем не менее склонен предполагать, что электорат «Родины» - это разочаровавшиеся сторонники КПРФ, которые намеревались уйти «из электорального пространства вообще», но были удержаны новым блоком (29). Не отрицая того, что явление, указанное В. Звоновским, могло иметь место, хотелось бы привлечь внимание к многокомпонентности самого электората «Родины». В 1999 г. они голосовали за различные партии, движения и блоки: из тех, кто голосовал в 1999 г. за «Единство», в 2003 г. за «Родину» проголосовали не менее 7%, за КПРФ - 11%, но за ОВР - 13%, а за «Яблоко» - 14%! Но ввиду того, что объем этих электоратов различен, максимальная доля избирателей «Родины» - это бывшие сторонники КПРФ (не менее 22%), доля бывших сторонников «Единства» составляет не менее 11%, «Яблока» - 8%, а ОВР - 4%. Нетипично для националистического электората позитивное отношение сторонников «Родины» к Г. Явлинскому. Более того, позитивнее всего к Г. Явлинскому относятся как раз избиратели «Родины» - 30% положительных отзывов, а негативнее всего - сторонники ЛДПР (30). Вероятно, это связано и с социально-демографическими характеристиками электората «Родины» (значительная доля лиц с высшим образованием, пожилой возраст).

Существует различие и в территориальном распределении электоратов ЛДПР и «Родины». ЛДПР наиболее высокие результаты всегда получала в регионах Европейского Севера, Сибири и Дальнего Востока. Так, и в 1995, и в 2003 гг. наибольшего результата ЛДПР добилась в Магаданской области (22, 3 и 19, 69% соответственно), а в 1999 г. - в Читинской (12, 68%), Амурской, Камчатской, Магаданской, Мурманской областях (по 11%), Архангельской области с Ненецким округом, Приморском крае, на Сахалине (от 10 до 10,6%). При этом в 1993 г. ЛДПР победила в 64 округах, в 1995 г. - в 28 округах 13 субъектов федерации. В 1999 и в 2003 гг. речь могла идти только о втором месте. Его ЛДПР получила в 1 субъекте в 1999 г. и в 36 - в 2003 г. Можно, как и в случае с КПРФ, вновь провести условную линию Смоленск - Нижний Новгород - Чебоксары - Казань - Челябинск. ЛДПР вышла на 2-е место во всех субъектах федерации, расположенных севернее и восточнее нее (за исключением Красноярского края, Саха-Якутии, Ярославской и Псковской областей). Можно без преувеличения сказать, что эта линия делит Российскую Федерацию на две части: вдоль нее и ниже - регионы, где основную конкуренцию «ЕР» продолжает составлять КПРФ, выше - второе место принадлежит ЛДПР.

То, что наибольшие симпатии к ЛДПР испытывает население регионов европейского Севера, Крайнего Севера и Дальнего Востока, отчасти способствует пониманию сущности оппозиционности, носителем которой является электорат В. Жириновского. Так, Л. Бляхер считает наиболее важным то обстоятельство, что значительная часть населения Дальнего Востока и Крайнего Севера приехала туда временно, за «северными» надбавками, но после взлета цен 1991-92 гг. была вынуждена остаться на неопределенный срок. «Они приехали на время, но «застряли» навсегда. Они хотели «заработать», но обеднели» (31). Не совсем понятно, однако, почему в ксенофобский национализм трансформировалось именно сознание своей брошенности, оставленности. Скорее можно предположить, что оно стимулирует голосование «против всех»; к тому же в тех регионах, где «образ чужого» благодаря трансграничным контактам наиболее нагляден - в Приморском крае, Хабаровской области - доля сторонников ЛДПР не самая высокая.

Возможно, более верно связывать поддержку ЛДПР с феноменом «оборонного сознания», которое особенно актуализируется приграничным положением региона. Ведь если рассматривать субрегиональное распространение связанной с ЛДПР националистической оппозиционности, то наиболее популярен В. Жириновский в 1999 г. был у избирателей дальней периферии - Курильских островов, приграничных районов Читинской области и Приморского края, Новой Земли (военный полигон).

Может, правда, возникнуть вопрос, почему это сознание оказывается наиболее актуализированным у избирателей северной и северо-восточной периферии России, а избиратели южных и юго-западных регионов, близких, в частности, к Чечне, до недавних пор симпатизировали по преимуществу НПСР и КПРФ? Вероятно, именно голосуя за КПРФ и НПСР, они (наряду с другими причинами) и выражали свои патриотические и националистические чувства. Широко известно, например, распространение ксенофобских настроений в Краснодарском крае. Но почему значительное число националистически настроенных избирателей «юго-западной» дуги предпочитали голосовать за КПРФ и НПСР, а «северо-восточной» - за ЛДПР? Возможно, определенную роль в этом играет историческая память. Никогда партия (пусть это де-факто уже другая партия), не стесняющаяся своей связи со сталинским периодом советской истории, а порой даже подчеркивающая его, не выходила и не может выйти на первое место в тех регионах, которые в 1930-1950-е гг. были местом расположения множества концлагерей. Соответственно оппозиционные настроения в этих регионах, в отличие от юга, находили выражение в ином типе голосования, в частности, голосовании за ЛДПР.

Иной является картина распределения симпатий к блоку «Родина». Его электорат тяготеет преимущественно к европейской части России и к крупным городам - Москве и Московской области (свыше 15%), Санкт-Петербургу (13,7%, при том что в Ленинградской области - 10, 9%), Архангельской области (13,7%), Ярославской области (13,1%), Воронежской области (19,9% - !), Ульяновской области (16,3%), Нижегородской области (10%). Единственное исключение - Красноярский край (17, 5%). При этом даже грубые подсчеты опять-таки показывают, что электорат «Родины» - во всяком случае, в субъектах федерации, перечисленных выше, - не мог быть целиком сформирован за счет электората какой-то одной партии. Так, в Воронежской области за КПРФ в 1999 г. проголосовало 30% избирателей, в 2003 г. - 16, 3%. Но даже если все разочаровавшиеся в КПРФ (13, 7%) проголосовали за «Родину», то еще не менее 6% избирателей «Родины» голосовали в 1999 г. за какие-то иные избирательные объединения. При этом необходимо учитывать, что и ЛДПР в этой области увеличила свой электорат в 2003 г. по сравнению с 1999 г. почти на 6%. В Москве КПРФ потеряла 4, 4%, а «Родина» набрала 15, 3%. Аналогичная картина и по другим названным выше субъектам федерации: «Родина» получила голосов больше, чем потеряла КПРФ. Встречается и иной тип голосования, представленный, в частности, Татарстаном, Башкортостаном и другими республиками. Здесь убыль голосов у КПРФ, напротив, намного превышает электорат «Родины» (в Татарстане соответственно 8, 3% и 3, 68%).

Таким образом, хотя сам блок «Родина» и его лидеры могут быть охарактеризованы как умеренно-националистические, но электорат блока в целом - вряд ли. Немалая его часть была, вероятно, привлечена социально-эгалитаристскими призывами и имиджем «компетентного экономиста» С. Глазьева (если часть избирателей «Родины» симпатизирует именно такому имиджу политического лидера, то вполне объяснимо позитивное отношение и к Г. Явлинскому). В целом, думается, следует согласиться с предположением В. Звоновского, что «голосование за «Родину» было для россиян формой протестного поведения» (32).

Вместе с тем (хотя это может быть и простым совпадением) именно Москва, Московская область, Нижний Новгород, Воронеж, в меньшей степени Санкт-Петербург в последние годы стали наиболее явными очагами активности групп скинхэдов - наиболее явного проявления молодежного националистического экстремизма. Речь, конечно, здесь не может идти о том, что участники этих групп голосуют за националистические партии и блоки. Такое предположение, безусловно, чересчур упрощало бы ситуацию, к тому же численность самих организаций скинхэдов явно недостаточна для оказания сколь-нибудь существенного воздействия на результаты выборов (33). Активность скинхэдов и голосование за «Родину» являются, возможно, лишь симптомами одного и того же явления - вызванного социальным недовольством роста ксенофобии, проявляющегося у разных поколений в различных формах.

Можно предположить, что в дальнейшем «Родине» Д. Рогозина будет все сложнее удерживать столь различный электорат, включающий и националистических, и социал-демократических избирателей.

Важным показателем оппозиционности, причем в ряде случаев (например, при голосовании по пропорциональной системе) оппозиционности диффузной, «разлитой», является голосование «против всех» (34). Однако данный феномен заслуживает, на наш взгляд, рассмотрения в отдельной работе (35).

Примечания

оппозиция политический коммунистический электорат

1. Здесь и далее при отсутствии соответствующих ссылок использованы данные электоральной статистики, взятые из изданий ЦИК РФ: Выборы депутатов Государственной Думы. 1995. Электоральная статистика. - М., 1996. - 268 с.; Выборы депутатов Государственной Думы. 1999. Электоральная статистика. - М., 2000. - 296 с.

2. Холодковский К.Г. Социально-психологическая дифференциация российского населения и процесс формирования партий // Полис. - 2001. - №5. - С. 76.

3. Анохина Н.В. Итоги голосования и электоральное поведение // Н.В. Анохина, Е.Ю. Мелешкина // Второй электоральный цикл в России (1999-2000). - М., 2002. - С. 176.

4. Против Путина никто не игрок / Интервью Ю. Левады М.-Л. Тирмастэ // Коммерсантъ-ВЛАСТЬ. - 2003. - №49. - 15-21 декабря. - С. 34.

5. В частности, так делал губернатор Волгоградской области Н. Максюта. См.: Сердюков К. Волгоградским «единороссам» помогал «подпольный обком» // Независимая газета. - 2003. - 15 декабря.

6. См.: Кто избран в Думу. Список избранных депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации четвертого созыва // Российская газета. - 2003. - 20 декабря.

7. Галкин А.А. О сенсации, которая не состоялась // Полис. - 2004. - №1. - С. 6-7.

8. Данные электоральной статистики 2003 г. по субъектам федерации даны по: Итоги выборов по регионам для семи партий / Коммерсантъ-ВЛАСТЬ. - 2003. - №49. - 15-21 декабря. - С. 23. Также использовались данные, размещенные на сайте Российского института избирательного права http: // www. roiip.ru.

9. См.: Петрова А.С. За кого вы проголосуете? 16.10.2003 / http: // bd.fom.ru/report/cat/ policy/party_rating/stat_rating/of34001; Рейтинги партий в динамике. 06.11.2003 / http: // bd. fom.ru/report/cat/policy/party_rating/dynamis_parties/d034402; Петрова А.С. Электоральная динамика. 27.11.2003 / http: // bd.fom.ru/report/cat/policy/party_rating/stat_rating/of34601. На протяжении всей осени 2003 г. данные Аналитической службы ВЦИОМ, или ВЦИОМ-А (так тогда назывался Левада-центр) показывали, что «Яблоко» поддерживают 5% тех, кто намерен принять участие в голосовании: прогноз ВЦИОМ-А, представленный в ЦИК РФ и признанный наиболее точным среди 11 других, определял количество голосов, которое должно получить «Яблоко» 7.12.2003, в 4-5%. См.: Предварительный анализ итогов выборов 7 декабря / Пресс-выпуск №1. - 2004. - 12 января / http: // www.levada.ru/press 2004011201.html.

10. См., напр.: Оправдываются политологи // Коммерсантъ-ВЛАСТЬ. - 2003. - №49. - 15-21 декабря. - С. 28.

10. Петров Н. Партии на выборах / Н. Петров, А. Титков // Бюллетень Московского Центра Карнеги. - 2000. - №4. - Январь (http: // pubs.carnegie.ru/elections/Bulletins/ bulletin0400.asp#art2).

12. Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Указ. соч., С. 176.

13. Холодковский К.Г. Социально-психологическая дифференциация российского населения, С. 76-77.

14. Там же, С. 91 (табл. 3).

15. Предварительный анализ итогов выборов 7 декабря / Пресс-выпуск №1. - 2004. - 12 января / http: // www.levada.ru/press/2004011201.html.

16. Туровский Р.Ф. Региональные аспекты общероссийских выборов / Второй электоральный цикл в России (1999-2000). - М., 2002. - С. 193-196.

17. Там же, С. 197.

18. Там же, С. 212.

19. Предварительный анализ итогов выборов 7 декабря / Пресс-выпуск №1. - 2004. - 12 января / http: // www. levada.ru/press/2004011201.html.

20. Холодковский К.Г. Социально-психологическая дифференциация российского населения…, С. 77.

21. Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Указ. соч., С. 176.

22. Лимонов Э. Лимонов против Жириновского. - М., 1994. - С. 163.

23. Петров Н., Титков А. Указ. соч.

24. Овчинников Б. Электоральная эволюция: пространство регионов и пространство партий в 1995 и 1999 гг. // Полис. - 2000. - №2. - С. 72-73.

25. Холодковский К.Г. Парламентские выборы 1999 г. и партийное структурирование российского общества // Полис. - 2000. - №2. - С. 51-52.

26. Курбатова М. Феномен «Единства»: анатомия электорального успеха // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. - 2000. - №1. - С. 27-32; Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Указ. соч., С. 179-180.

27. Курбатова М. Указ. соч., С. 29.

28. Здесь использованы данные опросов, проведенных Левада-центром: Предварительный анализ итогов выборов 7 декабря / Пресс-выпуск №1. - 2004. - 12 января / http: // www.levada.ru/press/2004011201.html.

29. Звоновский В.Б. «Электоральный транзит»: к двум странам в границах одной? // Полис. - 2004. - №3. - С. 39.

30. Бавин П. «Яблоко» после выборов - в нокдауне или нокауте? 15.01.2004 / http: // bd.fom.ru/report/cat/policy/political_party/yabloko/d040136#.

31. Бляхер Л.Е. Потребность в национализме, или национальное самосознание на Дальнем Востоке России // Полис. - 2004. - №3. - С. 49. Согласно Л. Бляхеру, лишь 6-7% жителей Хабаровского края в 1985 г. были коренными дальневосточниками в третьем поколении, примерно 50% родились за пределами края. До 85% переселенцев намеревалось и намеревается возвратиться. (Там же, С. 47, 49-50).

32. Звоновский В.Б. Указ. соч., С. 37.

33. По оценкам отечественного специалиста по молодежным движениям А. Тарасова, на начало 2004 г. численность скинхедов составляла в России 50 тыс. человек. В Москве и ближнем Подмосковье, по разным подсчетам, от 5 до 5,5 тыс. скинхедов, в Санкт-Петербурге и ближайших окрестностях - до 3 тыс., в Нижнем Новгороде - свыше 2,5 тыс., в Ростове-на-Дону - свыше 1,5 тыс., в Пскове, Калининграде, Екатеринбурге, Краснодаре - свыше 1000, в Воронеже, Самаре, Саратове, Красноярске, Иркутске, Омске, Томске, Владивостоке, Рязани, Петрозаводске - несколько сотен. (Тарасов А. Наци-скины в современной России / Доклад для Московского бюро по правам человека 4.03.2004 / Проблемы глобализации // www.aglob.ru/analysis/? id=576; тж. см.: screen.ru/Tarasov/Skin-SM.htm).

34. См.: Ахременко А.С. Голосование «против всех» на российском региональном фоне // Вестник Московского университета. Сер 12. Политические науки. - 2001. - №5. - С. 97-111; Гущин В. Сегодня в России нет более мощной силы, способной оказать решающее воздействие не только на исход предстоящих выборов, но и вообще на судьбу страны, чем люди, готовые отдать свои голоса «против всех» // Независимая газета. - 1999. - 24 марта; Гущин В. «Против всех» // Литературная газета. - 2003. - №22; Климов А. «Против всех» не значит «против всего» // Литературная газета. - 2003. - №27; Любарев А.Е. Голосование «против всех»: мотивы и тенденции // Полис. - 2003. - №6. - С. 104-113.

35. Сергеев С.А. Политическая оппозиционность и голосование «против всех»: тенденции современной России // Восьмые Вавиловские чтения. Мировоззрение современного общества в фокусе научного знания и практики: сб. материалов / Под общ. ред. проф. В.П. Шалаева. - В 2 ч. - Йошкар-Ола: МарГТУ, 2004. - Ч. 1. - С. 161-163.

Размещено на Allbest.ru