Интеллектуальные истоки правовых и политических взглядов классиков евразийства

Таким образом, право - не творчество законодателя или судебного органа, а, прежде всего, интеллектуальная деятельность, связанная с выявлением соответствия между сознанием и ценностями. По мнению Н.Н. Алексеева, ключевым в контексте права является не эмоциональное переживание, как у Л.И. Петражицкого, а рассудочное восприятие ценностей.

Лишь осознавая подобные аналогии между феноменологами и Л.И. Петражицким, можно объяснить, почему Н.Н. Алексеев характеризует правовую структуру следующими элементами:

1) субъект;

2) ценности как объект (то, на что направлено сознание);

3) соотношение ценностей с субъектом и между собой.

Основным элементом данной структуры выступает субъект как носитель сознания; в своей характеристике субъекта автор придерживается, прежде всего, учения Гуссерля. Вторым элементом выступают ценности как «идеальные объекты», поскольку их существование не зависит от воли субъекта; здесь заметно влияние феноменологической аксиологии М. Шелера. Третьим элементом правовой структуры становятся «правомочия» и «обязанности», обнаруживающиеся в правовых явлениях и являющие собой взаимосвязь ценностей и сознания, что свидетельствует о влиянии Л.И. Петражицкого.

Поясним последний момент подробнее. Интенциональность заставляет сознание обратиться к объекту, ведь ценности не могут быть явлены вне устремленного на них сознания. Ценности также не могут и соотноситься друг с другом без отсылки к субъекту. Лишь посредством связи с субъектом возникает соотношение ценностей между собой, ведь ценности «добра» или «справедливости» не могут непосредственно выдавать свое соотношение[80].

Н.Н. Алексеев подчеркивает, что определения, характеризующие соотношение ценностей, «…как и все в правовой структуре, являются некоторыми первоначальными и, в свою очередь, уже неопределимыми данностями»[81]. Этими данностями автор считает правомочия и обязанности, возникающие ввиду того, что лицо, признающее ценность, осознает себя связанным или свободным в своем поведении. Подобные взгляды свидетельствует о влиянии на автора Л.И. Петражицкого, утверждавшего императивно-атрибутивный характер права.

В силу данных причин становится ясно, почему Н.Н. Алексеев отрицает юридический позитивизм и социологическую юриспруденцию. Посредством феноменологического метода он стремится выстроить логическую, предзаконодательную и внеэмпирическую правовую структуру.

Впрочем, Алексеев не был единственным, кто попытался применить подобный подход по отношению к праву. Немецкий философ, юрист А. Райнах (1883-1917), отталкиваясь от идей Э. Гуссерля, пытался построить априорное учение о праве[82]. С работами германского автора Алексеев, разумеется, был знаком: в «Основах философии права» он ссылался на «Априорные основания гражданского права» (1913 г.).

Тем не менее, нельзя считать Н.Н. Алексеева последователем или интерпретатором немецкого юриста. Как подчеркивает И.В. Борщ, сходства их взглядов «…являются следствием применения одного и того же феноменологического метода»[83].

Н.Н. Алексеев не смог полностью принять феноменологическую традицию. Философия права, по его мнению, не исчерпывается феноменологией, хотя последняя есть существенная часть философско-правовой системы. Феноменология не может сконструировать правовой идеал, поскольку «вопрос о правовом идеале есть один из вопросов миросозерцания, - вопрос в вышеозначенном смысле метафизический, а не феноменологический». Автор, следуя русской духовной традиции (прежде всего, П.И. Новгородцеву), утверждает важность религиозного начала в обосновании ценностей[84].

Тем не менее, европейская феноменология, а также теория Л.И. Петражицкого не в меньшей, а, может быть, даже в большей степени повлияли на политико-правовые взгляды юристов-евразийцев, нежели воззрения славянофилов, Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева.

Евразийство и иные направления общественной мысли Европы (геополитика, немецкий романтизм и др.)

Таким образом, помимо «национально» ориентированных авторов и тех российских мыслителей, что были причастны европейской правовой традиции,евразийство непосредственно использовало идеи европейских ученых. Так, на историка-медиевиста, философа Л.П. Карсавина значительным образом повлиял пантеизм Николая Кузанского. П.Н. Савицкий и Н.Н. Алексеев активно использовали труды по геополитике шведа Р. Челлена, немцев Ф. Ратцеля и К. Хаусхофера[85].

Основы понятия «функциональной собственности», использовавшегося в статьях Н.С. Трубецкого, а также брошюре «Собственность и социализм» Н.Н. Алексеева заложил французский юрист Л. Дюги[86].

Н.С. Трубецкой обнаружил некоторые сходства евразийства и учения их современника, австрийского мыслителя О. Шпанна, после чего попросил П.П. Сувчинского содействовать тому, чтобы кто-либо из евразийцев написал об австрийском авторе в одном из изданий движения[87]. В итоге рецензию на его труды написал Л.П. Карсавин, хотя на «Истинное государство» («Der wahre Staat»), опубликованное О. Шпанном в 1921 г., Н.Н. Алексеев ссылался еще в «Основах философии права»[88].

Таким образом, вопреки заявлениям Н.С.Трубецкого и др., что евразийство решительным образом противопоставляет себя европейской традиции[89], оно соотносило себя со многими современными ему западными доктринами (геополитикой, феноменологией), либо гораздо более ранними теориями, переставшими быть «мейнстримом» политической и правовой мысли. При этом евразийцы часто создавали нечто отличное от оригиналов, беря за основу лишь термин, как это случилось с «идеократией» и «функциональной собственностью», придавая ему новое содержание.

Например, воззрения евразийцев на природу властвования связаны не только с влиянием славянофилов, но, шире, с христианскими воззрениями на жертвенный подвиг властвующих, и, безусловно, представлениями Платона и многих античных авторов о наилучшем государстве, у которых идея служения также играла важнейшую роль. Сама по себе попытка Н.С. Трубецкого построить идеократию - правление, основанное на единстве миросозерцания, - отсылает нас к изображению политического строя в «Государстве» Платона. И хотя автор пытается замаскировать данное сходство близостью с империей Чингисхана, это только подчеркивает тесную связь евразийских идей с античной политической и правовой философией.

Описание этой степной империи настолько отвлеченно, что та больше походит на абстрактное государство «духа и подвига», нежели на живую, жестокую реальность кочевников: связь с Платоном здесь очевидна. Кроме того, Савицкий утверждал правление «интеллигенции», «интеллектуальной элиты народа», тем самым сближаясь прежде всего с политической философией Платона. Ученый подчеркивал: «То, что интеллигенция рождает и взращивает сейчас, то народные массы воспримут и осуществят через некоторый промежуток времени»[90]. Наконец критика евразийцев в адрес представительной демократии также весьма схожа с платоновской критикой демократии в целом. Так, опасения Трубецкого и Алексеева по поводу превращения демократических избирательных процедур в механизм, посредством которого партийные вожаки и партийные комитеты будут захватывать власть, в сущности мало чем отличается от наблюдений Платона, считавшего, что демократия под натиском демагогов с необходимостью превращается в тиранию.

Как и античные авторы, евразийцы мыслили, прежде всего, в терминах целей, а не учреждений, отсюда и сложности в построении государственно-правовых моделей, поскольку, находясь на подобных позициях, евразийцы отрицали многие тезисы философов права Нового Времени. Тем самым им невозможно было принять ни естественно-правовую доктрину Д. Локка, ни правовой позитивизм, отчасти основанный на идеях Т. Гоббса[91], ни неопозитивизм Г. Кельзена, ни методологию Г. Еллинека, обоснованность которых оспаривал Н.Н. Алексеев. Вот почему современная юриспруденция, сформированная во многом различными научными школами Нового времени, должна смотреть на евразийское учение о праве, как минимум, снисходительно, обычно же - не признавать вовсе.

Тем не менее, идеи, высказанные евразийцами относительно отрицания линейности истории, их стремление признавать за каждой культурой присущую ей уникальность нельзя считать чуждыми европейской науке.

В европейской юриспруденции нечто подобное воззрениям евразийцев имело место уже конце в XVIII в. Немецкий юрист, предтеча исторической школы права И.С. Пюттер на основании высказываний Лейбница и Монтескье, писал о необходимости того, «…чтобы юриспруденция обращала внимание на права всех народов и времен»[92]. Об этом, в частности, упоминает П.И. Новгородцев в своем труде об исторической школе юристов. Алексеев был, несомненно, знаком с этой работой, ссылался на нее[93] и, скорее всего, прочитал следующее мнение Пюттера, приведенное Новгородцевым: «Отдельные права влияют друг на друга, и при их совместном изучении можно открыть как их взаимную связь, так и их различия, проистекающие из разнообразия климатов, религий, нравов и т.д.»[94].

Отметим также связь евразийцев с политико-историческими взглядами романтиков начала девятнадцатого века. Чуть более поздняя по отношению к Пюттеру «романтическая историография отказалась от универсалистского подхода в области исторического знания, характерного для просветителей <…> В интерпретации истории они [романтики] порвали с идеей всеобщего характера исторического процесса, естественного права и другими универсалистскими принципами. Романтическое направление утвердило представление о том, что история раскрывается не в единых законах и не в деятельности отдельных лиц, а в творчестве целых народов и наций, что каждому народу свойственно свое неповторимое развитие»[95]. Также подчеркивается, что «ориентация историков-романтиков были отчетливо национальными: их интересовала история отдельных стран, их права и государственных институтов»[96].

Действительно, сама природа права и его историческое происхождение, зависимость от различных условий, в том числе национальных и географических, представляет собой благодатную почву для подобных исследований. Развитие правовой культуры напрямую зависит от развития духовной культуры нации как гораздо более широкой сферы идей и явлений.

Данный тезис отстаивали романтики, и евразийцы, конечно, в этом не уникальны, но и неправыми их также не назовешь. Вот почему в подобном контексте очень интересно проследить за сходствами и различиями между евразийством и исторической школой права. Последняя, не являясь полностью «романтической», тем менее испытала на себе влияние романтизма. Более того, эти направления мысли сближал «…способ мышления в категориях истории, т.е. принципиальное объяснение реальности, познания и мышления как продуктов исторического развития»[97], который иначе можно назвать историзмом.

Тем не менее, нельзя считать евразийцев последователями немецкого романтизма или же исторической школы права. Положения славянофилов, считающиеся вроде бы исконно русскими, во многом сформировались благодаря германским романтикам и немецкой классической философии, особенно взглядам Шеллинга и Гегеля. Однако подобное обстоятельство вовсе не исключает славянофилов из течения русской общественной мысли. Точно так же и евразийцы, интерпретировавшие мысли западных авторов, включены, тем не менее, в русский идейный контекст.

Заключение

Таким образом, можно заметить известную противоречивость, дуализм тех основ, что составляли ядро евразийской доктрины. С одной стороны, они опирались на историзм Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева, культурный релятивизм О. Шпенглера, считавшего, что каждая культура порождает свое уникальное право, отчасти - на духовно-исторические воззрения славянофилов, отдельные мнения исторической школы права. С другой, особенно в правовом аспекте учения, - на универсалистские взгляды П.И. Новгородцева, феноменологию Э. Гуссерля, повествующую о сознании, а не «сознаниях», теорию объективных ценностей М. Шелера (Н.Н. Алексеев), воззрения Н. Кузанского и учение о всеединстве (Л.П. Карсавин).

Причем Трубецкой примыкал скорее к Шпенглеру, Алексеев же - к Гуссерлю, поэтому компромисс, благоприятный для евразийской теории права, здесь был недостижим. Исходя из логики Шпенглера, правовые структуры отдельных культур были принципиально различны, несопоставимы, отделены друг от друга необоримой преградой. С точки же зрения феноменологии, интерсубъективный слой правовой структуры с необходимостью несет в себе нечто общее, сближающее различные правовые культуры.

Два этих начала, «культурно-релятивистское» и «универсалистское», разрывали учение евразийцев о государстве. Логически непротиворечивого, законченного учения не состоялось из-за изначальной разрозненности тех взглядов, что попытались положить в его основу многие авторы, представлявшие евразийство.

Даже когда подобная оппозиция исчезала - статьи на правовую тематику были в основном написаны «универсалистами» Л.П. Карсавиным и Н.Н. Алексеевым - «метанаучные» платформы их авторов (феноменология и концепция «всеединства») противоречили друг другу. Карсавин и Алексеев приводили противоположные по значению определения справедливости. Первый связывал право с низшей сферой нравственности - идеей справедливости[98], второй же, разделяя право и нравственность, полагал справедливость основной правовой ценностью [98].

За принятой внешне догматикой, известным набором формул «идеократии» и «демотии» скрывались взрывоопасные различия, в итоге приведшие евразийство к творческой неудаче в области последовательного утверждения его политико-правовой доктрины. Политическое евразийство стремилось раздвинуть рамки таких оппозиций, как «право-обязанность», «централизация-децентрализация», пройти по тонкой грани между учением о «минимальном государстве» и теорией неограниченного правления. Евразийцы жаждали совершить акт трансгрессии, выйти за пределы привычного для того времени политико-правового дискурса, однако эту попытку трудно назвать успешной. Они интерпретировали чужие теории, временами метко их критикуя, но, к сожалению, не создали чего-то действительно целостного.

Тем не менее, взгляды этих ученых, не образующие теории, иногда даже ярче четких концепций. Подобные взгляды симптоматичны, они обнажают проблемы возникновения и развития системы идей в критические моменты истории. Задача данной главы - в попытке представить теоретическую противоречивость политического евразийства. Ведь именно доктринальная неудача в области политической и правовой философии, равно как и практическая невозможность осуществить что-либо значимое в области государственного строительства, и привели к закату евразийства в конце 1930-х гг.

Библиография

1. Р. Барт упоминал о Н.С. Трубецком наряду с Ж. Дюмезилем и К. Леви-Строссом, считая их деятельность «структуралистской». См.: Барт Р. Структурализм как деятельность // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 256. В превосходной степени об исторических трудах Г.В. Вернадского отзывался В. Гуриан, исследователь тоталитарных режимов. См.: Gurian W. Kievan Russia by George Vernadsky… // The Review of Politics. Vol. 10. № 3 (Jul., 1948). P. 540.

2. Формальным плацдармом зарождения евразийства в 1921 г. стала Болгария: в Софии был опубликован первый коллективный текст евразийцев «Исход к Востоку». Позже Н.С. Трубецкой переехал в Австрию, евразийство также находило сторонников в Германии. Однако нельзя объяснять воззрения евразийцев атмосферой стран, проигравших в войне. Многие евразийцы проживали во Франции и Югославии; евразийство спонсировал британский меценат Н. Сполдинг.

3. Историки подчеркивали: состояние предфашистской Италии именовалось «фактизмом», в честь последнего премьера-министра дофашистской Италии Л. Факта. Подобная игра слов передает частоту, с которой менялись правящие идеологии и кабинеты правительств: "...“рекорд” побило здесь, как известно, министерство Эррио, которое в июле 1926 г., стояло у “власти”…2 дня". Пушкарев С.Г. О парламентаризме // Евразийская хроника. Вып. VIII. Париж, 1927. С. 45-46.

4. Наиболее важной по данному вопросу представляется статья Л.П. Карсавина «Феноменология революции», опубликованная в 5-ом «Евразийском Временнике» в 1927 г. Также следует упомянуть статью П.П. Сувчинского «К преодолению революции» (1923).

5. На политико-правовую тематику писали следующие авторы, традиционно относимые к евразийству: Н.Н. Алексеев (1879-1964), Н.А. Дунаев (1895-1931), В.Н. Ильин (1891-1974), Л.П. Карсавин (1882-1952) и К.А. Чхеидзе (1897-1974).

6. Suess, E. Das Antlitz der Erde. Prag-Leipzig, 1885. Bd. I. S. 768. Цит. по: Цымбурский В.Л. Указ. соч. С. 26.

7. Ламанский В.И. Три мира Азийско-Европейского материка. Петроград, 1916. С. 5. Савицкий ссылается на данную работу Ламанского. См. об этом: Савицкий П.Н. Евразийцы // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993. С. 101. Важно отметить, что «Евразия» и «Средний мир» географически тождественны, за исключением ряда областей Восточной Европы.

8. Ильин В.Н. Магницкий М. Л. (Из истории евразийских идей) // Евразийская хроника. Вып. X. Париж, 1928. С. 85.

9. См. об этом: Там же. С. 85; Ильин В.Н. Евразийство и славянофильство // Евразийская хроника. Вып. IV. Прага, 1926. С. 2-21.

10. См.: Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофильства (Идея самодержавия в славянофильской постановке) // Устрялов Н.В. Избранное. М., 2010. С. 196; Рязановский Н.В. Возникновение евразийства // Звезда. 1995. № 2. С. 40.

11. Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофильства. С. 196.

12. Цит. по: Устрялов. Политическая доктрина славянофильства. С. 168.

13. Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков // Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Очерки из истории русской религиозной мысли. Алексей Степанович Хомяков. М., 2007. С. 395.

14. Аксаков К.С. Собрание сочинений. Т. I. М., 1889. С. 284, 147. Цит. по: Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофильства. С. 173.

15. Хомяков. А.С. Полное собрание сочинений. М., 1861. Т. I. С. 14. Цит. по: Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб, 1998. С. 134. Автор цитирует «Мнение иностранцев о России».

16. См., напр., об этом: Ильин В.Н. К взаимоотношению права и нравственности // Евразийский временник. Кн.IV. Берлин, 1925. С. 306-317.

17. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С. 134.

18. Там же. С. 114.

19. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С. 193.

20. Автор называл основной закон евразийского государства не Декларацией основных прав гражданина, но прежде всего - Декларацией обязанностей государства. См.: Алексеев Н.Н. О гарантийном государстве // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 374.

21. Аксаков К.С. Переворот Петра Великого // Политология: хрестоматия / Сост. М.А. Василик, М.С. Вершинин. - М., 2000. С. 195.

22. Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофильства. С. 185.

23. Цит. по: Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофильства. С. 171.

24. Впоследствии автор опубликовал работу под весьма характерным названием; см: Шахматов М.В. Платон в древней Руси // Записки русского исторического общества в Праге. 1930. Кн. 2. С. 49-70.

25. Алексеев Н.Н. Теория государства // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 603.

26. Алексеев Н.Н. Обязанность и право // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 158.

27. По поводу единого понимания принципа самодержавия у славянофилов см.: Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофильства. С. 159.

28. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1998. С. 384.

29. Автор указывает, что наряду с самодержавием «мы знаем четыре ответа на вопрос, как представлялось подобное «государство правды» в широких народных воззрениях на политический мир: 1) идея православной правовой монархии; 2) идея диктатуры; 3) идея казацкой вольницы; 4) идея сектантского понимания государства». Алексеев Н.Н. Русский народ и государство // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 83.

30. Лубенский С. Евразийская библиография. 1921-1931 // Тридцатые годы. Утверждение евразийцев. Кн. VII. Париж, 1931. С. 292-293.

31. «Соборный» - перевод греческого термина «кафолический», обозначающего, по мнению А.С. Хомякова, идею «единства во множестве». См. об этом: Хомяков А.С. Письмо к редактору ««L'Union Chretiйnne» // Хомяков А.С. О церкви. Берлин, 1926. С. 59.

32. Карсавин Л.П. Основы политики // Основы евразийства. М., 2002. С. 377.

33. Карсавин Л.П. Государство и кризис демократии // Новый мир. 1991. № 1. С. 189.

34. И.К. Экономические воззрения славянофилов // Евразийская хроника. Вып. VII. С. 29-30.

35. Ильин В.Н. Евразийство и славянофильство. С. 17.

36. Предисловие // Исход к Востоку. Философия евразийства. М., 2008. С. 34.

37. Евразийцы, впрочем, критиковали формы ее проведения. См. об этом: Алексеев Н.Н. Пути и судьбы марксизма: От Маркса и Энгельса к Ленину и Сталину. Берлин, 1936. С. 89.

38. Ильин В.Н. Евразийство и славянофильство. С. 18.

39. К.А. Чхеидзе комплиментарно отзывается о Данилевском и Шпенглере: «Взгляды Данилевского и Шпенглера стоят на высоте современных научных гипотез (напр. гипотезы всеобщей относительности Эйнштейна…Философемы Гобино, Ю. Шульца, К. Ясперса, Ф. Тенниса и мн. других)». ГАРФ. Ф.5765. Оп. 2. Д. 1037. Л.67.

40. Серио П. Структура и целостность. М., 2001. С. 82. В итоге автором предисловия стал Отто Хетч; немецкий перевод труда Трубецкого за авторством С.О. Якобсона был опубликован в 1922 г. в Мюнхене.

41. Цит. по: Савицкий П.Н. Географический обзор России-Евразии // Савицкий П.Н. Россия - особый географический мир. Прага, 1927. С. 65.

42. См.: Данилевский Н.Я. Несколько слов по поводу конституционных вожделений нашей "Либеральной прессы" // Сборник политических и экономических статей Н.Я. Данилевского. М., 1890. С. 220-230.

43. «Россия была ... отравлена “Европой”, навязанными ей формами уже мужественно зрелой, чужой властной культуры. В 1700 г. Петр Великий навязывает народу по западному образцу политический стиль барокко с его дипломатией кабинетов, династической политикой, управлением и войском. [Он] перестроил истинно русское царство в великую державу, входящую в систему западных государств, и нанес вред его естественному развитию». Шпенглер О. Пруссачество и социализм. М.. 2002. С. 148-149.

44. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М., 2007. С. 185.

45. Там же. С. 235-236.

46. Трубецкой Н.С. Об истинном и ложном национализме // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 2000. С. 103-117.

47. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство. С. 137.

48. Там же. С. 157.

49. Леонтьев К.Н. Панславизм и греки // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М., 2007. С. 106.

50. Алексеев Н.Н. Записка о суде // Евразийская хроника. Вып. IX. Париж, 1927. С. 16-21.

51. Леонтьев К.Н. Чем и как наш либерализм вреден. С. 493.

52. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство. С. 142.

53. Мережковский Д.С. Страшное дитя // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М., 2007. С. 31.

54. Алексеев Н.Н. Очерки по общей теории государства. С. 41.

55. Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Очерки из истории русской религиозной мысли // Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Очерки из истории русской религиозной мысли. Алексей Степанович Хомяков. М., 2007. С. 68.

56. Алексеев Н.Н. О будущем государственном строе в России // Новый град. 1938. № 13. С. 98.

57. Ильин В.Н. Магницкий М. Л. С. 86.

58. В «Обязанности и праве», «Русском народе и государстве», «Теории государства» Н.Н. Алексеева, в которых можно заметить ссылки на «Историю сословий в России» В.О. Ключевского. Воззрения Нила Сорского оказали влияние на «Русский народ и государство», а также на «Гарантийное государство»; в последней работе учение заволжского старца вдохновило евразийца на создание концепции «православного правового государства».

59. Алексеев Н.Н. В бурные годы // Новый журнал. 1958. № 54. С. 149.

60. Трубецкой Н.С. Письма к П.П. Сувчинскому: 1921-1928. М., 2008. С. 92.

61. Соболев А.В. Павел Иванович Новгородцев // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 9.

62. Н.Н. Алексеев указывает, что Г.В. Флоровский «защитил свою магистерскую диссертацию в Праге на Русск[ом] Юрид[ическом] фак[ультете] на тему о философских воззрениях Герцена; офиц.[иальным] оппонентом на его диспуте был П.[авел]. Ив.[анович] Новгородцев». Алексеев Н.Н. Из Царьграда в Прагу. Русский юридический факультет // Пашуто В.Т. Русские эмигранты в Европе. М., 1991. С. 220.

63. ГАРФ. Ф. 5765. Оп. 2. Д. 809. Л. 154.

64. Ср.: Предисловие // Исход к Востоку. Философия евразийства. М., 2008. С. 32; Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 37.

65. Речь идет о т.н. реальных и номинальных монархиях. П.И. Новгородцев цитирует «Современные демократии» Брайса (См.: Новгородцев П.И. Демократия на распутьи // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 550-551, 554.).

66. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С. 111.

67. Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 137.

68. Алексеев Н.Н. В бурные годы // Новый журнал. 1958. № 54. С. 150.

69. В частности, это деление развивает Н.А. Дунаев, подразделяя права на «лично-свободные» и «служебные», или «функциональные». См.: Дунаев Н.А. Правомочие и его виды // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 258.

70. Алексеев Н.Н. Основные философские предпосылки психологической теории права Л.И. Петражицкого. Б.м. б.г. С. 1-19. Статья представляет собой отдельный оттиск из журнала «Юридический вестник» от 1913 г., кн. IV.

71. Борщ И.В. Указ. соч. С. 157.

72. Алексеев Н.Н. Теория государства: теоретическое государствоведение, государственное устройство, государственный идеал // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 400.

73. Алексеев Н.Н. Куда идти? К вопросу о новой советской конституции. Берлин, 1936. С. 23.

74. Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Гуссерль Э. Избранные работы. М., 2005. С. 198-199.

75. Там же. С. 200.

76. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб, 2000. С. 267.

77. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С. 67.

78. Там же. С. 64.

79. Там же. С. 67.

80. Там же. С. 86.

81. Там же. С. 73.

82. Ср. с воззрениями А. Райнаха: «...по своему последнему основанию бессмысленно считать правовые образования творениями позитивного права, [это]столь же бессмысленно, как называть основание немецкого государства или другое историческое событие творением исторической науки. Позитивное право преднаходит те правовые понятия, которые входят в него; оно ни в коем случае их не производит». Райнах А. Априорные основания гражданского права // Райнах А. Собрание сочинений. М., 2001. С. 156.

83. Борщ И.В. Философия права Н.Н. Алексеева. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2005. С. 111.

84. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С. 41, 107.

85. Влияние «Государства как формы жизни» Р. Челлена заметно при чтении «Теории государства», где автор критикует современное ему государствоведение. См.: Алексеев Н.Н. Теория государства. С. 386-400. Между классиками геополитики и евразийцами, однако, существуют важные различия. Евразийцы не в меньшей степени следовали русской геополитике - своеобразным геополитическим теориям А.П. Щапова, Л.И. Мечникова и Д.И. Менделеева. Некоторые пересечения можно найти и с воззрениями Л.С. Берга.

86. См.: Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона. М, 1919.

87. Трубецкой Н.С. Письма к П.П. Сувчинскому: 1921-1928.М., 2008. С. 223-224.

88. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С. 112. Критика «ленной собственности» О. Шпанна представлена в другом труде. См.: Алексеев Н.Н. Собственность и социализм // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. С. 258-260.

89. Трубецкой Н.С. Русская проблема // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 2000. С. 341.

90. Савицкий П.Н. Подданство идеи // Савицкий П.Н. Избранное. М., 2010. С. 181.

91. О связи идей Гоббса и юридического позитивизма см.: Шмитт К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса. СПб, 2006. С. 205-228.

92. Новгородцев П.И. Историческая школа юристов // Немецкая историческая школа права. Челябинск, 2010. С. 38.

93. Алексеев Н. Н. Введение в изучение права. С. 37.

94. Там же. С. 38.

95. Савельева И.М., Полетаев А.В. Классическое наследие. М., 2010. С. 215.

96. Там же. С. 229.

97. Филатов В.П. Вышегородцева О.В., Малахов В.С., Смирнова Н.М., Кукарцева М.А. Обсуждаем статьи об историзме // Эпистемология и философия науки. 2007. Т. XII, № 2. С. 160.

98. Карсавин Л.П. Основы политики // Основы евразийства. М., 2002. С. 407.

99. Алексеев Н.Н. Основы философии права. С.114.

Размещено на Allbest.ru