Символическое конструирование мифо-героической политической реальности России

Итак, из рассуждений Бурдье вытекает, что политическое конструирование социальной реальности производится в формате символической власти: именно символически (например, переопределяя политические объекты) конструируется мир политики. Тем самым создается новая политическая реальность как замкнутый мир значений и целостный мир. Причем именно государство обладает наибольшим символическим ресурсом, поскольку определение порядка от «лица» государства воспринимается как заведомо легитимное. Таким образом, символически насильственно конструируется политическая реальность вообще. Если же политический лидер в ней символически определяется как герой (а это релевантный код для традиционной российской культуры), тогда героический миф придает реальность политически сконструированному миру.

Завершая наши рассуждения о символической сфере, мы должны описать семиотический аспект культуры как таковой. И здесь ведущим термином является «семиосфера» Ю.М. Лотмана. Понятие семиосферы возникло для объяснения связи коммуникации и языка. Теоретической основой рассуждений Лотмана служит посылка: семиотический опыт должен предшествовать самому акту означивания. По сути посылка феноменологическая, т.к. опыт в феноменологическом понимании является основанием и пределом «знания». Лотман конкретно имеет в виду, что для знаковой деятельности сознания должна существовать соответствующая среда. И, по аналогии с биосферой Вернадского, предлагает выделять «семиотическое пространство». Семиотическое пространство не простая сумма языков, поскольку язык - это «сгущение» пространства. Язык, понимаемый в семиотическом смысле, «оказывается погруженным в некоторое семиотическое пространство, и только в силу взаимодействия с этим пространством он способен функционировать». В пространстве семиозиса (конституирования знаков) происходит обновление кодов, а единицей семиозиса служит семиотическое пространство особой культуры. В целом же «семиосфера - и результат, и условие развития культуры» [7. С. 250-251].

Семиосфера, по Лотману, характеризуется неоднородностью, поскольку языки различны по своей природе и гетерогенны [7. С. 252]. Структура семиосферы асимметрична, т.к. большинство языков не имеют «взаимно однозначных смысловых соответствий». А центр семиосферы образуют структурно организованные языки. Чтобы воспринимать все языковые конструкции как смыслонесущую информацию, «возможность значимых структур должна быть дана в сознании и в семиотической интуиции коллектива» [7. С. 254]. Переводя вышесказанное в термины нашей концепции, резюмируем: любой язык создает свою особую картину мира (образ мира), которая ситуативно может быть воспринята коллективом как реальность, в нашем случае - политико-героическая реальность.

Итак, культура, в некотором смысле, - это семиотическая объективация и внешний мир культуры человек означивает и символизирует, чтобы он имел смысл. «Культура организует себя в форме определенного «пространства - времени» и вне такой организации существовать не может. Эта организация реализуется как семиосфера и одновременно с помощью семиосферы». Все субструктуры семиосферы сведены к общей системе координат: ось времени - прошлое, настоящее, будущее; ось пространства - внутреннее пространство, внешнее, граница между ними [7. С. 259]. Человеческий мир - это всегда космос, а за границей его расположен хаос или антимир - внеструктурное пространство, населенное чудовищами [7. С. 266 ].

Лотман особо подчеркивает, что семиотика пространства имеет доминирующее значение в формировании картины мира. Потому каждая культура и создает пространственную модель (образ) универсума, причем «пространственное моделирование реконструирует пространственный же облик реального мира». Однако возможно и конституирование пространства как единства абстрактных топологических объектов, объединенных каким-то признаком (примером подобной «чистой» абстракции выступает мифологическое пространство) [7. С. 275-276]. Итак, Лотман полагает, что пространственное моделирование производится с помощью языковых средств, создающих непространственные понятия. В нашем контексте таким мифо-символическим пространством выступает единство политико-топологических объектов на основании героического признака. Пространственная модель тоталитарной политической культуры формирует героическую картину мира: странагерой, города-герои, места, носящие имена героев-людей, и места высшего статуса, названные именем лидера-героя.

Уже на данном этапе рассуждений Ю.М. Лотмана очевидна их типологическая схожесть с теорией множественных реальностей А. Шюца, но только типологическая. Если реальности (за исключением повседневного мира) - это символические миры, то языки - миры знаков. В любом случае перед нами замкнутые миры значений, не переводимые один в другой по сути. Потому понимание и осмысленная коммуникация возможны лишь тогда, когда общение происходит на одном семиотическом языке. Языком героических мифообразов, миром взаимосвязанных символических значений и является героический политический миф. И он совершенно не переводим на практический язык повседневного мира или на язык научных абстракций. Таким образом, мы можем синтезировать конструктивистскую идею «реальности» и семиотическое представление о «языке» общения социума. Здесь ключевое слово - «значение». Реальность есть замкнутая область значений, не конвертируемых в другие значения. А область языка - это такая коллективная ментальная структура, которая своими «языковыми» средствами конструирует значимые объекты-факты реальности. Кодом же служит схема пути героя как архаическая матрица коллективной символики возрождения мира. Только пользование кодом (процесс коммуникации) дает возможность включить ся в героический символический мир и понять языковые конструкты символической власти. Символическая же власть (отражающая объективные структуры социальной власти) политически конструирует мир, перемещая героический код на вершину иерархии культурных кодов как наиболее значимый.

Итак, коммуникативная релевантность героического кода подводит нас к проблеме архаической сущности политически конституированных смыслов. Ю.М. Лотман замечает, что архаические символические образы из сферы культурной памяти переносятся в мир фантазий человека. При этом символ выступает в качестве кодирующей «программы» творчества [7. С. 239]. С точки зрения Лотмана, в символе как таковом «всегда есть что-то архаическое» и потому культура нуждается в текстах, «выполняющих функцию архаики». Некоторые архаические знаки представляют собой «свернутые мнемонические программы текстов и сюжетов, хранившихся в устной памяти коллектива». У символа, согласно Лотману, есть еще одна архаическая черта: символ как член текстового единства, входя в другой языковой ряд, сохраняет смысловую и структурную самостоятельность. То есть символ легко включается в другие тексты, сбрасывая прежнее семиотическое окружение. Потому символ и «пронзает» культуру по вертикали времени [7. С. 241]. По нашему мнению, кодирующей программой архаического типа для российской политической культуры является схема мономифа с ее символикой возрождения универсума, а ее сжатой «формулой» - героическая символика лидерства. Данный символически выстроенный ряд легко переносится в политико-семиотический контекст любой эпохи, экзистенционально означивая власть и придавая политике как таковой смысл. Налицо политикокультурная традиция легитимации власти в контексте героической символики, опирающаяся на «сгущения» коллективной памяти в моменты социального перелома. Именно в данных «разрывах» и формируется паттерн феномена политического лидерства как атрибут запаса социально одобренного знания этих «осажденных» переживаний власти по модели героического мифа «смерть - возрождение».

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что наша концепция символического конструирования мифо-героической политической реальности представляет собой разновидность политического конструктивизма. Это означает монопольное положение политической власти в отношении символического капитала: именно она произвольно определяет политическую реальность как мир героического мифа. Подобная героическая репрезентация власти, как правило, предпринимается в моменты социального перелома, когда требуется заново означить и переосмыслить политику. Сам же процесс героической репрезентации представляет собой коммуникацию в политико-культурном контексте. Коммуникационное предназначение героических символов состоит в том, чтобы скорректировать картину мира политики как представление о социальном порядке, согласуя его с космическим порядком на уровне мифологического опыта. Другими словами, образы мономифа проецируются на сферу политического опыта россиян в контексте традиционной культуры, актуализируя архаическую ее составляющую. С точки же зрения политической культуры героический миф России предстает как символический комплекс, выражающий традиционное понятие власти. Итак, образ героя, предпринимающего путь спасения социума (цельный символический комплекс), мы можем рассматривать как модель для паттернирования политической реальности вообще. Но, по нашему мнению, героическая репрезентация имеет, в частности, непреходящее конструктивистское значение в отношении политической реальности России.

политический миф героический власть

ЛИТЕРАТУРА

1. Шюц А. О множественных реальностях // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004. С. 401-455.

2. Кассирер Э. Опыт о человеке // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998. 784 с.

3. Шюц А. Символ, реальность и общество // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004. С. 456-532.

4. Шюц А. Формирование понятия и теории в социальных науках // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004. С. 51-68.

5. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: «Academia-Центр»; «Медиум», 1995. 323 с.

6. Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть. Электронный ресурс. Режим доступа свободный: http://www.politizdat.ru/article/22

7. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Ч. 2: Семиосфера // Семиосфера. СПб.: Искусство - СПб, 2001. С. 250-391.

Размещено на Allbest.ru