Идея империи и "мягкая сила": мировой опыт и российские перспективы

Размещено на http://www.allbest.ru/

2

Идея империи и «мягкая сила»: мировой опыт и российские перспективы

Ваплер В.Я.,

Гронская Н.Э. , Гусев А.С. ,

Коршунов Д.С. , Макарычев А.С. , Солнцев А.В.

В статье авторы рассматривают возможности, потенциал и угрозы построения России как развитого государства наряду со странами Западной Европы, США и Европы в рамках международного и советского опыта. В ходе статьи характеризуется потенциал страны, возможные проблемы реформирования, анализируются реальные пути преобразований.

реформа политический потенциал развитое государство

Термин «империя» постепенно возвращается в международно-политический лексикон и реабилитируется в нём. Если лет 10-15 назад он нёс в себе преимущественно негативные коннотации, и пользовались им в основном неомарксисты и сторонники классической геополитики, то теперь империя стала фигурой речи и среди вполне либерально мыслящих авторов.

Когда сегодня о какой-то стране говорят как о «новой империи», то это всё чаще звучит не как обвинение, а как поздравление. Об имперскости говорят буквально повсюду - в Америке, Европе, России. Вероятно, это является следствием того, что в современных международных исследованиях существует явный уклон в сторону изучения природы «глобального беспорядка», в то время как параллельно с этим происходят обратные процессы структурирования, упорядочивания международных отношений. Империи - это и есть «производители порядка». И первая, и вторая мировые войны, равно как и «холодная война», представляли собой арену противостояния различных имперских моделей. Да и мировая политика начала 21 века проходит под знаком поиска замены неудавшейся попытке США стать единственной империей глобального масштаба.

«Страсти по империи» - это одно из выражений «ностальгии по власти» в условиях анархии. В новейшей литературе имперская модель поведения определяется по-разному. Например, Натали Точи утверждает, что империя руководствуется неким нормативным (ценностным) идеалом, но ради его достижения не опирается на международные институты [9]. Иными словами, империи - это такие политические субъекты, поведение которых можно понять в рамках логики безопасности, которая предполагает не только возможность, но и неизбежность исключительных, чрезвычайных (по Карлу Шмитту) мер в обход существующих «правил игры». Противоположностью империи в таком случае становится «институциональная власть», определяемая как способность влиять на поведение других акторов посредством институциональных ресурсов [5,c.11].

Этот подход, таким образом, формулирует главную дилемму: «выживание по правилам» (институциональная модель безопасности) или «выживание на основе исключений» (имперская модель). Анализ последних событий подсказывает, что Евросоюз скорее склоняется к первому варианту, в то время как США - ко второму. Перефразируя Роба Уокера, «выживание по правилам» - это формула «международного» (the international), а «выживание на основе исключений» - это формула «имперского» (the imperial). «Имперское» и «международное» в этом смысле взаимно исключают друг друга. Примерно об этом писали Антонио Негри и Майкл Хардт: их «всеобщая Империя» «устраняет международное», поскольку стирает различия, выражаемые государствами. «Международное» в данном контексте означает не только общий принцип формирования (со)общества наций, но и технологию «нормализации» (практически по М.Фуко) государств, отказывающихся следовать доминирующим нормам.

Россия: имперская идентичность?

А как смотрится на этом фоне Россия? Позиционируя себя с точки зрения молодой демократии, Россия, однако, достаточно прозрачно намекает на становление себя как возрождающейся державы, что влечет за собой яростные международные споры - демократия или империя, обещание или угроза?

Данный вопрос становится все более обсуждаемым в рамках последних событий международного уровня, таких как грузино-южноосетинская война, признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии, российско-украинский газовый конфликт, стремление Грузии и Украины в НАТО. Поэтому важно понять, что империя и демократия - это не взаимоисключающие явления.

Интересно то, что общепринятой дефиниции не существует. Все зависит от того, через что ее определять. Если через внешние характеристики, то это большое, мощное во внешнеполитическом смысле и разнородное политическое образование. Если через внутреннюю структуру, то в империи существует центр или центры, которые связаны с окраинами отношениями неравноправия, но при этом, как правило, это не отношения диктата, это непрямое правление.

Возникает вопрос: если мы говорим о принципе имперского правления, то всегда ли отношения зависимости возникают при формальном включении в империю? Польша после Второй мировой войны не была частью СССР, но она была частью советской империи. Греческие города-полисы не составляли греческую империю, но у них был имперский центр - Афины. Когда мы говорим о современной американской империи, мы имеем в виду не тот факт, что США состоят из многих штатов, а то, что они проецируют отношения имперского контроля далеко за пределы своих границ. И главные примеры здесь не столько Ирак, Афганистан, Сербия, но масса других стран, ведущих себя более или менее лояльно в отношении Вашингтона, без отправки туда американских солдат и бомб.

Дальше возникает вопрос о главной функции империи. Империя, прежде всего, заботится о выживании и поддержании имперского статуса. А значит, о способности проецировать мощь военную, экономическую и информационную. До недавнего времени акцент делался на военной мощи, что означало: экономическое благосостояние не является главным критерием. До абсурда это было доведено в Советском Союзе. С экономической точки зрения СССР был крайне неэффективной системой. Но, с точки зрения решения задачи поддержания военного паритета и проецирования военной мощи, отсталая в технологическом отношении страна держала паритет с США, обладая несравнимо меньшими ресурсами.

Тем не менее, понятие империи - это «движущаяся мишень», оно меняется в зависимости от эпохи. Сегодня империю нельзя воспринимать только как опасность. Мир продолжает жить и в условиях имперских устремлений и великодержавной политики США, Великобритании, Франции, Германии, Японии.

Россия не может быть отнесена к какому либо типу империи. Вместе с тем все более заметно проявляющаяся тенденция возрождения имперского сознания выразительно свидетельствует о внутренней целостности имперского проекта. Так, идея удержания территорий и стремление к воспроизводству блокообразующих функций во внешнеполитической сфере неизбежно приводит к усилению авторитаризма и возрождению культурного декора империи, выражающегося в растущей популярности помпезных архитектурных форм, в ностальгии по империи в литературе и искусстве.

Современная Россия живет на руинах двух империй: империи Романовых и советской империи. Это наследие можно использовать как ресурс развития, взяв за основу основные признаки империи Эмиля Паина, а именно - централизацию и иерархизацию самодержавного аппарата, а также централизацию пространственного тела империи с четким разделением центра и иноэтнической периферии.

Хотелось бы также обратить внимание, что одним из возможных определений сути «империи» и её отличия от «не империи», является следующее: империя способна к искусственному и порой грубому воздействию на жизнь «своего» общества. Такое воздействие может в сжатые сроки принести империи те «плоды», которые «не империи» придется выращивать естественным путем значительно большее время.

В этом может заключаться корень неприятия Западными обществами любой сильной централизованной «имперской» власти по всему миру. Запад, по сути, просто стремится отнять у других обществ механизм «ускорения» и «мобилизации», благодаря которому они могут составить ему конкуренцию (как это было в случае СССР и США). Любое усиление централизации власти рассматривается Западом как «имперские амбиции». Примером тому может служить ухудшение отношения Запада к России, после усиления централизации при Владимире Путине. Именно тогда Запад и восточная Европа заговорили о возвращении России к империи на основе одного только критерия - усиления централизации власти в России. Таким образом, можно сделать вывод, что именно критерий степени централизации власти (а не территориальные претензии государства и заявка на престиж) является для Запада ключевым при объявлении какого-либо другого общества «империей». «Империя» в данном случае считается чем-то «плохим» в противовес «демократии», так как «демократия на экспорт» преподносится другим странам в первую очередь как децентрализация власти.

Существование не западной империи грозит Западным странам необходимостью самим становиться «мягкой» империей и всё сильнее вмешиваться в жизнь своего общества. Примером тому могут служить США, которые сами не соответствуют тем критериям «демократии», которую преподносят другим. Политическая система США далека от либерализма, начиная от ограничения двумя партиями и заканчивая не самыми свободными СМИ.

На данном историческом этапе модель «мягкой империи», которой являются США, видится разумным балансом централизации и децентрализации власти для крупного государства. На наш взгляд, именно это обеспечило Соединенным Штатам столь высокое положение в мире, когда сверхцентрализованные общества подорвали себя своими же ошибками, а децентрализованные общества не могут выступить единым фронтом против давления США. Например, СССР прекратил существование из-за негативных последствий сверхцентрализации, а Китай подорвал себя в первые десятилетия коммунизма, «стреляя по воробьям» и отправляя профессоров собирать рис во время «культурной революции». Европейские страны, принявшие американскую «демократию на экспорт», не могут выступить единым политическим фронтом сами по себе, а только при помощи США и в рамках Запада. В этом и заключается причина, по которой США способствуют объединению Европы, так как в рамках существующих там демократий, свободы слова и свободы культур и языков (то есть в рамках существенной децентрализации, которая, безусловно, благотворна для расцвета экономики и культуры), эта Европа сможет оставаться политически относительно единой только при активном участии США.

Империя и «мягкая сила»

В современных условиях идеи «империи» и «мягкой силы» хорошо дополняют друг друга. Во-первых, империя перестает ассоциироваться исключительно с военно-силовой политикой и геополитической экспансией. Во-вторых, все большее значение приобретают альтернативные ресурсы влияния (экономическая и политическая, культурная привлекательность). Эти соображения актуализируют попытку обращения к концепции «мягкой силы», сформулированной американским политологом Дж. Наем-мл [7;8].

«Мягкая сила» - способность страны воздействовать на других средствами, отличными от военного и экономического принуждения, которое является «жесткой силой». Компонентами «мягкой силы» являются:

- культура страны. Здесь речь идет о культуре не (с)только «высокой», сколько массовой;

- национальные идеалы и внутренняя политика;

- публичная внешняя политика. Она должна соответствовать, как минимум, двум критериям: опора на общие ценности, разделяемые с другими государствами, и отказ от жесткого навязывания своего образа жизни.

Возможность воплощения внешней политики в четкой политической программе значительно облегчает использование «мягкой силы» для обеспечения добровольного характера подчинения.

Несмотря на логичное противопоставление «жесткая сила» - «мягкая сила», эти два элемента могущества государства взаимосвязаны. Хорошим примером тому служит негативное отношение в Европе, да и во всем мире, к «одностороннему» курсу администрации Дж. Буша-мл. Преимущество в «жесткой силе», как правило, вызывает неприятие у других стран. Но оно может быть сглажено эффективным использованием потенциала «мягкой силы».

Сегодня в США разрабатывается концепция «умной силы» (smart power), понимаемой как способность комбинировать «жесткую» и «мягкую» силу с целью проведения эффективной политики.

Актуальность концепции «мягкой силы» для России

Наиболее логичной сферой применения российской «мягкой силы» является «ближнее зарубежье». Основаниями для этого являются: общая история и многовековой опыт межкультурной коммуникации, схожие политические условия, военное и экономическое доминирование России, позволяющее ей сопротивляться (более или менее успешно) попыткам Запада поставить государства региона под свой контроль.

Сегодня в России зреет понимание того, что использование «мягкой силы» на постсоветском пространстве является уже не просто желательным, но необходимым, так как Россия зачастую воспринимается как угроза странам-соседям, которые чувствуют себя объектами российской экспансии. Такое видение активно поддерживается Западом, который видит все более авторитарную Россию, склонную мыслить категориями политического реализма и геополитики.

Использование потенциала «мягкой силы» способно помочь России избавиться от жесткой привязки политики в странах «ближнего зарубежья» к отношениям руководства России с их лидерами. Неприменение потенциала «мягкой силы» способно только оттолкнуть бывшие советские республики от России, многие из которых фактически с начала 1990-х гг. обнаружили тенденцию к поиску собственных идентичностей на антироссийской основе [1,c.129;10]. Наконец, обращение к «мягкой силе» должно задействовать недостаточно использованный потенциал российского гражданского общества.

Культура

Россия традиционно стремится воспринимать и позиционировать себя на международной арене в качестве страны высокой культуры. Курс на развитие научно-технического и инновационного потенциала России можно признать правильным и способным со временем стать центром притяжения культурной элиты постсоветского пространства.

Однако, во-первых, восприятие России как страны высокой культуры на постсоветском пространстве распределено неравномерно. Особенно оно характерно для стран Центральной Азии, но не встречает понимания в странах Балтии [1,c.126]. Во-вторых, в 2000-х гг. наблюдается повсеместное падение интереса к русскому языку в странах СНГ и даже его вытеснение в относительно дружественных государствах [2,c.16]. В-третьих, на уровне массовой культуры России практически нечего предложить.

Национальные идеалы и внутренняя политика

На официальном уровне Россия декларирует намерение создавать демократическое государство с инновационной экономикой, эффективно решающее социальные проблемы. Однако эти идеи, во-первых, не могут быть названы российскими, во-вторых, недостаточно воплощены в жизнь, чтобы стать привлекательными за рубежом.

Внешняя политика

Россия стремится быть влиятельным игроком современного мира, выступать гарантом безопасности для стран СНГ, центром их интеграции. На востоке постсоветского пространства это находит поддержку. Но по мере географического приближения к Европе, Россию все в меньшей степени стремятся воспринимать как государство, оказывающее большое влияние на международные отношения. Численность населения постсоветского пространства, разделяющего эту точку зрения, снижалась с 1991 г. по настоящее время [1,c.130].

На наш взгляд, важнейшим препятствием для эффективного использования российской «мягкой силы» является отсутствие целостного видения современного мира (или, по крайней мере, региона), которое бы отражало идеалы, присущие российскому обществу, и одновременно привлекательные для стран «ближнего зарубежья». Одной из причин тому является традиционная для России трудность положительной самоидентификации и, следовательно, позиционирования себя в мире. («Загадочная русская душа», «Россия - загадка, обернутая в тайну» (У. Черчилль))

Более того, в нашей политической публицистике доминирует критика идеи «мягкой силы», а не обсуждение возможности ее применения на пользу России [11;12]. С одной стороны, «мягкая сила» воспринимается как «недостойное» (манипулятивное) средство реализации собственных интересов. С другой стороны, становятся невостребованными поиски нормативного объединяющего идеала, способного сформировать ядро «мягкого» потенциала.

Тем не менее, на уровне официальных деклараций российская политика всё же предполагает довольно интенсивное использование «мягкой силы». Например, Концепция внешней политики РФ от 2008 г. говорит об активности по всем направлениям укрепления «мягкого» потенциала. В частности, России позиционируется в качестве «одного из влиятельных центров современного мира», «демократическое государство с социально ориентированной рыночной экономикой и независимой внешней политикой», поддерживающее «культурно-цивилизационное разнообразие современного мира».

Вероятно, дальнейшие усилия по эффективному использованию «мягкой силы» должны сосредоточиться на двух взаимосвязанных направлениях:

1. Активизация теоретических разработок по проблемам «миссии» России, ее роли в современном мире;

2. Параллельная технологическая реализация существующего потенциала «мягкой силы» во избежание его дальнейшего снижения. На этом направлении можно эксплуатировать еще не изжитые ощущения общей исторической судьбы государств бывшего СССР и Российской империи.

Несомненным компонентом «мягкой силы» является грамотно выстроенная внешняя языковая политика, предполагающая завоевание, сохранение и усиление влияния определенного («своего») языка на сопредельные (и иные) территории. Ярким примером подобного влияния в новейшей истории является политика Великобритании после Второй мировой войны. На данный момент, и это мнение многих ученых [3;4], существует только один претендент на роль языка глобального общения - Global English. Как отмечает Д. Кристал, возникновение данного феномена было обусловлено целым рядом историко-географических и социокультурных причин, причем решающее значение имело политическое и военное могущество нации (вернее, государства) носителей английского языка (сперва Великобритании, а затем - США)[4,c.7]. Успеху Global English в реальном общении способствуют три основных фактора: необычайно высокое число носителей английского языка, его товарный имидж, а также латинская графика, облегчающая продвижение на «языковом рынке».

На наш взгляд, имперскость в обязательном порядке предполагает мощное языковое влияние, поскольку, являясь универсальным средством коммуникации (в любой сфере человеческой деятельности и для любого уровня сложности), язык способен быть объединяющим и упорядочивающим, цементирующим и “центрующим” составом, обеспечивающим империи единое коммуникативное пространство. Общеизвестно, что русский язык в советское время являлся “lingua franca” на территории всего Советского Союза и служил средством межреспубликанского общения. После распада Советского Союза почти 25 миллионов русских оказались за пределами РФ. Несмотря на это, на территории бывшего СССР русский язык обладает статусом государственного языка только в Белоруссии (Референдум 1995 г.) и статусом официального языка в Казахстане (Конституция 1995 г.) и Киргизии (Конституция 2003 г.). В двух азиатских республиках (Таджикистан и Туркмения) русский признан языком межнационального общения (Конституции 1990 г.), а на Украине русский защищен статусом языка национального меньшинства (Европейская Хартия языков 2003 г.) [13]. В остальных республиках бывшего Советского Союза русский язык не обладает никаким официальным статусом.

Следует констатировать, что в странах Центральной и Восточной Европы бывшего соцлагеря (Варшавского Договора) социолингвистическая ситуация также быстро меняется, подчиняясь общему процессу глобализации. Кейт Ватсон утверждает, что в 1990-е годы транзитные страны Европы отказывались пользоваться русским, называя его “языком угнетения”, и предпочитали последнему английский как глобальный язык [14].

Несомненно, русский язык обладает очень высоким потенциалом развития и способен усилить свои позиции среди других международных языков. Однако он, несомненно, должен быть защищен законодательно. И серьезными шагами в этом направлении должны стать взвешенные и продуманные государственные меры по продвижению русского языка на международной арене (в первую очередь на постсоветском пространстве), выполнение государственной программы развития русского языка, улучшение обучения русскому языку в России и за рубежом. Очевидно, России, если она позиционирует себя как лидер на мировой арене, необходимо уделять внимание развитию особой сферы внешней политики - продвижению русского языка как носителя русской культуры и российской идеологии.

Заключение: «Мягкая сила» в России

Согласно Дж. Най мягкое могущество возникает, когда страна привлекает своей культурой, политическими идеалами и программами. Жесткая сила не теряет ключевого значения в мире, где государства стремятся оградить свою независимость, но мягкая сила обретает все большее значение для сужения круга новых сторонников терроризма, а также для решения вопросов, требующих многостороннего сотрудничества.

На одной из встреч с парламентариями С.Лавров в качестве средства для привлечения к сотрудничеству других стран с Россией назвал именно «мягкую силу». «Сегодня военный фактор становится менее привлекательным, сегодня важнее - чем мы эффективнее будем развивать свою страну, тем белее эффективно мы сможем опираться на все большее количество людей в мире» [15].

В России политика «мягкой силы» получила свое распространение в 2005 году. С этого момента начинают развиваться программы, направленные на межрегиональное и культурное сотрудничество с зарубежными странами. Российские культурные и образовательные проекты остаются одним из немногих эффективных инструментов российского влияния на страны СНГ и подчёркивают положительную коннотацию понятия «империя».

Для усиления влияния инструмента «мягкой силы» необходимо принимать во внимание ряд важных условий.

1. Ориентироваться на долгосрочное планирование;

1. Рассматривать гуманитарное сотрудничество более широко и через призму защиту прав человека. Важно объединить различные направления сотрудничества, например, экономическую и культурную политику. Скажем, в ходе подписания газового контракта с Казахстаном можно часть денежных средств направить на развитие среднего и высшего образования на русском языке.

2. Активно поддерживать граждан России за рубежом. С.Лавров на Всемирной конференции соотечественников в Москве озвучил ряд мер: упрощение процедуры получения российского гражданства для соотечественников, проекты по поддержке русского языка и культуры. Однако ещё предстоит пересмотреть Федеральный закон «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» 1999 года. Данный закон не отражает масштабные изменения, которые произошли за последнее десятилетие.

3. Создавать устойчивые государственные и негосударственные площадки российского гуманитарного влияния. Одним из вариантов являются российские культурные центры, которые открыты даже не во всех странах СНГ. Например, в Киеве была создана Украинская академия русистики, чего, к сожалению, нет в России.

Проводить целенаправленную политику фандрайзинга. Гуманитарные проекты требуют значительных финансовых ресурсов. Создание специального неправительственного фонда, который занимался бы этими проектами, позволит во много расширить влияние «мягкой силы России».

Литература

1.Казанцев А.А., Меркушев В.Н. Россия и постсоветское пространство: перспективы использования «мягкой силы». // Полис. 2008. № 2.

2.Поликанов Д.В. Политика России в отношении СНГ и общественное мнение // Мониторинг общественного мнения. 2004. № 3 (71).

3.Bailey R.W., Gorlach M. (eds.) 1984. English as a World language. Cambridge; Brutt-Griffler J. 2002. World English: A Study of its development. Cleveland et al.

4.Crystal D. English as a global Language. Cambridge, N.Y., 1997.

5.Elana Wilson Rowe and Stina Torjesen. Key Features of Russian Multilateralism, in: The Multilateral Dimension in Russian Foreign Policy. Edited by Elana W. Rowe and Stina Torjesen. Routledge: Taylor and Francis Group, 2009.

6.Nye, J.S. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power. N.Y.: Basic Books, 1991. 314 p.

7.Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics. N.Y.: Public Affairs Group, 2004. 397 p.

8.Phillipson R. 1992. Linguistic Imperialism. Oxford, Toronto.

9.Tocci Nathalie. Who is a Normative Foreign Policy Actor? The EU and Its Global Partners. Brussels: Center for European Policy Studies, 2008.

10.Беспалов С.В. Образ России в странах ближнего зарубежья как фактор конкурентоспособности российской политики на постсоветском пространстве. URL: http://www.mgimo.ru/files/34169/34169.pdf (проверено 17.11.2009 г.)

11.Павловский, Г. Soft power - это по-русски? URL: http://russ.ru/pole/Soft-Power-eto-po-russki (проверено 17.11.2009 г.)

12.Межуев, Б. Soft power Обамы, URL: http://russia.ru/video/expert_5146/ (проверено 20.11.2009 г.)

13.Данные взяты с официального сайта Федерального Интернет-проекта «Русский язык». URL: http://gramota.run/book/rulang/page1_0.html> (проверено 19.12.2009 г.)

14.Watson, K. The Impact of Globalization of Educational Reform and Language Policy: Some Comparative Insights from Transitional Societies. URL: http://eduweb.nie.edu.sg/ajie/Vol21/02/1/html (проверено 19.12.2009 г.)

15.Сергей Лавров не считает Россию «некачественным» проектом Запада // Агентство национальных новостей. 21.03.2007.

Размещено на Allbest.ru