Взаимодействие России и Турции в большой Евразии: морехозяйственные аспекты

Размещено на http://www.allbest.ru/

Взаимодействие России и Турции в большой Евразии: морехозяйственные аспекты

Дружинин Александр Георгиевич - д.геогр.н., профессор, директор Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета, Ростов-на-Дону; в.н.с. Института географии РАН, Москва; профессор-исследователь Балтийского федерального университета им. И. Канта

Калининград

Ключевые слова: геополитика, геоэкономика, Евразия, Россия, Турция, морское хозяйство, приморские регионы, постсоветский период/

Введение

Приближается знаковое (и значимое!) юбилейное событие -- столетие с момента заключения между Советской Россией (РСФСР) и Турецкой Республикой «Московского договора» (договора «о дружбе и братстве» от 16 марта 1921 г.). Став важным прецедентом в сложной многовековой истории соседства этих двух держав, данное соглашение заложило фундамент их последующего диалога без применения военной силы. Конец XX - начало XXI столетий ознаменованы существенной активизацией российско-турецкого взаимодействия на фоне масштабных геоэкономических и геополитических изменений в Евразии (включая и становление многополюсной Дружинин А. Г. Россия в многополюсной Евразии: взгляд географа-обществоведа. - Ростов-на-Дону: Издательство Южного федерального университета, 2016. - 228 с., «Большой» Бордачёв Т. Новое евразийство // Россия в глобальной политике. - М., 2015. - № 5. - С. 194-205; Россия в формирующейся Большой Евразии. Вопросы географии. Сб. 148. / В.М. Котляков, В.А. Шупер. - М.: Издательский дом «Кодекс», 2019. - 376 с. Евразии). Значимую роль во взаимодействии двух держав играет «фактор моря» Дружинин А.Г. «Морская составляющая» общественной географии современной России: базовые подходы и концепты // Географический вестник. 2020. - № 2 (53). - С. 24-37., присущая как Российской Федерации, так и Турецкой Республике морская (в том числе и морехозяйственная) активность.

1. Россия и Турция в формирующейся Большой Евразии: возможности и барьеры взаимного стратегического партнёрства

Исчезновение СССР создало предпосылки для возвращения Турции в евразийскую геополитику в качестве значимого её актора. Последовательно наращивая свой демографический и экономический потенциал (по показателю ВВП, исчисленному по официальному обменному курсу, Турция в 1998-2000 гг. даже опережала Российскую Федерацию), Турецкая Республика уже в 1990-е гг. создала предпосылки и инфраструктуру своего «присутствия» в постсоветских тюркских государствах, а также в Причерноморье, на Южном Кавказе, на Балканах. Далее, уже в 2000-е гг., сохраняющаяся стабильность однополюсного мира и масштабный рост цен на энергоносители предопределили стремительное (оцениваемое как «беспрецедентное» Зelikpala M. Turkish-Russian relations in search of a way out of the rivalry-competition dilemma // Bilig. 2015. - N 72. - P. 117-144 ) расширение российско-турецкого внешнеторгового сотрудничества. За 2001-2008 гг. товарооборот двух стран возрос в 9,5 раза, достигнув $ 38 млрд., что на тот период составляло 11,4 % всего внешнеторгового оборота Турции и 5,7 % России Дружинин А. Г. Евразийские приоритеты России (взгляд географа-обществоведа). - Ростов-на-Дону: Изд-во Южного федерального университета, 2020. - 268 с.. Углубляющаяся российско-турецкая хозяйственная взаимозависимость (не только во внешней торговле, но и в таких сферах как туризм, строительный бизнес, энергетика и др.) благоприятствовала укреплению позиций двух держав как в глобальном, так и в евразийском масштабе. На этом фоне российско-турецкие отношения всё чаще (и совершенно справедливо!) в научной литературе рассматриваются в контексте общей «евразийской тематики» Aras B., Fidan H. Turkey and Eurasia: Frontiers of new geographic imagination // New Perspectives on Turkey. 2009. - N 40. - P. 193-215; Yanik L.K. Debating Eurasia: Political travel of a geographical concept in Turkey // Uluslararasi lliskiler. 2019. - N 16 (63). - P. 33-50., которая стала зримо укореняться в политическом и научном дискурсе как в Турецкой Республике Akзali E., Perinзek M. Kemalist Eurasianism: An emerging geopolitical discourse in Turkey // Geopolitics. 2009. - Vol. 14, N 3. - P. 550-569; Druzhinin A.G., Ibrahimov A., Baskan A. Interaction of Russia and Turkey in the Post_Soviet Period: Factors, Trends, Problems, Prospects // Regional Research of Russia. 2014. - Vol. 4, N 2. - P. 121-126., так и в Российской Федерации Стегний П. Вдвоём на хартленде // Россия в глобальной политике. - М., 2015. - Т. 13, № 1. - С. 109-118; Ульченко Н.Ю., Шлыков П. В. Динамика российско-турецких отношений в условиях нарастания глобальной нестабильности. - М., 2014. - 218 с.; Надеин-Раевский В. Внешняя политика Турции: ветры перемен // Мировая экономика и международные отношения. - М., 2013. - № 2. - С. 84-92..

С 2008 года, на фоне всё более явного сдвига в мировой экономике с Запада на Восток Barma N., Ratner E., Weber S. A world without the West // The National Interest. 2007. - Vol. 90. - P. 23-30; Zakaria F. Post-American world. - London: Allen Lane, 2008., Евразия демонстрирует черты многополюсности Druzhinin A. Russia in modern Eurasia: The Vision of a Russian Geographer // Quaestiones Geographicae. - Poznaс, 2016. - T. 35, N 3. - P. 31-39., а отношения России и Турции -- обретают непредсказуемый, турбулентный характер. Выстраивая и реализуя свои геополитические приоритеты, и Россия (позиционирующая себя в качестве «ведущей евразийской державы», а также ключевого элемента «Большой Евразии» Бордачёв Т. Россия и Китай в Большой Евразии: большая игра с позитивной суммой // Валдайские записки. 2016. - № 50.), и Турция (согласно А. Давутоглу -- «большая страна посреди обширной территории афро-Евразии» Davutoglu A. Turkey's new foreign policy vision: an assessment of 2007 // Insight Turkey. 2008. - Vol. 10, N 1. - P. 77-96. ) -- объективно вынуждены всё больше «разворачиваться друг к другу»; их растущая евразийская сопряжённость сочетается при этом с активизирующейся конкуренцией с множащимися локальными проявлениями прямого столкновения интересов и даже конфронтации (Сирия, Ливия и др.). Неоднозначное влияние на ситуацию оказывает экономическая конъюнктура, в том числе динамика внешнеторговых обменов: испытав (в силу рыночных и геополитических причин) предельный спад в 2016 г., они далее вновь обрели позитивную динамику (причём, наиболее интенсивно восстанавливался экспорт из Турции в Россию -- таблица 1).

Таблица 1 Внешнеторговый оборот России и Турции в 2014-2019 гг.*

*Составлено по данным Федеральной службы государственной статистики России и Турецкого института статистики (Turkstat).

Характерно, что тенденция роста турецкого экспорта в Россию сохраняется ныне даже в условиях пандемии COVID-19. В апреле-мае 2020 г. (по нашим расчётам, базирующимся на российской таможенной статистике) соответствующий показатель составил $ 1409 млн., в то время как годом ранее (в апреле-мае 2019 г.) -- лишь 737 млн. На этом фоне величина российского экспорта в Турцию уменьшилась с $ 3036 до 2300 млн. Сокращение выручки от экспорта энергоносителей (связанное с ситуацией как на турецком рынке, так и в странах ЕС) в перспективе неизбежно негативно скажется на возможности поставок в Российскую Федерацию турецких товаров, лимитируя также спрос россиян на услуги турецких морских курортов. Крайне необходимое в условиях региональной фрагментации рынков и их возросшей волатильности достижение устойчивости взаимодействия России и Турции в экономической сфере должно базироваться, в этой связи, не только на потенциале крупных реализованных инфраструктурных проектов (прежде всего, трансчерноморских морских газопроводах), но и на диверсификации внешнеэкономической активности, наращивании взаимного инвестирования и технико-технологического сотрудничества. Экономические «скрепы» между двумя странами необходимо дополнять опережающим выстраиванием гуманитарных связей и контактов, включая (что крайне важно для специалистов в области социально-экономической географии, причём, в особой мере -- сфокусированных на исследовании евразийского пространства) формирование комплиментарной для России и Турции географической картины Евразии и Мира в целом, создание позитивного образа совместного будущего.

Последние десятилетия, в итоге, позволили нарастить опыт межгосударственного взаимодействия, сформировать соответствующие институты и инфраструктуру. Россия увидела, почувствовала в Турецкой Республике приоритетного партнёра и динамично растущую, укрепляющую свои позиции евразийскую державу, а Турция, в свою очередь, ощутила потенциал и позитив экономического сотрудничества с Российской Федерацией, остающейся, к тому же, ключевым фактором военно-политической стабильности в Евразии. В новой евразийской реальности (уже во многом «пост-постсоветской», характеризуемой одновременной активностью множества «центров силы», заведомой неустойчивостью геоэкономических и геополитических альянсов, общим обострением межстранового соперничества) и Россия, и Турецкая Республика, вне сомнения, в равной мере заинтересованы в позитивной динамике взаимоотношений. Полагаем, что в обозримой перспективе (на фоне постепенного выравнивания как экономического, так и демографического потенциала двух государств, а также превращения Московской агломерации и региона Мармара в равновесные доминантные «ядра» евразийского пространства) эти взаимоотношения (сохраняя выраженную конкурентность) будут складываться в контексте:

1) активизации геополитической риторики на фоне сложной социально-экономической ситуации (в России, Турции, других сопредельных евразийских государствах), усугубляемой не только коронавирусной пандемией, но и трансформацией глобальной хозяйственной системы, структурными изменениями в производственной сфере, в потреблении, а также на рынках труда;

2) превалирования как у России, так и у Турции собственных (часто заведомо не совпадающих) долгосрочных стратегических целей, а также стремления к возможно большей степени геополитического манёвра и самостоятельности (включая выстраивание многовекторных межгосударственных отношений);

3) обширнейшего (и весьма конфликтогенного) пространства в «пересечении» сфер интересов России и Турции;

4) наличия множественных сил (в том числе и мощных, ныне доминирующих в Евразии), абсолютно не заинтересованных в пролонгации и наращивании различных аспектов российско-турецкого сотрудничества;

5) сохраняющейся реальной угрозы «выдавливания» как Турции, так и России на второстепенные, невыигрышные позиции в евразийской геоэкономике и геополитике. Всё перечисленное не только инициирует активизацию российско-турецкого диалога, но и порождает для него серьёзнейшие вызовы и барьеры. Полагаем, тем не менее, что именно придание российско-турецкому взаимодействию поступательного вектора является одним из базовых условий сохранения позиций Турции и России в качестве ведущих евразийских держав. Необходимое партнёрское, по многим аспектам взаимоподдерживающее соразвитие России и Турции требует серьёзной, долгосрочной и эффективной организационно-политической, финансово-экономической, научно-образовательной и информационной активности. Подобная активность (учитывая географическое положение двух государств, особенности выстраиваемой между ними логистики) неизбежно обретает и чёткий «морской» (в том числе морехозяйственный) аспект.

2. «Фактор моря» во взаимодействии Российской Федерации и Турецкой Республики

В XXI столетии Мировой океан, его океанические и морские акватории закономерно превращаются в объект повышенного (пожалуй, беспрецедентного в истории Человечества) внимания и интереса не только ведущих держав, но и всего глобального социума. Россия в этих условиях также всё активнее «разворачивается к морю», обретая черты не только «континентальной», но и морской державы. Большая часть порубежья Российской Федерации приходится на морские и океанические акватории (до 745 тыс. кмІ -- на «территориальное море» страны; 3,8 млн. кмІ -- на континентальный шельф; площадь же исключительной экономической зоны оценивают в 7,6 млн. кв. км Алхименко А.П. Морехозяйственный комплекс России: тенденции развития и проблемы // Морехозяйственный комплекс России. - СПб., 2005. - С. 5-23 ). В пределах сухопутного сегмента морского порубежья, при этом, сконцентрировано более 14 % демографического потенциала России (почти 21 млн. её жителей) и (если ориентироваться на статистику по приморским регионам) порядка 26,9 % ВРП страны. Морское порубежье (его портовое хозяйство) обеспечивает более 60 % внешнеторговой логистики Российской Федерации, до 98 % её совокупных уловов рыбы и других биоресурсов. Здесь же (на побережье и в шельфовой зоне) добывается (по данным на 2019 г.) около 66 млрд. мі природного газа и 29 млн. тонн нефти.

В последние десятилетия свои морские интересы всё чётче осознаёт (формулирует) и Турецкая Республика, фокусируя их, прежде всего, в акваториях Чёрного моря и Восточного Средиземноморья. Показательно, что уже в 1992 г. Турция инициирует создание «Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС)». Yilmaz-Bozkuю R. Turkey's relations and energy cooperation with the BSEC // Insight Turkey. 2019. - Vol. 21, N 3. - P. 177-194. Именно в «турецкой составляющей» Причерноморья весь постсоветский период наблюдается устойчивый опережающий рост городского населения (с его выраженной концентрацией в столичном регионе Мармара) Дружинин А.Г. Динамика численности населения городов Причерноморья в постсоветский период: геоэкономические и геополитические аспекты // Научная мысль Кавказа. 2018. - № 1. - С. 61-69. Дополнительные геостратегические возможности в Причерноморье обеспечивает Турции (всё чаще рассматриваемой в качестве ключевого актора в данном макрорегионе Асмус Р. Евро-атлантическое Причерноморье // Россия в глобальной политике. - М., 2007. - Т. 5, № 3. - С.66-77; Hajizada M. Challenges and opportunities for establishing a security community in the wider Black Sea area // Journal of Southeast European and Black Sea. 2018. - Vol. 18, N 4. - P. 529-548; Ustun C. Europeanization of foreign policy: The case of Turkish foreign policy towards the Black Sea region // Journal of Southeast European and Black Sea. 2010. - Vol. 10, N 2. - P. 225-242.) и единоличный (ограничиваемый лишь договором Монтрё) контроль над Проливами. Знаковым проявлением роста «морской ориентации» в развитии Турецкой Республики можно считать и культивируемую в стране геополитическую доктрину «Голубой Родины» (Mavi Vatan), предоставляющую (как это видится турецким экспертам Cem Gьrdeniz. Mavi Vatan doktrinleюirken. - https://www.aydinlik.com.tr/haber/mavi-vatan-doktrinlesirken-199581) новые возможности для усиления геополитического влияния в ключевых «морских» субрегионах Евразии. внешнеторговый россия турция

«Морское» взаимодействие России и Турции -- это, кстати, прежде всего, взаимодействие в Причерноморье, базирующееся как на совпадающих, так и противоположных по вектору геоэкономических и геополитических интересах. Основной «скрепой» в отношениях двух держав выступает при этом, безусловно, трансчерноморская логистика, взаимный товарообмен, подводные магистральные газопроводы. Так, согласно данным Центра Международной торговли (ITC) за 2019 год, более трети (35 %) взаимного товарооборота причерноморских государств обеспечивает именно хозяйственная сопряжённость России и Турции (табл. 2).

Таблица 2 Товарообмен между Российской Федерацией, Турцией, Украиной, Румынией, Болгарией и Грузией, 2019 г., млн. долл. США*

* составлено автором по данным Центра Международной торговли (ITC), https://www.trademap.org

** доля в экспорте страны, %

Газотранспортное сотрудничество порождает и существенные межстрановые противоречия. Диверсифицируя источники получения энергоресурсов и активно ведя поиск углеводородов в пределах собственного черноморского и средиземноморского шельфа, Турция обретает всё более сильную (в сопоставлении с Россией) рыночно-переговорную позицию, одновременно существенно обесценивая созданную АО «Газпром» в Причерноморье газотранспортную инфраструктуру, ставя перспективу её эффективной эксплуатации в высокую степень зависимости от политики Турции, её региональных и евразийских интересов. На этом неблагоприятном для России фоне сохраняется и культивируется геополитический (с выраженным «морским» аспектом) негатив. Турецкая Республика демонстративно не признаёт российскую юрисдикцию над Крымом и одновременно проявляет перманентную озабоченность военно-морской активностью России в Восточном Средиземноморье (где РФ развивает и обустраивает пункт базирования ВМФ в сирийском г. Тартус). Фактором политической активности в Турецкой Республике (сохраняющей память о Причерноморье как «внутреннем море» Османской империи Hanioglu M.S. A Brief History of the Late Ottoman Empire. 2010. - P. 1-241.) являются и проживающие на территории современной Турции реваншистски ориентированные части этнических диаспор некоторых народов севера и северо-востока Причерноморья (крымские татары, черкесы).

Заключение

В последние три десятилетия взаимодействие России и Турции (в первую очередь -- в экономической сфере) активно развивалось, став одним из маркеров (и «драйверов») геоэкономических и геополитических изменений в Евразии. На современном этапе, сохраняя инерцию позитива и потенциал дальнейшей поступательной динамики, отношения этих двух ведущих евразийских держав (всё активнее артикулирующих и жёстче отстаивающих свои глобальные и региональные интересы) -- сложны, поливариантны своей перспективой; их состояние может быть охарактеризовано как недостаточно устойчивое, отчасти -- кризисное. «Фактор моря» создаёт специфическое (и весьма значимое!) пространство для российско-турецкого диалога, предопределяет возможности для наращивания взаимовыгодного двухстороннего сотрудничества и, одновременно, порождает ощутимые геоэкономические и геополитические противоречия. Их инвентаризация, анализ и, в конечном итоге, эффективное купирование, разрешение -- одно из базовых условий стратегического партнёрства России и Турции и, соответственно, конструирования на этой основе всей архисложной, пока лишь эскизно осмысленной, прочерченной, архитектуры Большой Евразии.

Размещено на Allbest.ru