Кибервойна и ее особенности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кибервойна и ее особенности

Евсякова А.

В связи с активизацией разработки многими государствами методов и способов использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) для решения задач военно-политического характера остро встала проблема их правовой регламентации, прежде всего, на международном уровне с последующей имплементацией в национальное законодательство государств.

В настоящее возрастает актуальность изучения вопросов применения международного права к вооруженным конфликтам в киберпространстве. С созданием новых технологий и развитием информационной сферы для мирового сообщества возникла новая угроза под названием кибервойна. Дебаты ученых о международном праве, применимом в кибервойне, ведутся достаточно давно. Более двадцатилетия мы живем в эпоху кибервойны. И теперь мы всё яснее осознаем те губительные последствия для цивилизации, которые таит в себе враждебное применение силы в киберпространстве.

Любые попытки осмыслить проблемы кибербезопасности упираются в отсутствие единой терминологической базы. Для того, чтобы понять правовую природу кибервойны предстоит ответить на многие новые вопросы. Прежде всего, нужно понять природу этого явления, и создать соответствующую ему теорию правового регулирования. В связи с этим, необходимо четкое разграничение и разведение понятий киберпространства и информационного пространства; кибербезопасности и, с другой стороны, информационной и информационно-психологической безопасности (а также любых других видов деятельности, конечной целью которых является влияние на человека, группы людей либо общество в целом за счет информационнокоммуникационных технологий (ИКТ). Используя этот подход как основу, можно предложить следующее определение киберпространства: киберпространство - электронная среда, в которой создание, хранение, изменение, передача и удаление информации осуществляется посредством цифровых сигналов.

По поводу термина «кибервойна», по мнению многих экспертов в сфере деятельности в киберпространстве, данный термин является дезориентирующим и некорректным для целей официальной терминологии и от него предлагается отказаться. Основная причина видится в том, что он апеллирует к понятию «война», которое не может употребляться произвольно и должно опираться на четкое правовое определение. Между тем ни одно из определений войны и военного конфликта, приводимых в Военной доктрине Российской Федерации от 5 февраля 2010 года, в текущем виде не может быть перенесено на действия в киберпространстве.

В этой связи понятие «кибервойна» может употребляться в неофициальной коммуникации - СМИ, публицистике и устных выступлениях, однако не является частью официальной терминологии Вооруженных сил и государственных органов РФ.

Термин «война» в классификации военных конфликтов подразумевает такую разновидность вооруженного противоборства, в процессе которого государства-участники вынуждены максимально напрягать и использовать все (или большую часть) имеющихся в их распоряжении ресурсов для достижения поставленных военно-политических целей. Действия сторон конфликта в киберпространстве будут являться всего лишь частью их полномасштабного противоборства в рамках войны в целом.

В связи с вышесказанным уместно ввести термин «кибернетическое противоборство» - по аналогии с информационным противоборством, радиоэлектронной борьбой и т.д.

Кибернетическое противоборство - разновидность вооруженной борьбы, в ходе которой осуществляется целенаправленное и организованное кибернетическое воздействие аппаратно-программными средствами на аппаратно-программные комплексы автоматизированных систем управления военного и гражданского назначения противника, направленное на нарушение их нормального функционирования. Составными частями кибернетического противоборства является кибернетическое поражение и кибернетическая защита.

Кибернетическая операция - совокупность широкомасштабных, проводимых по единому плану и согласованных по времени и месту защитных мероприятий, кибернетических ударов и других воздействий на взаимосвязанную группу управляющих систем крупных государственных и военных структур. Осуществляется с использованием аппаратно-программных средств, с целью кибернетического поражения (кибернетической защиты) указанных систем.

В рамках обсуждения проблем кибервоздействий неизбежно затрагивается широкий круг вопросов, связанных с использованием киберпространства для ведения боевых действий, а точнее, расширения пространства боевых действий в направлении пространства киберсистем и определение понятия кибероружия.

Еще одной серьезной проблемой, которая требует своего решения, является отсутствие правоприменительных практик в международных отношениях, регулирующих использование киберпространства для агрессивных действий. Эта проблема требует скорейшего разрешения, поскольку создаваемые образцы кибероружия отличаются глобальной досягаемостью, практически мгновенным воздействием без какого-либо способа получить предупреждение о его применении. Такие характеристики позволяют приравнять его к стратегическим наступательным вооружениям, но разработки и применение кибероружия никак не огра-ничиваются существующими международными соглашениями.

Формирование понятийной и доктринальной основы действий Вооруженных сил РФ и российских государственных органов в киберпространстве невозможно в отрыве от выработки российского подхода к применению международного права в киберпространстве. В первую очередь речь идет о применении международного гуманитарного права (jus in bello) и непосредственно права вооруженного конфликта (jus ad bellum).

Связка и синхронность проработки этих двух проблематик определяются трансграничностью киберпространства. Практически любой конфликт в киберпространстве неизбежно приобретает трансграничное - то есть де-факто международное - измерение и с высокой вероятностью затрагивает гражданскую инфраструктуру и третьих лиц, включая незаконных комбатантов и нонкомбатантов в терминологии jus in bello.

В этой связи важно отметить, что российская концепция «Конвенции об обеспечении международной информационной безопасности» (МИБ) от 2011 года содержит прямую ссылку на необходимость регламентирования вопросов поведения государств, в ситуации конфликта в киберпространстве с точки зрения международного гуманитарного права (МГП). Речь идет о Статье 7, пункте 2, согласно которому «в случае любого международного конфликта право государств-участников <.. .> выбирать методы или средства ведения «информационной войны» ограничено применимыми нормами МГП».

Идентичный по смыслу параграф содержится в «Концептуальных взглядах на деятельность Вооруженных сил Российской Федерации в информационном пространстве». В частности, документ предлагает Вооруженным силам РФ руководствоваться такими нормами международного гуманитарного права, как «ограничение неизбирательного применения информационного оружия; установление особой защиты для информационных объектов, являющихся потенциально опасными источниками техногенных катастроф, а также запрещение вероломных методов ведения информационной войны».

Однако ни одному из названных пунктов не сопутствует интерпретация. К примеру, неясно, какие объекты входят в перечень «потенциально опасных источников техногенных катастроф», что такое меры их «особой защиты», какие методы ведения информационной войны причисляются к «вероломным».

С учетом остроты вызовов российской национальной безопасности и обороне, исходящих из киберпространства, России необходима скорейшая выработка собственного развернутого подхода к международно-правовым аспектам конфликтов в киберпространстве.

Первым шагом на этом пути могло бы стать формулирование перечня базовых вопросов, таких как:

1. Несут ли государства ответственность за действия в киберпространстве, осуществляемые ак- торами-посредниками (proxy actors), действующими в интересах, по указанию и с ведома данных государств? Каков статус данных акторов в ситуации конфликта в киберпространстве - являются ли они комбатантами, незаконными комбатантами, нонкомбатантами либо ни одной из этих категорий?

2. Несут ли государства ответственность за действия в киберпространстве, осуществляемые с их ведома с их же территории? Важен не только общий ответ (который видится скорее положительным), но и возможные исключения. Гипотетический пример - невозможность оперативно пресечь действия негосударственных акторов в киберпространстве без нанесения существенного экономического ущерба собственному гражданскому населению (полного отключения телекоммуникационных сетей на значительной территории).

3. Могут ли специальные действия и операции в киберпространстве подпадать под понятие «применение силы» в рамках стать и 2 (4) Устава ООН и при каких критериях? Должна ли гибель людей как прямое следствие действий в киберпространстве являться единственным критерием, а если нет, то каков порог ущерба, позволяющего считать операции в киберпространстве «применением силы»?

4. Могут ли специальные действия, равно как и специальные операции, в киберпространстве подпадать под понятие «акт агрессии», согласно Резолюции ГА ООН «Об агрессии» от 14 декабря 1974 года и Устава ООН, а также «вооруженного нападения», согласно Статье 51 Устава ООН - и если да, то при каких условиях?

5. Могут ли специальные действия и операции в киберпространстве задействовать право государств на коллективную самооборону, согласно

8 http://ens.miLmЛ<Концептуальные взгляды на деятельность Вооруженных сил Российской Федерации в информационном пространстве».

Статье 51 Устава ООН и если да, то при каких условиях? Допускает ли международное право ситуации, когда в ответ на воздействия в киберпространстве государством может быть легитимно использована вооруженная сила? Если да, то распространяются ли такие допущения на применение вооруженной силы против негосударственных акторов или же только на государства?

6. Необходимо ли выделять перечень объектов, специальные действия и операции в киберпространстве, против которых не могут быть признаны легитимными с точки зрения международного права? Речь идет о техногенно опасных объектах, повреждение и разрушение которых чревато большим количеством человеческих жертв либо чрезвычайным ущербом экономике и окружающей среде.

В экспертном документе 2013 года Центра совместной киберобороны НАТО в Таллинне (CCD COE) под названием «Таллиннское руководство по применению международного права к условиям киберконфликта» выделяется категория объектов, кибератаки в отношении которых следует планировать и осуществлять «с особой осторожностью». В число таких объектов включаются АЭС, плотины и дамбы гидроэлектростанций, а также

объекты, расположенные в непосредственной близости от вышеупомянутых.

Логика, допускающая действия, нацеленные на отключение систем энергоснабжения на АЭС и ГЭС, основана на несколько видоизмененном содержании пункта 2 Статьи 56 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов. Однако в Статье Протокола, вступившего в силу в 1978 году, речь идет о нападении на «установки и сооружения, содержащие опасные силы» (те же самые АЭС, ГЭС и дамбы) с использованием разрешенных средств и методов ведения военных действий. Но применяемые в киберпространстве средства пока не получили определения в контексте Статьи 36 «Новые виды оружия» Дополнительного протокола. Вследствие этого неясно, относятся ли они к разрешенным средствам ведения войны. Выводы таллиннских экспертов не соответствуют также духу пункта 6 той же Статьи 56, который призывает к «заключению соглашений для обеспечения дополнительной защиты объектов, содержащих опасные силы».

Однако такой подход не представляется релевантным российским интересам, ибо предлагает неоправданно широкий список объектов критической инфраструктуры, которые являются легитимными целями в случае специальных операций в киберпространстве.

Более того, трудности может вызвать также классификация объектов атак, обусловленная их военным или гражданским характером. В контексте интерпретации кибервойны по-прежнему неизвестно, как следует понимать положения об «угрозе применения силы или ее использования» (ст. 51 Устава ООН), компетенцию Совета Безопасности ООН в этом предмете или фактическую юрисдикцию государств в киберпространстве. Таким образом, следует сделать вывод, что явление кибервойны связано со многими дилеммами, касающимися толкования международного права. Необходимо добавить, что, несмотря на многолетнюю дискуссию на эту тему, в частности, в рамках ООН, до сих пор не удалось достичь соглашения по этому вопросу. Что интересно, на протяжении многих лет самыми активными сторонниками разработки международного соглашения, регулирующего все эти сомнения, являются Российская Феде-рация и Китайская Народная Республика.

Принимая во внимание эти факты, а также высокую потенциальную опасность некоторых специальных действий в киберпространстве, представляется целесообразным установить полный международно-правовой запрет на специальные действия и операции в киберпространстве против объектов, содержащих опасные силы в определении Статьи 56 Дополнительного протокола I.

Кроме того, предлагается оценить возможность введения аналогичного запрета на такие действия против ИКТ-инфраструктур любых объектов, в работе которых используется управляемая ядерная реакция - включая АЭС, АПЛ, суда и любые другие виды транспорта на атомной тяге.

Однако главным принципом изучения и адаптации существующего корпуса норм МГП к киберпространству должен стать приоритет предотвращения и запрета специальных действий и специальных операций в киберпространстве, которые преследуют политические цели военного конфликта.

Отдельно следует коснуться вопроса об анонимности авторов специальных действий в киберпространстве. Под анонимностью могут подразумеваться два различных аспекта. Первый из них - ситуация, когда специальные действия в киберпространстве осуществляются полностью бесследно. На данный момент подобное вмешательство в киберпространстве практически невозможно с технической точки зрения. Однако с практической точки зрения важно другое понимание анонимности - а именно состояние, когда невозможна достоверная идентификация автора/источника тех или иных действий в киберпространстве. В этом понимании анонимные действия вполне возможны и, более того, представляют собой правило, а не исключение в киберпространстве на сегодняшний день.

Возможно, одним из наиболее очевидных ограничений должен стать принцип отказа от ис-пользования вооруженной силы в качестве ответа на нападение в киберпространстве, если субъект/источник такой атаки не может быть надежно идентифицирован. Как видно, нерешенная проблема анонимности субъектов специальных действий в киберпространстве делает необходимой жесткую увязку вопросов деятельности ВС и международно-правовых правил поведения в этой сфере, отражающих российские интересы.

Вновь возникла проблема урегулирования данных отношений нормами права. Вне всякого сомнения, кибератаки являются разновидностью агрессии, и они должны быть запрещены международным правом путем принятия международной конвенции или дополнения понятия агрессии.

Рассмотрим первый вариант урегулирования данных отношений - дополнение понятия агрессии.

Под агрессией в международном праве понимается применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства, или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как это установлено в настоящем определении. Объективно, данный способ регулирования данных правоотношений вполне приемлем, однако всё же следует учитывать тот факт, что данные отношения являются сложными и требует более детального регулирования, чем просто включение в дефиницию. Второй вариант уре-гулирования данного вопроса - это конвенция. Данный подход представляется наиболее верным, поскольку появляется возможность осветить все проблемные моменты, связанные с кибератаками и информационной безопасностью в целом. В настоящее время разработка проекта конвенции осуществляется группами правительственных экспертов (далее - ГПЭ).

Рассматривая объективно результаты их работы, можно отметить лишь то, что в настоящее время удалось согласовать лишь мнения касаемо применимости международного права к киберпространству (включают в себя признание суверенитета государств над ИКТ-структурой, упоминание в контексте киберпространства ряда принципов международного права, ответственность государств за действия в киберпространстве и т.д.) Однако, несмотря на свою безусловную важность, некоторые меры из этого списка можно назвать второстепенными, производными от первоочередных задач. К сожалению, несмотря на рациональность конвенции, стоит отмечать тот момент, что, скорее всего, она не будет принята в ближайшее время, поскольку мнения многих ведущих стран расходятся по самым существенным вопросам регулирования киберпространства. По смыслу ст. 36 Дополнительного Протокола к Женевским Конвенциям, при разработке нового оружия государством, не обязательно принимать новую конвенцию, чтобы это оружие регулировалось международным гуманитарным правом.

Обобщая вышесказанное, необходимо говорить о том, что вопрос, связанный с регулирова-нием киберпространства (и в частности, кибератак) является одним из наиболее острых в современном мире. Наиболее рациональным урегулированием данного вопроса представляется принятие конвенции, которая бы отразила все аспекты данных пра-воотношений. Однако, необходимо понимать, что в современной геополитической ситуации принятие конвенции может быть отложено на длительный срок, что создает проблему отсутствия регулирования одного из наиболее опасных явлений в современном мире.

В России существует осознание опасности наращивания зарубежными странами сил и средств для ведения военных действий в кибернетическом пространстве. В частности, в Указе Президента РФ «О стратегии национальной безопасности РФ до 2020 года» отмечается, что «угрозами военной безопасности являются: политика ряда ведущих зарубежных стран, направленная на достижение преобладающего превосходства в военной сфере, осуществляемая путем развития высокоточных, информационных и других высокотехнологичных средств ведения вооруженной борьбы...».

В условиях, когда на уровне ООН процесс продвижения идеи обеспечения информационной безопасности начал заходить в тупик, страны ШОС заложили основу регионального сотрудничества в этой сфере. План совместных действий по обеспечению МИБ, а 16 июня 2009 г. в Екатеринбурге подписано межправительственное Соглашение государств-членов ШОС о сотрудничестве в области обеспечения МИБ. Уникальность этого документа заключалась в том, что он впервые на международно-правовом уровне зафиксировал наличие конкретных угроз в области информационной безопасности, а также определил основные направления, принципы, формы и механизмы сотрудничества в этой сфере. Как в рамках ШОС, так и в широкой международной практике вступившее в силу Соглашение стало первым договорным актом, охватывающим весь спектр проблем МИБ - от противодействия кибирпреступности и кибертерроризму до вопросов разоружения.16 Действующее сегодня соглашение стало прецедентом и для стран, не входящих в ШОС.

В рамках определения направлений реализации государственной политики Российской Федерации в области формирования системы международной информационной безопасности Президентом Российской Федерации В. В. Путиным поставлена задача «содействия подготовке и принятию государствами - членами ООН международных актов, регламентирующих применение принципов и норм международного гуманитарного права в сфере использования ИКТ».

Перспектива дальнейшей работы над законами кибервойны видится в создании качественно и новой общей Хартии безопасности киберпространства, в которой, прежде всего, нужно определить правовое состояние - «кибермир» и «кибервойна». Далее регламентировать сферы применения права в киберпространстве, по кругу лиц и по видам технических телекоммуникационных и программных объектов. Регламентацию нужно вести от конкретных физических величин и математических понятий киберсистемы. Добиться хороших результатов в этой работе вполне можно, потому что, здесь возможен тот удачный синтез математической точности и юридического гуманизма, при котором у кибертерроризма и кибермилитаризма не остается шанса на правонарушения. Вполне возможно сделать так, чтобы соблюдение принципов гуманности гарантировала сама электроника. Она беспристрастна, политически не ангажирована и проверяема. В киберпространстве ничего не утаишь и не спрячешь, тем более, если речь идет о враждебных электронных акциях. Имея полномочия от государств, юристы и техники вполне способны урегулировать любое электронное отношение строго по закону, основываясь на оцифрованных фактах и электронных документах, зафиксированных в киберпространстве - доказательствах, которые невозможно подделать, подменить, исказить или потерять. Новая Хартия безопасности киберпространства должна сформировать безотказный и безошибочный процессуальный правопорядок квалификации любых враждебных действий, или несовместимых с универсальными принципами гуманизма и мирного сосуществования наций.

Исходя из этого, можно отметить, что для выстраивания международных отношений в глобальном киберпространстве на основе принципа равенства суверенитетов, являющегося одним из важнейших принципов международного права, представляется целесообразным осуществить кодификацию норм, регулирующих международные отношения в глобальном киберпространстве.

Для выработки рациональной политики в области обеспечения информационной безопасности, прежде всего, необходима трезвая оценка сегодняшнего состояния, особенностей и перспектив развития информационного общества, информатизации как процесса, информационного оружия и реально возможных способов его применения. Такая оценка есть базовая предпосылка выработки внешней и внутренней политики государства, военные и военно-технические компоненты которой могли бы предотвращать или парировать возникшие угрозы и надежно обеспечивали бы безопасность страны.

В настоящее время обоснованными и необходимыми являются следующие предложения в рассматриваемой сфере:

- закрепление в международных договорах содержания государственного суверенитета в национальном киберпространстве, в том числе в области управления адресным пространством глобального киберпространства и его национального сегмента;

- определение процедуры и проведение делимитации границ национальных киберпространств и закрепление границ этих пространств в соответствующих международных договорах;

- определение объектов, включая критически важные, информационной инфраструктуры общества, пользующихся правовой защитой со стороны Международного гуманитарного права (МГП);

- создание и поддержание в актуальном состоянии «карт» привязки объектов национальной информационной инфраструктуры, которым

предоставляется правовая защита МГП;

- уточнение условий пользования международно-правовым статусом комбатанта лицами, осуществляющими акты враждебного использования информационно-коммуникационных технологий в качестве средства вооруженного насилия в составе вооруженных сил государств, других вооруженных групп, участвующих в вооруженном конфликте;

- уточнение признаков враждебного использования ИКТ в качестве средства вооруженного насилия в отношении противника, лиц и объектов, защищаемых МГП;

- совершенствование процедуры и условий исследования фактов нарушения МГП Международной комиссией по установлению фактов;

- определение целесообразности создания международной системы объективизации событий, связанных с использованием ИКТ в ходе вооруженных конфликтов, для создания условий выполнения задач, возложенных на Международную комиссию по установлению фактов.

Закрепление соответствующих правовых новаций по каждому из выделенных направлений в универсальных международных договорах будет способствовать выполнению задачи обеспечения применимости норм международного права к использованию ИКТ на основе принципа суверенного равенства, укреплению общего понимания в целях повышения стабильности и безопасности в глобальном киберпространстве, формированию единообразной практики применения МГП к вооруженным конфликтам в киберпространстве, а также методики оценки правомерности использования ИКТ в качестве средства вооруженного насилия в ходе военных действий в «традиционных» сферах применения.

В условиях глобализации информационных систем без подключения к мировому информационному пространству любую страну ожидает экономическое прозябание. Следует отчетливо представлять себе, что уже по геополитическим причинам участие России в международных системах телекоммуникаций и информационного обмена невозможно без комплексного решения проблем информационной безопасности.

Следовательно, необходимо международное сотрудничество, ориентированное на разработку и принятие правовых положений и соглашений, обеспечивающих информационную безопасность в процессах трансграничного информационного обмена. Необходима активная поддержка деятельности различных международных групп, разрабатывающих и обсуждающих различные аспекты внутреннего и межгосударственного законодательства, международные стандарты и возможные области взаимных интересов стран в информационной сфере. В част-ности, должны быть определены и юридически закреплены меры международного характера, направленные на предотвращение и обеспечение ответственности за компьютерные преступления, за применение кибернетического оружия, использования кибератак . В целом такое направление соответствует и общей тенденции развития международного права, основной и, по сути, единственной целью которого является установления всеобщего режима международной безопасности.

В юридическом плане новая концепция безопасности должна предполагать развитие такой системы международного правопорядка, которая была бы основана на признании взаимозависимости современного мира, изменения понятия государственного суверенитета и служила бы нормативным выражением приоритета интересов безопасности над экономическими и политическими интересами, обеспечивала бы, в конечном счете, приват права в политике.

Эффективность международного права как права всеобъемлющей безопасности и коллективной ответственности государств перед человечеством предполагает конструктивное сотрудничество участников международного общения в решении двух основных задач. Первая из них связана с обеспечением функционирования того механизма поддержания мира, которым международное сообщество уже располагает, вторая -- с выработкой новых правовых норм.

Список литературы

информационный политический международный

1. Основы государственной политики Российской Федерации в области международной информационной безопасности на период до 2020 г. Утверждена Президентом Российской Федерации 24 июля 2013. №Пр-1753;

2. Доклады Группы правительственных экспертов ООН по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности (2010, 2013, 2015 гг.);

3. Ы1р://еш.тИ.т/«Концептуальные взгляды на деятельность Вооруженных сил Российской Федерации в информационном пространстве»;

4. Peacetime regime for state activities in Cyberspace. International Law, International relations, Diplomacy. NATO CCD COE Publication. Tallinn. 2013;

5. https://m.gazeta.ru/business/2012/02/09/, «Конвенция об обеспечении международной информационной безопасности»;

6. http://www.perspektivy.info/book/mezhdunaro dnyje dogovoronnosti po kiber-

prostranstvu vozmozhen li konsensus 2013-10- 24.htm, Международные договорённости по киберпространству: возможен ли консенсус? А.Бедрицкий;

7. http://www.globalaffairs.ru/number/Igra-pro- pravila-17640. Россия в глобальной политике;

8. http://www.oboznik.ru/?p=54277. Международно-правовое регулирование кибератак;

9. https ://studme.org/220979/sotsiolo giya/dilemm y kibervoyny.Дилеммы кибервойны;

10. http ://d-russia.ru/voj na-v-kiberprostranstve - uroki-i-vyvody-dlya-rossii.html / Война в киберпространстве: Уроки и выводы для России, Ю. Николаев;

11. http:// отрасли-права.рф/ Специальные действии в киберпространстве и международное право, Демидов О.В;

12. http://nvo.ng.ru/ Киберпространство и военные конфликты: доктриальные подходы к терминологиии, Якушев М.В;

13. http://nvo.ng.ru/ Кибервойна: осмысление понятий, Кандауров Д. Н.

Размещено на Allbest.ru