Российская национально-государственная идентичность перед вызовами начала XXI века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Финансовый университет при Правительстве РФ

Российская национально-государственная идентичность перед вызовами начала XXI века

С.Ю. Белоконев

В.В. Титов

З.Р. Усманова

Аннотация

Авторы формулируют определение национально-государственной идентичности, под которой понимается макрополитический конструкт, опосредующий образ «нас» - «воображаемого сообщества» в различных его измерениях (ценностном, темпоральном, пространственном, символическом), поддерживаемый институтами государства и политико-культурной традицией государственности. В статье особое внимание уделяется четырем системным вызовам российской национальногосударственной идентичности. Первый - внутриполитический вызов - связан с издержками и противоречиями институциональной организации государственной «политики идентичности» в современной России. Второй вызов российской национально-государственной идентичности обусловлен информационной глобализацией и, как следствие, кардинальным изменением информационно-политического ландшафта российского общества. Третий вызов детерминирован аморфностью коллективного образа будущего в политическом сознании российских граждан. Четвертый вызов, адресованный российской национально-государственной идентичности, носит геополитический характер и связан с войнами памяти, активно развернувшимися на постсоветском пространстве в 2000-2010-е гг. Авторы делают вывод, что эффективным «ответом» на вызовы, адресованные российской национально-государственной идентичности, могла бы стать комплексная государственная «политика идентичности». Такая политика может быть охарактеризована как долгосрочная стратегия формирования конвенциональной общероссийской идентификационной «матрицы» через выстраивание и продвижение в социальном пространстве сбалансированного, внутренне непротиворечивого образа «нас» и комплекса связанных с ним социально-политических представлений, установок и ценностей.

Ключевые слова: национально-государственная идентичность, образ «нас», «политика идентичности», политические вызовы, глобализация, образ будущего

Основная часть

Российская национально-государственная идентичность, особенности и факторы ее формирования, являются одной из наиболее обсуждаемых тем в отечественном политологическом сообществе. «Дискурс идентичности» в современной политической науке отличается внутренней противоречивостью и многообразием точек зрения. Опираясь на исследования зарубежных и отечественных ученых (как политологов, так и представителей других сфер социогуманитарного знания), мы можем определить национально-государственную идентичность как макрополитический конструкт, опосредующий образ «нас» - «воображаемого сообщества» в различных его измерениях (ценностном, темпоральном, пространственном, символическом), поддерживаемый институтами государства и политико-культурной традицией государственности [2; 4; 6; 7; 9].

При этом необходимо учитывать, что существенный потенциал для осмысления национально-государственной идентичности открывает конфигуративный подход, основанный на сочетании классического структурно-функционального анализа и современных проблемо-ориентированных теорий, позволяющих проанализировать в том числе «политику идентичности» как стратегическую деятельность государственных институтов по формированию коллективного национальногосударственного образа «нас» (содержащихся в нем представлений, установок, стереотипов, символов) в массовом сознании россиян. Такая целенаправленная трансформация обеспечивается через воздействие на ключевые сферы социума: политическую, культурно-образовательную, информационную.

Таким образом, национально-государственная идентичность может быть представлена в двух ракурсах: как результат - состояние массового сознания, и как конструкт - результат синтезного конструирования, как вертикального, посредством институтов и ресурсов системы государственного управления, так и горизонтального, через сетевые обмены, в процессе функционирования разнообразных «пространств повседневности» [7. С. 25-26].

Анализируя вызовы, вырисовывающиеся перед российской национально-государственной идентичностью, следует говорить не только о «глобальном контексте», о планетарных политических, социально-экономических, культурных трендах, но и о внутренней логике развития российской политической системы. То есть необходимо помнить и о тех многочисленных политико-управленческих издержках и «нюансах», которые потенциально способны привести к частичной дестабилизации институциональных оснований российской государственности уже в среднесрочной (до 2025 г.) перспективе.

Говоря о вызовах, прежде всего, следует упомянуть институциональные издержки организации политической системы современной России, среди которых наиболее заметны идущие «в связке» сужение «горизонтов политического планирования» (сегодня «точкой», в которую упираются многочисленные прогнозы, концепции, инициативы, фактически выступает 2024 год) и отсутствие стратегических приоритетов «политики идентичности» на общероссийском уровне. Иными словами, осознаваемая и научным сообществом, и российскими политическими элитами необходимость целенаправленного формирования общенациональной идентичности не трансформируется в государственную политику, которая носила бы стратегический характер.

Тем не менее, важно отметить, что, несмотря на отсутствие государственной «политики идентичности» как выстроенной системы, в современной России во второй половине 2000-х - середине 2010-х гг. был предпринят ряд шагов, направленных на формирование символического пространства российской национально-государственной идентичности. Прежде всего, речь идет о «символической политике праздников»: реактуализации Дня Победы как символа общенационального «позитивного прошлого» (акции «Я помню, я горжусь» и «Бессмертный полк»). Произошло ритуально-символическое «наполнение» Дня народного единства, который в конце 2000-х гг. был «перехвачен» националистами (на определенное время его главным элементом стал «русский марш») [5. С. 163-166]. Параллельно была предпринята попытка выработать некое подобие государственной стратегии в сфере исторического образования и «политики памяти», что сопровождалось новым всплеском дискуссий по поводу необходимости «единого учебника» российской истории.

Важно подчеркнуть, что указанные выше инициативы и нововведения, при всей их политической значимости, все же не могут рассматриваться как проявления целостной, долгосрочной стратегии формирования общероссийской национально-государственной идентичности.

Второй вызов российской национально-государственной идентичности связан с информационной глобализацией и, как следствие, кардинальным изменением информационно-политического ландшафта российского общества. В отечественном социогуманитарном знании 2000-2010-х гг. сложилось устойчивое понимание, что одной из определяющих тенденций развития современной России является «интернетизация» социальной реальности, активное развитие новых медиа, прежде всего социальных сетей, формирование внутренне фрагментированной политической культуры «виртуальности», подвижного и во многом конфликтного пространства социально-политических ценностей, смыслов и символов [7. С. 122-124]. В этой ситуации значимость «вертикальной» политической коммуникации (осуществляемой, прежде всего, посредством ведущих общефедеральных ТВ-медиа) снижается, все более востребованы «горизонтальные», сетевые форматы распространения социально-политической информации.

Такая противоречивая ситуация неизбежно порождает вопрос: способна ли действующая российская власть реализовывать «политику идентичности» в условиях новой информационно-психологической реальности?

Во-первых, особого внимания заслуживает конкурентный характер социально-политического пространства Рунета, который вытекает из внутренней логики функционирования глобальной сети: «виртуальная» политическая реальность в сегодняшней России - пример серьезной идеологической и ценностно-смысловой дифференциации российского общества, что неизбежно порождает латентные и открытые идейно-политические конфликты, периодические обостряющиеся и выходящие за пределы политической сферы Рунета. Вместе с тем следует учитывать, что те или иные дискуссии, связанные с рефлексией российской идентичности «в Сети», сегодня носят преимущественно периферийный характер и часто далеки от текущей политической повестки дня. Всплеск подобных обсуждений, как правило, связан или с «круглыми датами» (100-летие Октябрьской революции, 100 лет со дня убийства Николая II и его семьи и т.д.), или с «войнами памяти» на постсоветском пространстве (прежде всего российско-украинскими публичными конфликтами «по поводу» истории Древней Руси, оценок советского периода). В этих условиях перед действующей российской властью вырисовывается двуединая задача: с одной стороны, катализировать процессы осмысления общенационального прошлого и становления гражданской модели российской идентичности; с другой - найти приемлемые, эффективные форматы взаимодействия с неоднородной интернет-аудиторией в условиях преобладания «клипового» и «сериального» мышления среди различных социальных групп «юзеров».

Во-вторых, необходимо учитывать, что информационное пространство сегодняшней России - классическая иллюстрация масштабного «цифрового разрыва» в различных его измерениях. Причем линии «медийного» размежевания («юзеры» VS ТВ-аудитория) во многом соответствуют возрастным (молодежь и средний возраст VS «старшее поколение») и политическим «водоразделам» современного российского социума.

В этой ситуации перед властью в процессе реализации «политики идентичности» обозначается еще одна системная задача, связанная с преодолением политического абсентеизма значительной части интернет-пользователей, их безразлично-скептического (и отчасти негативного) отношения к всевозможным политическим инициативам «сверху» [5]. В этих условиях государство оказывается во многом обречено на «догоняющие» стратегии собственного позиционирования в новой информационной реальности, что естественным образом сужает возможности действующей власти для реализации стратегий формирования национально-государственной идентичности в долгосрочной перспективе (2020-2030-х гг.).

Третий вызов, достаточно рельефно обозначившийся перед «матрицей» российской национально-государственной идентичности, связан с аморфностью общенационального «образа будущего», обозначенным выше вызовом со стороны новой «виртуальной реальности», в условиях наступления которой «образ будущего» оказывается априори пластичным, неустойчивым и подверженным социальной конъюнктуре (направленность которой носит преимущественно негативный, «катастрофический» характер и задается современными медиа). Следствие формирования такой социально-информационной «картины мира» - всеобъемлющий кризис идентичности. Речь идет о деформации как первичных, индивидуализированных ее структур (человеческого «Я» во множестве его проекций: от сексуальной до цивилизационной), так и коллективного «мы», комплексных преставлений людей о «своих» нации и государстве.

Представляется, что главное последствие фактического отсутствия у существенной части российского общества национально-государственного «образа будущего» - не только желание жить «здесь и сейчас», но и гипертрофированная потребность в стабильности как главной политической ценности [5. С. 44-47]. «Стабильность» в этом случае - не индикатор социального и политического благополучия, доверия к власти и удовлетворенности качеством государственного управления, а эмоциональный импульс, связанный со своеобразным (часто до конца не осознаваемым и публично не артикулируемым) желанием «остановить политическое время», психологически «заморозить» текущую политическую ситуацию во избежание реализации многочисленных негативных социально-политических сценариев. Обратная сторона отсутствия целостного образа будущего у значительной части российских граждан - широко известный и активно обсуждаемый в экспертных кругах «запрос на перемены», императивом которого выступает принцип «по-другому», а не внятное понимание содержательной стороны необходимых изменений.

Четвертый вызов, адресованный российской национально-государственной идентичности, носит геополитический характер и связан с войнами памяти, активно развернувшимися на постсоветском пространстве в 2000-2010-е гг. Их всплеск был обусловлен целым рядом социально-экономических и политических причин. Прежде всего, можно заметить, что в 1990-е гг. политические элиты бывших постсоветских республик (пожалуй, за исключением стран Прибалтики) были в большей степени озабочены внутренней политической «повесткой дня», разделом постсоветского «наследства» в его материальном, а не историко-символическом измерении. В тот период обращение к общей истории ограничивалось традиционной критикой «советского тоталитаризма», рассматриваемой в качестве веского основания легитимности постсоветских государств.

Ситуация серьезно изменилась в середине первого десятилетия XXI века, когда ряд постсоветских республик вышли из «парадигмы выживания». Одновременно на политической арене этих стран появились новые поколения (в том числе и поколения политических элит), произошли «цветные революции», которые поставили на повестку дня вопрос переосмысления прошлого именно в контексте исторического и ценностно-символического разрыва с Россией (а не только с советскими символами).

На наш взгляд, своеобразной точкой отсчета, ознаменовавшей резкий всплеск «войн памяти», серию целенаправленных исторических атак на Россию и российскую национальную идентичность, явился первый украинский «майдан» 2004-2005 гг.

Многочисленные кейсы российско-украинских конфликтов «по поводу прошлого» являются показательными с точки зрения понимания того, как расширялся список исторических претензий украинского «политикума» к России. Если в 2005-2009 гг. лейтмотивом этих претензий явился так называемый «Голодомор» и моральная ответственность современной Российской Федерации как правопреемника СССР, то сегодня пространство атак на российскую идентичность существенно расширилось. Украинские политики не только говорят о тотальном разрыве с исторической «ордой» (как они понимают Россию), но и целенаправленно наполняют информационное пространство недостоверным историческим «контентом», попутно выдвигая очевидно безосновательные обвинения в «фальсификации истории» в адрес России. Характерный пример - недавние обвинения в том, что Россия «присвоила» историю Украины-Руси и параллельные размышления об ошибке киевских князей, которые «опрометчиво основали Москву» [1; 3].

По нашему мнению, опасность подобных сценариев для российской идентичности состоит в следующем: официальная Москва, будучи втянутой в конъюнктурные политические дискуссии, вынуждена выступать в психологически уязвимой для себя роли «оправдывающейся» не только за отдельные исторические события, но и за сам факт своего исторического существования. Следствием такой эмоциональной «оправдательной» стратегии является как дальнейшая всеобъемлющая негативизация внешнеполитического образа России («империя зла»), в том числе и среди жителей республик бывшего СССР, так и внутренний кризис исторической памяти, нарастающее стремление оценивать собственное прошлое исключительно сквозь призму конфликта с многочисленными внешними «врагами»: и коллективным Западом, и бывшими «братскими народами».

Вместе с тем необходимо учитывать, что российско-украинские противоречия по поводу прошлого представляют собой наиболее радикальный вариант «войн памяти» на постсоветском пространстве (когда обе стороны фактически отказывают друг другу в «историческом праве» на собственную национально-государственную идентичность).

Не меньшую тревогу должны вызывать и «плавные» попытки избавления от элементов российской культуры, ставшие системным звеном государственной политики постсоветских государств, включая наиболее «близкие» современной России Белоруссию и Казахстан.

Указанная политика реализуется, прежде всего, в образовательной и культурной сферах (переход Казахстана на латиницу, позитивная переоценка роли Великого княжества Литовского как прародины нынешней белорусской государственности), а также в области символической политики, направленной на размежевание с позитивными образами совместного прошлого [8].

Анализ указанных выше социально-политических вызовов, стоящих перед российским обществом и государством, позволяет говорить о необходимости выработки и реализации полномасштабной государственной политики формирования российской национально-государственной идентичности («политики идентичности»), которая носила бы интегративный характер и отвечала новым информационным и геополитическим реалиями начала XXI в.

Опираясь на разработки зарубежных и российских ученых, можно определить «политику идентичности» как долгосрочную стратегию формирования определенной модели коллективной идентичности через выстраивание и информационное продвижение в социальном пространстве целостного, сбалансированного, внутренне непротиворечивого образа «нас» и комплекса связанных с ним социально-политических образов, установок, ценностей.

Библиографический список

[1] «Киевские князья опрометчиво основали Москву» // Интернет-издание «Рамблер». 19.04.2018. Режим доступа: https://news.rambler.ru/ukraine/39663394-kievskie-knyazya - oprometchivo-osnovali-moskvu/. Дата обращения: 21.07.2018.

[2] Малинова О.Ю. Политическое использование прошлого как инструмент символической политики: эволюция дискурса властвующей элиты в постсоветской России // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2012. №8. С. 179-204.

[3] Порошенко обвинил Россию в присвоении украинской истории // Интернет-издание «Интерфакс. Ру». 08.11.2016. Режим доступа: http://www.interfax.ru/world/536153. Дата обращения: 23.07.2018.

[4] Самсонова Т.Н. О гражданском воспитании в условиях институциональных изменений в современной России // Вестник Московского университета. Серия 18: Социология и политология. 2012. №2. С. 37-51.

[5] Самсонова Т.Н., Титов В.В. К вопросу о становлении национально-гражданской идентичности российской молодежи в условиях глобальных социокультурных трансформаций начала XXI века // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 2017. Т. 23. №3. С. 156-173.

[6] Семененко И.С. Нация, национализм, национальная идентичность: новые ракурсы научного дискурса // Мировая экономика и международные отношения. 2015. №11. С. 91-102.

[7] Титов В.В. Политика памяти и формирование национально-государственной идентичности: российский опыт и новые тенденции. М.: Ваш формат, 2017. 184 с.

[8] Фахрутдинов Р. «Кому-то неймется в России»: Лукашенко рассказал о войне // Интернет- издание «Газета.ру». 03.06.2018. Режим доступа: https://www.gazeta.ru/politics/2018/06/ 03_a_11785063.shtml. Дата обращения: 23.07.2018.

[9] Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М.: Транзиткнига, 2004. 635 с.

References

[1] «Kiev Princes should have thought twice before founding Moscow». Rambler.ru. 19.04.2018. Available from: https://news.rambler.ru/ukraine/39663394-kievskie-knyazya-oprometchivo - osnovali-moskvu/. Accessed: 01.12.2018 (In Russ.).

[2] Malinova O.Y. Political Use of the Past as a Symbolic Policy Tool: Evolution of the Ruling Elite's Discourse in Post-Soviet Russia. Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS. 2012; 8: 179 - 204 (In Russ.).

[3] Poroshenko Accused Russia of Appropriating Ukrainian History. Interfax.ru. 08.11.2016. Available from: http://www.interfax.ru/world/536153. Accessed: 01.12.2018 (In Russ.).

[4] Samsonova T.N. On Civic Education under Current Institutional Changes in Modern Russia. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 18: Sotsiologiya i politologiya. 2012; 2: 37-51 (In Russ.).

[5] Samsonova T.N., Titov V.V. On Formation of National-State Identity among Russian Youth in the Context of Global Social and Cultural Transformations of the 20th Century. Vestnik moskovskogo universiteta. Seriya 18. Sotsiologiya ipolitologiya. 2017; 3: 156-173 (In Russ).

[6] Semenenko I.S. Nation, Nationalism, National Identity: New Angles of Scientific Discourse. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnyie otnosheniya. 2015; 11: 91-102 (In Russ.).

[7] Titov V.V. Memory Policy and Building National-State Identity: Russian Experience and New Trends. Moscow: Vash format; 2017. 184 p. (In Russ.).

[8] Fahrutdinov R. «Someone cannot Sit Still in Russia»: Lukashenko Tells about the War. Gazeta.ru. 03.06.2018. Available from: https://www.gazeta.ru/politics/2018/06/03_a_ 11785063.shtml

[9] Huntington S. Who Are We? American National Identity Challenges. Moscow: Tranzitkniga; 2008. 640 p. (In Russ).

Размещено на Allbest.ru