Обреченные на интерпретацию: Россия, НАТО и военно-политические кризисы постбиполярного миропорядка

Размещено на http://www.allbest.ru/

Обреченные на интерпретацию: Россия, НАТО и военно-политические кризисы постбиполярного миропорядка

Никита Яковлевич Неклюдов

Аннотация

В исследованиях российской внешней политики существует определенный парадокс.

С одной стороны, присутствует общая тенденция, усилившаяся после 2014 г., рассматривать действия России как направленные на пересмотр существующего миропорядка, построенного странами Евро-Атлантического региона по окончании холодной войны. В частности, строятся теории о риске российского ревизионизма в разных регионах: от Северной Европы и Прибалтики до Центральной Азии. С другой стороны, не раз указывалось, что страна использует сходный со странами данного региона язык оправдания своих внешнеполитических шагов. Феномен, объясняющий этот парадокс, мы называем «игрой в интерпретацию». Примером того, как Россия вовлечена в игру в интерпретацию с Западом в сложившемся постбиполярном мире, послужит анализ интерпретации Россией нормы гуманитарных интервенций. Методологически работа опирается количественный и качественный анализ отобранных текстов, составленных из специализированных архивов и открытых информационных источников.

На примере анализа российского дискурса во время участия страны в пятидневной войне (2008) автор показывает, как российское внешнеполитическое руководство воспроизводит сходные нарративные модели, к которым прибегали западные страны во время войны в Косове (1999). Иллюстрация феномена игры в интерпретацию на примере гуманитарного интервенционализма неслучайна. Зачастую в научной литературе он описывается как присущий исключительно Западу, а Россия рисуется как субъект, высказывающий либо существенную долю скепсиса по отношению к его использованию, либо как однозначный противник такого подхода в мировой политике.

Ключевые слова: Россия, НАТО, гуманитарный интвервенционализм, игра в интерпретацию, дискурс-анализ

Abstract

Bound to Interpret: Russia, NATO, and the Military-Political Crises in the Post-Cold War Order

The study of Russia's foreign policy poses something of a paradox. On the one hand, Russia's actions are viewed as aimed at revising the existing rules-based order built by the end of the Cold War. On the other hand, on numerous occasions, one pinpoints that Russia has devised a language similar to the Western nations to justify its foreign policy. I call the phenomenon that explains this paradox the game of interpretation. The article illustrates how Russia is engaged in the game of interpretation with the West in the post-Cold War order by Russia's appliance to the norm of humanitarian interventions. By analyzing the Russian discourse during the Russo-Georgian War (2008), I demonstrate how the Russian foreign policy leadership reproduces similar narrative patterns used by the West during the Kosovo War (1999). Exemplifying the game of interpretation by humanitarian interventionism is not accidental. Humanitarian interventionism is studied in the literature as being characteristic of the Western 'ethical foreign policy' originated by the end of the Cold War, with Russia being depicted as either skeptical or as an unequivocal opponent of such an approach in world politics. Methodologically, the work builds on quantitative and qualitative analysis of selected texts compiled from the archives of NATO and the US State Department, as well as the website "Kremlin.ru" and the website of the Russian Foreign Ministry.

Keywords: Russia, NATO, humanitarian interventionalism, the game of interpretation, discourse analysis

интервенция россия ревизионистский война

В 2017 г. известный британский политолог Р. Аллисон описал российский внешнеполитический raison d'кtre следующим образом: «Российские устремления имеют форму претензий на территориальное переустройство в Европе, а также гегемонии на большей части постсоветского пространства, которая поддерживается действиями на Украине (и не только)» Allison 2017, 542.. Такая оценка является типичной: существует общая тенденция, усилившаяся после 2014 г., ^{Но неограниченная этими временными рамками. См. например, известное исследование за} 2009 г.: Borgen 2009. рассматривать действия России как направленные на пересмотр существующего материального, правового и нормативного миропорядка, построенного странами Евро-Атлантического региона (далее - Запад) Истомин И.А. Россия Как Держава Статус-Кво // Россия в Глобальной Политике. 29 января 2020. по окончании холодной войны.

Известный американский политолог Д. Йост писал: «Россия отстаивает ревизионистский подход к международному праву, построенному на принципах устава ООН. Действия России подорвали доверие к давним устоям международного порядка и разрушили западное видение кооперационной безопасности в Евро-Атлантическом регионе» Yost 2015, 506.. Более того, политолог и историк У. Мид связывает политику страны с общим трендом «подъёма ревизионистских держав» Walter Russell Mead, "The Return Of Geopolitics: The Revenge of the Revisionist Powers," Foreign Affairs, May/June 2014, accessed November 12, 2020. Тем не менее по прошествии пяти лет никакой рукотворной ревизии устоев мирного сосуществования государств, «экспансии России в Евразии и Европе» не случилось. Складывается впечатление, что такие исследования свидетельствуют об одномерном характере экспертных оценок действий России.

В статье автор обращает внимание на парадокс, связанный с «ревизионистской» политикой России: имея своего рода chip on the shoulder, толкающий её к ревизии миропорядка, Россия использует сходный с Западом язык оправдания своих внешнеполитических шагов. Такую модель поведения автор называет «игрой в интерпретацию». Примером того, как Россия вовлечена в игру в интерпретацию с Западом в сложившемся постбиполярном мире, служит стратегия по присвоению Россией дискурса гуманитарного интервенционализма, ставшего важнейшей коммуникативной частью стратегического поведения государств Евро-Атлантики по окончании холодной войны Finnemore 1996; 2003.. На примере анализа российского дискурса во время участия страны в пятидневной войне (2008) автор рассмотрит, как российское внешнеполитическое руководство воспроизводит нарративные модели, к которым прибегали западные страны во время войны в Косове (1999). Автор также сознательно анализирует события 2008 г., не касаясь вопроса современного состояния нормы гуманитарных интервенций, хотя на этот счет также сложился консенсус о её объективном упадке Grono 2006; Kuperman 2013; Badescu, Bergholm 2009; Nuruzzaman 2013..

Иллюстрация логики игры в интерпретацию на примере нормы гуманитарных интервенций неслучайна. Зачастую в научной литературе гуманитарный интервенционализм описывается как присущий государствам Евро-Атлантического региона Bellamy 2010; 2008; Bellamy, Williams 2011; Chandler 2003; 2010; Hobson 2016; Cunliffe 2017; Etzioni 2006; Luck 2011., а Россия - как игрок, высказывающий либо существенную долю скепсиса по отношению к его использованию Quinton-Brown 2013.

2 См., например, высказывание В.В. Путина в начале своего президентства: «Холодная война осталась в прошлом, но и по сей день приходится преодолевать ее тяжелые последствия. Это - и попытки ущемления суверенных прав государств под видом «гуманитарных» операций или, как модно сейчас говорить, "гуманитарных" интервенций». (Послание Федеральному Собранию Российской Федерации // Президент России.

3 Khudaykulova 2017, 69. См. также: Paris 2014; Welsh 2011.

4 Zдhringer 2013; Welsh 2012; Welsh 2013; Thakur, Weiss 2009; Acharya 2013; Glanville 2016; Stefan 2017.

5 Finnemore, Sikkink 1998.

6 Ibid. 1998, 895.

7 Tannenwald 1 999.

8 Weldes 2001.

9 Zimmermann 2016; Acharya 2004.

10 Если за такой момент выбрать 2011 г., год военной операции НАТО в Ливии, где впервые и открыто провозглашался принцип R2P без согласия на то официально признанного правительства. См. подробнее: Bellamy, Williams 2011,847. См. также: Luck 2011; Dunne, Gifkins 2011; Bellamy, Williams 2011; Williams, Bellamy 2012; Jones 2011; Glanville 2011; Morris 2013; Tang Abomo 2019., либо напрямую противостоящий применению данной нормы². Российская оппозиция построена на непринятии того факта, что часто под императивом гуманитарной интервенции скрывается простое продвижение геополитических интересов стран Запада: «Вмешательство по гуманитарным причинам перешло в итоге в войну до победного конца против режима С. Милошевича. Геополитические интересы НАТО и прежде всего США оказались в этом конфликте первостепенными»³..

Ключевым теоретическим инструментом анализа коммуникативной роли гуманитарного интервенционализма служит концепт нормы⁴. Норма, сформулированная в теории международных отношений как аналитический инструмент и самостоятельный концепт М. Финнемор и К. Сиккинг⁵, имеет довольно широкую природу: помимо описания «жизненного цикла» норм⁶, существуют исследования, посвященные влиянию распространения норм на лиц, принимающих решения⁷, на общество⁸, а также процессу адаптации и локализации норм с учетом национальных особенностей⁹. В контексте предмета анализа важно оговорить и ограничения отмеченной теоретической рамки. В частности, неясно, может ли крупное государство прибегать к той или иной норме до момента достижения наибольшей популярности нормы¹⁰, ведь исследователи зачастую описывают логику принятия норм до их популярности малыми странами и негосударственными акторами Kaufmann, Pape 1999; Ingebritsen 2002; Bilder et al. 1997; Keck, Sikkink 1998; Price 1998.

12 Ruggie 1998, 876.

13 Pouliot 2008.. Также имеется методологическое ограничение: как справедливо заметил Дж. Рагги¹², авторам не удается показать процесс «социального конструирования норм при помощи анализа категориального аппарата идентичности общества», то есть на примере совмещения количественного и качественного дискурс-анализа. Встраивая работу в общий контекст исследовательских дискуссий о роли норм в международной политике, автор по-своему отвечает на поставленные выше вопросы. С одной стороны, Россия, присваивая себе дискурс гуманитарного интервенционализма и интерпретируя его нарративные модели в 2008 г., сделала это далеко не в момент пика популярности нормы, особенно на фоне постоянной критики действий США по отношению к бомбардировкам НАТО Косово (1999)¹³. С другой стороны, анализ дискурсов России и Запада построен на комбинировании качественного и количественного дискурс-анализа.

Структурно статья будет выстраиваться в следующем порядке. Вначале мы рассмотрим блок текстов, в которых рассматривается норма гуманитарных интервенций, ставшая важным элементом стратегического поведения государств Евро-Атлантики, посмотрим, почему в этих работах Россия рассматривается как «исключенный» игрок. Во-вторых, мы более подробно остановимся на имидже России как ревизионистской державы. В-третьих, мы детально рассмотрим методологию исследования, её особенности и ограничения. Наконец, в-четвертых, мы проанализируем дискурс Запада во время войны в Косове (1999) и дискурс России во время пятидневной войны (2008).

Рефлексия нормы гуманитарной интервенции различными игроками: каково место России?

Исследования нормы гуманитарного вмешательства В статье мы используем «гуманитарное вмешательство», «гуманитарный интервенционализм», «гуманитарная интервенция» как синонимы. строятся из допущения, что государства стали руководствоваться этическими принципами в мировой политике, во многом дистанцируясь от уходящих в прошлое «реалистских» принципов Booth et al. 2001; Smith, Light 2001. и постепенно приближаясь к осознанию необходимости проведения интервенций для предотвращения тяжелых гуманитарных последствий внутриполитических конфликтов в мире. Однако не существует консенсуса, когда вмешательство вопреки воле суверенного государства стало восприниматься международным сообществом в качестве нормы внешнеполитического поведения Chandler 2003, 298..

Сторонники условно первого подхода указывают на постепенный прогресс международного сообщества в сторону следования идеалам этической внешней политики, заложенным Всеобщей декларацией прав человека (1948) и Конвенцией о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1951) Ignatieff 1999; Corell 1997; Mills 1998.. Вскоре после создания международных институтов ООН функцию продвижения этических норм в мировой политике взяли на себя влиятельные неправительственные организации Posner 1997; Burgerman 1998.. В условиях жесткого идеологического противостояния холодной войны такие организации сосредотачивали свою деятельность на фиксировании нарушений прав человека со стороны иностранных правительств Mutua 1996, 622..

Сторонники условно второго подхода полагают, что по окончании холодной войны в мировой политике произошли системные изменения: трансформации подверглись не только институты, влияющие на межгосударственные связи, но и язык политики. Причиной вышеуказанных событий является тенденция к частичному Krasner 2001. размыванию в 1990-х гг. «вестфальского суверенитета» Krasner 1999, 4., росту внимания к правам индивидов. Эти новые реалии вылились в дискуссии об антропологиза- ции конфликта, то есть уделении особого внимания международного сообщества безопасности некомбатантов во внутригосударственном военном конфликте Weiss 1999; Kaldor 2013; Jackson 1993..

Несмотря на разные трактовки истоков развития нормы ответственности международного сообщества за действия национальных правительств, большинство придерживается мнения, что именно в 1990-е гг. всё большее число акторов стало поддерживать гуманитарный интервенционализм Orford 2003.. Также разделяется консенсус, что первый случай реализации такой нормы в качестве разделяемой государствами Евро-Атлантического региона стала война в Косове (1999): «После интервенции Организации Североатлантического договора (НАТО) в Косово в 1999 г. гуманитарная интервенция, возможно, стала нормой международного общества» Bulley 2010, 443..

Также ассоциация сложившейся нормы с Западом в литературе происходит за счет довольно четкого выделения клуба «несогласных» с ней Вообще разделение государств по признаку принятия/непринятия широко разделяемых норм характерно для конструктивистской литературы. Так, Т. Хопф утверждает, что пространство (широко) разделяемых норм (в его научном аппарате: гегемонистская идеология) способно включать / исключать государства (см. подробнее: Allan et al. 2018, 11). О логике бинарных противоречий Субъекта нормативной гегемонии (идеологии, норм, коллективной идентичности) и фигуры Другого писали А. Вендт и многие другие теоретики в области МО. См. подробнее: Wendt 1999, 224-30; Neumann 2008a; 2008b; Neumann, Pouliot 2011.. Закрепление данной нормы в виде принципа «ответственности по защите» (R2P) в международных документах сопровождалось дискуссиями в стенах ООН, в результате которых государства Азии и арабского мира не поддержали её в качестве готовящейся резолюции Генеральной ассамблеи Bellamy 2008, 615-16., а после её принятия (2005) и одобрения Советом Безопасности ООН (2006) не раз утверждалось, что принцип R2P легитимирует военное вмешательство потенциально без надобности санкции ООН Bannon 2006.. С. Стедмэн (советник К. Аннана) писал, что в результате одобрения резолюции Всемирного саммита ООН родилась «новая норма для легализации гуманитарной интервенции» Stedman 2007, 938.. Подобный императив критиковался странами не- Запада по целому ряду направлений. П. Браун Quinton-Brown 2013. выделяет несколько ключевых аргументов, которые использовали страны не-Запада для критики сложившегося принципа.

Во-первых, представители разных стран утверждали, что принцип R2P может быть использован крупными державами, прежде всего США, для реализации своих узких интересов: «Мы все знаем, что даже после 2005 г. предпринимались попытки нечестно использовать принцип «ответственности по защите», в том числе на самом высоком уровне в международном сообществе» "A/63/PV.99," United Nations (UNDOCS), accessed November 13, 2020, https://undocs.orgM/63/PV.99.. Во-вторых, критики принципа заявляли, что его идейные основания идут вразрез традиционной концепции суверенитета (либо в более «радикальном ключе» понимания суверенитета как права в том числе на неограниченное насилие, либо в «умеренном ключе» как независимости в международных делах). В этом смысле часто подчеркивалось, что принцип R2P, должен исполняться, прежде всего, самими национальными государствами по отношению к своему населению "S/PV.6650," United Nations (UN DOCS), accessed November 13, 2020, https://undocs.org/SZPV.6650; "S/PV.5781," United Nations (UNDOCS), accessed November 13, 2020, https://undocs.org/en/S/PV.5781.. В-третьих, страны не-Запада часто говорили о недопустимости злоупотребления военной силой для разрешения внутригосударственных, «сложных» конфликтов ввиду того, что это влечет за собой риск преумножения жертв. Так, выступая в стенах ООН, представитель Катара обратил внимание, что «применение универсального решения проблемы защиты гражданских лиц в вооруженном конфликте ведет к риску, скорее, увеличить, чем уменьшить число жертв среди гражданского населения» "S/PV.5476," United Nations (UNDOCS), accessed November 13, 2020, https://undocs.Org/en/S/PV.5476.. Наконец, в-четвертых, в своей критике страны не-Запада часто прибегали к «колониальному» дискурсу, говоря, что Запад использует R2P в качестве скрытного продолжения политики колониализма. В разное время об этом говорили представители Кубы, Венесуэлы, Пакистана ^{Quinton-Brown 2013, 272.}.

Логика ревизионизма и игры в интерпретацию в российском стратегическом поведении

Российскую политику часто описывают как ревизионистскую. Отмечается, что Россия, ограничившись различными формами диалоговых форматов, слабо встроена в западные институты. Вразрез российским интересам происходили расширения НАТО и Европейского союза, организовывались «цветные революции», совершались агрессии против Косово (1999), Ирака (2003), Ливии (2011). Не раз указывалось, что в 2008 г., во время грузинской войны Bowker 2011; Mikhelidze 2009., и в 2014 г., во время украинского кризиса Allison 2014; Ivan Krastsev, "Russian Revisionism. Putin's Plan For Overturning the European Order," Foreign Affairs, March 3,2014. тaccessed November 12, 2020, Россия предприняла попытки пересмотреть общие правила игры, еще раз продемонстрировав стремление к полицентричному миру.

Например, в своей работе У. Мид описывает российский ревизионизм в контексте как классического реализма (борьба за сферы влияния), так и в рамках нормативного вызова странам коллективного Запада Walter Russell Mead, "The Return Of Geopolitics: The Revenge of the Revisionist Powers," Foreign Affairs, May/June 2014, accessed November 12, 2020. По мнению автора, российский ревизионизм движим отсутствием желания у страны к модернизации. Более умеренную позицию высказывает Р. Саква Sakwa 2015a; 2015b., называя российскую политику неоревизионисткой (совмещение черт приверженности статус-кво и элементов критики отдельных норм неолиберального мирового порядка, в частности, западных норм гуманитарных интервенций и цветных революций). Стратегию России во время пятидневной войны и украинского кризиса известный британский политолог Р. Аллисон также рассматривает как ревизионистскую, говоря о намеренном искажении Россией обычного международного права и права народов на самоопределение Allison 2017, 540.. Российский ревизионизм описывается в качестве стратегии, направленной на создание нового Евразийского государства в пределах СССР при помощи либо полной инкорпорации Украины Braun 2014, 38., либо пересмотра границ на постсоветском пространстве Gustav Gressel, "Russia Quiet Military Revolution and What It Means for Europe," European Council on Foreign Policy, October 2015. ccessed November 13, 2020, либо дальнейшего распространения своего влияния, в том числе включая военную силу, на остальные страны бывшего СССР: Прибалтику "Deterring Russian Aggression in the Baltic States Through Resilience and Resistance," RAND, accessed December 8, 2020, Казахстан, Молдову ^{Vladimir Socor, "Putin's Crimea Speech: A Manifesto of Greater-Russia Irredentism," Eurasian Daily Monitor, accessed November 13, 2020; Ben Farmer, "Putin Will Target the Baltic Next," The Telegraph, accessed November 13, 2020}. Довольно малочисленными остаются работы, доказывающие что мотивация российской политики прямо направлена на слом западного миропорядка: М. Гессен описывает Россию как «лидера антизападного мира» Masha Gessen, "Russia Is Remaking Itself as the Leader of the Anti-Western World," The Washington Post, accessed November 13, 2020, У. Спек - как архитектора «альтернативного мирового порядка» Ulrich Speck, "Russia's Challenge to the International Order," Carnegie Endowment for International Peace, accessed November 13, 2020,. Другие авторы смотрят на российскую политику как на проект создания альтернативной, построенной не на западных институтах архитектуры безопасности Stephen Blank, "Russia's Vladimir Putin Clearly Wants to Dominate All of Europe," The Washington Post, accessed November 13, 2020. Иногда в таких работах авторы оперируют в том числе и исследованиями российской идентичности (в частности, приводится аргументация о том, что «евразийская идентичность», а также подъем российского национализма формируют в России настроения ирре- дентизма и детерминируют российскую экспансионистскую внешнюю политику) Henry Hale, "Russian Nationalism and the Logic of the Kremlin's Actions on Ukraine," The Guardian, accessed November 13, 2020; Laruelle 2012; Ivan Netchepurenko, "How Nationalism Came to Dominate Russia's Political Mainstream," The Moscow Times, accessed November 13, 2020.

Ревизионизм предполагает не просто отрицание доминирующих норм, но и изобретение непохожих ни на что риторических формул и новых ценностных ориентаций Allan et al. 2018, 16.. Однако анализ риторики России во время пятидневной войны 2008 г. говорит о том, что в российском дискурсе успешно воспроизводятся нарративные модели, идентичные западному политическому дискурсу во время войны в Косове (1999). Этот феномен автор называет игрой в интерпретацию. Интерпретация в этом случае не является простым принципом взаимодействия субъектов в социальной среде

Прежде всего под игрой в интерпретацию автор подразумевает стратегию по присвоению вербальных практик, признанных успешными. Присвоение как феномен социальной жизни не раз подчеркивался и в литературе по международным отношениям. К. Уолц писал, что «если государство успешно в мировой политике, другие будут имитировать его поведение» Waltz 1979, 118. О стратегии имитации в реалистской парадигме см.: Brooks 1997.. Присвоение тем не менее никогда не может быть простым копированием поведенческих особенностей. Э. Адлер подчеркивал, что в любом повторении действий у актора социальных отношений остаётся место для вольного интерпретирования поведения Adler, Pouliot 2011,7. См. также Hopf 2018.. В. Пьюлё утверждает, что изменения, а не повторяемость формируют каждодневные социальные взаимодействия Ibid. 11. См. также: Doty 1997; Pouliot, Cornut 2015. ^{Rosencrance 1986, 160, 185, 186, 212-213, 215.}. Р. Розенкранц в этом контексте упоминает о «социальном познании» (social learning), являющимся основой социального взаимодействия и совмещающим в себе и присвоение, и интерпретацию¹¹ отдельных практик государств.

Как мы увидим далее, Россия успешно инкорпорировала западные нормы гуманитарного вмешательства, превратив их в самостоятельный внешнеполитический дискурс. Несмотря на то что во время уже непосредственного участия в военных конфликтах российским руководством будет воспроизводиться семантика схожих категорий «гуманитарной катастрофы», «геноцида», «репрессивного режима» (например, Саакашвили в 2008 г., Каддафи в 2011 г., «майданных властей» в 2014 г.), интерпретация таких норм будет своеобразной: в российском дискурсе сохранится апелляция к ООН как источнику международного права, хотя в западном дискурсе таким источником выступает широкий спектр международных договоров и деклараций. В частности, независимость Косово будет считаться как казус, не соответствующий международному праву¹. Также российский формат проведения военных операций часто будет называться миротворчеством, что редко встречается в западном дискурсе: например, в источниках НАТО военная активность блока называется просто «военными операциями» или «мерами по управлению конфликтами».

Во время пятидневной войны Россия прибегала к сходным нормативным установкам и императивам. Например, внешнеполитическое руководство страны говорило, что её участие в конфликте является необходимым, хотя и вынужденным. Российский истеблишмент не раз обвинял «режим Саакашвили» в проведении политики геноцида в отношении населения Южной Осетии и Абхазии. Эти меры описывались как продолжение систематичной репрессивной политики Тбилиси в отношении регионов начиная с 90-х гг. Фомин 2014. Allison 2009. Участие России в конфликте связывалось с необходимостью остановить развивающуюся «гуманитарную катастрофу» и «агрессию против мирных граждан Осетии и Абхазии» Tuathail 2008, 689., а также с необходимостью защитить русскоговорящее население регионов и российских граждан от преследований Тбилиси. В этом отношении примечательно, что репрессивные режимы сравниваются с фигурой А. Гитлера: западные страны не раз ставили в один ряд действия С. Милошевича с политикой геноцида гитлеровского вермахта, тогда как российский истеблишмент использовал сходные сравнения действий М. Саакашвили с действиями А. Гитлера Ibid., 697.. Безусловно, как было отмечено выше, российский внешнеполитический дискурс использовал интерпретированные нормы: подчеркнуто говорилось о соответствии действий России международному праву (что прослеживается гораздо реже в НАТО касательно, например, косовской войны) в рамках миротворческого мандата, а также использовались аргументы, что Россия придерживается принципа самообороны Allison 2009, 176..

Дизайн исследования

В работах конструктивистов, исследующих категориальный аппарат идентичности, доминируют два метода: дискурс-анализ В строго научном смысле слова, дискурс-анализ является не методом, а скорее совокупностью теоретических предпосылок и различных методик. Дискурс-анализ направлен на выявление составляющих идентичность языковых единиц, являющихся каждодневным операционным инструментом взаимоотношения социальных субъектов. Подход дискурс-анализа сосредоточен вокруг исследования «реальных» языковых практик, а также их индивидуальных особенностей (последовательность речи, повторяемость слов и богатство синонимичного ряда, риторические техники и проч.). С учётом целей данного исследования, важно отметить критический подход к дискурс-анализу и идее интертекстуальности: представители критического дискурс-анализа рассматривают язык как социальную практику. См. подробнее: Jorgensen, Phillips 2002; Gee 2013; van Dijk 2007; Fairclough 2013. и методики количественного подсчета и сопоставлений категорий идентичности. Важным методологическим компонентом работы, помимо указанных выше, является инструментарий семиотического анализа, ориентированного на изучение образов государств¹.

К каждому из отобранных текстов в источниковую базу (ИБ) применялась трехчастная модель исследования. Во-первых, был произведен первичный анализ текстов Фомин 2012; 2014; Leeuwen 2008; 1995.. После отбора репрезентативных, с точки зрения исследования дискурса, текстов последовал их разбор на предмет наличия ключевых, магистральных дискурсов. Например, для речи Лорда Дж. Робертсона, генерального секретаря НАТО (1999-2004), «Косово: спустя год военной операции НАТО» " 'Kosovo: One Year on' - Address by The Rt. Hon. Lord Robertson, Secretary General of NATO At The Club of Three Luncheon," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020, Каждое ключевое слово здесь и далее автор называет «категорией», обоснованием чего служит аргумент постструктуралистских исследований, что искомая языковая единица является категорией структурирования социальной реальности (van Dijk 2007). такими дискурсами стали: а) преступления режима С. Милошевича, б) причины военной операции НАТО в 1999 г. После определения ключевых дискурсов было подсчитано количество слов в текстах, выявлена общая сумма их употребления при помощи специального программного обеспечения Voyant Tools "Voyant Tools Online," accessed November 12, 2020. О применении данного ПО в социальных науках см.: Black 2016.. Далее автором осуществляется первичное кодирование искомых категорий каждого дискурса. Для наглядности приводится таблица, заполненная искомыми категориями дискурса операции НАТО из предложенной выше речи Дж. Робертсона, а также его же речи за месяц до этого: «Право, мораль и применение силы» Блок официальных стенограмм выступлений, пресс-конференций, обращений, интервью президентов РФ: В.В. Путина и Д.А. Медведева. Источники формировались с сайта Президент России (Выступления, встречи // Президент России; блок официальных стенограмм выступлений, пресс-конференций, обращений, интервью Министра иностранных дел РФ С.В. Лаврова. Источники формировались с сайта МИД России (Речи Министра иностранных дел России // МИД России.; блок официальных стенограмм выступлений, пресс-конференции, сессий вопрос-ответ официальных представителей НАТО. Источники формировались из архива НАТО (до 2008) ("NATO Archive, E-library," News Room Archive (pre 2008), accessed April 22, 2020; блока официальных стенограмм выступлений, пресс-конференций, сессий вопрос-ответ официальных представителей Государственного департамента США. Источники формировались из архивов сайтов американских президентов: У.Дж. Клинтона: "US Department of State (1997-2001)," accessed April 22, 2020; Дж.У. Буша: "US Department of State (2001-2009)," accessed April 22, 2020; Б.Х. Обамы: "US Department of State (2009-2017)," accessed April 22, 2020 (Таблица 1).

Таблица 1. Первичное кодирование искомых категорий

Источник: составлено автором на основании работы в ПО Voyant Tools.

Рисунок 1. Пример выявления контекстуального употребления искомой категории

Таблица представляет собой простую модель действия, у которого имеется объект, субъект и языковые единицы, так или иначе описывающее действие. Числа, указанные в скобках, показывают количество употреблений тех или иных категорий. Каждое употребление проверяется двухфакторным способом: грубый подсчет словосочетания, а затем контекстуальная верификация. Например, всего в текстах слово «кризис» употребляется 10 раз, европ* " 'Law, Morality and the Use of Force' - Speech by Lord Robertson, NATO Secretary General, at the Institut de Relations Internationales et Stratgiques (IRIS) in Paris," News Room Archive (pre 2008), accessed 12/11/2020 Символ * означает, что в слове заложены все возможные склонения и спряжения. - 15. Из этого числа словосочетание «европейский кризис» употребляется дважды. Контекстуальная верификация позволяет установить, действительно ли «европейский кризис» употребляется в контексте Косово (Рисунок 1).

Во-вторых, после первичного подсчета данных составляется общая корреляционная связь искомых категорий для вторичной верификации устойчивости выявленного на первом этапе дискурса. Прочность связи проверяется автоматическим составлением «смысловой сети» или составлением графика динамики употребления категорий во времени. Важно отметить, с точки зрения принципа работы ПО, в графике наложение кривых или столбчатых диаграмм свидетельствует о контекстуальной корреляции искомых категорий в предложении в подобранном тексте, если это подтверждает контекстуальная верификация.

Наконец, в-третьих, количественная верификация устойчивости употребления ключевых категорий в рамках искомого дискурса позволяет перейти непосредственно к критическому дискурс-анализу (КДА). Наиболее подходящей методикой КДА в рамках проводимого анализа является анализ вербальных стратегий репрезентации образов, описанной исследователем Т. Ван Левином¹. Она представляет собой список наиболее часто встречающихся описательных единиц, формирующих « образ» искомой категории Leeuwen 2008; 1995. ^{Ранее это применялось в исследованиях отечественного автора, результаты которого частично будут совпадать с дан-ным исследованием: Фомин 2014.}. «Образ» искомой категории, например, образ Косово в западном дискурсе, образ Южной Осетии, русскоязычного населения и др. в российском, сужает исследовательское поле, превращает КДА в конкретный и прозрачный инструмент анализа поведения государства в конфликте, а также даёт возможность сравнить дискурсы разных объектов в том или ином конфликте.

Россия и игра в интерпретацию

В рамках исследования первой «корзины» источников было агрегировано 216 Наибольшее число источников. Диктуется необходимостью исследовать продолжительный период истории: 1998-2008 гг. документов стенограмм выступлений, интервью и пресс-подходов официальных лиц НАТО и Государственного департамента США. После первичного анализа документов ключевыми дискурсами оказались: а) причины операции НАТО в Югославии (2) б) вопрос независимости Косово. Самыми употребляемыми словами оказались «НАТО» (1992 упоминания), «Косово» (1556 упоминания), «Безопасность» (1142 упоминания), «Европа (1022 упоминания), «Население» (833 упоминания) «Россия» (706 упоминаний) и т.д. Первичное кодирование искомых категорий в рамках дискурсов операции НАТО против Югославии, а также признания независимости Косово рядом европейских стран суммировано в Таблице 2.

Таблица 2. Первичное кодирование искомых категорий

1. «важный документ (19)», «единственный возможный вариант (4)», «долгий путь к (3)», «обдуманное решение о (2)», «борьба за (3)»

2. Ключевые слова «вторжение», «агрессия» встречаются 45 раз, все - по поводу операции России по принуждению Грузии к миру.

3. Встречается в текстах как официальных представителей НАТО, так и США. Логично предположить, что речь идет о собирательной категории западной идентичности.

Источник: составлено автором на основании работы в ПО Voyant Tools.

Если представить эволюцию дискурса о вооруженном вмешательстве НАТО в Югославию, а также о признании независимости Косово хронологически (1998-2008), то заметны некоторые тенденции. Относительно динамики дискурса «преступлений против человечности» анализ показывает, что данная категория идентичности Запада появляется в 1999 г.: подавляющее число упоминаний приходится на период 1999 и 2000 гг. В 1998 г. категория «преступлений против человечности» и «этнических чисток» встречается 1 раз в речи генерального секретаря НАТО Х. Солана в 1998 г. в Вене " 'Confronting the Security Challenges of the New NATO' - Keynote Address by Dr. Javier Solana, NATO Secretary General at the XVth NATO Workshop, Vienna," News Room Archive (pre 2008), accessed 12,11,2020.. Подавляющее большинство таких упоминаний (94) в 1999 г. объясняет начало вооруженной интервенции.

Начиная с 1999 г. и вплоть до 2008 г., когда дискуссия на Западе перешла к рефлексии факта признания независимости Косово, гуманитарные цели операции оправдывались военными преступлениями, совершенными кабинетом С. Милошевича. Что касается дискурса «мы не могли не вмешаться», прослеживается та же динамика. Все объяснительные категории приходятся на 1999 г. В 1998 и 2008 гг., что удивительно, тема альтернативности, распутья в западном дискурсе относится и к России: в 1998 г. конструкция «we had/ (no)/ choice» относится к формулировке: «Мы отвергли развилку: либо расширение НАТО, либо хорошие отношения с Россией» "Speech by Secretary General Javier Solana at the Polish Parliament, Warsaw," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020, https://www.nato.int/docu/speech/1998/s980122a.htm., а в 2008 г.: «Если мы потеряем нынешнюю возможность обеспечить будущее России и связать его с Западом, мы можем заплатить большую цену в будущем. Поэтому у нас нет иного выбора, кроме как продолжать взаимодействовать с Россией» "Secretary Rice Addresses U.S.-Russia Relations At The German Marshall Fund," US Department of State (2001-2009), accessed November 12, 2020, https://www.nato.int/docu/speech/1998/s980122a.htm..

Парадоксальной выглядит динамика дискурса Запада в отношении признания независимости Косова (динамика представлена на Рисунке 3). Несмотря на то, что декларация независимости описывалась как ознаменовавшая «исторический момент» Например: "Remarks with Kosovo President Fatmir Sejdiu and Kosovo Prime Minister Hashim Thaci," US Department of State (2001-2009), accessed November 12, 2020, https://2001-2009.state.gov/secretary/rm/2008/07/107225.htm. «необратимого» Например: "The Balkans After the Independence of Kosovo and on the Eve of NATO Enlargement" US State Department, accessed November 12, 2020, https://2001-2009.state.gov/p/eur/rls/rm/102136.htm. движения населения Косово к свободе и независимости, до 2008 г. идея независимости Косово никак не фигурировала в официальных документах. Более того, официальные представители НАТО, Государственного департамента США не раз высказывались о том, что Косово необходимо дать автономию, но никак не признать его независимость: «В Косово наша задача отличается в одном очевидном отношении: мы приостановили полномочия Белграда как управляющего органа над этим краем. Но это не значит, что мы поддерживаем независимость Косово» Например: "Strobe Talbott, Aspen Institute, Aspen, Colorado ('The Balkan Question and the European Answer')," US State Department (1997-2001), accessed November 12, 2020. Во многом, упоминание независимости Косова до 2008 г. связано с опровержением стремления Запада поддержать сепаратизм на Балканах.

Рисунок 2. Динамика дискурса независимости косово dynamics of the discourse of kosovo's independence

Источник: демонстрация работы автора в ПО Voyant Tools.

Рисунок 3. «Смысловая сеть» категории «косово» the semantic web of the "kosovo" category

«Смысловая сеть» ключевых категорий, с которыми коррелирует слово «Косово» выглядит следующим образом:

«Смысловая сеть» формируется на основании автоматического анализа наиболее частотной корреляции искомого слова (в нашем случае, «Косово»). Толщина линии зависит от количества прямых корреляций (чем толще, тем прочнее корреляция). Цвет категорий варьируется от способа осуществления поискового запроса: желтые категории высвечиваются автоматически, синие - выявляются ручным способом. В рамках интерпретации «смысловой сети» категории «Косово» можно установить, что Запад активно говорит о кризисе Косово как о случае этнических чисток и проявлении ненависти по этническому признаку, осуществляемых в рамках государственной политики Белграда: десятки тысяч албанцев подвергнуты репрессивной политике и вынуждены бежать из мест своего постоянного проживания. Кризис в Косово рассматривается не только как пример вынужденного реагирования военного блока НАТО, но и как проверка альянса на способность урегулировать кризисные ситуации (crisis management): «Мы открыли нашу организацию для новых членов. Мы построили новые отношения доверия и сотрудничества с Россией. Мы взяли на себя ответственность по проведению крупной операции по урегулированию конфликта на Балканах» " 'NATO and the Challenges of Security in the Euro-Atlantic area' - Speech by the NATO Secretary General in Austria, Vienna,"

News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020,. Важной частью смыслового наполнения дискурса Запада о Косово остаётся Россия. Было установлено, что ключевыми корреляционными словами с категорией «Россия» являются: «отношения» (62), «новые» (33), «партнерство» (28), «безопасность» (24). Можно сделать вывод, что Россия практически всегда (за исключением 2008 г., когда в документах стали обсуждаться действия России в отношении Грузии) описывается в позитивном ключе.

Количественный анализ, проделанный в отношении ИБ по тематике Косово, даёт возможность перейти к дискурс-анализу. Что касается образа Косово, изучение официальных источников, в которых упоминается «Косово», четко показывает наличие двух магистральных образов: население (объект гонений сербских властей Здесь и далее черты образа проиллюстрированы отдельными примерами: "J.D. Bindenagel (Remarks to Ebert Foundation seminar on the German Foundation)," US Department (1997-2001), accessed November 12, 2020,

2 "Press Conference given by the NATO Secretary General, Mr Javier Solana, and the British Prime Minister, Mr Tony Blair," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

3 "Address by His Excellency Jerzy Buzek Prime Minister of the Republic of Poland, at the NAC Meeting and NATO's Flag Raising Ceremony," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

4 " 'Lessons learned from Bosnia' - Speech by Dr. Javier Solana, NATO Secretary General, at The Instituto De Defesa Nacional, Portugal," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

5 "Harold Hongju Koh, David Scheffer, and James F. Dobbins, Press Briefing on the State Department's Report, 'Ethnic Cleansing In Kosovo: An Accounting'," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

6 "Press Conference by Jamie Shea and the Albanian Prime Minister, Mr. Majko," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

7 "Speech by the Secretary General in the Bulgarian Parliament Building, Sofia, Bulgaria," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

8 "C-SPAN Interview on Kosovo," US Department of State (2001-2009), accessed November 12, 2020

9 " 'A European Security and Defence Identity within NATO' - Remarks by Mr Javier Solana, Secretary-General of NATO, at the NATO-WEU Colloquy on 'The European Security and Defence Identity' in Madrid, Spain," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

10 "Speech by the Secretary General at the Annual Session of the NATO Parliamentary Assembly, Amsterdam," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020, ; беженцы²; платит цену за преступления сербского режима³; подвергается репрессиям⁴, геноциду⁵, военным преступлениям⁶, этническим чисткам⁷ со стороны режима Милошевича; ведет себя мирно⁸) албанского происхождения и сам край Косово (место, где разворачивается кризис⁹ европейской архитектуры безопасности¹⁰, место воздушной операции НАТО "Remarks by Lord Robertson, NATO Secretary General, at the press conference to mark the first anniversary of the Kosovo air campaign," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

12 " 'Crisis Management: A New Role for NATO' - Speech by the Secretary General at the Marshall Center, Garmisch," News Room Archive (pre 2008), accessed November 12, 2020

13 "Current Situation in Kosovo," US Department of State, accessed November 12, 2020,

14 "U.S. Recognizes Kosovo as Independent State," US Department of State, accessed November 12, 2020

15 "Kosovo: The Balkans' Moment of Truth?" US Department of State, accessed November 12, 2020

16 "The Balkans After the Independence of Kosovo and on the Eve of NATO Enlargement," US Department of State, accessed November 12, 2020, успешный пример управления кризисом¹², объявил о независимости¹³, которую Запад приветствует¹⁴ и признаёт (что было трудным решением¹⁵)).

Каждому образу присущ четкий набор действий, который практически не пересекается. Цельный образ Косово распадается на два параллельных: образ населения, подвергающегося карательным действиям режима в Белграде, а также образ места, в котором разворачивается европейский кризис безопасности, преодоленный успешными действиями НАТО. Примечательно, что практически до 2008 г. народ Косово не является действующим лицом: он остается пассивным адресатом репрессивной политики сербов. С 2008 г. возникает образ активного гражданина Косово, стремящегося к независимости, выстраиванию демократических институтов и свободе¹⁶.

В рамках исследования российского дискурса военных действий в отношении Грузии, а также независимости Южной Осетии и Абхазии было проанализировано 53 официальных документа стенограмм выступлений, пресс-конференций, интервью министра иностранных дел РФ С.В. Лаврова, а также президента РФ

Д.А. Медведева (2008-2012). В ходе первичного анализа выбранных текстов установлено два магистральных дискурса: а) причины операции России по принуждению Грузии к миру (2), б) независимость Южной Осетии и Абхазии. Наиболее часто встречающимися словами в ИБ являются: «России» (363), «Южной Осетии» (306), «безопасности» (249), «Грузия» (201), «Абхазия» (182), «государство» (182). Первичное кодирование искомых категорий в рамках дискурсов операции России по принуждению Грузии к миру, а также признания независимости Южной Осетии и Абхазии суммировано в Таблице 3.

В отличие от анализа западного дискурса в отношении военной операции НАТО и независимости Косово, где ИБ формировалась за период 1998-2008 гг., источники, аккумулированные автором в рамках исследования дискурса России,

Таблица 3. Первичное кодирование искомых категорий

Источник: составлено автором на основании работы в ПО Voyant Tools.

Ограничиваются более узким кругом (2008-2012), ввиду чего проверка временной динамики российского дискурса не показала существенных изменений: на протяжении четырех лет не теряют своей актуальности выражения «агрессор», «режим Саакашвили», «агрессия», «миротворец», «вынуждены (признать независимость) действовать». Так, в самом начале военной операции президент России говорил: «Тем не менее после агрессии и геноцида, которые были развязаны режимом Саакашвили, ситуация изменилась»¹. Спустя три года, давая интервью радиостанции «Эхо Москвы», большую часть радио-эфирного времени которого было посвящено ситуации в Ливии, Д.А. Медведев заявил: «Целью этой операции не был захват Тбилиси или какого-то города. Нужно было просто остановить агрессию, которую развязал Саакашвили» Интервью телеканалу Би би си // Президент России. ^{У России не было цели свергнуть режим Саакашвили // Президент Р}оссии.. Это свидетельствует о последовательной, системной аргументации своих действий, выстроенной российской стороной с самого начала августовского кризиса. Также важный фактор в устойчивом распространении по времени схожих языковых приемов объясняется коротким временным промежутком между началом вооруженного конфликта (7 августа) и признанием независимости обеих республик (26 августа), ввиду чего не возникло, как в случае с ИБ по Косово, взрывного роста в частотности употреблений категории «независимость». Тем не менее представляется обоснованным, с научной точки зрения, проследить динамику параллельного употребления выявленных в первичном кодировании категорий, для обоснования системности выдвигаемых российской стороной аргументов, а также того, коррелируют ли выявленные категории в каждом из исследуемых документов.