Интервенция "по приглашению": российский опыт

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИНТЕРВЕНЦИЯ “ПО ПРИГЛАШЕНИЮ”: РОССИЙСКИЙ ОПЫТ

Иванов Андрей Александрович

Санкт-Петербургская государственная академия ветеринарной медицины Кандидат исторических наук

Аннотация

Современное состояние международных отношений, особенно в неспокойном ближневосточном регионе, вновь сделали весьма актуальной дискуссию о праве государств вмешиваться со внутренние вооруженные конфликты у их соседей. Эта тема является для науки отнюдь не новой, и приводимые сторонниками и противниками военных интервенций аргументы, как правило, опираются на богатый исторический опыт проведения подобных операций. В этой связи нельзя не вспомнить об интервенции стран Антанты (в первую очередь, Великобритании, Франции и Соединенных Штатов Америки) в России в 1918 - 1919 годах, давшей политикам обширный материал для анализа.

Ключевые слова: гражданская война, интервенция, конфликт

Abstract

INTERVENTION "BY INVITATION": RUSSIAN EXPERIENCE

Ivanov Andrey Alexandrovich Saint-Petersburg State Academy of Veterinary Medicine PhD in History

The current state of international relations, especially in a troubled Middle East region, made the debate about the right of states to interfere in their neighbors' armed conflicts highly relevant. This topic is not new for the science and the arguments of supporters and opponents of military intervention tend to rely on the rich historical experience of such operations. In this regard, one cannot forget about the intervention of the Entente countries (primarily, the United Kingdom, France and the United States) in Russia in 1918 - 1919, which gave ample material for analysis to politicians.

Иностранная военная интервенция, без сомнения, была одним из центральных событий российской Гражданской войны. Ее официальным началом принято считать 6 марта 1918 года, когда в Мурманске с борта боевого корабля «Глори» был высажен небольшой десант британской морской пехоты. Кольский полуостров стал постепенно превращаться в плацдарм для дальнейших действий стран Антанты против большевиков, и уже в первых числах августа иностранными войсками был захвачен Архангельск, что ознаменовало начало открытой вооруженной конфронтации между РСФСР и Антантой.

Хотя большинство исследователей интервенции сходятся во мнении, что ее главной причиной стало заключение Советской Россией мирного договора с Германией в марте 1918 года, учеными выдвигались и иные версии. В частности, в 1930-х годах профессор Университета штата Мериленд Л.И. Страховский в ряде исторических трудов настаивал на том, что интервенция была инициирована Советским правительством для защиты от возможной внешней агрессии держав Четверного Союза [1]. Доказательством этого тезиса выступала телеграмма Л.Д. Троцкого, присланная в Мурманск накануне десанта, с требованием «сделать все для охраны» края и «принять всякое содействие союзных миссий» для воспрепятствования захвату Кольского полуострова финскими и немецкими войсками. Данная концепция получила название «интервенции по приглашению», и в настоящее время ее поддерживают многие отечественные и зарубежные специалисты.

Вместе с тем, необходимо учитывать, что аналогичные «приглашения» к военному вмешательству в разгоравшуюся в России Гражданскую войну гораздо активнее поступали лидерам Антанты от политиков антибольшевистского толка, и их действия имели не меньшее значение для инспирирования интервенции. Обратимся к фактам.

Революционные события в России и последовавшее за ними поэтапное разложение Восточного фронта сделали вмешательство союзников актуальным еще до прихода большевиков к власти. В частности, уже летом 1917 года польский социалист И.И. Сосновский направил Президенту США В. Вильсону письмо, в котором утверждал, что после Февральской революции ожидать от Русской армии активных действий на Восточном фронте нецелесообразно: «революцией Россия добилась даже более того, чем она хотела добиться войной» [2]. Иными словами, у русских не было мотивации сражаться. Восточный фронт надо было «спасать» совместными усилиями Соединенных Штатов, Англии, Франции и Италии путем его реорганизации офицерами этих стран. По данным английского генерала Ч. Бартера такой сценарий развития событий поддерживал и Главнокомандующий Л.Г. Корнилов, по мнению которого «единственным мирным способом спасти военную и политическую ситуацию в России» была «интервенция западных держав» [3]. Тем не менее, на тот момент подобный вариант выхода из кризиса всерьез не рассматривался. Ситуация меняется после Октябрьской революции.

Позиция большевиков по многим политическим вопросам, включая негативное отношение к продолжению участия России в Мировой войне, создавала предпосылки для эскалации их конфликта с державами Антанты. Осознавая это, участники антибольшевистского лагеря активизировали усилия по инспирированию интервенции. Так, в декабре 1917 года неустановленный член некого «Русского клуба» через советника Госдепартамента США Ф.Л. Полка попытался передать американскому руководству короткое письмо со своим видением политики в отношении большевиков. В письме автор указывал, что американцам не следует идти на контакты с Советом Народных Комиссаров. Напротив, необходимо вести среди населения России агитационную работу, направленную на подрыв авторитета большевистского режима, его целей и методов [4], поскольку только так можно вновь привлечь граждан на сторону Антанты. В том же месяце генеральный консул США в Москве М. Саммерс сообщил в Вашингтон, что бывший командующий Северо-Западным фронтом генерал М.В. Алексеев настоятельно рекомендовал союзниками оккупировать Транссибирскую железную дорогу.

Кроме того, в январе 1918 года управделами Мурманского Совета депутатов старший лейтенант Г.М. Веселаго во время встречи с английским консулом О.Ф. Линдлеем в Петрограде предпринял попытку убедить его в необходимости активного участия Британской Империи в разгоравшемся в России внутриполитическом конфликте и с неудовольствием был вынужден констатировать, что британцы намеревались «совершенно покинуть Россию» [5], стремясь сосредоточить основные усилия на разгроме Германии, а не большевиков.

С подобным отношением английских политических деятелей к идее военного вмешательства первоначально столкнулся и бывший глава Временного правительства А.Ф. Керенский. После прихода к власти сторонников В.И. Ленина он уехал за границу, не только спасая свою жизнь, но, по собственным словам, и для того, чтобы «добиться немедленной интервенции». Эту версию он озвучил в письме к Н.В. Чайковскому в августе 1918 года. Характеризуя свои усилия на данном поприще бывший глава государства писал: «по приезде в середине июня в Лондон, я вскоре имел свидание с Ллойд-Джорджем. Оказалось, (по крайней мере, по его словам), что английское правительство вообще никакого серьезного представления о положении в России не имеет… о подготовке к интервенции внутри России совершенно ничего не знает». В итоге, Керенский констатировал, что «в Англии пришлось столкнуться с несочувствием интервенции в некоторых общественных кругах», благодаря довольно сильной тенденции «считаться с большевиками как с легальным правительством большинства демократии» [6].

Тем самым, в описании А.Ф. Керенского и Г.М. Веселаго, летом 1918 года британские правительственные круги были настолько не готовы к конфликту с Советской Республикой и не собирались поддерживать ее противников, что приходилось затрачивать немало усилий на склонение дипломатов и военных Запада к интервенционному курсу.

После разговора с Д. Ллойд-Джорджем Керенский в июне 1918 года имел беседу и с его личным секретарем Ф. Керром. В британских архивах сохранилась запись Керра об этой встрече. Бывшему главе Временного правительства в числе прочего был задан крайне важный вопрос - не приведет ли интервенция союзников в Россию к ответным действиям со стороны Германии, которые могут лишь усугубить ситуацию. В ответ Керенский заявил, что сложившуюся ситуацию усугубить уже невозможно - ведь немцы итак овладели Украиной и используют большевиков для достижения своих целей. Если же интервенция Антанты все же начнется, и Восточный фронт будет восстановлен, то Германия, без сомнения, попытается оккупировать Центр России, а значит, всего лишь «будет открыто делать то, что уже сейчас делает тайно» [7].

При этом во время пребывания на Британских островах бывший Премьер-министр обратил внимание на существование там некой группы, состоявшей из офицеров-монархистов и бывших чиновников Российской Империи, которые собирались «с помощью иностранных штыков расправиться отнюдь не с большевиками, а со всей русской демократией». Действительно, русские дипломаты и военные в 1917 - 1918 годах сыграли заметную роль в изменении отношения лидеров Антанты к большевизму. Наиболее популярную точку зрения по этому поводу озвучил российский посланник в Сиаме И.Г. Лорис-Меликов - по его словам, «лишь Америка может избавить нас от надвигающейся германской и всемирной кабалы и, главное, от собственного внутреннего нашего рабства». Именно к руководству Соединенных Штатов дипломаты в основном и обращали призывы к немедленной интервенции.

Одним из самых ярких противников Советской власти среди них был бывший посол Российской Империи в США Г.П. Бахметьев. Еще до Октября он предупреждал Госсекретаря Р. Лэнсинга о возможности победы большевиков в борьбе за власть в России [8], но тогда к его словам не прислушались. В письмах американским и европейским коллегам Бахметев называл правительство В.И. Ленина «антинациональным и не представляющим волеизъявления российского народа» [9], всячески призывал союзников игнорировать Совнарком.

Несмотря на разность политических убеждений, требования не признавать власть большевиков звучали также из уст чрезвычайного посла Временного правительства в Соединенных Штатах Б.А. Бахметева. В окончательность победы Ленина он не верил, поэтому в 1917 году вместе с финансистами В.И. Новицким и С.А. Угетом даже принял решение продолжить выпуск в США денежных знаков, заказанных Временным правительством. Предполагалось, что эти кредитные билеты вновь приобретут платежеспособность и будут востребованы после ожидаемого крушения Советской Республики. В аналитической записке Вильсону посол предупреждал об опасности попадания ресурсов России в руки немцев после Брестского мира, призывая оказать поддержку русскому народу, а не правительству большевиков. Правда, Бахметев больше склонялся к экономической, а не военной помощи.

К слову, в Париже схожие по содержанию рекомендации были даны еще одним бывшим Министром иностранных дел России А.П. Извольским британскому послу во Франции лорду Ф. Берти: «Союзники должны предоставить деньги, оружие, военное снаряжение и небольшой контингент войск, которые высадятся в Архангельске» [10].

В конце июня 1918 года бывший Министр торговли и промышленности Временного правительства А.И. Коновалов по просьбе Лэнсинга представил в Государственный департамент доклад со своими соображениями о ситуации в России и ближайших перспективах. В этой краткой записке автор «настоятельно призывал» союзников вмешаться в развитие ситуации в РСФСР, поскольку только это обеспечит самоорганизацию населения. Причем нахождение в стране Чехословацкого корпуса Коновалов расценивал как огромную удачу и рекомендовал обязательно использовать эту военную силу вместо того, чтобы отправлять многочисленные войска из других стран.

Сложившуюся в Соединенных Штатах обстановку точно охарактеризовал бывший чиновник Министерства путей сообщения Ю.В. Ломоносов, с 1917 года находившийся в США, в своем годовом отчете: «По отношению к России американское общество резко разделилось на два лагеря: по мнению одних, России, пока во главе ее стоят большевики, помогать нельзя, более того, нужно помогать тем группам русского населения, которые во главе с Калединым и Семеновым сражаются против Советского правительства. В глазах людей этого лагеря большевизм для буржуазного мира представляется явлением более опасным, чем германское юнкерство. К этому лагерю бессознательно примыкают почти все русские чиновники в Америке, а также новые эмигранты, бежавшие из России после революции» [11]. Другой лагерь, выступавший, соответственно, за нейтралитет Штатов в «русском вопросе», был малочисленным.

Правда позиция некоторых отечественных дипломатов порой менялась просто кардинально - если в феврале 1918 года русский посол в Париже В.А. Маклаков в разговоре с американским посланником У.Г. Шарпом называл возможную интервенцию союзников «катастрофой не только для его страны, но и для курса» самих союзников, то в октябре этого года в очередной беседе с тем же дипломатом Маклаков уже указывал на опасность распространения большевизма в Европе для всего мира и необходимость бороться с ним всеми силами [12]. Не было однозначного мнения об интервенции и среди политиков, оставшихся в Советской России - вот что по этому поводу писал в мемуарах член Конституционно-демократической партии Л.А. Кроль: «Допустима ли помощь иностранцев и какая именно? Этот вопрос вызвал самые страстные споры в среде ЦК, и отнял не одно заседание. Были принципиальные противники, считавшие какую бы то ни было помощь иностранцев в какой бы то ни было форме недопустимой. Были защитники допустимости помощи до интервенции включительно… Были и противники всякого вмешательства не только иностранцев, но и верхов русской общественности в борьбу народа с Советской властью» [13]. Однако усугубление ситуации в стране и недовольство радикальными преобразованиями большевиков привело к победе сторонников приглашения союзников.

Как следствие, призывы к интервенции в Советскую Россию стали активно адресоваться не только в Вашингтон, но и в Лондон. По воспоминаниям английского посла в Петрограде Дж. Бьюкенена, первые попытки антибольшевистских сил заручиться у него поддержкой союзников имели место еще в ноябре 1917 года, когда в посольство пришли народный социалист Н.В. Чайковский и бывший министр труда Временного правительства меньшевик М.И. Скобелев. «Они сказали мне, - записал посол в дневнике, - что предстоит образование социалистического правительства, куда не войдут большевики, которое будет включать представителей казачьей демократии и будет поддерживаться кадетами. На мой вопрос, каким образом они предполагают свергнуть большевиков, они сказали: силой» [14]. В то время Бьюкенен был крайне скептически настроен относительно идеи объединения различных политических группировок для борьбы с большевиками, поэтому рассудительно решил не давать никаких обещаний помощи без консультаций с правительством, и оппозиционеры покинули его ни с чем. Тем не менее, на этом попытки склонить британцев на сторону антибольшевистского движения не закончились.

В начале марта 1918 года в Гааге члены местного «Русского Комитета», президентом которого был некий Б. Шелгунов, именовавшийся бывшим депутатом Государственной Думы, на особом собрании осудили подписание большевистским правительством Брестского мира. В этом событии участники собрания, среди которых был и русский генеральный консул в Роттердаме Д. Петерсон, видели корни будущей Гражданской войны между теми, кто признает и не признает договор с Германией. Выступавшие на собрании утверждали, что России предстоит длительная кровопролитная война, выйти из которой можно только с помощью Великобритании и Франции [15].

В июле 1918 года в англоязычной газете «Новая Европа» появилась статья русского историка, члена Британской академии наук П.Г. Виноградова «Способ интервенции в Россию». Академик выступал резко против поддержки Западом правительства большевиков. О методах лишения их власти историк умалчивает, но интересно, что он предлагал использовать для проникновения в РСФСР и установления там влияния союзников северные порты - Мурманск и Архангельск [16].

Согласно докладам британского военного атташе в Петрограде, в 1917 - 1918 годам к нему регулярно являлись эмиссары казачьего атамана А.М. Каледина (среди них был, например, князь Д.И. Шаховской) для выяснения позиции Антанты по вопросу интервенции, причем «никто из них не станет сражаться, если их к этому не вынудят союзники» [17]. Английский агент Р.Б. Локкарт в апреле 1918 года также сообщил в Лондон, что в Москве ему удалось установить контакты с членами разных антибольшевистских группировок от монархистов до меньшевиков, которые единодушно призывали союзников к военному вмешательству в Гражданскую войну [18].

В этой связи стоит заметить, что политическая окраска интервенции на тот момент практически не волновала ее поборников в России. Необходимость скорейшего разгрома большевиков в их глазах, фактически, оправдывала обращение к любым средствам и коалициям.

С точки зрения эсеров, озвученной В.М. Зензиновым, «все мы, боровшиеся тогда с большевиками, занимали определенную позицию: мы были горячими сторонниками продолжения войны с Германией вместе с союзниками и на большевиков, заключивших Брестский мир, смотрели, как на людей, заключивших союз с врагами нашей Родины. Поэтому для нас даже не существовало вопроса об интервенции… Для нас, не признавших Брестского мира, борьба союзников с немцами и большевиками на территории России была не интервенцией, а войной» [19]. Наиболее тесные связи у эсеров установились с французскими дипломатами, которые, как казалось, были заинтересованы в интервенции, поэтому прилагать особых усилий к их увещеванию не пришлось. Французы, по данным автора, не только обещали организовать десант на Севере и Дальнем Востоке России, но совместно с русским генералом В.Г. Болдыревым даже в общих чертах определили стратегию действий против большевиков. Причем делалось все это якобы «от имени всех союзников», хотя никаких доказательств официального общесоюзного характера переговоров представлено не было. В дальнейшем Премьер-министр Франции Ж. Клемансо совершенно обоснованно отрицал существование официальных договоренностей между антибольшевистскими силами и своим правительством, но, как писал Зензинов, «мы тогда вполне доверяли обещаниям союзников и на этих обещаниях строили свои планы, в которые ангажировали многие тысячи людей» [20]. международный интервенция конфликт антанта

С другой стороны, политические деятели либерального и монархического толка были готовы искать союзников в борьбе с большевиками даже в стане недавних врагов. Так, согласно сводке «Грузинского информационного бюро», работавшего в Лондоне, от 26 июня 1918 года на Кавказе генерал П.Н. Краснов направил командующему немецкими войсками на Украине генералу Г. фон Эйхгорну предложение о совместных действиях против большевиков [21]. Прогерманскую позицию занимали и некоторые бывшие лидеры Временного правительства - например, П.Н. Милюков. Как по этому поводу выразился немецкий посол граф В. Мирбах, «те самые круги, которые яростно поносили нас раньше, теперь видят в нас если не ангелов, то, по крайней мере, полицейскую силу для их спасения» [22].

При этом если одни политики стремились свергнуть Совнарком, заручившись поддержкой немцев, то другие, напротив, старались использовать для этой цели войска Антанты, убедив их командование в наличии союза между лидерами РСДРП(б) и Германии. В частности, еще в июле 1917 года в Париже публицистом В.Л. Бурцевым был обнародован некий список немецких агентов, действовавших в России, в котором фигурировали Ленин и Горький [23]. А уже в марте 1918 года журналист Ф. Оссендовский продал изготовленные им документы, изобличавшие большевиков в сговоре с немцами, агенту американского Комитета Общественной Информации (Committee on Public Information) Э. Сиссону. Эти материалы были составлены с большим количеством неточностей (в них содержались грамматические ошибки, упоминались никогда не существовавшие немецкие госучреждения) [24], но их публикация вызвала в США рост антибольшевистских настроений. Не до конца ясно руководствовался ли Оссендовский политическими мотивами, или им двигала простая жажда наживы (последнее более вероятно), однако произведенный этими документами эффект был в пользу сторонников интервенции.

На этой почве появлялось множество различных слухов и версий. Например, в сводку разведывательной секции американского посольства в Риме от 10 июля 1918 года была включена информация, полученная из местной газеты «Epoca». В одной из статей этого издания некий журналист из Цюриха утверждал, что до убийства Мирбаха, произошедшего 6 июля, между правительством Ленина и Германией было заключено соглашение. Смысл этого договора якобы состоял в том, что немцы разрывали все отношения с русскими монархистами и контрреволюционерами и не оказывали им никакой помощи, а в ответ на это большевики обязались под контролем немецких офицеров подавить чехословацкое революционное движение. Иными словами, члены РСДРП(б) должны были, во-первых, временно отказаться от лозунгов поддержки мировой революции, во-вторых, уничтожить солдат Чехословацкого корпуса, стремившихся на Родину для поддержки начавшейся там борьбы за независимость. Автор статьи утверждал, что единственным выходом в такой ситуации являлась интервенция в РСФСР для спасения чехословаков от расправы [25].

Эта ситуация не могла не влиять на позицию лидеров Антанты, так как игнорирование антибольшевистских сил в подобных условиях могло привести к усилению немецкого влияния среди них, создать противовес, которому можно было либо прямой поддержкой Белого движения, либо оказанием помощи Совнаркому. Положение осложнялось и тем, что правительства Франции, Великобритании и США изначально предполагали осуществлять интервенцию силами Японии, проявлявшей к этому стойкий интерес. Поэтому в марте 1918 года А. Бальфур и Д. Ллойд-Джордж на заседаниях Высшего Военного Совета Антанты старались оттянуть принятие решения по вопросу о военном вмешательстве, ожидая, что из России в адрес Японии все же поступит приглашение к интервенции [26]. Такого предложения не поступило, и вряд ли оно могло поступить, учитывая события русско-японской войны, оставившей у россиян о «стране Восходящего Солнца» негативные воспоминания.

Члены политических партий по этому поводу колебались: «Вопрос об интервенции естественно поставил другой вопрос: а не представит ли интервенция серьезной опасности в отношении захвата интервентами по окончании войны территории у ослабевшей России? В особенности этот вопроса касался Дальнего Востока в случае интервенции Японии, на появление войск которой на Восточном фронте Германии особенно рассчитывали союзники» [27]. Поддерживал эту мысль и А.И. Коновалов, призывавший американское правительство не санкционировать интервенцию силами одной лишь Японии - по его мнению, лишь общесоюзная экспедиция не вызвала бы резкого протеста у русского населения, а командовать иностранными войсками должен американец или француз.

Нельзя не сказать, что информация о желании русских политиков санкционировать военную интервенцию какого-либо государства на собственной территории воспринималась даже в странах Антанты весьма сдержанно. К примеру, 20 июня 1918 года на заседании Палаты общин депутат от Либеральной партии Р.Л. Утвэйт задал А. Бальфуру вопрос - не являются ли лица, приглашающие союзников к интервенции сторонниками немцев [28]. Достойного ответа он не получил, но уже сам вопрос означал, что, по мнению некоторых британских политиков, их страну пытались заманить в ловушку - заставить отправить войска в Россию вместо того, чтобы использовать против Германии на Западном фронте.

В этой ситуации союзники продолжали ждать «приглашения» к интервенции от лиц или организаций, пользовавшихся уважением и доверием на Западе, что должно было облегчить отправку в Россию крупного воинского контингента. Эту мысль весной 1918 года выразил и французский генерал А. Ниссель после прибытия на Мурман - по его словам, страны Антанты готовы пойти на интервенцию в Россию «в мелком масштабе не иначе, как по инициативе местной власти, а в крупном - не иначе, как по приглашению центрального правительства» [29]. Иными словами, масштаб интервенции зависел от степени ее легитимности.

В данной связи не удивительно, что даже в августе 1918 года, когда интервенция, по сути, уже началась, от русских офицеров продолжали поступать просьбы о военном вмешательстве. Один из таких проектов был предложен бывшим ординарцем генерала Л.Г. Корнилова В.С. Завойко, который под псевдонимом «полковник В. Курбатов» представил развернутый доклад о положении в России после революции в Американскую секцию Высшего Военного Совета Антанты. В данном документе автор писал о том, что в России более не существует «ни денежной, ни финансовой системы», «нет почты, телеграфа», не было правительства (Совнарком во внимание не принимался), а вся страна превратилась в «массу разрозненных, независимых полуанархистских республик», где «каждый округ, город и деревня воюет сам с собой и друг с другом» [30].

Исходя из текста документа, Завойко был готов взять на себе все хлопоты по формированию в России нового правительства при поддержке союзников, куда помимо себя предлагал включить адмирала А.В. Колчака. Согласно этому плану, Антанте предстояло решить вопрос о воссоздании русской армии, которую ей надлежало снабдить всем необходимым (кроме продовольствия), а также Русского Национального Банка, выпускающего новую российскую валюту на бумажной и металлической основе [31].

Вопрос о легитимности будущего правительства Завойко предлагал решить, включив в его состав бывших министров Российской Империи. Причем союзники не должным будут вмешиваться в процесс выбора россиянами (в формате Земского Собора) новой формы правления, но если таковой будет избрана монархия, Антанте необходимо приложить все усилия к тому, чтобы не допустить восстановления на троне династии Романовых. Любопытно, что, по словам автора, составленный им план поддерживали весьма известные военачальники и политики: генералы А.И. Деникин, С.Л. Марков (убит еще в июне 1918 года), Н.Н. Баратов, полковники А.И. Дутов и Н.П. Лесевицкий (расстрелян в Горячем Ключе за полгода до составления записки) и т.д.

В рассматриваемой записке бывший ординарец Корнилова указывал, что к моменту ее написания немцы уже активно действовали на поприще установления контактов с патриотически-настроенными русскими гражданами. Антанте было нужно всего лишь их опередить, а для этого требовалась оккупировать часть территории России (например, Владивосток и Сибирь), снабдить жителей этой территории предметами первой необходимости, реорганизовать армию, восстановить промышленность. О борьбе с большевиками прямо не говорилось, но, по мнению Завойко, в России не было влиятельных социалистических партий, а многие из их членов являлись немецкими агентами [32]. Соответственно, вести переговоры с такими группами было нерационально.

В беседе с членом «Еврейского общества помощи иммигрантам» С. Мэйсоном уже в ноябре 1918 года «полковник Курбатов» рисовал картину угнетения национальных меньшинств в РСФСР. В письме главе «общества» американскому банкиру Дж. Шиффу Мэйсон так передал слова собеседника: «евреям в России, проживающим на оккупированной большевистским правительством территории, грозит опасность массовых убийств», «в течение ближайших шести месяцев может быть уничтожено 75% еврейского населения в России». После этого не удивительно, что Мэйсон стал горячим сторонником американской интервенции [33].

Резюмируя, можно заключить, что в течение 1918 года правительствам стран Антанты поступило множество «приглашений» к интервенции от участников антибольшевистского лагеря. Как правило, они поступали от частных лиц, и лишь два предложения о вмешательстве были адресованы властными структурами: на севере в конце июня - Мурманским Советом депутатов [34], на востоке - Временным Правительством Автономной Сибири во главе с эсером П.Я. Дербером, стремившимся использовать помощь союзников для «очищения» Сибири от австро-германских военнопленных и, как заявлялось, воссоздания Восточного фронта.

Тем не менее, даже это не гарантировало успеха проведения интервенции, поскольку многие отечественные и зарубежные политические деятели, не говоря уже о рядовых гражданах, были вовсе не убеждены в ее необходимости. Сторонникам интервенции как в России, так и на Западе приходилось затрачивать массу усилий для их увещевания. К примеру, в Сибири эту функцию на себя взял Б.А. Бахметев, имевший смелость утверждать: «Союзники проявляют твердое намерение отнестись с полным вниманием ко всем пожеланиям возникающих в России местных организаций, поскольку последние воодушевлены национальными чувствами и готовы оказать сопротивление общему для России и союзников врагу. Если в пределах России будут иметь место союзнические действия, то они отнюдь не будут иметь характера вмешательства во внутренние дела России, а тем более быть способными вызвать гражданскую войну… Я считаю своим долгом прибавить, что не подлежит ни малейшему сомнению, что территориальный суверенитет и прерогативы России останутся в полной неприкосновенности» [35].

Схожим образом на заседании французской Палаты депутатов 29 декабря 1918 года Министру иностранных дел С. Пишону пришлось достаточно долго объяснять политику правительства в «русском вопросе». Оппонировали ему в основном делегаты от «левых» партий. Пишон заявил, что интервенция имеет своей целью не уничтожение большевизма, а лишь защиту от него Украины, Кавказа, Сибири и других регионов. Свержение Советской власти является прерогативой Белой армии, а не иностранных вооруженных сил. Задача союзников - «не вмешиваться в российскую внутреннюю политику», а спасти страну «от анархии» [36].

Однако все эти тезисы не находили должной поддержки, и мемуары деятелей Белого движения, непосредственно столкнувшихся с реализацией интервенционного курса, полны негативных отзывов о действиях союзников. Более того, с окончанием Гражданской войны эсеры и меньшевики всячески демонстрировали свое негативное отношение к интервенции, к которой так стремились после Октября. К примеру, А.Ф. Керенский в послании Комитету по международным отношениям британской Лейбористской партии 2 января 1920 года утверждал, что интервенция в России была направлена не на борьбу с большевизмом, а больше на вмешательство во внутренние дела страны с целью уничтожить в ней все демократические силы; не на отмену Брестского мира, а на закрепление его основных положений по расчленению России. При этом идея интервенции «по приглашению» полностью отвергалась, так как «российская демократия» не дала санкции на проведение подобных военных операций [37]. В 1922 году в меньшевистском журнале «Социалистический вестник» на интервенцию союзников вообще была возложена ответственность за поражение антибольшевистских сил в Гражданской войне: «по мере того как новый Восточный фронт превращался в фронт военной диктатуры, интервенции и помещичьей реставрации, оборвалось столь успешно развивавшееся народное движение против большевизма».

Хотя справедливость подобных обвинений во многом подлежит сомнению, нельзя не признать очевидного факта, что интервенция стран Антанты в России окончилась неудачей. По-видимому, одну из причин этого следует видеть в отсутствии у нее широкой общественной поддержки внутри страны, учитывая, что наиболее активно призывы к ней звучали из уст российских эмигрантов.

Библиографический список

1. Strakhovsky L.I. The Origins of American Intervention in North Russia (1918). New Jersey, 1937. P. 29.

2. National Archive of United States of America (NAUS). RG59. File 763.72119/672 1/2. P. 5 - 6.

3. Public Record Office (PRO). CAB/24/24. P. 91

4. NAUS. RG59. File 763.72119/1856 1/2. P. 1 - 2.

5. Веселаго Г.М. Документальная справка из моих мурманских бумаг за 1917 - 1918 годы. // Гражданская война на Мурмане глазами участников и очевидцев: Сборник воспоминаний и документов. Мурманск, 2006. С. 86 - 87.

6. Керенский А.Ф. Переговоры и соглашения с представителями союзников в России здесь, в Париже и Лондоне, никакого значения не имеют. // Россия антибольшевистская: из белогвардейских и эмигрантских архивов. М., 1995. С. 329 - 331.

7. PRO. CAB/24/55. P. 171.

8. Lansing R. The War Memoirs of Robert Lansing. New-York, 1935. P. 332.

9. Цит. по: Дэвис Д., Трэни Ю. Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-американских отношениях. М., 2002. С. 152.

10. Bertie F. The Diary of Lord Bertie of Thame, 1914 - 1918. Vol. 2. London, 1924. P. 248.

11. Цит. по: Гвишиани Л.А. Советская Россия и США. М., 1970. С. 35.

12. Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1918, Russia. Vol. 1. Washington, 1931. P. 367.; NAUS. RG59. File 763.72119/2277. P. 2.

13. Кроль Л.А. За три года. Воспоминания, впечатления, встречи. Владивосток, 1921. С. 27.

14. Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата: Воспоминания, мемуары. М., 2001. С. 369.

15. La Gazette de Hollande. 1918. March 10.; Maandag Ochtenblad. 1918. March 10.

16. Vinogradoff P.G. The Manner of Intervention in Russia. // New Europe. 1918. June 6. P. 176 - 178.

17. NAUS. RG59. File.763.72/8262 1/2. P. 2.

18. Ullman R. Britain and the Russian Civil War. Anglo-Soviet Relations. 1917 - 1921. New Jersey, 1968. P. 164.

19. Зензинов В.М. Борьба российской демократии с большевиками в 1918 году. // Россия антибольшевистская: из белогвардейских и эмигрантских архивов. М., 1995. С. 22.

20. Там же. С. 23 - 24.

21. NAUS. RG59. File 763.72/10731. P. 3.

22. Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918: Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. London, 1958. P. 121.

23. NAUS. RG59. File 763.72119/1797. P. 13.

24. Соболев Г.Л. Тайный союзник. Русская революция и Германия. 1914 - 1918. СПб., 2009. С. 11 - 13.; Старцев В.И. Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского. СПб., 2001. С. 157 - 175.; Kennan G.F. The Sisson Documents. // The Journal of Modern History. 1956. Vol. 28. №2. P. 130 - 154.

25. NAUS. RG59. File 763.72/10879. P. 2.

26. NAUS. RG59. File 763.72SU/144. P. 5.

27. Кроль Л.А. За три года. Воспоминания, впечатления, встречи. Владивосток, 1921. С. 27.

28. Parliamentary Debates. House of Commons: Official Report. 1918. Vol. 107. №64. P. 479.

29. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. Р-133. Оп. 1. Д. 50. Л. 39.

30. NAUS. RG120. File 256. P. 17.

31. Ibid. P. 10.

32. Ibid. P. 18, 24, 25.

33. Beizer M. Restoring courage to Jewish hearts: Frank Rosenblatt's mission in Siberia in 1919. // East European Jewish Affairs. 2009. Vol. 39. №1. P. 39.

34. РГА ВМФ. Ф. Р-133. Оп. 1. Д. 50. Л. 62об.

35. Вестник Временного Правительства Автономной Сибири. 1918. 3 сентября.

36. NAUS. RG59. File 763.72119/3829. P. 34.

37. Kerensky A.F. Allied Policy Towards Russia (Address Delivered before the Foreign Affairs Committee of the Labour Party). London, 1920. P. 4.

Размещено на Allbest.ru