Концептуальная карта Европы Стейна Роккана развертывание в пространстве и времени Михаил Ильин

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

Концептуальная карта Европы Стейна Роккана развертывание в пространстве и времени Михаил Ильин

Анна Барсукова, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия Институт научной информации по общественным наукам РАН, Москва, Россия

Резюме

Концептуальная карта Европы, разработанная Стейном Рокканом в 1970-х годах, стала признанным достижением политологии и социальных наук своего времени. В то же время её потенциал и действенность остаются востребованными как в исследованиях, так и в прикладной политологии. Отправной точкой создания концептуальной карты являются, безусловно, теоретические наработки геохронополитических исследований в той версии и конфигурации, которые были зафиксированы самим Стейном Рокканом. В разработанную им концептуальную карту вошли понятия политических, социальных и пространственных размежеваний, территориальность как синоним географической или социальной принадлежности, а также концепция центро-периферийной полярности. В статье рассматриваются заложенные самим Рокканом ограничения познавательного использования карты, а также её контекстуальные ограничения на конец 1970-х годов - эпоху кардинальных изменений в европейской и мировой политике. Однако ограничения зачастую превращаются в теоретическую базу, расширяя когнитивные горизонты и глубины начатого Рокканом, но так и не законченного им концептуального картирования. В статье рассматривается развёртывание карты от 1970-х годов к нынешнему моменту с одновременным расширением её пространственного охвата.

Предпринято расширение временных и пространственных горизонтов. При опоре на расширенный диапазон картирования в статье отражена возможность хотя бы контурных проекций в настоящее и будущее. В этом контексте выделяется часто недоооцениваемая значимость Балто-Понтийского междуморья, способного выступать связующей скрепой двойной сверхцивилизации Европы и Евразии. Авторы заключают, что в современных условиях концептуальное картирование становится инструментом не просто описания, но и проектирования и практической организации пространства.

Ключевые слова: концептуальная карта; пояс городов; лимитроф; центр-периферийная полярность; европейская интеграция; балто-черноморская система; междуморье

Концептуальная карта Европы стала, пожалуй, самым важным достижением выдающегося компаративиста Стейна Роккана. Он создал этот труд своей жизни в 1970-х годах. С тех пор исторические и политические условия существенно изменились. Теперь, спустя четыре с лишним десятилетия, настала пора вновь критически взглянуть на замечательное создание Роккана, оценить его интеллектуальную значимость и функциональную релевантность в нынешних условиях. Эта задача важна ещё и потому, что предложенная норвежским компаративистом методология концептуального картирования не только сохраняет исследовательскую актуальность, но и требует дальнейшего развития и совершенствования.

Подступиться к этой задаче следует с учётом того, что сама по себе концептуальная карта представляет собой эмпирически проверенную модель развития Западной Европы со времён Великого переселения народов до 1970-х годов с чёткими временными и пространственными параметрами и ограничениями. Последние составляли важное условие методологической чёткости модели, были надёжными основаниями её эмпирической проверки. Тем самым требуется, с одной стороны, «открыть» закрытую систему роккановского концептуального картирования, а с другой - сохранить и по возможности усовершенствовать её структурные параметры, но уже для открытой глобализации Европы. То есть превратить закрытую модель в открытую.

Как это сделать? Первый и самый простой шаг - хотя бы путём её перемещения в нынешние политические и научные контексты. Возможно использовать и иные, ещё не испытанные, альтернативные контексты. Например - прошлые или контрфактические и даже футуристические, прогнозные. Это позволило бы перейти от предзаданного аддитивного накопления знаний к его нетривиальному приращению. Конечно, подобная программа слишком масштабна для отдельной статьи. Ограничимся в силу этого хотя бы тремя способами открытия концептуальной карты Европы: во времени, в пространстве, а также в её когнитивной глубине.

Отправной точкой открытия концептуальной карты выступают её версии и конфигурации, зафиксированные самим Стейном Рокканом. Затем разумно рассмотреть заложенные им ограничения познавательного использования карты, а также её контекстуальные ограничения на конец 1970-х годов. Следующим шагом станет рассмотрение когнитивных горизонтов и глубины начатого Рокканом, но так и не законченного им концептуального картирования. За этим последует развёртывание карты от 1970-х годов к нынешнему моменту с одновременным расширением её пространственного охвата. Далее будет предпринято расширение временных и пространственных горизонтов в глубины прошлого. Наконец, при опоре на расширенный диапазон картирования появится возможность хотя бы контурных проекций в будущее.

Предварить всё это потребуется краткой характеристикой творческой личности Стейна Роккана, его научных склонностей и методологических пристрастий (см. также [Жукова, Миронюк 2006]).

«В научном сообществе норвежского учёного Стейна Роккана помнят как космополита с периферии» - так начинают статью о своём друге и коллеге Эрик Аллардт и Генри Вален [Allardt, Valen1981: 11; Аллардт, Вален 2006: 16]. Действительно, исследователь родился на тройной европейской периферии - на арктических Лофотенских островах, примыкающих к удалённой, северной части Норвегии, которая сама находится на краю Европы. Тем не менее уже в университетские годы он включился в международные обмены, познакомился с выдающимися учёными мирового уровня, присоединился к команде большого международного проекта ЮНЕСКО по оценке демократии и уже в качестве его секретаря вёл переписку с мировыми интеллектуальными и политическими лидерами. Он практически ощутил контрапункт центров и периферий, сделав его стержнем всей своей научной деятельности. Уже вдогонку к концептуальной карте и в её развитие Роккан возглавил большой проект по центр-периферийной полярности в Европе, оставшийся незавершённым из-за смерти учёного в 1979 году.

По своему исследовательскому темпераменту и методологическим установкам Роккан «никогда не измышлял теории, а строил проверяемые модели». Конструированию унифицированных схем Роккан предпочитал «исследование различий» [Rokkan 1973: 73; Роккан 2006: 204]. Электоральные исследования, изучение соревнования партий, систематизация возникавших союзов и противостояний элит привели к «одной из наиболее обсуждаемых находок в изучении европейских политических партий» [Allardt, Valen1981: 28; Аллардт, Вален 2006: 34] - созданию концепции расслаиваний, или размежеваний (англ. cleavage,фр. clivage),то есть установления диспозиций и идентичностей людей на основе основополагающих различий. Первично подобные установления намечаются в ходе острых конфликтов и даже революций, затем они прагматизуются и рационализуются. Постепенное «замерзание» (англ. freezing)возникающих диспозиций и структур предпочтений позволило создать стабильные партийные системы как инфраструктуру современного политического соперничества и сотрудничества.

Это понятие норвежец Стейн Роккан внёс в социальные науки в соавторстве с ещё одним выдающимся учёным XX века, американцем Сеймуром Мартином Липсетом (Lipset, Rokkan1967). Они использовали слово «кливаж» (англ. cleavage, фр. clivage) для концептуализации весьма далёких от первоначальных явлений и смыслов. Первоначальную идею расщепления, раздвоения они адаптировали для того, чтобы представить связь между мощными сдвигами западноевропейской модернизации на протяжении XV-XX веков и их конкретными результатами в политике. В частности, они показали, что четыре мощные социальные революции, попутно вызвавшие острейшее противоборство вплоть до религиозных и гражданских войн, способствовали возникновению ключевых концептуальных различий между светским-духовным (государство-церковь), центром-периферией, городом-деревней, собственниками- трудящимися. Эти различения после «остывания» (freezingthesis)конфликтов стали инструментально использоваться для институционализации политического состязания и конструирования партийных систем и процессов [Lipset, Rokkan1967; Rokkanet al. 1970; Kriesi 1998; Zuckerman 1975]. Последствия кровавых конфликтов и непримиримой борьбы были сняты, созданы структурные основания для позиционирования политических игроков, регулирования противоречий, достижения соглашений и долгосрочного сотрудничества.

Изучение политических, социальных и пространственных размежеваний позволило Роккану перейти к концептуальному картированию в масштабах всей Западной Европы. Уже в 1970-х годах Стейн Роккан впервые представил в виде концептуальной карты логику многовековых трансформаций региона во времени и пространстве. Методологическую основу обеспечил излюбленный Рокканом сравнительный анализ. Четырьмя важными аспектами концептуальной карты стали динамика пояса городов, формы союзов и партийных систем в переходные моменты европейской истории, точка «отвердения» в современном государственном строительстве, обособление и/или сохранение этнических меньшинств. Эти аспекты, с одной стороны, позволили исследователю «отойти от традиционной системы исторической аргументации и представить «великие пути» в простых формулах» [Ларсен, Стейн 1995: 39-57]. С другой - его стремление в концепциях, скорее, «очертить структуры потенциальных возможностей» [Ларсен, Стейн 1995: 39-57], нежели просто описать фиксированную схему, сделали концептуальную карту ключом к пониманию дальнейшего расширения Европы в пространстве и времени, что в контексте данной статьи представляет наибольший интерес.

Свою концептуальную карту Роккан формировал в «системе дезинтеграционных и восстановительных процессов» [Аллардт, Вален 2006: 35], протекавших после падения Римской империи. Роккан выделял конфликтные зоны в отношениях между элитами на базе экономических, политических, юридических, культурных и других противоречий, которые не только характеризовали европейское общество, но и делили его сначала по линии быстроразвивающегося центра и отсталой периферии (основы прочной Римской империи), а затем по линии более сильных периферий, что послужило распаду империи и формированию на этих территориях новых государств Европы. Образовавшийся «хаос территориальных структур» Роккан упорядочил, представив как «двухмерную модель в рамках типологии Европы» [Роккан 2006: 204], объясняющую политическое развитие европейских государств.

Стейн Роккан создал для этого основу, постепенно исторически (и эволюционно!) углубив послойную от поколения до поколения реконструкцию современной западноевропейской конфигурации не только на пять веков, но примерно на два тысячелетия. Он создал так называемую концептуальную карту Европы (ConceptualmapofEurope - см. [RokkanІ973; Rokkan 1975; Rokkan 1980; Rokkan 1999; Allard 1981; Aaarebrot, Berglund 1995]), зафиксировав свою реконструкцию серединой 1970-х годов. В её основе лежало исходное разделение на имперско-цивилизованную (римскую) и варварскую Европы, соединённые переходной полосой лимеса - транслятора цивилизации в варварство и варварства в цивилизацию. На месте лимеса возникли сначала «пояс городов», а потом и структурное ядро европейской интеграции (Бенилюкс, Швейцария, франко-германские пограничья, а далее их продолжение в североитальянской Падании и британском Миддлендз).

Именно плотная сеть независимых городов от Италии до Фландрии и побережья Балтики [Rokkan1999: 153-169] во многом определила дальнейшее территориальное структурирование Европы. Она включала в себя помимо собственно городов также ассоциированные с ними или независимые корпорации и их сети, связанные с торговлей и логистикой или созданием и эксплуатацией дорог, мостов и дамб. С этой сетью сливалась чересполосица мелких и средних феодальных владений, в том числе принадлежавших или формально подчинённых внешним центрам квазиимперского господства, но доверительно управляемых «своими» штатгальтерам и прочими держателями статусов, а также плотная концентрация княжеств-епископств и прочих церковных владычеств (prпncipвlitвtлs), монастырей и соборов Римской католической церкви. Тут внешним центром выступал Святой Престол.

По краям этой сложной структуры появлялись квазиимперские центры господства, а в конце концов и главные геополитические соперники - Вена и Париж. Да и прочие крупные центры территориального господства возникали там, где новые династии были способны контролировать ресурсы за пределами сильно фрагментированного и достаточно своевольного пояса соперничества. Наиболее крупными были Франция, Англия, Испания и даже Португалия, а также «сухопутная» империя Габсбургов, а позже Пруссия. Именно сеть сильных и независимых городов, с точки зрения Роккана, объясняет и разнообразие конфигураций, и невероятное сплетение возникающих союзов и конфликтов, и, как результат, «парадоксальность истории Европы» [Rokkan 1999a: 153-169].

Пояс городов стал формирующим фактором «асимметрии геополитической структуры» в Европе. Её создавали дифференциалы между плотной городской сетью политически фрагментированного торгового пояса от Средиземного моря до Северного и рыхлостью связей между городами за его пределами, также между силой городов, сформировавшихся на западных, «обращенных к морю» территориях, и слабостью городов на территориях, объединённых под властью мощных военных центров на обращённом к континенту Востоке [Роккан 2006: 68]. Между XVI и XVIII веками происходило постоянное усиление доминирующих центров к западу или к востоку от средневекового торгового пути: Лондона, Парижа, Мадрида со стороны Атлантики и Вены, Мюнхена, Берлина, Стокгольма со стороны суши. Эти центры контролировали большую часть периферий и представляли собой крупные военно-административные единицы. Их сила проявлялась на фоне ранних процессов территориальной консолидации, государствостроительства, комбинации ресурсов каждого из государств и, как результат, высокого уровня культурного и технологического развития. Особенно это коснулось строительства железных дорог, которое в национальных масштабах началось со второй четверти XIX века и стало не только причиной «сетевого сотрудничества» национальных и региональных центров, но и на более чем полвека «заморозило» структуру отношений между центрами и перифериями [Rokkan 1999a].

Называя своё картирование Европы «топологической типологией территорий» [Rokkan 1999c: 152], Роккан сочетал в анализе не только ретроспективный, но и перспективный подход, отражая тем самым как историю Западной Европы, так и её будущее развитие.

Понятие территориальности как «пространства, над которым доминирующие акторы пытаются установить контроль» [Роккан 2006: 204] может применяться в качестве базового критерия «анализа различий между политическими системами». Центр-периферийные отношения могут служить основаниями анализа структуры этого пространства. Центр - это место, где принимаются самые важные решения, где основные игроки взаимодействуют между собой, но которое функционально работает на перифериях и потому в определённой мере зависит от них. Периферия - это территория, которая зависит от решений центра, но сохраняет известную автономность и способность проявлять свою волю. В этой связи становится необходимым прослеживать взаимодействие между различными типами территорий на предмет эволюции этого взаимодействия. Исследование поляризации отношений между центром и периферией и является, по мнению Роккана, тем элементом, который определяет концептуальную карту Европы как нечто большее, чем просто таксономия или некая схема. Это модель процессов картирования, открытая для развёртывания во времени и пространстве. О ней ёмко и точно написали Эрик Аллард и Генри Вален: «Концептуальная карта Европы стала последней теоретической моделью Роккана и достойной эпитафией его деятельности. Это «открытая» модель в том смысле, что она предоставляет возможность добавления новых параметров» [Аллард, Вален 2006: 42].

Несмотря на всю дальновидность Роккана, в его открытой модели Европы немало разного рода ограничений. Одно из важнейших - условное завершение картирования ко второй половине 1970-х годов. Работа над концептуальной картой началась ещё в 1960-х и продолжалась чуть больше десятилетия. Первые достаточно полные результаты исследователь докладывал на Седьмом Всемирном социологическом конгрессе в Варне в 1970 году. Его текст был использован в двух публикациях [Rokkan1971; Rokkan1973] и затем превращён в главу в знаменитой книге о формировании государств в Западной Европе под редакцией Чарльза Тилли [Rokkan1975]. Последняя прижизненная версия концептуальной карты была представлена в лекции, прочитанной Рокканом в Орхусском университете в октябре 1978 года. Она стала основой для статьи в сборнике о центр-периферийном варьировании под редакцией французского географа Жана Готтманна [Rokkan1980].

Таким образом, роккановская версия концептуального картирования была доведена до 1970-х годов - критического этапа в развитии европейской и мировой политики. К этому времени наметились перспективы выхода из эволюционной паузы в развитии Европы и мира. Сбой в процессах модернизации и глобализации принёс мировые войны, социальные потрясения, ядерное соперничество сверхдержав. Однако эволюционная пауза была насыщена строительством институтов управления и контроля развития. Две волны демократизации, создание сначала Лиги Наций, а затем ООН, развитие концепции прав человека, практическая защита и обеспечение этих и прочих прав - всё это отдельные примеры накопления потенциала выхода из эволюционной паузы.

Символом эпохального поворота можно условно считать 1975 год, хотя этот сдвиг и растянулся фактически на несколько лет. Более того, выход из эволюционной паузы в некоторых отношениях остается незавершённым и актуальным сегодня. Тем не менее именно в 1970-х годах начинают появляться признаки того, что накопление значительного институционального потенциала, связанного с демократизацией, проектами самоорганизации снизу, развитием альтернативных геополитических решений (таких, как неприсоединение или нейтралитет), способно послужить выходу из эволюционной паузы. Хельсинкская конференция 1975 года, закрепившая новую повестку дня, а главное - новые принципы решения международных вопросов, - стала наиболее ярким проявлением исторического поворота.

Публикация ключевых статей Роккана символически совпала с важнейшими политическими событиями. Это было время перехода от европейского старого режима к новому устройству европейской и мировой политики. Это был год не только проведения Хельсинкской конференции. В это же время начинается и третья волна демократизации: крах военного режима в Греции, революция гвоздик в Португалии, постфранкистские события в Испании. Есть веские основания утверждать, что середина 1970-х годов стала своего рода «временем перевала» (Sattelzeit), грядущей концептуальной революцией в мышлении о европейской и мировой политике. Это был расцвет идей общего европейского дома и гораздо более широкого сближения во всём мировом развитии. Это также начало событий, которые вскоре будут названы глобализацией.

Помимо объективного хронологического лимита концептуальная карта Роккана, при всей своей многогранности, имеет присущие ей контекстуальные ограничения. Её автор концептуализировал Европу как единый и целостный предмет изучения, как «нечто отдельное». Такая строгость и последовательность имели и оборотную сторону. Две внешние периферии - морская и сухопутная - уходили за пределы карты, как бы «в никуда». Европа окружалась, как писали на старых географических картах, terraincognita. Внешние, экзогенные контексты, включая различные измерения европейской экспансии, ведущие к модернизации различных областей и глобализации всего мира, сознательно исключались из исследовательского поля, чтобы отчетливее высветить эндогенную логику европейского развития.

Роккановская Европа - это обособленная единица исследования, для которой исследователь сознательно ввёл пределы времени и пространства. Её концептуальная карта существует вне контекста той экспансии, которая привела к модернизации разных сфер общественного развития и глобализации всего мира. Европа Роккана существует и без других регионов, несмотря на то что исторически Северная Америка и Северная Евразия фактически были двумя важными направлениями европеизации и продолжением этой цивилизации. Для него характерно игнорирование и собственного броска Европы за океаны, и Российской империи, которая растянулась с Балтийского и Черного морей в Азию.

Контекстуальные ограничения роккановского концептуального картографирования связаны с тем фактом, что оно было завершено Стейном Рокканом, когда форма Европы всё ещё была обрамлена навязанными «холодной войной» измерениями. Американские и евразийские структурные варианты были недооценены. Скорее, они были сведены к схемам «холодной войны» очень важных, но сравнительно недолговечных измерений. Единственной видимой альтернативой концептуальному гетто того времени была инициатива конвергенции двух социальных систем - капитализма и социализма. Возможность дать ему более широкое видение, выходящее за рамки схем «холодной войны», была символически предоставлена совпадением Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и началом третьей волны демократизации. Тем не менее эти шансы, а также горбачёвская перестройка, гласность и новое мышление не были должным образом использованы.

В то же время это лишь повод дополнительно пересмотреть концепцию Роккана и использовать его инструментарий в оценке не только пространственного, но и временного измерения: теперь уже от периода Хельсинкской конференции, через перестройку, новое мышление, Общий европейский дом и обсуждение концепций сначала одно-, затем многополярного мира до современных концепций мультилатерализма.

Стейн Роккан жёстко установил пространственные пределы своего картирования. Оно ограничено двумя перифериями - морской (sea-bound) и континентальной (land-bound). Это было принципиальное решение. Имплицитно подразумевалось, что за ними находятся иные миры, которые если и связаны с европейским миром, то исключительно через свои контактные зоны. Любопытно, что специально Роккан даже не выделил ни средиземноморскую, ни арктическую периферии, хотя сам родился на Лофотенских островах, развёрнутых в сторону морских просторов Арктики, а работал в Бергене, пусть и тесно связанным с Западной Европой, но тоже омываемым водами Норвежского моря. Причина, вероятно, состояла в том, что эти периферии не оказали прямого воздействия на формирование роккановской концептуальной карты, точнее, её ядра в виде пояса городов. Роль же Средиземноморья для Роккана сводилась, возможно, лишь к исходному вкладу в формирование Римской империи, начальному моменту и условию развёртывания нового европейского мира, чей функциональный смысл выливался в модернизацию политических, хозяйственных и культурных порядков как эволюционной альтернативы для всего мира.

Точно таким же образом зафиксированы и хронологические пределы роккановского картирования. Формально оно затрагивало уже поздние времена Рима и эпоху Великого переселения народов, но этот период интересен скорее с точки зрения формирования среды для картирования. Само же образование собственно европейских структур отсчитывалось с империи Карла Великого. Намеченная схема задавала конфигурацию, которая при всех модификациях фактически остаётся неизменной. Учитывались если и не исключительно, то предпочтительно эндогенные европейские факторы, а экзогенные сведены к минимуму, некоторые практически исключены. Это же касается внешних контекстов - средиземноморского, атлантического и евразийского. Учёт внешних контекстов, их дозированное и поэтапное привлечение предстают вполне естественными направлениями более масштабного как во времени, так и в пространстве дальнейшего развёртывания роккановского когнитивного картирования.

Пересмотр мог бы затронуть расширение концептуальной карты на морские и сухопутные границы и за их пределы. Северная Америка и Северная Евразия рассматривались как два основных направления или направления европеизации и создания потомства в виде дочерних цивилизаций. Точно так же, как в результате атлантической экспансии «на Запад империя держит курс» (westwardthecourseofEmpiretakesitway), так и Российская империя двигалась в противоположном направлении на восток, от Балтийского и Чёрного морей в Азию и к Тихому океану, также «насаждая искусство и учение». Эти структурные варианты двойного направления и двойной модели европеизации были в целом недооценены и политиками, и учёными. Единственным видимым исключением была концепция конвергенции двух социальных систем - капитализма и социализма, да и той не хватило динамизма, чтобы воспользоваться трамплином горбачёвской перестройки. Это был шанс уже за пределами жизненного срока самого Стейна Роккана и его картирования. Нам же не пристало его упускать - причём не в зауженной и конъюнктурной версии соревнования капитализма и социализма, а в более широких вариантах альтернатив модернизации и глобализации.

При таком подходе выявленные Рокканом структуры могут быть дополнены географически укоренёнными геоморфологическими, бассейновыми и климатическими членениями, что создаёт ещё более изощрённую основу для геополитических взаимодействий. Концептуальная карта Роккана расширяется пространственно и цивилизационно за счёт (меж)цивилизационых взаимодействий между коренной (Западной) Европой и Россией (Северной Евразией). Эта работа была проделана В.Л. Цымбурским, выявлявшим двойную цивилизационную систему Россия - Европа [Цымбурский 1997], выделявшим Россию как особую цивилизационную и геополитическую величину (Остров Россия, см.: [Цымбурский 1991; І993; 2007]). Российский исследователь давал преимущественную локализацию этих взаимодействий в промежуточном поясе Балто-Черноморской системы [Цымбурский, 1998]. Данные построения имеют меньшую историческую глубину, чем роккановская концептуальная карта, фиксируют процессы на их поверхностных, в основном военно-политических контроверзах и фактически отражают результаты рубежа последних столетий.

Одним из соавторов статьи была предпринята попытка расширить и эволюционно-историческую глубину, и многослойные масштабы взаимодействий на разных уровнях [Ильин 1999a; 1999b; 2015; 2016; Ильин, Мелешкина, Мельвиль 2010]. Анализ динамики трансформаций геополитических размежеваний позволяет выявить устойчивые тренды развития, порой выходящие за пределы семи десятилетий и уходящие к началу прошлого века, их связь со среднесрочными тенденциями, разворачивающимися на протяжении отдельных этапов [Ильин 2013].

Что касается дальнейшего концептуального картирования уже сверх и в развитие роккановского, то тут можно выделить три основных этапа.

Первый вырастал из череды кризисов конца 1960-х годов, достиг символической кульминации в 1975 г. в виде подписания Хельсинкского заключительного акта и простирался до рубежа 1980-х и 1990-х годов. Этот период был отмечен новой, более зрелой волной разрядки, выдвижением принципов конвергенции в пику попыткам гегемонии. Карта Европы, которая ещё какое- то время развивалась в логике Роккана, постепенно ассоциировалась с границами Европейского экономического сообщества. С одной стороны, Европа сталкивалась с новыми явлениями глобализации, а именно миграционными потоками из бывших колоний. С другой - ближе к 1990-м годам была вынуждена выстраивать стратегию взаимодействия на постсоветском пространстве. И в том, и в другом случае совершенно иным образом, например, проявили себя взаимодействия с двумя типами дистанции в рамках центр-периферийной полярности Роккана. Преодолев физическую дистанцию, новые страты населения европейских стран столкнулись с новым «пространством принадлежности».

Второй этап растянулся от рубежа 1980-х - 1990-х до начала 2010-х годов. Он характеризовался сломом поворота к конвергенции и нарастанием гегемонии США вплоть до начала нынешнего десятилетия. Символической датой стало 11 сентября 2001 года, когда произошла террористическая атака на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и Пентагон. Далее происходила эрозия американской гегемонии. Завершался этап чередой кризисов и революций. Обрушилась и попытка создания однополюсной международной системы. На фоне формирования многополюсной архитектуры Европейский Союз формировал основу для самостоятельной внешнеполитической роли, в том числе за счёт осуществления «большого расширения на Восток». Это совершенно новое - гораздо более широкое в пространственном смысле - прочтение карты региона повлекло за собой зарождение концепций внутреннего осмысления Европы как единого игрока в глобальном мире. В частности, появились концепции разных скоростей, «большой» и «малой» Европы, «голубого банана», концентрических кругов, «Европы государств» и «Европы власти» и др. Эти концепции, хоть и охватывали гораздо более широкий географический ареал, нежели Западная Европа, по-прежнему развивались в логике роккановского картирования в рамках центр-периферийной полярности.

Третий этап начался в 2014 г. и разворачивается на наших глазах. Крымский вопрос, ухудшение российско-западных отношений, создание Евразийского экономического союза, активизация БРИКС и ШОС развивались параллельно с затянувшимся выходом Великобритании из ЕС и иммиграционным кризисом в Европе. В системе международных отношений формировались три полюса взаимного сдерживания: США, Евразия, Восток. В этом контексте Европа стала развиваться в совершенно новых условиях, которые не ограничиваются пределами отдельной части света, а выходят за них к континентальным границам. Возникает новая ситуация, которая побуждает существенно развить роккановскую концептуальную карту. Тем более её становится контрпродуктивно лимитировать географическими рамками европейского объединения.

Нынешний облик Европы и её окружения требует развития концептуальной карты. Очевидные изменения связаны с восточным расширением Европы. Менее на поверхности лежит переосмысление европейского государства, его периферий и окрестностей - необязательно восточных. Теоретического обоснования требует и проецирование карты на евразийское пространство. В связи с этим важнейшей новацией становится образование своеобразных зон перехода между Европой и регионами остального мира в виде межцивилизационных интерфейсов или междумирий (термин В.Л. Цымбурского).

Меняющийся облик Европы связан с тем, что изменились не только её параметры, но и способы включения в мировой контекст. Не только регион, но и остальной мир от старой линейной логики чётко разделённых границами стран начинает переходить к многомерной архитектуре взаимно пересекающихся пространств. Последняя вполне отвечает созданной Рокканом модели двойной периферии. Дело за малым - использовать её, чтобы осуществить концептуальное картирование межцивилизационных интерфейсов Европы с остальным миром. Функционально наиболее значимые, но пока скрытые или, скорее, потенциальные изменения могут быть обнаружены в быстро изменяющейся области Балто-Понтийского интерфейса, или Интермариума. Эффективное внедрение всех этих изменений может быть достигнуто в значительной степени путём преодоления присущих роккановскому проекту ограничений. Общая структура концептуального картографирования Европы может быть открыта для того, чтобы включать в себя как евразийскую, так и атлантическую зону европейской модернизационной экспансии, её выходы как на море, так и на сушу.

Интермариум простирается от Балтики до Чёрного моря, отделяя Западную Европу от Северной Евразии или России. Это регион, где государственное строительство получило большое значение в последнее время. Область имеет множество названий и идентичностей: Восточная Европа, Интермариум, Miзdzymorze, Tarpjьris, великий восточный перешеек, Балто-Пон- тийский перешеек или Понто-Балтийский перешеек, Балто-Эвксения и другие. Политическое пространство здесь вписано в смежные бассейны двух морей - Балтийского и Чёрного, а география помогает установить видимые границы региона. Он состоит из речных систем, которые разделяют один и тот же водораздел, открываясь в Чёрное или Балтийское море. Эта область в своем Понтийском секторе чётко разделена на Восточный, Цискарпатский и Западный, Закарпатский (Дунайский) сегменты. Вместе с тем в её Балтийском секторе разделение на Восток и Запад менее очевидно.

Географически регион Балто-Черноморья, или Междуморья, был «европейским перешейком» и «воротами» как в Европу, так и из неё [Mackinder1919]. Политически и культурно эти ворота превратились сначала в зону соприкосновения Европы и Евразии. Таким образом, Балто-Черноморье - это и своего рода потенциальный Интермундиум, или стык европейской и русской (Евразийской) цивилизаций.

Великий польский геополитик, политический мыслитель и политик Лешек Мочульский хорошо исследовал возникновение геополитического пространства в фундаментальной книге «Рождение Междуморья» [Moczulski 2007]. Киевская Русь была её первой эманацией. С распадом Киевской Руси в середине XIII века территория превратилась в зону соприкосновения зарождающейся (примерно с каролингских времён) цивилизации ResPublica Christianaи зарождающейся (ещё неродившейся) евразийской цивилизации PaxMongolica.Две бывшие Киевские периферии - Прибалтика и Причерноморье - стали воротами для внешнего вторжения. Несмотря на непродолжительную попытку воссоздать имперское ядро региона в виде Великого княжества Литовского, Балто- Черноморье превратилось в регион, где постоянно сталкивались внешние имперские державы (и цивилизации).

Этот аспект имперского соперничества хорошо исследуется в концепции Балто-Черноморской конфликтной системы (БЧКС), предложенной Вадимом Цымбурским ещё в 1990-х годах. Его агентно-ориентированный аппарат анализа раскрывает силовые взаимодействия в Междуморье. Мы, напротив, выдвигаем альтернативную структурно-ориентированную модель Балто-Черноморской системы (БЧС), поскольку это интерфейсная структура, контролирующая толчки внешних имперских сил через территории-ориентиры.

Эта модель помогает фиксировать структурные конструкции для взаимодействий и процессов различного рода, в том числе кооперативных. Модели БЧС могут быть использованы для интерпретации и уточнения исторических событий в этом районе с конца XIV века. Можно выделить четыре последовательные Балто-Черноморские системы, или относительно устойчивых международных порядка в Балто-Черноморье, которые перемежаются периодами смут и масштабных войн. Первая БЧС просуществовала с конца XIV до конца XVI века. Её консолидировал баланс сил внешних имперских центров: Византии, а затем Османской империи на юге, скандинавских центров силы и Кальмарской унии на западе, Золотой Орды, а затем Московии на востоке.

С середины XVII века начинает складываться Вторая БЧС, просуществовавшая до Первой мировой войны. Она стала уже после Великой Северной войны субсистемой общей европейской системы государств. Её пространство было сначала частично, а после Венского конгресса окончательно разделено между тремя великими державами - Российской империей, Австрией и Пруссией. Создалась даже иллюзия, будто она исчезла. Тем не менее после завершения Первой мировой войны появилась новая, третья по счету БЧС - пусть и прихотливо деформированная соперничеством сверхдержав уже после Второй мировой войны. Её на рубеже 1980-х и 1990-х годов сменила нынешняя БЧС.

Модель политического структурирования Балто-Понтийского интерфейса также позволяет выделить пространственные, геополитические и геохронополитические свойства региона и его отдельных стран. Его более сложная версия, преодолевающая ограничения анализа конфликтов, может помочь прояснить интерактивный обмен между европейской и российской (евразийской) цивилизациями. Структурно ареал продолжает служить связующим звеном как для Европы, так и для Евразии (Российской империи или Советского Союза), являясь потенциальной скрепой двойной цивилизационной системы. Действительно, Балто-Черноморье и роккановский пояс городов, будучи двойными перифериями, открыты для позитивной динамики своей структурной роли. Пояс городов уже превратился из зоны соперничества в ядро новой общности. Вопрос в том, когда и при каких условиях нечто подобное может произойти в пространстве Балто-Черноморья.

Поставленный в предыдущем разделе вопрос непрост. На него нет и не может быть однозначных ответов. Использование концептуального картирования в его новой эволюционной развёртке позволяет всего лишь наметить альтернативные поиски вариантов возможных ответов. Тем не менее при всей расплывчатости эти наработки отнюдь не являются всего лишь прекраснодушными мечтами. Они структурно и функционально оправданны и укоренены в доказавшей эффективность концептуальной карте Роккана.

Начать придётся с трезвого признания, что конфликтный синдром БЧС не только сохраняется, но и продолжает играть доминирующую роль. Это усиливает неоднородность политических институтов и установок в странах Балто-Черноморья, что, в свою очередь, приводит к резко негативным результатам политических преобразований в регионе, а также в России и Европе. Старые споры о границах обостряются. На первый взгляд создаётся впечатление, будто безусловно верным остаётся тезис Роккана, что «история каждой территории - это история успехов и побед в конфликте между ослаблением и укреплением границ» [Роккан 2006: 204]. Да, конечно. Вместе с тем следует учитывать, что это тезис только о территориальных размежеваниях, которые лишь поначалу предполагали жёсткость границ. Тот же Роккан показал, что по мере того, как сквозь территории и границы складывалась сеть центр-периферийных взаимодействий, особенно плотная и эффективная на двойной периферии пояса городов, сами границы стали всё более проницаемыми и функционально развитыми.

Если мы попробуем продолжать концептуальные изыскания норвежского исследователя, учитывая все события, развернувшиеся на европейском континенте во второй половине XX века, то возникает возможность и даже необходимость вытеснения («переизобретения») конфликтной схемы и её превращения в схему сотрудничества.

Рассмотрение биполярности в терминах конфликтных систем, без всякого сомнения, весьма продуктивно. Об этом свидетельствует обширнейшая литература о соперничестве сверхдержав в XX веке. Не менее, а, с нашей точки зрения, даже более продуктивно рассмотрение биполярных структур в расширенной перспективе, с учётом не только поверхностных, силовых, но и глубинных собственно цивилизационных изменений. В этом контексте стоит вспомнить концепцию двойной цивилизации Россия - Европа В.Л. Цымбурского, в которой бинарная логика конфликтной системы в пространстве Европы и России связана с Балто-Черноморьем в контексте слабеющего восточного пояса. В результате цивилизация-спутник прямо включается в силовой баланс цивилизации-хозяина.

Инициатива в создании двойной конфликтной системы принадлежала Европе, которая в череде войн создала ореол имперских оболочек, переходящих в не-Европу. На эту роль геополитическая логика предназначила коренную Евразию, к концу XVII века представленную Россией. Это предопределялось мощью и структурным потенциалом европейской суперсистемы, которая вовлекла в сферу тяготения собственно Вестфальской системы также зародыши систем-спутников: Балто-Черноморской, Балканской и Средиземноморской. Отдельными своими звеньями эти малые системы как бы накладываются друг на друга. Например, Швеция участвовала в Вестфальской и Балто-Черноморской системах, а Франция - в Вестфальской и Средиземноморской. Это вело к постепенной интеграции отдельных конфликтных систем в международную систему общеевропейского масштаба путём сначала «склеивания» в терминах В.Л. Цымбурского, а потом и поглощения пограничных конфликтных систем.

* * *

Если для Балто-Черноморья и наступают лучшие времена, то важна перезагрузка значения этого региона: превращение его из разделителя в соединитель. Балто-Черноморье способно превратиться из конфликтной зоны соперничества между Востоком и Западом, Россией и Европой в своего рода геополитическую скрепу между двумя цивилизациями, основанием новой общности, подобно тому, как пояс городов соединил некогда остатки PaxRomanaс варварским кельто-германским миром в новое образование - Западную Европу.

Разумеется, при всём потенциале межцивилизационной скрепы и функциональной нужде в подобном структурном решении аналогии между европейским поясом городов и Балто-Черноморьем на этом, пожалуй, и заканчиваются. Уже римский лимес получил значительную функциональную нагрузку, которая в поясе городов была ещё усилена. Между тем Балто-Черноморье остаётся во многом чисто географическим образованием. Малые территории слабо, а то и вовсе не оформлены политически и даже административно. Очень важно, что развитие городских и сельских экономик и жизненных укладов в западном и восточном интерфейсах пошло по разным траекториям со времён Контрреформации, а то и раньше. Список структурных несоответствий может быть продолжен.

Мы, однако, живём не в Средние века и даже не в условиях раннего модерна. Помимо действия слепых сил истории, их чистой детерминации в нынешних условиях социальное и политическое знание, овладение современными институтами, технологиями и практиками позволяют нам сознательно и эффективно оценить существующие, возможные и только частично реализованные альтернативы, осуществить выбор между желательными и нежелательными, перспективными и опасными. Концептуальное картирование становится инструментом не просто описания, но проектирования и практической организации пространства.

В связи с этим важно оценить нынешние альтернативы долгосрочного развития порядка двух-трёх поколений и для Европы, и для России, и для Балто-Черноморья. Выбор упирается в три ключевых вопроса, которые приходится адресовать нынешней генерации политиков и граждан:

В какой мере политики, граждане и интеллектуалы Балто-Черноморья способны осмыслить миссию своих стран на всём пространстве, выходящем за рамки упрощённых схем моста между Востоком и Западом?

Какие положительные исторические уроки были извлечены? Какие позитивные идеи можно распространить на весь мир?

На какое место и роль для своих стран могут претендовать жители Балто-Черноморья?

Можно выделить, как минимум, две радикальные и две компромиссные альтернативы для дальнейшего развития Балто-Черноморья.

Радикальные альтернативы колеблются между полюсами. Один - это продолжающаяся вражда между Москвой и Брюсселем. Балто-Черноморье остаётся зоной раздора. Другая предполагает расширение Европы до Владивостока с последующим смешением Европы, России и Балто-Черноморья в проблемную сверхдержаву сомнительного свойства (разрушение Европы, России и Балто-Черноморья). Компромиссные альтернативы также предполагают два варианта исхода. Один - это сохранение статус-кво с новыми санитарными кордонами. Другой - это превращение Балто-Черноморья в интерфейс (Западной) Европы и (Северной) Евразии, в ядро двойной сверхцивилизации, где ни Европа, ни Россия, ни Балто-Черноморье не исчезают и не теряются.

Академические исследования сами по себе не могут привести к крупному прорыву, но они способны сыграть важную роль в оценке перспектив различных стратегий. Изучение концептуальных альтернатив способно улучшить наше понимание текущих и исторических политических событий. Граждане и политики Балто-Черноморья могли бы использовать свои структурные преимущества. Это потенциал сосуществования и сотрудничества в многонациональных и мультикультурных сообществах. Аналогичный потенциал романо-кельто-германского сосуществования позволил поясу городов выступить в роли интегратора Европы, став носителем образцов консоциации и федерализма. Почему бы ныне балто-черноморцам с их практиками многовекового сожительства племён славянского, угро-финского, балт- ского и тюркского происхождения, включения еврейских, армянских, греческих, а главное германских, русских и польских меньшинств не предложить новую версию цивилизационного сотрудничества, новые типы консоциации и федерализма?

Список литературы

карта европа роккан политология

1. Аллардт Э., Вален Г. Стейн Роккан: очерк интеллектуальной биографии // Политическая наука: Научное наследие Стейна Роккана: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2006. С. 16--45.

2. Жукова Е., Миронюк М. Стейн Роккан -- выдающийся создатель теорий и структур // Политическая наука: Научное наследие Стейна Роккана: Сб. науч. тр. М., ИНИОН РАН, 2006. С. 7--15.

3. Ильин М.В. Диалог об островах и проливах, междуморьях и междумирьях // Тетради по консерватизму. 2015. № 1. С. 128-135.

4. Ильин М.В. Формирование и контуры внутренней геополитики Европы в двойной системе Евразия-- Европа // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки. 1999a. № 5. С. 60-76.

5. Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю., Мельвиль А.Ю. Формирование новых государств: внешние и внутренние факторы консолидации // Полис. Политические исследования. 2010. № 3. С. 26-39.

6. Ильин М.В. Геохронополитические членения (cleavages) культурно-политического пространства Европы и Евразии: сходства и различия // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры России / Под ред. И.М. Бусыгиной, М.В. Ильина. М.: МОНФ, 1999b. С. 46-79.

7. Ларсен С.У. Моделирование Европы в логике Роккана // Полис. Политические исследования. 1995. №1. С. 39-57.

8. Роккан С. Города, государства и нации: пространственная модель изучения различий в развитии (перевод) // Политическая наука: Научное наследие Стейна Роккана: Сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2006. С. 46-71.

9. Цымбурский В.Л. Сердцевина Земли, или Остров на материке // Россия. 1991. №. 51. С. 5.

10. Цымбурский В.Л. Остров Россия: перспективы российской геополитики // Полис. Политические исследования. 1993. № 5. С. 6-53.

11. Цымбурский В.Л. Европа - Россия: третья осень системы цивилизаций // Полис. Политические исследования. 1997. № 2. С. 56-76.

12. Цымбурский В.Л. Как живут и умирают международные конфликтные системы (Судьба балтийско-черноморской системы в XVI-XXвеках) // Полис. Политические исследования. 1998. № 4. С. 52-73.

13. Цымбурский В.Л. Остров Россия: Геополитические и хронополитические работы.1993-2006. М.: РОССПЭН, 2007. 543 с.

14. Aarebrot F., Berglund S. Statehood, secularization, cooptation: explaining democratic survival in inter-war Europe-Stein Rokkan's conceptual map revisited // Historical Social Research/Historische Sozialforschung. 1995. Vol. 20. No. 2. P. 210-225.

15. Allardt E., Valen H. Stein Rokkan: an intellectual profile // Mobilization. Center-Periphery Structures and Nation-Building / ed. by P. Torsvik. Bergen: Universitetsforlaget, 1981. P. 11-38.

16. Kriesi H. The transformation of cleavage politics // European Journal of Political Research. 1998. Vol. 33. No. 2. P. 165-185.

17. Lipset S.M., Rokkan S. Cleavage Structures, Party Systems and Voter Alignments: An Introduction // Party Systems and Voter Alignments: Cross-National Perspectives / ed. by In S.M. Lipset, S. Rokkan. New York: Free Press, 1967. P. 1-64.

18. MoczulskiL. Narodziny Miзdzymorza: uksztattowanie ojczyzn, powstanie panstw oraz uktady geopolityczne wschodniej czзsci Europy w poznej starozytnosci i we wczesnym sredniowieczu. Warszawa: Bellona, 2007. 826 s.

19. Mackinder H.J. Democratic ideals and reality: A study in the politics of reconstructions. L.: Constable, 1919. 288 p.

20. Rokkan S. A conceptual map of Europe: Suggestions and reflections // Thoughts from the lake of time / ed. by J. Burchard. N.Y.: Josiah Macy Jr. Foundations, 1971. P. 49--69.

21. Rokkan S. A Model and Conceptual Map of Europe // State Formation, Nation-Building, and Mass Politics in Europe. The Theory of Stein Rokkan based on his collected works / ed. by P. Flora, S. Kuhnle, D. Urwin. Oxford: Oxford University Press. 1999a. P. 135--147.

22. Rokkan S. Cities, States and Nations: A Dimensional Model for the Study of Contrasts in Development // Building states and nations: Models and data resources. V. 1. / ed. by S. Eisenstadt, S. Rokkan. London: Sage, 1973. P. 73--91.

23. Rokkan S. Citizens, Elections, Parties: Approaches to the Comparative Study of the Processes of Development. N.Y.: David McKay, 1970. 464 p.

24. Rokkan S. Conditions of State Formation and Nation-Building // State Formation, Nation-Building, and Mass Politics in Europe. The Theory of Stein Rokkan based on his collected works / ed. by P. Flora, S. Kuhnle, D. Urwin. Oxford: Oxford University Press. 1999b. P. 153--169.

25. Rokkan S. Dimensions of State Formation and Nation-Building: A Possible Paradigm for Research on Variations within Europe // The Formation of National States in Western Europe / ed. by Charles Tilly. Princeton: Princeton University Press, 1975. P. 562--600.

26. Rokkan S. Dimensions of state formation and nation-building: Towards a paradigm for comparative research on political development, Paper, 7th World Congress of Sociology, Session on Nation-Building, Varna, September 1970.

27. Rokkan S. Territories, centres, and peripheries: toward a geoethnic-geoeconomic-geopolitical model of differentiation within Western Europe // Centre and Periphery: Spatial Variation in Politics / ed. by J. Gottmann. Beverly Hills: Sage Publications. 1980. P. 163--204.

28. Rokkan S. The Territorial Structuring of Europe // State Formation, Nation-Building, and Mass Politics in Europe. The Theory of Stein Rokkan based on his collected works / ed. by P. Flora, S. Kuhnle, D. Urwin. Oxford: Oxford University Press. 1999c. P. 149--152.

29. Tilly Ch. Stein Rokkan's conceptual map of Europe. Prepared for the Norwegian Edition of Stein Rokkan's Essays, Edited by Bernt Hagtvet. February, 1981. URL: https://deepblue.lib.umich.edu/bitstream/ handle/2027.42/51003/229.pdf?sequence=1

30. Zuckerman A. Political cleavage: A conceptual and theoretical analysis // British Journal of Political Science. 1975. Vol. 5. No. 2. P. 231-248.

31. Aarebrot F., Berglund S. (1995). Statehood, secularization, cooptation: explaining democratic survival in inter-war Europe--Stein Rokkan's conceptual map revisited. Historical Social Research/Historische Sozialforschung.Vol. 20. No. 2. P. 210--225.

32. Allardt E., Valen H. (1981). Stein Rokkan: an intellectual profile. In Per Torsvik (ed.) Mobilization. Center- Periphery Structures and Nation-Building. Bergen: Universitetsforlaget. P. 11--38.