Политический протест как концепт: проблема дефиниции

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Исторический опыт общественного развития позволил представителям современной науки выдвинуть и обосновать положение, согласно которому проблема существования внесистемного, антагонистического по отношению к официальной политике выражения присуща не одной или нескольким фазам человеческой жизнедеятельности или формам организации - она актуальна для любого социального порядка [6, с. 9; 7, с. 159; 12, с. 83]. В основе перманентно существующего конфликта лежит как разделение труда, дифференцированность ролей, иерархия статусов и вытекающее из этого неравенство доступа к различным ресурсам и благам, так и институционализация норм, легитимирующих образовавшуюся асимметрию. Возникающий при этом протест может быть направлен либо на оспаривание отдельных уровней и принципов распределительной справедливости при общем сохранении согласия с основами, ценностями и символами данной системы, либо на их полное отрицание и выработку нового идеала общественно-политического устройства [3, с. 25; 12, с. 84-85].

Нельзя не согласиться с американским социологом Т. Парсонсом, раскрывающим зависимость его характера, величины и динамики протекания «…от простого проявления… неповиновения до революции» [7, с. 36] от развития конституционно-демократического и социального комплекса, включающего в себя не только права и свободы, дающие возможность субъектам реализовывать свой гражданский потенциал, но и создание реальных социально-экономических и политических условий для адекватного и оптимального их использования.

В Российской Федерации в силу ряда причин как объективного, так и регулирующего характера, связанных с болезненными процессами трансформации, модернизации, реформирования и вызывающих усиление чувств социальной незащищенности, культурно-идеологической дезориентации, возмущающих конфликтогенные устремления, данная проблема стоит особенно остро. Соответственно, вопрос сохранения стабильности политической системы обуславливает необходимость в выработке эффективных государственных мер, имеющих превентивный либо демпферный характер и базирующихся на глубоких и комплексных исследованиях этого резко обозначившегося конфронтационного сегмента национального социально-политического пространства.

Между тем, обзор литературы по поднятому кругу вопросов свидетельствует о неразработанности темы, пробельности и коллизионности имеющихся трактовок. Так, в силу эксплуатации как в отечественной, так и зарубежной науке понятия «политический протест» без уточнения его содержательной стороны в контексте смежных дискурсов и, несмотря на обнаруживающуюся в современной системе обществоведческого знания ориентацию на выделение изучаемого круга явлений в качестве самостоятельной предметной области исследования, а также перенос знаково-символического носителя из сферы публицистики в область сциентического поля, обозначенная категория остается в научном контексте недостаточно отрефлексированной. Обращение к специализированным словарям и текстам теоретического характера позволяет усмотреть в мозаичности мнений относительно сущности понятия отсутствие единой связующей парадигмальной основы или подчиненности одним методологическим установкам. Эвристическая обработка нейтрального материала осуществляется посредством управляемого конкретной дисциплинарной матрицей субъективного аналитического восприятия и фокусирования внимания на различных аспектах, что детерминирует самодостаточные разнокачественные смыслы.

В подавляющем большинстве представленных моделей дефиниций очевидно оперирование не многомерным пространством протестной зональности и проявлений, а отдельными измерениями и формами, что неправомерно сужает формат подпадающего под определение реально существующего множества и обедняет собственно категорию. Для многих авторов политический протест - это, прежде всего, акт осмысленной целенаправленной деятельности, процесс применения физической и разряжения эмоциогенной энергии. Анализ литературы дает возможность сложиться убеждению, что подобный подход обозначился на Западе в рамках оформившейся в 1960-70-е гг. парадигмы коллективных действий и позднее в России под влиянием ее теоретических положений.

Появление и широкое распространение в развитых демократиях неинституциональных стихийных форм участия и каналов мобилизации, позволяющих консолидировавшимся в движения субъектам свободно артикулировать собственные потребности и интересы и эффективно влиять на процессы принятия властных решений, вызвали фокусирование исследовательского внимания исключительно на функциональной составляющей рассматриваемого явления. Отсюда сведение ключевого понятия к прямым действиям коллективных акторов, направленным на пересмотр программы общественного развития, принципов организации публичного пространства, набора возможностей, предоставляемых членам социума в сфере перераспределения частных благ [14, р. 56]. С этих позиций политический протест воспринимается как внесистемное выражение в понятиях специфической для плюралистического общества автономной от государства, но в то же время имеющей выход на политическую сцену модели партиципации, обеспеченной лежащей в основе парламентаризма демократической культурой и во многом гарантированной гражданскими правами. Благодаря ей осуществляется агрегирование требований не имеющих официального представительства социальных групп и инкорпорация их в общегосударственную политику, закрепляющую приоритет репрезентации интересов истеблишмент-клуба «…членство в котором зарезервировано de'jure или de'facto…» [13, с. 91].

Совершенное в рамках европейской школы семантическое клиширование сформировало у российских потребителей западной интеллектуальной продукции в определенной степени аналогичное отношение к исследуемой действительности. Например, М.Ю. Шульгина рассматривает политический протест в качестве типа социальных действий сообщества единомышленников, ориентированных против политической системы или отдельных ее элементов, воспринимаемых как препятствие нормальной жизнедеятельности [11]. Между тем, внутри сложившегося в русле облегченной односторонностью логики восприятия выделяются трактовки, согласно которым диапазон указанных стратегий включает в себя весь спектр выходящей за рамки вербальной и рутинизированной политики активности, высшей точкой которой признаются революции, и те, в которых обозначен усеченный за счет игнорирования альтернатив вариант. Так, опираясь на теоретические разработки М. Кааза и А. Марша, В. В. Сафронов устраняет из протестного репертуара «не несущие непосредственной угрозы режиму электоральный абсентеизм, поддержку оппозиции и реакцию типа «антиистеблишмент» на выборах», осуществляемые в границах правового поля внепарламентские выступления, а также беспорядки, связанные с разрушениями, ущербом и жертвами.

На его взгляд, политический протест представляет собой неконвенциальную и несанкционированную, но не сопровождаемую насилием форму коллективного участия [8, с. 45]. Однако с позиции А. Я. Анцупова и А.И. Шипилова, речь должна идти как о легальных, так и антиконституционных проявлениях [1, с. 347].

В свою очередь, в рамках сформулированных В.В. Костюшевым и В. В. Горьковенко тезисов, в антисистемный конгломерат интродуцируются не только конфронтационные и насильственные, но и конвенциальные акции, начиная от демонстраций, голодовок и заканчивая символическими жестами в виде водружения флага или сожжения партийного билета. При этом отмечается, что соотношение названных альтернатив и выбор определенной из них зависит от структуры политических возможностей, среди элементов которой выделяются: величина межэлитного раскола вследствие конфликта интересов, государственноохранительный потенциал репрессивного аппарата, уровень развития в обществе традиций политического участия, степень открытости публичного политического дискурса, культурно-ценностное отношение социума к протестной стратегии, наличие условий для институциональной консолидации или самоорганизации. Обращение агентов и акторов к конкретной форме вызывается представлением о ее эффективности с точки зрения достижения целей, а также исходя из эквивалентности объема и вида располагаемых ресурсов и информационного обеспечения.

Протест может формироваться независимо от характера интеракций во властной иерархии и выражать интересы населения либо определяться элитарным статусом и являться проекцией борьбы за кратодоминирование [4, с. 151-153].

С привлечением дополнительных контекстов презентуют свое осмысление анализируемой реальности Г.А. Белов, Г.Л. Купряшин, В.Л. Пугачев и А.И. Соловьев. Авторы считают, что это не только отдельные акты гражданского неповиновения, деятельность запрещенных партий, политический терроризм, санкционированные митинги, пикеты и запросы парламентариев, возражающих против того или иного решения правительства, но и не выраженные в форме обращения к политическим институтам притязания граждан, безучастность и скрытое недовольство [2, с. 110-111; 5, с. 182-183].

В ситуации стабилизации режима, кроме элементов противостояния в верхнем эшелоне, основной сферой проявления политического протеста становятся избирательные кампании. Посредством негативизма, абсентеизма либо альтернативизма субъекты электорального процесса выражают свое отношение к власти и проводимому курсу [9, с. 167-170; 10, с. 129-146]. В качестве индикаторов актуализации в обществе анализируемой проблемы необходимо воспринимать иммобильность, аполитичность, апатию. В свое время Г.И. Вайнштейн, разрабатывая тематику протеста и массовых демократических движений, пришел к выводу, что проблема не исчерпывается чисто поведенческими аспектами отрицания существующего социально-политического порядка - огромное значение приобретают когнитивная, морально-психологическая и эмоциональная составляющие, предвосхищающие и предустанавливающие поступки людей, а также способные серьезно влиять на их интенции поддерживать или отторгать официальную политику, решать вопросы, руководствуясь переговорным кодом либо предпочитая конфронтационную стратегию. Подчеркивая дуализм сущности феномена, автор указывает на необходимость двойственного подхода к его пониманию: «с одной стороны,… действие, протест как характер общественного поведения, с другой -… настроение, протест как специфическое состояние общественного сознания» [3, с. 26].

Таким образом, объект изучения можно свести к трехуровневой системе, в которой выделяются внутриличностное измерение, сконструированное рациональными и аффективными доминантами неприятия субъектом господствующих в обществе политических отношений и психологической готовностью к соответствующим действиям, внешнее выражение несогласия, сопротивления доминирующему порядку, материализованное в многообразии способов и техник активности, и объективно наличествующая константа как атрибут политического, представляющая фрондирующие основному течению силы и тенденции. Следовательно, структурный дизайн протестного сегмента оформляет совокупность коррелирующих друг с другом состояний и действий (бездействий) институционализированных и неорганизованных субъектов по осуществлению дисфункций в сфере властеотношений. Исходя из подобных соображений, позиция исследователей, рассматривающих и квалифицирующих анализируемое явление в понятиях, выходящих за пределы участнического дискурса, представляется наиболее обоснованной и отвечающей признакам реальности. протест политический социальный

Положительную рефлексию вызывает подход, в соответствии с которым политический протест отождествляется с отрицательной реакцией индивидов, социальных групп, масс на сложившиеся в обществе политические отношения, ситуацию или конкретное государственное решение, а также осуществление полномочий в сфере политики и администрирования [2, с. 110-111; 5, с. 182-183]. В данном случае не нуждается в доказательстве искомое свойство, лежащее в основе видового понятия, перцепципируемого по формуле «стимул-реакция», а при обращении к значению слова исчезает проблема сущностной неопределенности.

Неудивительно, что, несмотря на опосредованность содержательного блока и модальности текстов дефиниций принятыми в конкретном политическом пространстве нормами дискурса, а также персонифицированным авторским началом, обусловленным системой взглядов и ориентаций, групповой идентификацией, априорными знаниями политического контекста, что вызывает концептуальный диссонанс, в их структуре выявляются несущие ключевую или не менее важную дополнительную смысловую нагрузку языковые самостоятельные либо служебные единицы, конструкции, морфемы, маркирующие автономную от идеологий и позиций имманентную суть явления.

Речь идет о частице «не», служащей для выражения отрицания, противопоставления, придания противоположного смысла слову (неодобрение, несогласие, неприятие, недовольство), и наречии «против», а также первой части сложных слов «противо-», означающих «для борьбы с кем-либо», «противодействие комулибо» (направлены против, выступления против, действия против, противостояние). Анализ семантики иных, наиболее часто встречающихся в определениях слов - «возражение» (несогласие, довод против), «оспаривание» (заявление несогласия), «отрицание» (выступление против чего-либо), «сопротивление» (противодействие натиску, воздействию, нападению) - не оставляет сомнений относительно того, что тонкий оттенок удовлетворяющего объективную данность содержания, переданный разными авторами в максимально редуцированной корректной форме, имеет окраску исключения, поляризации и противоборства. Тем не менее, такое понимание вписывается в логику оборонительно-реактивного поведения, в то время как наступательная стратегия рациональных акторов, претендующих на включение в структуры, контролирующие ресурсы национального значения с целью формирования политики, соответствующей новой коллективной солидарности, ускользает от внимания. Не содержит определение и специфических характеристик, позволяющих отличать политический протест от других поведенческих вариантов, прежде всего, делинквентного характера, что создает трудности с юридической идентификацией. Понимание неоднозначности решения этого сложного и принципиального вопроса может быть в определенной степени достигнуто в контексте рассмотрения положений, выдвинутых Р. Тернером [15, р. 32]. Автор акцентирует внимание на ангажированном характере значений, предписываемых тому или иному факту асоциального или отклоняющегося проявления. По его мнению, феномен протеста является в значительной мере вопросом интерпретации, а не обладает комплексом объективных признаков. Будут ли действия квалифицированы в терминах уголовного права или получат легитимацию протеста, зависит от особенности межгрупповых отношений бунтующих и их сторонников, целевой аудитории, на которую направлена агрессия, и субъектов, осуществляющих информационную презентацию и трансляцию происходящего. При этом смыслы имеют тенденцию к изменению параллельно вектору развития обозначенных интеракций. Немаловажное значение приобретает также принадлежность интерпретатора к инсайдерам или аутсайдерам официального поля политики, лицам, обслуживающим запросы действующих сил или контрагентам. Наконец, восприятие общественностью разворачивающихся событий в той или иной тональности является результатом сочетания определенных условий. Подлежащее уголовному либо административному правовым запретам под угрозой наказания общественно опасное поведение обретает статус протестного при условии массового противостояния несправедливости исключительной силы и продолжительности, вынуждающей акторов обращаться к радикальным методам давления на представителей властной иерархии.

Таким образом, как дескриптивное понятие «политический протест» имеет сущностное значение, объективированное источником своего образования. Тем не менее, его экспликация в соответствии с требованиями научной полноты и строгости в силу нематериального и сложного характера реального носителя представляется проблематичной. Речь идет об абстракции, в которой на когнитивном уровне нашел воспроизведение локализованный в политическом пространстве многосоставной и многоуровневый аспект политической действительности. Как следствие, труды авторов не исчерпали всей проблематики рассматриваемого феномена и задача единообразного определения, в котором бы были сконцентрированы все его базовые элементы и признаки, не получила окончательного научного разрешения, что детерминирует простор для исследовательской деятельности в данном направлении.

В свою очередь, в представленной статье в соответствии с собственным видением предлагается авторский вариант дефиниции понятия, содержание которого сводится к следующему: политический протест - это детерминированное несовпадением жизненно важных интересов и невозможностью эгалитарного удовлетворения витальных и высших потребностей отклонение или преступление официально императивированного и фактически сложившегося в данном социуме политического стандарта в масштабе от инакомыслия, оправданных общественным мнением девиаций до революций, предполагающее негативную оценку, противительное отношение и противоборство применительно к данному стандарту на индивидуальном, групповом или массовом уровне, что проявляется в соответствующих настроениях, образующих потенциал протеста, пассивных формах отрицания и несогласия с системой правления, отдельными ее элементами, функциями, взаимосвязями, институтами, ролями, субъектами, адекватностью осуществления ими полномочий и принятия решений, а также в действиях профессиональных политиков, институционализированных и самоорганизованных коллективных акторов, индивидумов и общества в целом, которые могут иметь рефлексивно-оборонительный характер или осуществляться в рамках наступательной стратегии с целью расширения пространства публичной сферы и пересмотра механизмов распределения общественных благ и опираться на массовую или гражданскую базу, инициироваться элитными группами или возникать самостоятельно и развиваться снизу, протекать организованно или стихийно, открыто или латентно, локально или широкоформатно, мирно или с применением насилия и включать бесконечный арсенал форм и технологий проявления от традиционных до инновационных, конвенциальных, предполагающих корректировку правительственного курса, до антиконституционных, направленных на изменение государственного строя.

Список литературы

1. Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Словарь конфликтолога. 2-е изд. СПб.: Питер, 2006.

2. Белов Г.А., Купряшин Г.Л., Лебедева Т.П., Марченко Г.И. и др. Основы политологии: краткий словарь терминов и понятий. М.: Знание России, 1993.

3. Вайнштейн Г.И. Массовое сознание и социальный протест в условиях современного капитализма. М.: Наука, 1990.

4. Костюшев В.В., Горьковенко В.В. Социологическое описание коллективных протестных действий: информационная база данных акций протеста (PRODAT-SPb) // Общественные движения в современной России: от социальной проблемы к коллективному действию: сб. статей. М.: Издательство Института социологии РАН, 1999.

5. Купряшин Г.Л., Пугачев В.Л., Соловьев А.И. и др. Введение в политологию: словарь-справочник / под ред. А.И. Пугачева. М.: Аспект Пресс, 1996.

6. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: АСТ, 2002.

7. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 2001.

8. Сафронов В.В. Потенциал протеста и демократическая перспектива // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. Вып. 4. Т. 1.

9. Соина Е.С. Электоральный негативизм как форма протестного поведения (на примере Юга России) // Актуальные проблемы социогуманитарного знания: сб. науч. трудов. М.: Век книги, 2006. Вып. XV. Ч. 2.

10. Хенкин С.М. Потенциал массового протеста в условиях противоречивых перемен // Полития. 1998. № 2.

11. Шульгина М.Ю. Политический протест как тип социального действия.

12. Эйзенштадт Ш.Н. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 2000.

13. Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость // Полис. 2002. № 3.

14. Jenkins J.C., Klandermans B. The politics of protest. Comparative perspectives on states and social movements. USA: University of Minnesota Press; UCL Press, 1995.

15. Turner Ralph H. The public perception of protest // American Sociological Review. 1969. № 6. Vol. 34.

Размещено на Allbest.ru