Религиозный фактор современного политического процесса

Установление всеобщего избирательного права положило начало демократической практике и развитию многопартийной системы на Шри-Ланке. Доминирующие партии политической системы острова занимали секулярные позиции, но в борьбе за голоса избирателей использовали наиболее понятную большинству населения буддистскую символику. Манипуляция символами - главный тренд электоральной политики Шри-Ланки со времени достижения независимости. Эмоциональный лингвистический национализм, экстремистская религиозная буддистская риторика, апелляция к древним буддистским героям, нагнетание страха - ключевые выборные инструменты сингальских политических партий. Доминирующее сингальское большинство в правительстве Шри-Ланки стремилось поддержать и упрочить связь между религией и политикой, законодательно закрепить государственный патронаж над буддизмом. Однако только две политические партии были сформированы по религиозному принципу: Джаната Вимукти Перамуна, основанная в 1965 г., и Джатика Хела Урумайя, существующая с 2004 г. Они преследовали общие цели: поддержка буддизма, оправдание силового решения тамильского вопроса, оппозиция любым действиям меньшинств, в основном, тамилов. Отношение к меньшинствам породило вооруженное сопротивление со стороны.

Будучи большинством, сингалы на государственном уровне (в Конституции 1972 г.) закрепили за буддизмом статус преимущественной религии по сравнению с остальными тремя. Символическое значение буддизма проявляется в целом ряде элементов «гражданской религии», например, в ритуальном обращении вновь избранных парламентариев к монахам за благословением.

Таким образом, сингальская политическая элита намеренно политизировала буддизм для достижения своих целей. Шри-Ланкская электоральная система создала для политиков канал использования религиозных и этнических символов в политических целях, ослабила секулярную природу государства и поддержала экстремистские организации. Но политизация буддизма имела и социальные корни. Национальный ответ вестернизации, страх и беспокойство, сопутствующие общению с представителями чуждых этнорелигиозных сообществ, тоже сыграли свою роль. Наследники Драхмапалы, выступавшего против британского колониализма, применили его идеи к новой ситуации. Они выступают против неправительственных организаций, которые, по их мнению, представляют неоколониалистские интересы западного империализма. Цель НПО - секуляризовать государственную структуру Шри-Ланки, использовать экономический и политический прогресс в интересах Запада. Поддержка мирного процесса урегулирования религиозно-этнического конфликта в стране со стороны НПО объявлялась пособничеством террористам.

На Мьянме (Бирма) также распространен буддизм традиции Тхеравады. К буддистам относят себя 90 % населения страны - это бирманцы, моны, шаны, араканцы и китайцы. Среди этнических бирманцев буддизм сочетается с культом духов (натов). В правление династии Конбаунов (1752-1885) буддизм Тхеравады становится неотъемлимым элементом политической системы страны, а сангха (буддистская община) активно влияет на общественно-политический климат Бирманского королевства. Слоган «Быть бирманцем - значит быть буддистом» был впервые сформулирован Ассоциацией молодых буддистов в 1906 г. Для бирманского буддизма характерны глубокая эмоциональность и экстенсивная социальная память, которая позволяет бирманцу интерпретировать современные события через опыт прошлого, включая восстания и массовое применение насилия против государственной власти. Бирманские правительства активно использовали буддистские ритуалы для легитимации своей политической власти в периоды конституционных кризисов и внутренних национальных конфликтов. После 1988 г. бирманская политика определялась такими параметрами как отсутствие национальной конституции, неспособность проведения эффективных политических реформ, сопротивление населения военному режиму. В этот период буддистские монахи снова превратились в мощную политическую силу, мобилизуя население на широкие антиправительственные выступления. В ответ правительство в ходе ряда религиозных реформ пыталось поставить деятельность сагхи под полный контроль со стороны государства.

Авторитет буддизма или «буддификация» применялась для усиления националистических настроений среди основного населения, взращивания идеологии буддистского национализма, интеграции христиан, представителей горных племен и других миноритарных групп. Также оказывалось давление на небуддистское население с целью обращения в буддистскую веру. Буддистские националистические лозунги часто использовались для отвлечения внимания населения от других проблем (неурожаев, банкротств банков, намечающихся антиправительственных выступлений). Санкцией буддизма прикрывалось массовое насилие против «врагов бирманского народа», религиозных или этнических «других». Сложное переплетение негативных социально-экономических и религиозно-этнических факторов приводили к взрывам массового насилия, например, как в случае антимусульманских выступлений буддистских монахов в 1997 г.

Ключевая проблема рассмотренных государств - слабость государственных, политических институтов. Также в этих странах слишком часто наделяются привилегиями группы, представляющие этническое и религиозное большинство, в то время как права маргинализованных меньшинств угнетаются. Кроме этого, причины эскалации этнорелигиозного насилия в Индии кроются в отходе от норм и практики секулярной гражданской политики.

Не каждое государство видит в этноконфессиональном факторе дихотомию: условие стабильности - условие дестабилизации и рассматривает его исключительно с отрицательных позиций. Так, в конституции Китайской народной республики говорится о том, что она (конституция) является гарантом «нормальной религиозной деятельности». А в отчете Комиссии США по международной свободе вероисповедания 2005 года говорится о том, что правительство Китая «продолжает систематически и вопиюще нарушать свободу вероисповедания» и что «видных религиозных лидеров, равно как и простых верующих, продолжают лишать свободы, пытать, заключать в тюрьму и подвергать другим формам дурного обращения по причине их веры или убеждений». Хотя, нужно отметить, что КНР в ноябре 2004 года приняла закон, позволяющий религиозным организациям представлять социальные услуги обществу, принимать пожертвования из-за рубежа и проводить на определенных условиях религиозные собрания с участием представителей из нескольких провинций. Из этого делается вывод о том, что Коммунистическая партия Китая более всего озабочена религиозными группами, которые могут стать базой политической поддержки лиц или структур, находящихся вне ее контроля. Такая озабоченность наиболее велика в отношении Тибета и Синьцзяна, потому что Пекин опасается царящей там смеси религиозных верований и сепаратистских настроений. Согласно Тибетской информационной сети 135 тибетцев заключены в тюрьмы по политическим мотивам и две трети из них - монахи и монахини.

В районе Синьцзян, который находится на самом западе страны, Пекин подобным образом подавил исламскую религиозную деятельность, которая связана с сепаратизмом, особенно с 1990-х годов. В своей политике в отношении Центральной Азии Китай официально призывает к уничтожению «трех зол»: терроризма, сепаратизма и религиозного экстремизма, что показывает, насколько сильно Пекин связывает эти понятия друг с другом.

В третьем параграфе второй главы «Исламский мир» как актор современной политики» доказывается, что «исламский мир» состоит из многочисленных и очень неоднородных акторов. Всего в мире насчитывается около 1,3 миллиарда мусульман. В тридцати пяти странах мусульмане составляют большинство населения, а в двадцати девяти - влиятельное меньшинство, в двадцати восьми ислам признан государственной или официальной религией. Помимо этого, «исламский мир» представляет негосударственные субъекты. Во-первых, народы, не имеющие собственной государственности, но прилагающие все усилия чтобы ее получить: курды, палестинцы и т.д. Во-вторых, организации, обеспечивающие региональную стабильность и координирующие межгосударственные отношения: Лига арабских государств, Организация Исламской конференции, разного рода международные негосударственные организации типа Лиги исламского мира, Народного исламского конгресса. В-третьих, большое количество экстремистских мусульманских неправительственных организаций.

«Исламский мир», будучи многообразным, не теряет глубинного единства, которое проявляется в троякой реакции на вызовы времени (В.Я. Белокреницкий): стремление воспользоваться техническими и организационными достижениями мировой технической цивилизации, сохранив обычаи и веру предков, и характерные черты этнорасовой культуры; отрицание этих достижений, воинственное противопоставление им верности неизменным ценностям ислама и существующим в исламском обществе традициям; убеждение в очистительной и спасительной силе единственно верной религии, возможности и необходимости найти ответы на современные проблемы в ее истоках, в подлинной ее незамутненной сущности и вернуться на этой основе к «исламскому государству» как особой форме общественного устройства со своей экономикой, политикой, этикой и моралью.

Широкое распространение среди исламских идеологов получила идея исламской демократии, которая не сводится к парламентской системе и предполагает наличие сильной власти в лице президента.

Одним из важных моментов в учении ислама, который активно используется в современных условиях, является толкование нации и гражданства. Согласно Корану «исламская нация» - это умма (народ) - единая нация, сложившаяся в границах всех мусульманских государств. Так, Муаммар Каддафи писал, что «ислам - это фактор сохранения исламской нации, идейная основа арабского национализма», а Али Аскер Хекмет уточнял, что «у мусульман один национализм и этот национализм - ислам, ибо для мусульман национализм - символ веры». В исламе единственной определяющей нормой, в соответствии с которой может быть организована политическая жизнь сообщества, является выдвигаемая на первый план общность уз веры. Эти узы образуют основу политической интеграции, социальной солидарности, экономической помощи и духовного братства. Аллах является суверенным правителем всех государств. Аятолла Хомейни признает, что исламский мир неоднороден и, более того, ряд правителей, используя Коран, «склоняют несведущие народы на сторону сверхдержав», «используют Ислам и священный Коран для уничтожения того же Ислама и Корана». Для «исламского национализма» Хомейни характерен принцип отрицания и игнорирования «чужого мира», утверждение «своего» собственного «исламского мира» с опорой только на национальные традиции, исламское духовное наследие и исламский экономический уклад.

Ислам с самого начала был социальным движением и служил идеологическим обоснованием создания мусульманского государства. Основатель и лидер партии «Джамаат-и Ислам» в Пакистане Абдул Ала Маудуди считает: верховная власть в исламском государстве принадлежит Богу, правительство выполняет функцию заместителя (хилафа) Бога на Земле; шариат есть основной закон страны; действующее законодательство не должно противоречить шариату; государство не должно преступать «границы», установленные исламом.

Турецкие политологи считают, что исламское государство не обещает богатства и процветания мусульманской общине, а ориентирует людей на жизнь в мире с самим собой, с другими людьми, с природой и, в конечном счете, с богом. Когда ценностями станут не деньги и вещи, а добродетель и стремление жить в гармонии с природой и Вселенной, тогда могут быть решены все глобальные проблемы человечества. А это возможно только в ситуации господства исламской цивилизации. Ибо Запад одержим идеей безудержного экономического роста, беспощадно эксплуатирует природную среду, загрязняя и разрушая ее.

На протяжении последних десятилетий наблюдается неуклонное усиление политической роли ислама как во внутреннем, так и внешнем развитии целого ряда стран. К причинам этого можно отнести: «извечность бунта» (М. Родинсон); «двойной крах либерального капитализма и огосударствленного социализма» (Ж.-Ф. Канн, Ж. Жвийяр); «экспроприация» религиозности широких мусульманских масс в пользу правящих группировок, использование идеи Ислама для политической мобилизации в ущерб подлинному духовному обновлению (Х. Буларес); реакция на имитацию западных партийно-государственных структур, системы образования, моделей экономического развития; чувство духовного и идеологического вакуума (А. Марун). Г. Джемаль связывает революционализацию ислама с тем, что «этропийные механизмы, действующие в человеческой субстанции, исказили единство воли к смерти и воли к власти. Р. Декмеджян считает, что причинами конкретного исламского возрождения может быть: затянувшийся кризис мусульманских обществ, вызванный дезориентирующим политическим, экономическим и социальным воздействием западного и советского империализма; императивы экономического развития; борьбы народов за независимость; арабо-израильский конфликт; потеря арабами Палестина и Иерусалима; возникновение западного и марксистского секуляристских движений; продолжающиеся политические конфликты в арабских странах и в мусульманском мире вообще.

Политический ислам есть совокупность движений мусульманского мира, которые руководствуются шариатом, - от умеренных исламских партий до экстремистских групп». Основная причина силы и действенности политического ислама заключается в том многообразии функций (политических, социальных, психологических и экономических), которые он играет в жизни исламского мира. Термином «исламизм» предлагается обозначать радикальные политические движения, цель которых установить исламское государство в противовес государству западного типа. Ислам для них - политическая идеология. Отличительной чертой исламизма является его направленность на активное политическое действие.

Доказывается, что движение за возвращение к первоначальному исламу представляется реакцией на неспособность элиты в исламских странах установить легитимный общественный порядок в рамках жизнеспособной политической структуры. Политический ислам резко активизировался в определенном социально-политическом контексте, отмеченном социальным крахом развития, который вовсе не обязательно связан с экономическим крахом. Определенность этого социально-политического контекста проявляется двояко: 1) в резком усилении неравенства, росте угнетения со стороны властвующих элит в подавляющем большинстве мусульманских стран; 2) в отчуждении и утрате жизненных ориентиров, возникающих в результате подражательной, имитирующей модернизации.

3. Религиозный фактор в структуре западных политий: институциональный и неинституциональный аспекты анализа

Исследуется специфика развертывания религиозного фактора в политическом процессе ряда стран Западной Европы.

В первом параграфе третьей главы «Религиозный ренессанс» в контексте западных политических практик» анализируя соотношение религии и политики, рассматривается роль религии в укреплении демократических режимов, условия этого процесса.

Доказывается, что в том числе христианское учение о духовном равенстве легло в основу европейского гражданского общества, явилось одним из источников современной демократии в Европе. Христианство с его универсализмом способствовало формированию европейских норм в категориях прав и обязанностей индивидов. Феномен христианской демократии стал одним из столпов политического развития этого региона. Стоящие у власти в Германии и Франции христианские демократы, отстаивали политику европейской интеграции, поэтапно реализовали в реальную политическую практику идеи государства всеобщего благоденствия.

Феномен христианско-демократических партий имеет локальный характер и присущ только континентальной Европе (С. Калывас). Это стало возможным вследствие религиозной мобилизации, политического религиозного процесса, в котором религия использовалась в качестве центрального инструмента.

Гражданское церковное право в Европе (право в отношении церкви и государства) основано на христианстве. В Проекте Лиссабонского договора был проработан вопрос о религии. Договор имплицитно ссылается на важную функцию религиозных общин в становлении и функционировании европейской цивилизации. По приблизительным данным конфессиональный портрет европейского сообщества выглядит следующим образом: католики - 55,4 %; протестанты - 13,4 %; англикане - 6,7 %; православные - 3,1 %; мусульмане - 2,9 %; иудеи - 0,3 %; другие деноминации и лица, не принадлежащие к деноминациям - 18,25 % (Государства и религии в Европейском Союзе (опыт государственно-конфессиональных отношений) / Сост. Г. Робберс. - М., 2009. - С. 702).

Экуменические организации (Всемирный совет церквей (ВСЦ) и Конференция европейских церквей (КЕЦ)) принимают активное участие как во внутриполитическом, так и мировом политических процессах. Так, они настаивают на том, чтобы НАТО пересмотрела доктрину устрашения, и механизмы сотрудничества в области безопасности в Европе. ВСЦ и КЕЦ считают, что эти изменения в ядерной политике НАТО уже «давно назрели». Они считают, что сокращение количества стран в мире, имеющих на своей территории ядерное оружие, с 14 до 9 позволит НАТО усилить доверие к своей политике в области контроля над вооружениями и нераспространения ядерного оружия. Призыв этих двух организаций был поддержан Национальным советом церквей Христа в США, а также Канадским советом церквей, которые также поставили свои подписи под письмом.

На современном этапе политического развития Европы наблюдается тенденция вовлечения во властные отношения представителей различных религиозных конфессий и использования религиозной идеологии в борьбе за достижение, сохранение и поддерживания власти.

В современной Европе в отличие от Европы начала - середины ХХ века наблюдается резкое увеличение числа конфессий, зачастую не традиционных для данной территории, вокруг которых происходит объединение выходцев-мигрантов из иных государств, регионов и начинает выстраиваться новая идентичность - не столько национальная, этническая, сколько конфессиональная (религиозная) в рамках одного государства, религиозные партии начинают приобретать всю большую популярность, и влиять на политический процесс, способствовать трансформации политический системы.

Мигранты, в основном выходцы с мусульманского Востока, столкнувшись с геополитическим пространством «плоского мира» (Т. Фридман) населенным «одномерными людьми» (Г. Маркузе), стали воспринимать его как духовную пустыню, подлежащую освоению.

Формулируются и анализируются следующие формы влияния исламской уммы на политическую жизнь и политические трансформации в Германии, Франции и Великобритании: непосредственное участие в работе государственных институтов европейских стран и Европейского Союза представителей мусульманской общины; формирование новых политических идентичностей; формирование и деятельность радикальных движений с «идеей революции «бедного Юга» против «богатого Севера»» (О. Рой); формирование политических предпосылок для обретения мусульманскими анклавами независимости.

Высокий уровень религиозных свобод и правовой защищенности, принцип невмешательства государства в дела религий влияет на распространение ислама в Соединенных Штатах. В настоящее время в США в противовес распространению радикального ислама реализуется проект «Создание умеренных исламских сетевых организаций» и продвижения «либеральной», «умеренной» версии ислама, под которой понимаются секуляризация, отказ мусульман от опоры на шариатские правовые положения и от концепций исламской государственности, пересмотр Корана и Сунны.

Представители политического истеблишмента США считают, что вовлеченность мусульман в общественно-политические вопросы является принципиальной для благополучия все американской нации. По итогам недавних выборов первым конгрессменом-мусульманином в истории США стал темнокожий адвокат из Миннесоты Кит Эллисон.

Исторические факты подтверждают, что обращение к религии есть широко распространенная практика при проведении внутренней политики самых разных субъектов, имеющих конкретные политические интересы. На современном этапе исторического развития наблюдается тенденция вовлечения во властные отношения представителей различных религиозных конфессий и использования религиозной идеологии в борьбе за достижение, сохранение власти.

Во втором параграфе третьей главы «Западноевропейский ислам: региональные измерения исламского фактора в политической жизни Европейского Союза» доказывается, что в европейских странах постепенно вызревает новая разновидность ислама - европейский ислам (евроислам). Это не европеизированный ислам, а радикальный, но использующий возможности и достижения западной цивилизации в своих целях. Он призывает мусульман не замыкаться в своих гетто, а получать европейское образование, активно участвовать в общественно-политической жизни Европы, тем самым, содействуя распространению ислама и нейтрализуя его врагов.

Принятие ислама коренными европейцами давно перестало быть единичными эпизодами. Так во Франции число «местных» адептов ислама исчисляется уже сотнями тысяч, и ежегодно к ним прибавляется еще порядка 50 тыс. человек. В Германии мусульманами стали уже более 100 тыс. коренных граждан, в Италии - около 50 тыс., в Великобритании - 10 тысяч. В Нидерландах живет почти один миллион мусульман, т.е. 5,8 % населения; в Швеции насчитывается до 150 000 мусульман; в Дании - от 175 000 до 200 000 или около 3,7 % от всего населения, в Швейцарии - от 152 217 до 310 806 человек, в Испании - около 1 млн. человек, в Бельгии - от 800 000 до 1 млн. человек. Все это прямая угроза самой европейской идентичности.

Если с 1950 по 2000 год доля мусульман в населении Западной Европы выросла в три раза, то в Соединенных Штатах она увеличилась в 14 раз. По данным американских исламских организаций, ежегодно в США более 100 тыс. человек принимают ислам. Можно предположить, что через семь-восемь лет ислам может стать второй по популярности религией в США.

В настоящее время мусульманская диаспора Германии не просто чрезвычайно велика, она еще и разнородна, как этнически, так и религиозно, и, кроме того, не обладает едиными религиозными структурами, но зато чрезвычайно активна - как в Германии, так и в общеевропейском политическом пространстве. Руководство «Милли Герюш» в лице ее лидера Мехмета Сабри Эрбакана преследует цель мирным путем трансформировать политический строй в Германии. Организация официально призывает своих сторонников принимать германское гражданство, стремясь, тем самым, увеличить удельный вес мусульман в германском обществе с последующим созданием своей партии исламистского толка. Другой радикальной исламистской организацией, ставящей перед собой цель изменить конституционный строй в Германии, является запрещенная группировка «Братья мусульмане», насчитывающая около 1300 активных членов.

В политической жизни Франции ислам - достаточно новое явление. Только после Второй мировой войны возник мощный миграционный поток, направленный из французской колонии Африки во Францию, с ним и прибыли мусульмане-иммигранты, принесшие ислам на территорию Европы.

Точное число мусульман во Франции неизвестно, поскольку здесь действует закон о защите личности, запрещающий интересоваться этническими корнями и религиозной принадлежностью человека. В разных источниках эта цифра колеблется от 3 до 7 миллионов человек, то есть 6-9,5 % от общего населения, при том, что 2 миллиона из них имеют французское гражданство. Свое политическое участие в стране происхождения мигранты-мусульмане Франции, как и Германии, осуществляют через посредство ассоциаций, существующих на средства правительств своих родных стран. Натурализованные французские граждане арабского происхождения довольно активны и в политических партиях. В муниципальных выборах 2007 года 7,6% кандидатов имели «иностранное происхождение», 4,6% из которых - выходцы из арабских стран. Во Франции в настоящее время существует около 1500 самостоятельных мусульманских организаций. На сегодняшний день во Франции действует более 850 арабских движений, 350 турецких, 250 азиатских политических ассоциаций.

Вплоть до настоящего момента французское государство предпринимает активные попытки (в основном по линии Министерства внутренних дел) наладить диалог с многочисленной мусульманской общиной. Однако эти попытки не имеют особого успеха не только в силу этнической, культурной и идеологической разнородности последней, но и в силу отсутствия у нее даже подобия единой структуры. Ни одна из мусульманских организаций страны (в том числе и Национальная федерация мусульман Франции) не имеет возможности говорить от имени всей общины, а значит, и служить посредником между ней и государством.

Великобритания в настоящее время по численности мусульман занимает третье место в Евросоюзе после Франции и Германии. Согласно официальным данным, основанным на переписи населения 2007 года, в стране насчитывается не менее 2 млн. мусульман. Мусульманская же община оценивает свою численность в 4 миллиона человек. Около 80% мусульман имеют британское гражданство. В отличие от всех других иммигрантских сообществ, создаваемых по этническому принципу, мусульманское формируется как сообщество религиозное, оно включает в себя выходцев из разных стран, говорящих более чем на 50 языках и в социальном, а также культурном отношении зачастую не имеющих между собой ничего общего. Британское мусульманское сообщество, несомненно, является самым политизированным и организованным среди аналогичных сообществ Европы. Мусульмане Великобритании проявляют политическую активность на нескольких уровнях. Во-первых, создание различных исламских ассоциаций и партий как умеренного, так и радикального характера; во-вторых, участие в ведущих политических блоках страны.

Общественно-политическое движение, объединение или партия становятся для мусульманских меньшинств Франции, Германии и Великобритании неотъемлемой необходимостью, как для реализации собственных политических амбиций, так и для элементарного выживания. В этих странах уже созданы исламские партии. Они являются, пусть пока и не значительной, но все более значимой общественно-политической силой. Исламская партия Великобритания, например, была учреждена в 1989 году с целью инициировать общественные дискуссии о мусульманской альтернативе. Она была первой исламской партией не только в Британии, но и во всем немусульманском западном мире. Данная партия помогла мусульманам приобрести уверенность в политических дискуссиях, сформулировать исламский ответ на проблемы британского общества в области экономики, образования, социального обеспечения, международных отношений, здравоохранения и других аспектов современной жизни западного человека. Партия предлагала всему британскому обществу достоверную информацию относительно Ислама. Многие британцы пришли в эту религию благодаря деятельности данной организации. Такие примеры встречаются и в других странах ЕС, и число их неуклонно растет.

На выборах в парламент Королевства Нидерланды 2003 году десять мест досталось представителям исламского меньшинства. В Королевстве действуют Арабская европейская лига (основана в 1993 году выходцем из Ливана), Мусульманская демократическая партия. Основными целями АЕЛ являются: защита интересов арабской и исламской мигрантской общности в Европе, улучшение социально-экономического положения мусульман-мигрантов, развитие взаимного уважения и толерантности.

В Швеции в 1973 году была создана перовая в стране Шведская национальная исламская федерация. В 2001 вокруг отколовшихся от нее Шведской исламской ассоциации и Центрального исламского культурного союза в Швеции создается объединение, получившее название Шведский исламский совет. В 2006 году лидер ШИА, швед иорданского происхождения Махмуд Дабей, направил письмо в парламент, в котором требовал принять особые нормы для мусульман (установить возможность осуществлять брак в соответствии с нормами шариата, открыть мусульманские училища и школы).

Всё это свидетельствует о том, что большая часть растущего с каждым годом мусульманского сообщества стремится как можно более полно участвовать в общественной и политической жизни Стран Евросоюза. Создавая тем самым, не только политическую и общественную, но и угрозу европейской идентичности.

Деятельность официальных государственных структур по интеграции мусульман в европейское сообщество, по минимизации влияния на политические ценности, традиции, институты не эффективна, что в итоге привело к появлению «феномена Брейвика», когда депутат Европарламента от итальянской Лиги Севера Марио Боргезио, осудив убийство людей, подчеркнул, что некоторые из идей Брейвика «просто отличные».

4. Религиозный фактор современного российского политического процесса

Выявляются векторы влияния религиозного фактора на российскую политическую жизнь.

В первом параграфе четвертой главы «Христианство в политической жизни современного российского общества» доказывается, что Русская православная церковь (РПЦ) после долгих лет поисков оптимальной модели взаимоотношений с государством (симфонии) осознало необходимость дистанцироваться от любого государственного строя, действующих политических доктрин, конкретных общественных сил, в том числе находящихся у власти. Религия и политика автономны, но не настолько, чтобы вообще не соприкасаться. У них много точек соприкосновения, ибо одна и другая призваны служить человеку. «Православие - это поиск жизни в Боге и что всякое государственное и национальное устроение жизни для нас вторично. Христиане могут заниматься политикой, но это вовсе не означает, что религия занимается политикой», - такова позиция Русской Православной Церкви (РПЦ). Постановление Священного Синода Русской Православной Церкви от 08.10.1993 года предписывало священнослужителям воздержаться от участия в выборах в качестве кандидатов в депутаты представительной власти России.

Официальное признание обеими сторонами (властью и церковью) автономии политики и церкви, даже при наличии их целенаправленных усилий на деполитизацию религиозных организаций, на практике не означает их взаимной изоляции. Указанное неучастие РПЦ как института в политической борьбе и в деятельности политических партий не означает ее отказа от публичного выражения своей позиции по общественно значимым вопросам, равно как не означает и какого-либо препятствия для участия мирян в управлении государством и в политической жизни общества.

В Социальной доктрине выстраивается иерархия возможных устройств форм власти, причем теократия и монархия объявляются «религиозно более высокими формами» по сравнению с демократией. Демократия как политическое устройство резко критиковалась отцами Церкви, ибо ассоциировалась с языческим характером античности. В современных условиях подобная критика по сути выражает сопротивление политическому секуляризму, крушению концепции христианского государства. Более того, патриарх Кирилл заявляет, что «сегодняшнее общество не зря называют «постсекулярным»…После крушения идеологий двадцатого века - фашизма, коммунизма, либерализма…» политики стали внимательнее относиться к христианским ценностям. Именно отказ от них, по мнению патриарха Кирилла, привел мир к эпохе мировых войн.

В Москве с 25 по 27 мая 2011 года прошел XV Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС), на котором Патриарх Кирилл говорил о плюрализме и разнообразии общественных сил в нашей стране, и в связи с предстоящими выборами в декабре 2011 года Патриарх уверил соборян, что Церковь ни одну из партий поддерживать не станет, но со всеми политическими силами будет поддерживать отношения. Цель этого партнерства - внушение политикам и обществу «базисных ценностей» (основной из которых является вера), которые должны объединить россиян и служить для их национальной самоидентификации. Исходя из этого, интересным представляется попытка «Единой России» несмотря на закрепленный Конституцией светский характер российского государства, назвать православную религию «нравственной основой модернизации». 13 февраля 2011 года на заседании партийных клубов «Единой России» по вопросу нравственности был принят официальный документ «Нравственная основа модернизации», где на роль государственной идеологии было предложено православие.

Помимо государственного устройства, политического режима обращение Церкви к теме прав и достоинства человека становится все заметнее. Позитивные примеры нравственного поведения своих первоиерерахов РПЦ обнаруживает в истории «многострадальной России», пытаясь убедить общество, что этот потенциал мученичества и добродетелей все еще силен в наши дни. Так, например, в июле 2011 года Русская Православная Церковь отметила день памяти Митрополита Филиппа (Колычева). В этот день Патриарх Кирилл совершил памятное богослужение в Успенском соборе Московского Кремля, где покоятся мощи святителя. Во время литургии он произнес проповедь, а после богослужения обратился с речью к представителям социальных служб Московского Патриархата. Тема обоих выступлений - нравственный выбор Церкви в условиях тирании и социальной несправедливости. Патриарх Кирилл стойкость митрополита-мученика привел в пример нынешней Церкви, при этом, не говоря ничего о современной светской власти.

Интересным является процесс изменения состава епархий РПЦ в контексте национального политического процесса. Необходимо отметить, что с марта 2011 года число епархий РПЦ на территории России возросло с 164 до 176. Епархии, чьи границы ранее совпадали с границами субъектов Российской Федерации, дробятся на части пропорционально количеству православного населения и приходов. Одной из причин (официальных) называется стремление «лучшего окормления верующих». В работе доказывается, что данный процесс имеет и иные скрытые причины: если ранее архиерей, служа по 10-15 лет в крупной епархии, будучи связан тесными отношениями с губернатором, мэрами и крупным бизнесом, превращался в независимую политическую величину, то в ходе увеличения состава епархий они потеряли значительную часть административного ресурса, что в свою очередь привело к усилению их зависимости от Патриархии. Координировать отношения нескольких епархий в одном регионе друг с другом, а также с властью и бизнесом будет специальная инстанция, созданная по решению Синода при Межсоборном присутствии РПЦ. Кроме этого, Патриархия, снимая иерархов с кафедр, способствует росту влияния федерального центра на губернаторов, так как разрыв их связей с главами епархий снижает возможность губернаторского корпуса влиять на политическую ситуацию в регионе.

В параграфе рассматривается проблема, напрямую затрагивающую предмет исследования: миссионерская деятельность в контексте угроз национальной безопасности. Так, В Указе Президента Российской Федерации № 24 от 10 января 2000 года «Концепция национальной безопасности Российской Федерации» говорится, что «активизируются усилия ряда государств, направленные на ослабление позиций России в политической, экономической, военной и других областях», развиваются политический и религиозный экстремизм, этноэгоизм, этноцентризм, шовинизм, национализм, на территории Российской Федерации проводят свою работу иностранные специальные службы и используемые ими организации. Наиболее многочисленные и активные течения протестантизма в России - баптисты, евангельские христиане, пятидесятники, адвентисты и Свидетели Иеговы. В сорока субъектах Российской Федерации в 1999 году работало 1270 миссионеров из США, Германии, Южной Кореи, Франции, Польши, Турции, Саудовской Аравии, Ганы, Канады. Основным объектом их миссионерской деятельности выступает, в первую очередь, паства Русской православной церкви, что служит основой для межконфессиональных противоречий.

Во втором параграфе четвертой главы «Ислам в структуре политической жизни современной России» говорится о том, что точных данных о числе мусульман, проживающих на территории РФ, не существует. По мнению Ю.М. Кабищанова общее количество людей, исповедующих ислам на территории современной России составляет не менее 20 миллионов человек. На эту цифру в оценочном порядке ссылается и В.В. Путин. Согласно расчетам А.В. Малашенко численность российских мусульман в 1997 году составляла более 15 миллионов человек, на сегодняшний момент - их численность увеличилась до 18 млн. Соотношение православных и мусульман в России постоянно менялось в пользу последних: если в 1926 году оно составляло 16:1, то в 1999-м - уже 10:1.

Факт восстановления исламом утраченных за годы советской власти позиций несомненен. Косвенно о числе верующих мусульман дает представление рост числа мечетей. В 1948 году в РСФСР оставалось только 416 официально зарегистрированных мечетей, а в 1968 году - 311. На 1 января 1991 года в России было учтено 870 мечетей, в 1995 году - пять тысяч, а в 2000 году - более семи тысяч. По данным Минюста РФ, к 1 января 2000 года из 17 427 зарегистрированных религиозных объединений на долю мусульманских приходилось 3 098 (18 процентов) (против 14 процентов в 1990 году). Насчитывалось: 51 религиозный мусульманский центр, 2 933 прихода и общины, 114 образовательных учреждений. Существует два ареала мусульман - татаро-башкирский и северокавказский. Северный Кавказ сохраняет приверженность традиции как никакой регион европейской части России. Более исламизированной является его восточная часть - Дагестан, Ингушетия, Чечня, менее - западный регион.

Одним фактором, способствовавшим выходу ислама на политическую арену современной России, стала глубокая укорененность исламской традиции в обычаях мусульманских народов. Ситуация трансформирующейся России 90-х годов ХХ века не могла не сказаться на самоидентификации мусульман по религиозному признаку (чему на определенном этапе особенно способствовали кризис гражданской самоидентификации после распада Советского Союза; острый экономический кризис, связываемый в общественном сознании с насаждением прозападных, либеральных моделей развития общества; общее возрастание роли ислама в международной политике, подтверждаемое экономическим благополучием ряда мусульманских стран, а также «успехами» радикальных мусульманских организаций в борьбе с Западом). Помимо этого, в начале 90-х гг. ХХ века государство само стимулировало всплеск конфессиональной активности. Так, после принятия ряда новых законов, касающихся свободы совести, в России начался бурный рост активности многих конфессиональных объединений.

Процесс осознания мусульманами своей религиозной идентичности потребовало ее закрепления, в том числе и в политической жизни общества. При этом политизация ислама происходила на разных уровнях и в разных формах. С одной стороны, предпринимались попытки встраивания ислама в политическую макросистему через создание мусульманских общественно-политических организаций, своего рода попытки формирования нового «официального ислама», с другой - спонтанная политизация, в том числе и радикализация, ислама в малых социальных группах.

Так, для современной религиозной ситуации в Республике Дагестан характерны следующие общие тенденции: постоянная жесткая конкуренция религиозных организаций и объединений в борьбе за влияние на население и пополнение своей паствы; религиозные организации и объединения свободно, без контроля со стороны государственных органов, выполняют свои функции в своей среде и в обществе, свободно пропагандируют свое вероучение; поднялся уровень общественного престижа и реальной роли религии, религиозных организаций в общественных процессах республики; фактически исчерпан резерв для быстрого дальнейшего роста уровня религиозности дагестанцев, какой происходил в начале и середине 90-х гг. XX в., темпы роста религиозных общин большинства конфессий, за исключением протестантских (пятидесятники, свидетели Иеговы), стабилизировались.

С первых шагов религиозного возрождения, начавшегося незадолго до распада Советского Союза и крушения коммунистической идеологии, ислам стал не просто частью северокавказского ландшафта, но в большей степени приобрел инструменталистские черты, став ключевым фактором динамики политических отношений в регионе. Местные этнические элиты, особенно в субъектах с преобладающей или высокой долей мусульман стали активно использовать «исламский фактор» для обеспечения политического доминирования своих этноклановых образований. Для чего к участию в региональных, городских и районных выборах неоднократно привлекались и продолжают привлекаться мусульманские авторитеты, которые в свою очередь, организуя пропагандистскую поддержку кандидатов на местах, получают возможность создавать достаточно плотный пояс влияния вокруг руководства своих республик.

Из этого следует, что обращение к исламу тех или иных группировок фактически есть обращение к «своему» исламу, который и выдается за «истинный». Именно поэтому абсолютное большинство социальных, политических, экономических и этнических противоречий, кульминацией которых стала война в Чечне, в большей или меньшей степени носят религиозный оттенок. Он, в свою очередь, определяется не столько межрелигиозным противостоянием между православием и исламом, но, прежде всего внутриисламской дисфункцией, обусловленной сложной структурой, неоднородностью и противоречивостью традиционного для Северного Кавказа ислама. Именно закон Республики Дагестан «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» от 16 сентября 1999 г. способствовал дестабилизации ситуации в республике.

Причины возникновения радикализма в исламе позволяют определить его, прежде всего, как политическое явление. Политический радикализм в исламе имеет, по сути, нерелигиозную природу. Так, события в селах Карамахи и Чабанмахи связанные с решением жителей этих сел «выступить против господствовавшей, по их мнению, в республиканских институтах власти коррупции, и с этой целью задумали создать на территории своих сел «истинный исламский порядок» носили, прежде всего, не религиозный, а политический характер, так как явились результатом конфликта по поводу существующей практики отправления властных полномочий.

В третьем параграфе четвертой главы «Буддизм в контексте российского политического процесса» доказывается, что буддийская община России начала складываться на рубеже 1980 - 1990-х гг., когда на высшем политическом уровне в СССР был поставлен вопрос о построении правового государства и гражданского общества. Именно в тот период наметился курс на возрождение религий и этнических верований народов России, была разрешена миссионерская практика (в том числе и с зарубежным участием) и введено правовое обеспечение деятельности религиозных объединений. Отмечается, что в 1946 году на базе Иволгинского дацана было создано Центральное духовное управление буддистов СССР.

В России каноническими буддийскими территориями являются Бурятия, Калмыкия и Тува. Однако современная буддийская община далеко не исчерпывается бурятскими, калмыцкими и тувинскими компонентами. В ее состав входят многообразные НГО, созданные в различных регионах нашей страны новообращенными буддистами.

Следует отметить, что фундаментальные буддийские ценностные доминанты - отвержение любых форм насилия, религиозная, этнокультурная, расовая, социальная, гендерная толерантность, миротворчество, неприятие любых форм деспотизма, стремление к согласованию религиозной и научной картины мира, признание за человеком права на свободу выбора - вполне сочетаются с ценностями гражданского общества.

На данный момент буддийская община России фактически состоит из четырех обособленных друг от друга центров: в Бурятии - буддийская Традиционная Сангха России (БТСР), в Тыве - Объединение буддистов Тывы (ОБТ), в Калмыкии - Объединение Буддистов Калмыкии (ОБК), а также так называемый Московско-Санкт-Петербургский центр (сообщество небольших независимых общин и центров, не имеющих общего руководства и единой линии развития). При этом каждый из вышеназванных центров пытается, ориентируясь на различные силы, в той или иной степени претендовать на ведущую роль в российских буддийских кругах. Обособленно в этом списке стоит созданная датским ламой Оле Нидалом «Российская ассоциация буддистов школы Карма Кагью», включая в себя более 70 центров в России и является филиалом единой международной сети, Школы Оле Нидала также считаются самыми материально обеспеченными.

На сегодняшний день наиболее крупной, разветвленной и авторитетной российской структурой, практикующей традиционный тибетский (желтошапочный) буддизм, является БТСР. Главой БТСР с 1995 года по настоящий момент является 25-й по счету Хамбо-лама Бурятии - Дамба Аюшев, который является членом Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте и Межрелигиозного совета России, что привело к фактическому лидерству Традиционной Сангхи среди прочих общин и закреплению за ней представительских функций от имени буддийской общественности страны. Необходимо отметить, что Президент РФ в августе 2009 года посетил Иволгский монастырь, где в сопровождении Пандито Хамбо ламы Дамбы Аюшева осмотрел главный дуган монастыря Цокчен, а затем посетил дворец Пандито Хамбо ламы XII Даши Доржо Итигэлова. Во время беседы с ламой президент подчеркнул, что «российские буддисты много делают для укрепления межнационального диалога и общественного согласия». Официальная поддержка властью именно БТСР проявилась в решении именно в Улан-Удэ в 2012 году провести очередное заседание министров финансов стран Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Выбор столицы Бурятии был неслучаен, поскольку костяк АТЭС составляют буддийские страны.

Ренессанс калмыцкого буддизма принято связывать с президентством К. Илюмжинова. В 1988 г. в Калмыцкой АССР регистрируется первое буддийское религиозное объединение. В 1988 г. в Элисте открылся первый «молельный дом», настоятелем которого стал приехавший из Бурятии лама Туван Дорджи, а тремя годами позже, в 1991 г. возникло Объединение буддистов Калмыкии. На первой официальной Конференции буддистов Калмыкии и Астраханской области утвердили устав Объединения и избрали Тувана Дорджи верховным иерархом - Шаджин-ламой калмыцкого народа. Но легитимно избранный Туван Дорджи уже в 1992 г. был столь же легитимно смещен со своего поста. На смену ему пришел калмык Тэло Тулку Ринпоче (Эрдни Басан Омбадыков), гражданин США, «выученик» и ставленник Далай-ламы XIV. Одна из причин этого связана с тем, что возникла потребность у калмыцкой элиты дистанцироваться от дела возрождения буддизма «традиционного», то есть связанного с ЦДУБ, с целью выстраивания отношений с федеральными властями, восстановления религиозного образования, позволяющего за счет национальных кадров воспроизводить иерархию социорелигиозных статусов, актуализацией идеи религиозного воссоединения калмыков, проживающих в России и дальнем зарубежье; получения доступа в глобальную коммуникативную сеть тибетского буддизма. Кроме этого, так как Тэло Тулку Ринпоче не только единственный этнический калмык, но и вообще единственный действующий в России лама, получивший статус перерожденца это должно было резко выделить главу ОБК среди российских священнослужителей-ламаистов, тем самым, придав политический вес президенту Калмыкии в переговорах с федеральным центром.

В заключении сформулирован основной вывод исследования. Здесь же приведены некоторые теоретические обобщения, даются практические рекомендации, намечаются возможные направления дальнейшего изучения проблемы.

Комплексное политологическое изучение научной проблемы «политизации религии и клерикализаци политики» позволило суммировать полученные автором научные результаты следующим образом:

1. Многочисленные оригинальные источники и литература, отражающие многообразие изучаемой проблемы, свидетельствуют о весьма существенной смысловой, идеологической и концептуальной заданности информационно-документального ресурса по теме, которая является важнейшей для структур государственного управления. Анализ информационной и источниковой базы позволил сделать вывод о том, что политизация религии связана с одной стороны с использованием религиозных идей политическими акторами для реализации своих целей, а с другой, со стремлением религиозных институтов использовать политические конструкты для отстаивания своих позиций в рамках традиционного политического пространства и осуществления прозелитистской деятельности.

2. Использованные в настоящем научном исследовании научные методы были направлены на коррекцию общественно-политического восприятия детерминированных религиозным фактором процессов, протекающих в политической жизни ряда стран Востока, Западной Европы и России. Путем перевода и внедрения в научный оборот многих материалов, данные методы позволили получить новое оригинальное знание по соответствующей тематике для комплексной оценки современного политического процесса. Отправной точкой этого знания является то, что религиозная составляющая политического процесса в ситуации «текучей модерности» (З. Бауман) превращается в неотъемлемый элемент с одной стороны обеспечения политической и социальной стабильности, с другой, социально-политической дестабилизации.

3. Политизация ислама имеет, прежде всего, мировоззренческие особенности и связана с отторжением попыток практической реализации либеральных, протестантских ценностей, приведших к усугублению этноконфессиональных, политических противоречий, вызвавших протест политического ислама как в форме национально-освободительного движения, так и в самых различных технологических вариантах антизападного действия. Анализ религиозного фактора в политическом процессе восточных политий позволил сделать вывод о том, что политический процесс там связан с вычленением и поддержкой в политической и социальной жизни имманентного, естественного, устоявшегося, проверенного на основе религиозных ценностей.

4. Религиозный фактор в политическом процессе проявляется в том числе и в наличии у религиозных институтов определенных ресурсов, позволяющих им выступать в качестве мощного регулятора политической активности и пассивности, механизма политической мобилизации и рекрутирования, средства легитимации и делегитимации власти и властных отношений. Так, взаимосвязь «религиозного ренессанса» с европейскими политическими практиками проявляется в возможности, опираясь на принципы мультикультурализма и идеи «общества меньшинств», создавать религиозные партии и общественные организации, консолидировать представителей миграционных волн на религиозной основе.