Этнонациональные и национальные особенности становления и функционирования института исполнительной власти в Российской Федерации, и в Республике Корея: общее и особенное

Размещено на http://www.allbest.ru/

Этнонациональные и национальные особенности становления и функционирования института исполнительной власти в Российской Федерации, и в Республике Корея: общее и особенное

Этнополитические проблемы, так же как этносоциальные, за десятилетие трансформаций в России существенно изменили значимость и содержание. Из главных для политической жизни страны в начале 1990-ых гг. они стали не первостепенными. Угроза сецессии как центральная проблема сменилась опасностями фобий и экстремизма.

На сегодняшний день население России составляет 145,166,731 человек.

Первую группу составляют этносы, имеющие свою национальную государственность, т.е. «титульные» в суверенных государствах (бывших союзных республиках).

Вторую группу составляют этносы, имеющие элементы государственности в рамках своих национальных образований (входящих в состав суверенных государств).

Третью группу составляют этносы, не имевшие в СССР собственных национально-территориальных образований, но заявившие о своих правах на них.

Четвертую группу составляют территориальные общности соотечественников, проживающих вне своих национальных образований. С распадом СССР за их пределами оказалось около 65 млн. чел. (из них в странах СНГ и Балтии больше всего русских и украинцев - свыше 25 и 6 млн. чел. соответственно), не считая этнических групп, имеющих «свои» государства за рубежами бывшего СССР (греков, болгар, немцев и т.п.).

Этнополитические проблемы, так же как этносоциальные, за десятилетие трансформаций в России существенно изменили значимость и содержание. Из главных для политической жизни страны в начале 1990-ых гг. они стали не первостепенными. Угроза сецессии как центральная проблема сменилась опасностями фобий и экстремизма.

Принятие законов в этнополитической сфере в соответствии с нормами международного права и международными договорами РФ были следующими; отмена 5 пункта, изменение фиксации национальности в паспорте. Наконец, безусловно, важным было то, что в 1990-ые гг. люди перестали скрывать или стыдиться своей этнической идентичности, стали свободно говорить между собой на родном языке.

Представляется целесообразным в рамках данной статьи рассмотреть национальные предпосылки реализации полномочий президента и правительства как в полиэтническом (Российская Федерация) так и в моноэтническом (Южная Корея) государстве.

Демократии не снимают представлений о преимуществе доминирующей этнической группы, существующих у нерусских и русских. В важнейших жизненных позициях - получить хорошо оплачиваемую работу, открыть свое дело, занять высокий пост в органах власти также как и ранее, имеют возможность в республиках чаще лица национальностей, дающих название республикам, а в областях с доминирующим русским населением - русские.

Демократии в мире используют специальные приемы солидаризации полиэтнических обществ. Так выражением принципов интегральной демократии являются символьные назначения лиц иной, чем большинство расовой или этнической принадлежности, с соответствующими должностям способностями [1,с.12].

В условиях глобализации и демократизации в государствах растёт приток мигрантов разной этнической принадлежности. В России эта проблема обострена меньшей готовностью принимающего населения и повышенными ожиданиями прибывающего. Здесь проблемы восприятия и адаптации мигрантов легли на травмированное сознание большинства после распада Союза, национальных движений, последствий чеченских событий.

 Есть тенденции, позволяющие прогнозировать, что проблемы этнической неприязни, экстремизма оттеснят по значимости для страны этнически нагруженные проблемы взаимоотношений Центра и республик.

Изменилась тактика в отношении акторов этнических полей, дискурс и социальная практика политического процесса.

Снижение психологического чувства неравенства по признаку этнического меньшинства, как показали наши исследования, стало значимым ресурсом для адаптации людей к демократизации.

Вскоре появилась возможность «разгосударствленного», национально-культурного самоопределения граждан, этнических меньшинств, диаспор через создание этнокультурных общественных объединений, национально-культурных автономий.

 В сфере федеративных отношений, которая затрагивает интересы национальностей, проживающих в республиках, произошли серьезнейшие, если не сказать, кардинальные изменения. Пережив период безбрежного законодательного творчества, регионы с 2002 г. встраиваются в единое законодательное поле. Не все в этой сфере оптимально, но принципиально значимо то, что регионы почувствовали и возможность самостоятельности, и ее границы [1,с.13].

 Важность их социального опыта для государства в целом необходима. И в этом отношении различия стали выстраиваться не по линии республики - области, а по тому, каков позитивный опыт каждого субъекта федерации.

Наконец, в науке, в идеологии, дискурсе появилась возможность исходить из разных концепций, понятий, использовать разные термины. Так же, как и в мировой науке, обсуждаются и используются для интерпретации социальной реальности конструктивизм, инструментализм, примордиализм, эффективность полипарадигмальных подходов.

Важно, что этничность стала интерпретироваться не как застывшая, вечная, а как изменяющееся, ситуативное явление, имеющее свою историю(возможность деконструкции) и используемое в разных контекстах (этническая идентичность, этноцентризм и т.д.) и соотношении с российской гражданской идентичностью.

Беспокоит лишь то, что по теоретическим вопросам у нас проходит немало школ и других видов обсуждений и реже стали проходить обсуждения конкретных болевых точек в сфере этнических проблем.

Так же, как и в других сферах жизни общества, демократизация не решает всех этнонациональных проблем. Она имеет свои лимиты.

Исследователи, призывающие не употреблять этническую терминологию, предлагают говорить только о дискриминации того или иного человека, не использовать и термин «межэтнические отношения».

Это странно не только потому, что им пользуется вся мировая литература, и в составе мировых социологических конгрессов работают соответствующие сессии и комитеты, но и потому, что фиксируются ситуации, когда реальной дискриминации людей по этническим признакам нет, но отношения неблагоприятные. В отношениях, которые как неблагоприятные чаще ощущают русские [2,с.9].

Борьба с дискриминацией конкретных лиц любой этнической принадлежности, выступающих как граждане страны, не закрывает необходимости обсуждать и предупреждать развитие ксенофобий, предубеждения и изоляционистского поведения.

Демократизация механически не обеспечивает производительности и процветания для всех культур. Процесс суверенизации в республиках показал, что свободы не везде и не во всём используются продуктивно.

Есть старые и появились новые неравенства этнических групп, которые не связаны с дискриминациями. Старые, прежде всего, определяются соотношением городского и сельского населения, новые - степенью адаптации к рыночной экономике, политическим, социально-культурным и психологическим ресурсом.

В условиях глобализации и демократизации в государствах растёт приток мигрантов разной этнической принадлежности. В России эта проблема обострена меньшей готовностью принимающего населения и повышенными ожиданиями прибывающего. Здесь проблемы восприятия и адаптации мигрантов легли на травмированное сознание большинства после распада Союза, национальных движений, последствий чеченских событий [3,с.5].

Есть тенденции, позволяющие прогнозировать, что проблемы фобий, этнической неприязни, экстремизма оттеснят по значимости для страны этнически нагруженные проблемы взаимоотношений Центра и республик.

Наконец, проблемы федеративных отношений останутся актуальными как для состояния российского общества, так и для этнически чувствительных групп среди русских и нерусских.

Усилия федерального Центра по созданию единого законодательного пространства были необходимыми. Но это пространство не может быть единообразным.

Фрагментированность России была и будет существенной. Поиски баланса интересов должны идти к такой модели федерализма, которая приводила бы к необходимости сотрудничества между федеральными и региональными органами власти.

Ситуативный подход - наиболее эффективный для решения сложных проблем федеративных отношений, в том числе по кругу совместных предметов ведения, проблеме договоров, интерпретации положений Конституции РФ.

Тенденции унитаризма, так же как сепаратистские проявления и региональные автаркии, вредны для сохранения России как единого правового, экономического и культурного пространства.

«Выравниваемое» правовое пространство практически не адаптировано к реальным процессам.

На политическом уровне решающей представляется антиномия демократия - авторитаризм. Не будет преувеличением сказать, что вся российская политическая жизнь протекает в ее энергетическом поле, сдвигаясь то к одному, то к другому полюсу.

Оглядываясь на историю российских преобразований, можно заметить, что пик смещения в сторону демократии приходится, пожалуй, на 1980-е годы, на время утверждения гласности и формирования в стране публичной сферы.

Что касается корейской республики, то строительство политической системы с учетом этнонациональных особенностей и менталитета выглядит следующим образом.

Южная Корея представляет собой образец моноэтнического «национального государства», в котором этническая идентичность (этнокультура) и национальная идентичность (нациокультура) существуют параллельно, в одном социально-политическом пространстве. Всё население исконно представляет собой «aboriginal peoples» одной этнокультурной генерации - корейцы.

Судьба исторического тела этничности корейцев сложилась так, что оно же стало основой национального государства Корея не будучи при этом разрушено. Нациокультура формируется, культивируется государством с помощью идеи «единой Кореи», которая тесно связана с мифом о происхождении всех корейцев от одного предка (миф о Тан-гун) [4,с.120].

Этническая идентичность корейцев существовала «параллельно» с идентичностью национальной и достаточно гармонично коэволюционировала вместе с нею. Важнейшим структурным элементом этнической идентичности выступали и выступают династические сети - институт корейской семьи (hoju).

В современном контексте «демократического транзита» институт управления семьёй остаётся неотъемлемым каркасом «коротких» отношений корейского общества, которые закреплены соответствующими законами Кореи.

В Корее считают, что эти законы надо приводить в соответствие с реалиями современности, но отменять институт управления семьёй нет необходимости. Под требования системы управления семьёй во многом приспособлены и структуры муниципального самоуправления и обслуживания.

В Южной Корее наблюдается модель эволюции «этноса» и «нации», при которой историческое тело этничности, с теми или иными контекстуальными обработками, сохраняется до сегодняшнего дня.

В случае сохранения исторического тела своей этничности корейцы сохранят не только самобытную культуру, но и связанные с ресурсами «духовного капитала» конкурентные преимущества в системе региональных и глобальных экономических отношений.

В этой связи мажоритарный характер демократии в Южной Корее предполагает согласие с волей большинства избирателей не только проголосовавшего меньшинства, но и кандидатов победившей партии оставшихся за бортом предвыборной гонки в результате нахождения в нижних позициях партийных списков [5,с.98].

Такая ситуация позволяет манипулировать волеизъявлениями избирателей, включая в заведомо неизбираемые позиции партийных списков влиятельных и авторитетных людей, которые изначально не имеют прямого намерения становиться депутатами парламента и участвовать в управлении делами государства через посредство законотворческой деятельности.

Изучение политико-юридических проблем и особенностей государственного строительства на Корейском полуострове в нашей стране носит ограниченный характер, так как в случае с Кореей мы не можем, говорит об этносоциальной неоднородности.

Однако в рассматриваемой сфере исследований заметен существенный дисбаланс в сторону, во-первых, экономической, культурной либо чисто политической проблематики, во вторых, в отношении Южной Кореи, что отражает конъюнктуру развития геополитики и, в какой - то мере, направлено на обслуживание интересов западных стран.

Подобный подход чуть было не привел к неадекватному восприятию практической политикой ситуации на Корейском полуострове. В данном контексте необходимо рассмотреть социальную организацию Республики Корея и КНДР.

Все население КНДР в зависимости от своего происхождения подразделяется на 51 группу, которые образуют три слоя: «основной» «колеблющийся» и «враждебный».

Разумеется, нет никакой возможности даже приблизительно определить численность этих групп. Разнобой в данных по этому вопросу редкостный. Так, в 2006 г. в одной южнокорейской коллективной монографии со ссылкой на издание Министерства объединения (эти издания весьма богаты фактами, но, увы, не ссылками, и, похоже, часто опираются на разведывательную информацию) было заявлено, что численность «основного», «колеблющегося» и «враждебного» слоев составляет 28%, 45% и 27% соответственно.

Цифры эти, по крайней мере, правдоподобны, и все бы ничего, если бы в другом разделе той же самой коллективной монографии не содержались, со ссылкой на американскую публикацию, совсем другие цифры: 25%, 24 %, 51% [6,с.9].

Такой разброс еще раз подчеркивает то обстоятельство, что серьезной информации пока ни у кого нет.

Однако, «нет худа без добра», и у этой уникальной, не имеющей себе равных в мире системы тотального контроля есть один хороший побочный результат: она заметно снижает уровень преступности. Дело в том, что в Северной Корее ныне практически невозможно скрыться от властей. Во-первых, нельзя купить билет и уехать в «неизвестном направлении», во-вторых, появление любого подозрительного будет тут же замечено.

Если добавить к этому карточную систему фактически на все виды товаров, которая превращает «свободные» деньги в бумажки, и суровость наказаний, то ясно, почему Северная Корея - страна с низким уровнем преступности.

Стоит, впрочем, учесть и то, что корейцы вообще, как показал исторический опыт, в том числе и в Южной Корее - народ, малосклонный к преступной деятельности.

В той же Южной Корее, например, уровень преступности во много раз меньше, чем, скажем в США, хотя бедности и даже нищеты там несравненно больше, да и структура преступности совсем иная: если мошенничества, взяточничество, должностные и финансовые преступления, равно как и всякие драки на бытовой почве встречаются довольно часто, то убийства с целью ограбления или разбойные нападения - крайняя редкость.

Однако в рассматриваемой сфере исследований заметен существенный дисбаланс в сторону, во-первых, экономической, культурной либо чисто политической проблематики, во- вторых, в отношении Южной Кореи, что отражает конъюнктуру развития геополитики и, в какой - то мере, направлено на обслуживание интересов западных стран [7, с.49].

Такая ситуация не может считаться здоровой, т. к. это противоречит критериям установления объективной истины при полноценном всеохватывающем подходе к изучаемому объекту. В нашем случае это недостаточное освещение Северокорейских вопросов в отечественной литературе, а также вопросов политико-государственной и юридической проблематики рассматриваемой страны в частности.

Подобный подход чуть было не привел к неадекватному восприятию практической политикой ситуации на Корейском полуострове.

Односторонняя ориентация на отношения лишь с Южной Кореей, в конечном счете, лишь ослабила позиции России в Северо-восточном Азиатском регионе. Однако нельзя упускать из внимания ядерный потенциал КНДР и ее милитаристскую политику, отраженную в качестве государственной концепции развития на конституционном уровне, влияющую на стабильность в регионе и за его пределами.

Вместе с тем, ограниченность исследований Корейского фактора не должна отождествляться лишь с критикой недостаточных исследований отечественными учеными. Современное состояние науки в рассматриваемом вопросе имеет и объективные причины.

Следует сказать о внешней политике России на азиатском направлении. Несомненно, что в ближайшее время весьма существенное значение будет иметь степень нашей вовлеченности в один из наиболее сложных (и вместе с тем перспективных) политических процессов - процесс объединения Кореи, который за последний год приобрел качественно новую динамику.

Ведь еще несколько лет назад было невозможно даже представить, что межкорейский диалог не только возможен, но и практически осуществим на самом высшем уровне.

Естественно, что даже при всем впечатляющем прогрессе, который уже достигнут, не следует думать, что дальше все пойдет легко и спокойно, с эмоциональным подъемом и без каких-либо проблем. Наоборот, сложностей теперь, возможно, будет даже больше с учетом того, что сейчас нужно будет приступать к решению значительного числа практических проблем, которые требуют весьма высокой степени проработки и политической ответственности обеих сторон [8,с.109].

При этом нужно особо подчеркнуть, что для Корейского полуострова неприменимы оценки и подходы, которые использовались и используются в отношении процесса объединения Германии.

Процесс объединения здесь гораздо сложнее и политически, и экономически и имеет под собой одну, на взгляд автора, определяющую особенность: он начался и будет идти преимущественно «сверху», и было бы наивным думать, что 38-я параллель может исчезнуть как разделительная полоса в результате ситуации, которая была в Берлине осенью 1990 года. Разница между Севером и Югом гораздо больше, чем между ГДР и ФРГ, со многих точек зрения, и корейский вариант «Берлинской стены» вряд ли может исчезнуть в одночасье.

Следует также напомнить, что в совместной декларации подчеркивается, что «Юг и Север согласились решить проблему объединения Кореи самостоятельно, путем совместных усилий всего корейского народа».

Что касается внешней стороны процесса объединения, то налицо наличие «большой тройки», которая объективно заинтересована в непосредственном присутствии в его рамках. Это Китай, США и Россия.

Причем, думается, готовящаяся сейчас к работе во власти республиканская администрация США включит «корейскую проблему» в число своих безусловных приоритетов (при общей большей ориентированности на АТР).

Для России в таком положении принципиально важно быть реальной составной частью этой «тройки» на постоянной основе, причем на достаточно высоком уровне. То есть весьма действенной может быть, в конечном счете, формула «2+3», поскольку именно эта «тройка» может выступить самым эффективным внешним гарантом процесса объединения.

Россия объективно заинтересована в том, чтобы использовать все те преимущества, которые уже появляются с началом процесса объединения и появятся в будущем. Во внешней политике России на азиатском направлении в ближайшее время весьма существенное значение будет иметь степень нашей вовлеченности в один из наиболее сложных (и вместе с тем перспективных) процессов - процесс объединения Кореи, который за последний год приобрел качественно новую динамику. Ведь еще несколько лет назад было невозможно даже представить, что межкорейских диалог не только возможен, но и практически осуществим на самом высшем уровне.

Было бы, наверное, большой политической ошибкой в корейском вопросе оказаться в такой же ситуации, в которой мы оказались некоторое время назад на Ближнем Востоке, когда наше пассивное участие в процессе мирного урегулирования вызывало, мягко говоря, большие вопросы. Переломить там ситуацию России удалось лишь совсем недавно. Может быть, стоит уже сейчас подумать о том, чтобы создать должность специального представителя президента Российской Федерации по проблеме объединения Кореи с тем, чтобы деятельность этого представителя стала бы активной частью объединительного процесса [9,с.78].

Корейский полуостров - прямой сосед России, который должен рассматриваться в качестве одного из приоритетных в регионе, особенно с учетом того обстоятельства, что объединившаяся Корея в состоянии стать одним из важнейших политических и экономических центров влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Завершая рассмотрение политических процессов в Республике Корея и в России, можно прийти к заключению, что Сеул выбрал в качестве основных партнеров Российскую Федерацию, что естественно, учитывая ее непосредственную географическую близость к Корейскому полуострову и наиболее мощный на пост советском пространстве экономический потенциал.

Однако, наряду с этим, нельзя исключать, что руководство Республики Корея, энергично укрепляя свои отношения с этими государствами, помимо всего прочего, намерено приобрести дополнительные источники влияния на «корейскую» политику Российской Федерации, которая в последние годы, после того как Москва решила ее скорректировать в направлении равностороннего подхода, как к Сеулу, так и Пхеньяну, что потребовало восстановления полноценных отношений с последним, стала вызывать у южнокорейских лидеров определенную настороженность возможностью «чрезмерного», с их точки зрения, российско-северокорейского сближения.

Постоянное наблюдение за ходом политических процессов Республики Корея важно для России в связи с обеспечением безопасности в азиатско-тихоокеанском регионе, географическим соседством и геополитическим партнерством.

Политический процесс на юге полуострова предстает как серия перегруппировок социально-политических сил, стремящихся приспособиться к структурной адаптации хозяйственной системы к условиям быстро развивающегося и интенсивно диверсифицирующегося общества.

Диверсификация южнокорейского общества проявляется, в частности, в растущей эмансипации частнокорпоративного сектора в рамках модели модернизации, инициируемой государством, в расширении социального пространства политической системы за счет быстро развивающегося «среднего класса», все более обретающего черты идейно-политической, культурной и социально-психологической общности, в увеличении заинтересованности более или менее широких слоев населения в существующей в Южной Корее политической системе и т.п.

Процессы экономической модернизации основательно трансформировали социальную структуру общества в Южной Корее, отличительной особенностью которой в настоящее время выступает своеобразная «двухъярусность», т.е. синхронное сосуществование элементов традиционно-корпоративного и индустриально-индивидуалистического типа, сложное взаимодействие которых, в конечном счете, определяет и динамику, и траекторию политического развития этой страны.

Традиционный социально-структурный срез южнокорейского общества по-прежнему устойчиво воспроизводит такие характеристики, как:

1. иерархический тип социальной организации, простирающейся от микроколлектива-семьи до макроцелостности-государства;

2. коллективистско-солидаристская модель межличностных взаимодействий, основанная на общности социального происхождения, воспитания, образования, вкусовых и идеологических пристрастий и т.д.;

3. сохраняющееся влияние на социальные отношения фактора «персонализма» (т.е. связей, строящихся на эмоциональной привязанности индивидов друг к другу), нередко играющего большую роль в выборе поведенческих моделей, нежели ориентированные на материальное преуспеяние и достижение искомого результата индивидуалистические принципы межличностного общения;

4. значимость морально-этических ценностей при выборе алгоритма решения той или иной проблемной ситуации;

5. ясное понимание соотношения цели и средства ее достижения и т.д. [10,с.55].

Как и многие другие страны, Южная Корея оказалась силою исторических обстоятельств вовлеченной в общемировые экономические, политические и культурно-идеологические процессы.

Уровень развития (представительности) политической системы Южной Кореи целесообразно определять по нескольким основным параметрам, выражающим суть отношений между обществом и государством. Таким образом, возможности общества выразить себя в политическом процессе имеет смысл просчитывать по нижеследующим показателям.

Стоит отметить, что процесс интеграции интересов предпринимательских слоев и «среднего класса» уже начался, однако массовые слои населения только-только начинают приобщаться к «большой политике». Помимо этого, «самоопределение» основных социально-политических сил в южнокорейском обществе имеет относительно непродолжительную историю, а потому говорить о сложившихся группировках, способных подтолкнуть развитие реальной многопартийности, говорить пока преждевременно.

Эти черты азиатских обществ характерны и для Южной Кореи. Особенность же этой страны состоит в том, что она длительное время находилась в колониальной зависимости от Японии, формирование национальных элит началось на довольно позднем этапе политического развития, а горизонтальные механизмы координации и взаимодействия между основными группами интересов так и не сформировались.

Корейское правительство знает о потребности поддержать корейскую национальную систему новшеств. Это основывается на традиции внимания к науке и технике политика, который возвращается к диктатуре 1970-ых, но укреплена относительной изоляцией страны среди Организации по Экономическому Сотрудничеству и развитию (OECD) страны. В отличие от государств-членов Европейского союза (EU), Корея не часть подобной наднациональной договоренности.

В заключении, хотелось бы сделать следующие выводы.

Сегодняшняя Южная Корея представляет собой переходное общественное состояние, противоречиво совмещающее в себе элементы как сословно-корпоративной организации общества, так и современной системы политического представительства. Соотношение между этими элементами не остается неизменным, оно постоянно меняется, что и создает динамику сложного, но все, же поступательного движения к развитым формам представительной демократии. Противоречивость бытия общества в полной мере отражается и на деятельности социальных сил и политических институтов.

Особенность сегодняшней политики южнокорейской администрации под руководством президента Ли Мён Бака - это исключительное влияние разного рода националистических идей на политическую и культурную жизнь страны. Националистические элементы ощутимо присутствуют в любой из распространенных в современной Корее идеологий и во многом определяют мировоззрение рядового корейца.

Слабые неконсолидированные демократии в Корее и России поражены серьезными и во многом врожденными недугами. Один из главных в обоих случаях - консервативный характер государственной власти, в результате чего старые правящие группировки сохраняют свое влияние в новом режиме. Отсюда - их тормозящее и отчасти негативное влияние на ход общественных преобразований. Теневые структуры власти мы наблюдаем и там, и здесь. Неразвитость партий - проблема и для Кореи, и для России.

Литература

власть исполнительный корея рф демократизация

1. Торкунов А. Россия - Корея: взгляд из прошлого в настоящее // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 1. С.10-18.

2. Лукин А. Россия и две Кореи - проблемы и перспективы // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 6.- С.5-14.

3. Huer, Jon Korea and U S.: two models of justice // Korea Herald. 2007. №12. P.5-7.

4. Похлебкин В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах: Справочник. Вып. 2.: Войны и мирные договоры. М.: Международные отношения, 2008. 456с.

5. Чон Дже Мун. Россия далекая и близкая: Мои переговоры в Москве. М.: Весь мир, 2005. 298с.

6. Дробышев Е. Корейская политика России требует корректировки //Проблемы Дальнего Востока. 2009. №1. С.9-14.

7. Кобицкий Д. H. Коpея: сегодня и завтpа. М.: Весь мир, 2007. 384с.

8. Усова Л. А. Корейское коммунистическое движение. 1918 -- 1945 гг. М.: Восточная литература РАН, 2004. 412с.

9. Толстокулаков И.А. Воздействие процессов демократизации на экономическую ситуацию в Южной Корее // Вторая науч. конф. преподавателей и студентов Восточного института ДВГУ: Тез. докл. Владивосток: Издательствово Дальневосточного университета. 1997. 280с.

10. Толстокулаков И.А. Начальный этап демократического процесса в Южной Корее // 100 лет корееведения в ДВГУ: Тез. и докл. междунар. науч. конф. Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2000. 190с.

Размещено на Allbest.ru