Радикализм и сетевой порядок общества: социально-философский ракурс

Размещено на http://www.allbest.ru/

РАДИКАЛИЗМ И СЕТЕВОЙ ПОРЯДОК ОБЩЕСТВА: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС

Данилов Сергей Александрович

Иванов Андрей Валерьевич

За последнее время значительно возрос объем исследований, в которых проводится разработка проблемы сетевого общества, тенденций «сетевизации», рассмотрение социальных сетей виртуального пространства [6]. Согласно М. Кастельсу, «именно сети образуют новую социальную морфологию наших обществ» [2, с. 494], по-новому организуя пространство и структурируя время. Но также отметим, что сети не заменяют или отменяют понятие «структуры», они трансформируют её понимание в контексте новых конфигураций социального порядка современности. Обозначая мегатренды современного общества, Д. Нейсбит утверждает, что мы вправе говорить об отходе от «иерархий, которые отлично работали в индустриальную эру, эру централизации. На месте иерархий возникают организации, построенные по сетевым моделям <...> Сети перестраивают структуры власти и коммуникационных потоков <...>, заменяют вертикаль горизонталями» [5, с. 354].

Что такое сеть? Это «совокупность объектов, связанных друг с другом многонаправленными линейными (матричными) зависимостями» [4, с. 56]. В условиях сети все связаны со всем, а динамика сетевой структуры характеризуется включением новых узлов, и это расширение может быть безграничным. Полиморфизм сетевого порядка, доминирование узлов провоцирует девальвацию традиционно понимаемого «центра», где центр - это главное средоточие власти. В условиях сетевого общества подобием центра является «узел», но с трансформированной относительно прежних форм политической функцией. Такая новая фрагментация реальности позволяет выделить фрагмент «сети» в качестве самостоятельного локального пространства. «Сети могут существовать автономно <…> в известной мере и в известных пределах сеть самодостаточна» [3, с. 71].

Действительно, произвольно выделив такой сегмент с его узлами, петлями, можно говорить, во-первых, о локализации процессов, их автономном протекании в рамках сетевой структуры, и, во-вторых, о всеобщей связи данного локального фрагмента и его элементов с другими точками и кластерами сети. Выпавший кластер сети может быстро регенерироваться сетью, способной мобильно восстановить утраченный фрагмент. Таким образом, риски хаотизации новой сетевой реальности минимизированы способностью сетей к репродукции. «Разрывы» в сети способны к более мобильной регенерации, чем демонтированная «вертикаль» в структурах прежних обществ. Иерархии и центры игнорируются сообществами, возникающими как результат возможности всех быть связанными со всеми. Меняется и механика управления, локус власти из девальвированного «центра» переходит к локальным сетевым сообществам, приватизирующим функции коммуникации, распределения. Согласно Даттону, в современном обществе именно интернет-пользователи как воплощение «пятой власти» (“fifth estate”) становятся альтернативными источниками власти, а сетевые институты - площадками, дающими возможность организовывать коллективные акции и мобилизовать сетевые ресурсы для реализации различных целей [Цит. по: 10, p. 3].

В своих последних публикациях М. Кастельс уточняет и развивает свою концепцию порядка в информационно-сетевом обществе. Власть в современном обществе не локализована в одной конкретной социальной сфере или институте, но распределена по всему пространству человеческого действия вокруг сетей «массовой самокоммуникации», предоставляя пользователям возможность оспаривать влияние традиционных институтов. В рамках своего теоретического анализа сетевого общества Кастельс чётко различает четыре основные формы власти: сетевая власть (networking power); власть сети (network power); власть в сети (networked power); сетесозидающая власть (network-making power).

Сетевая власть - это «власть акторов и организаций, включённых в сети и образующих ядро глобального сетевого общества, над людьми, не включёнными в указанные глобальные сети» [8, p. 773]. Эта власть выражается в способности акторов создавать сетевые структуры, в которых аккумулируются ценные ресурсы участвующих в них субъектов. Решающее значение здесь приобретают процедуры поддержания ценности сетевого участия, а также контроль над исключением из сетей.

Власть сети возникает из власти стандартов, регулирующих координацию и взаимодействие в социальных сетях, поскольку именно благодаря им сеть имеет возможность существовать в качестве интерактивнокоммуникативной системы. В этом случае, как пишет Кастельс, «власть осуществляется не посредством исключения из сетей, а через установление правил включения» [Ibidem].

Власть в сети представляет собой результат доминирования сетевых акторов. В ходе этого процесса сети, охватывающие элиты и правительства, владельцев коммуникационных сетей, вступают во взаимодействие друг с другом и пользователями сетей. В результате на основе информационных обменов между сетевыми акторами устанавливается подвижная конфигурация равновесия властных центров, возникают стратегические альянсы центров сетевого влияния.

Сетесозидающая власть предполагает возможность «программировать» специфические сети в соответствии с интересами и ценностями своих «архитекторов», а также осуществлять «переключение» различных сетей, объединять их цели и ресурсы, обеспечивая стратегическое сотрудничество доминирующих в этих сетях акторов. Все эти формы сетевой власти, возникшие в ходе перманентной информационной революции, не только устраняют громоздкие и инерционные механизмы бюрократического управления, коррупции, плутократии и некомпетентности, тормозящие социальный прогресс, но и потенциально несут в себе колоссальные риски. Подлинная проблема состоит в том, что в условиях тотальной сетевой экспансии отношения власти и общества не становятся более открытыми, но сам субъект приобретает характеристики принудительной открытости для информационных интервенций и контроля как на коммуникационном уровне, так и на уровне навязываемых образов мысли и желаний. Становление глобальных сетевых медиа приводит к тому, что каждый пользователь сталкивается сразу с несколькими системами цензуры и манипуляции сознания - взаимоисключающими, непрозрачными, частными или государственными, но применяемыми одновременно через разные механизмы социального контроля.

Обозначенные выше позиции открывают новые возможности в исследовании сетевой природы и функций современного радикализма, который, следуя Кастельсу, можно рассматривать как проявление контрвласти в сетевом пространстве [9, p. 238]. Так же, как и любое проявление власти, радикализм представляет собой борьбу за изменение программ различных сетей, их трансформацию в интересах оппозиционных сил и замену исходных «переключений» на альтернативные варианты, подкрепляя свои действия символическим конструированием новых ценностей и стандартов. Радикальные тенденции возникают и взаимодействуют в условиях символической борьбы за основополагающие стандарты и правила распространения информации, дискредитирующие авторов одних сообщений и легитимирующие статус авторов других. В этом отношении современный радикализм воспроизводит логику и сценарии сетевой власти в следующих измерениях.

Мобильность. Сетевая структура позволяет мобильно распространяться информации, реализовывать коммуникативные стратегии. В условиях, когда коммуникативное производит социальное, поступающая команда посредством сетевого мессенджера мгновенно превращается в действие. Как отмечает О. Н. Яницкий, характеризуя террористическую атаку, «массовый террор - это война “здесь и сейчас”» [7, с. 31]. Ситуации, стихийно складывающиеся в формате сетесферы, приводят к формированию ситуационных центров исходя из внешних условий, факторов.

Демократичность. Позиция, провозглашённая немецким исследователем У. Беком о том, что «смог демократичен», можно преобразовать так: «сеть демократична». Сетевой формат, как отмечалось, позволяет всем быть связанными со всеми. Информационное сообщение может быть отправлено всем представителям сети, а ролики о терактах набирают через открытые просмотры аудиторию, равную мировым блокбастерам.

Через сетевую виртуальность происходит рекрутирование новых членов в радикальные организации.

Анонимность. Сеть инициирует анонимность, несмотря на предельную открытость формата «все со всеми». Анонимность позволяет наиболее полному раскрытию способностей в формировании виртуального профиля, стратегий общения. Сниженный порог ответственности в виртуальных сетях позволяет тотальному распространению деструктивного потенциала как отдельных личностей, так и организаций.

Индивидуальность. Сеть амбивалентна. С одной стороны, проявляются процессы интеграции, синхронизации. В то же время сетевая структура предполагает центрирование вокруг определённой единицы - будь пользователь социальной сети или корпорация. Создаваемая среда общения «один на один» формирует риски снижения контроля этого процесса, со стороны, прежде всего, семьи и другого ближнего круга. Эти и другие явления можно описать в контексте провозглашённого М. Кастельсом «сетевого индивидуализма как <…> новой модели социальности» [1, с. 155].

Таким образом, учёт сетевой природы социальных взаимодействий является принципиальным для понимания логики функционирования власти и властных отношений в информационно-коммуникационном социуме. Сети, являющиеся комплексными структурами «самокоммуникации», развивающиеся в новой технологической среде, оказались и наиболее эффективными благодаря их мобильности, масштабируемости и организационной гибкости. Власть представляет собой наиболее фундаментальный процесс, область проявления которого изменилась в двух направлениях: она преимущественно конструируется вокруг мест соединения между глобальным и локальным и организуется преимущественно вокруг сетей, а не традиционных институтов и социально-политических общностей. Взаимодействие традиционной власти и радикализма в сетевом пространстве должно рассматриваться, с одной стороны, как процессы, могущие усиливать существующее доминирование или захватывать и удерживать доминирующие структурные позиции; с другой стороны, как существующие наряду с этими уравновешивающие процессы, противодействующие установленному доминированию. Теоретически оба процесса в конечном счёте изменяют структуры власти в ходе их взаимодействия. Они различны, но действуют, тем не менее, по одной и той же самой логике.

власть неформальный радикальный сеть

Список источников

1.Кастельс М. Галактика Интернет. Размышления об Интернете, бизнесе и обществе / пер. с англ. А. Матвеева; под ред. В. Харитонова. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. 380 с.

2.Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе: антология / под ред. В. Л. Иноземцева. М., 1999. С. 494-505.

3.Луков В. А. Тезаурусы и сетевое общество // Вестник Международной академии наук (Русская секция). 2008. № 1. C. 69-72.

4.Назарчук А. В. Социальное время и социальное пространство в концепции сетевого общества // Вопросы философии. 2012. № 7. С. 56-66.

5.Нейсбит Д. Мегатренды. М.: ACT, 2003. 380 с.

6.Социальные сети и виртуальные сетевые сообщества: сб. науч. тр. / РАН; ИНИОН; Центр социал. науч.-информ. исслед.; отв. pед. Л. Н. Верченов, Д. В. Ефременко, В. И. Тищенко. М., 2013. 360 с.

7.Яницкий О. Н. Идеология и сеть // Власть. 2016. № 1. С. 30-36.

8.Castells M. A Network Theory of Power // International Journal of Communication. 2011. Vol. 5. P. 773-787.

9.Castells M. Communication, Power and Counter-power in the Network Society // International Journal of Communication. 2007. Vol. 1. P. 238-266.

10.Machleder J., Asmolov G. Social Change and the Russian Network Society: Redefining Development Priorities in New Information Environments [Электронный ресурс] // Internews: Local Voices. Global Change. 2011. August. URL: http://www.internews. org/sites/default/files/resources/Internews_Research_RussiaNetworkSociety1.pdf (дата обращения: 23.12.2016).

Размещено на Allbest.ru