Политическое участие в условиях кризиса: теоретические основы и новые эмпирические данные

Размещено на http://www.allbest.ru/

Политическое участие в условиях кризиса: теоретические основы и новые эмпирические данные

Косов Геннадий Владимирович

Галда Михаил Владимирович

Гандалоев Ислам Иссаевич

Аннотация

политический участие электоральный партия

В статье рассматриваются направления влияния кризисной ситуации на политическое участие, являющиеся важной частью теории кризисного политического участия. Используя новые данные, появившиеся в ходе пандемии COVID-19, авторы доказывают, что положения теории кризисного политического участия сохраняют свой исследовательский потенциал. Кризис, вызванный COVID-19, повлек за собой изменение баланса между электоральным и протестным участием, электоральные победы ультраправых партий, расширение возможностей для новых политических сил.

Ключевые слова: политическое участие, политические институты, кризис, выборы, протест, COVID-19, ультраправые партии, европейская политика.

Political participation in crisis: theoretical foundations and new empirical data

Kosov Gennady Vladimirovich

Gandaloev Islam Issaevich

Galda Mikhail Vladimirovich

Abstract

The article examines the directions of the influence of the crisis situation on political participation, which are an important part of the so-called theory of crisis political participation. Using new data that appeared with the COVID-19 pandemic, the authors prove that the provisions of the theory of crisis political participation retain their research potential. The crisis caused by COVID-19 has led to changes in the balance between electoral and protest participation, electoral victories of ultraright parties, expansion of opportunities for new political forces.

Keywords: political participation, political institutions, crisis, elections, protest, COVID-19, ultra-right parties, European politics.

Согласно формирующейся теории кризисного политического участия кризис меняет деятельность политических систем, заставляя их предпринимать те или иные меры реагирования. Параллельно, а во многих случаях и благодаря этому трансформируется и характер политического участия.

Анализ немногочисленных исследований, посвященных политическому участию во время кризисов, позволил нам сделать следующие выводы:

Кризис сокращает явку избирателей. Во время кризиса, как правило, наблюдается повышение уровня безработицы и падение доходов граждан, заставляющее их работать одновременно в нескольких местах. Как следствие, у них остается крайне мало времени для политических инвестиций. В период кризиса люди меньше доверяют правительству и утрачивают веру в эффективность политических институтов, что ведет к отказу от голосования. Эти положения подтверждаются многими эмпирическими исследованиями.

В частности, П. Эмменеггер, П. Маркс и Д. Шрафф, опираясь на данные из Нидерландов, пришли к выводу, что чем хуже положение человека на рынке труда, тем выше вероятность его отказа от голосования. А как известно, кризис - это один из главных факторов ухудшения ситуации на рынке труда [1]. Проанализировав данных из Германии, ученые также отметили, что кризис увеличивает число безработных молодых людей в возрасте от 17 до 35 лет, которые демонстрируют более низкую явку на выборы [2].

П. Маркс и К. Нгуйен, используя данные из ряда европейских стран, обнаружили, что в условиях кризиса граждане, финансовое благополучие которых ухудшилось, подвергают сомнению компетентность правительственных институтов и кардинально меняют свое отношение к выборам [3].

Кризис повышает вероятность электорального успеха ультраправых партий. Это объясняется тем, что во время кризиса возрастает число избирателей, готовых поддержать ультраправые программы, и параллельно снижается явка сторонников иных партий. И. Колантоне и П. Станиг, проследив связь между результатами выборов в 15 европейских странах и нарастанием объемов китайского импорта, пришли к выводу, что «шок от импорта», во-первых, увеличивает поддержку националистических, изоляционистских и праворадикальных партий, во-вторых, способствует общему «правому» сдвигу электората [4]. В другом своем исследовании они показали, что «шок от импорта» стал одним из факторов, обеспечивших победу на референдуме сторонников выхода Великобритании из Европейского Союза [5]. В Германии и Франции также «шок от импорта» повышает уровень поддержки крайне правых, прежде всего со стороны низкоквалифицированных производственных рабочих, сильнее страдающих от нарастания внешних поставок [6, с. 35-36; 7, р. 17].

Кризис открывает возможности для новых политических сил. В литературе распространено мнение, что избиратели посредством выборов поощряют или наказывают должностных лиц [8]. Если последние эффективно выполняли свои функции в течение срока полномочий, то электорат отдаст свой голос за них. В противном случае избиратели предпочтут голосовать против них. Как правило, возникновение кризиса избиратели связывают с действиями или бездействием властей, поэтому следует ожидать, что они сделают выбор в пользу тех кандидатов, которые не занимают никаких государственных должностей, либо даже антисистемных акторов.

Под антисистемными акторами понимаются группы, организации, партии, которые не интегрированы в политическую систему и придерживаются идеологического радикализма [9, р. 657]. Такие акторы стремятся к смене не столько правительства, сколько доминирующих норм, ценностей и практик, не предпринимая никаких значимых попыток сотрудничества с системными силами. Эти две особенности антисистемных акторов объясняют, почему им выгоден кризис. Неприятие укоренившихся политических норм создает вокруг них ауру «борцов с истеблишментом», привлекательную для разочаровавшейся во время кризиса публики. Отказ от сотрудничества с системными акторами позволяет им снять с себя ответственность за кризис и предстать подлинными «агентами изменений» [10, р. 1260].

Кризис ведет к упадку системных акторов, на которые возлагается вина за все произошедшее. Вместе с тем кризис открывает двери антисистемным акторам, позиционирующим себя как единственную силу, способную решить возникшие проблемы. Это хорошо иллюстрирует опыт латиноамериканских стран. В 1980-е годы экономический кризис поразил практически всю Латинскую Америку. Глобальная рецессия вызвала резкий рост процентных ставок по кредитам, использовавшимся для программ индустриализации в регионе, а также снижение спроса на сырье, доходы от экспорта которого шли на погашение кредитов. Правительства заключили договоры по реструктуризации долгов с МВФ, требовавшим взамен проведения реформ, направленных на повышение экономической конкурентоспособности и снижение вероятности повторения кризиса.

На практике удовлетворение требований МВФ привело к сокращению социальных расходов, разрушению инфраструктуры, замораживанию заработной платы и росту безработицы. Как доказывается во множестве исследований, именно на фоне этого произошел коллапс многих традиционных партий и выход на политическую арену сил, действовавших ранее вне системы [11; 12; 13].

Пандемия коронавирусной инфекции вызвала во многих политических системах мира кризис, обладающий рядом особенностей. Прежде всего, COVID-19 привел к мегакризису, т. е. кризису, затронувшему все сферы жизнедеятельности общества - экономическую, социальную и политическую. Такое положение породило страх, потребовавший жестких решений по распределению ограниченных ресурсов и болезненных ответов со стороны правительств.

Кризис, вызванный COVID-19, не имел четкого начала. Он представлял собой так называемый «ползучий» кризис [14], о начале которого говорил лишь нарастающий поток тревожных сигналов. За некоторыми исключениями пандемия охватила все страны не внезапно, резко, как это бывает при «остром» кризисе, а постепенно, плавно. Потребовались недели, а в некоторых случаях и месяцы, прежде чем коронавирус покинул территорию Китая и поразил большое число людей в других регионах планеты.

В теории утверждается, что в большей степени кризис затрагивает государства, которые столкнулись с ним первыми. Однако Китай, в котором возник COVID-19, понес меньшие издержки, чем, например, США и Бразилия. Объяснение, скорее всего, кроется в том, что Китай имел опыт борьбы с подобными заболеваниями. Например, наибольшее число случаев заболеваний SARS и смертей от него зафиксировано в Китае, где он и возник. Однако Китай, разработав меры по контролю за его распространением, победил SARS. При этом данный вирус не сильно поразил страны, столкнувшиеся с ним позже [15].

Обусловленный COVID-19 кризис оказал серьезное негативное влияние на солидарность отдельных обществ и мирового сообщества в целом. Как следствие, практически сразу сформировались группы «диссидентствующих» врачей, экономистов и просто граждан, подвергающих сомнению правительственные заявления относительно вируса и его последствий. Появились конспирологические версии искусственного происхождения вируса, в которых утверждается, что он разработан в интересах мировой элиты, отдельных политиков и предпринимателей. Разгорелись политические дебаты о том, как найти баланс между необходимостью защитить группы риска и обеспечить благополучие общества. Наиболее радикальные критики обвинили правительства в том, что предлагаемые ими меры, такие как социальное дистанцирование, локдауны и прочие ограничения, оказываются малоэффективными, при этом требуют огромных издержек.

В предотвращении глобальных кризисов и блокировке распространения кризиса от одного государства к другому значительную роль играет международное сотрудничество, которое может строиться на принципах теории гегемонистской стабильности, возлагающей обязанности на одно или несколько ведущих государств, либо на принципах концепции институционального сотрудничества, обращенной к международным институтам. В последнее время приоритетом пользуются принципы второй теории, однако сотрудничество в условиях современных кризисов легко трансформируется в соперничество, которое лишь препятствует их предотвращению, парализуя работу институтов или увеличивая число дублирующих друг друга, нескоординированных между собой международных организаций [16]. Пандемия COVID-19 отчетливо продемонстрировала его недостатки. Спор США и Китая по поводу ВОЗ подорвал доверие к этой организации в самый критический момент.

Большинство исследователей, анализирующих политические следствия COVID-19, придерживаются мнения, что политические лидеры в целом не распознали сигналы приближающегося кризиса либо неверно их оценили. Такая ситуация объясняется рядом объективных и субъективных факторов:

нелинейной формой развития кризиса. Многие кризисы постепенно зарождаются, разворачиваются, но в один момент достигают критической точки, после которой уровень угроз начинает возрастать по экспоненте [17, р. 96-104]. Такой переломный момент трудно предсказать, даже располагая современными знаниями и технологиями. К подобным кризисам, бесспорно, относится и кризис, вызванный COVID-19: изначально число инфицированных оставалось на относительно низком уровне, однако в определенный момент оно начало резко расти;

высоким уровнем взаимозависимости элементов современной мировой системы. В любой сложной системе, отличающейся высоким уровнем зависимости между составными частями, даже небольшой инцидент или сбой может вызвать губительные процессы, стремительно распространяющиеся по всей ее структуре [18, р. 3-14]. Мировая система оказалась благоприятной средой для распространения COVID-19: вирус парализовал большую часть мира за несколько месяцев, вспыхнув в китайском Ухане;

психологическими ограничениями. Существует угрозы, которые выходят за рамки воображения индивидов, политиков и граждан [19]. Если индивид не сталкивался прежде с угрозой, которая надвигается ныне, то ему довольно сложно ее представить и, следовательно, предсказать и распознать. Теоретически политики знали, что та или иная пандемия может вызвать кризис, однако не представляли себе, как и когда это может произойти. Как следствие, им не удалось предсказать наступающий кризис и распознать его сигналы;

политическими соображениями и предпочтениями. Политики могут игнорировать сигналы о надвигающейся угрозе, полагая, что решения, которые необходимо принять, не принесут им выгоды или даже причинят политический ущерб. Действительно, они могут опасаться, что общество не захочет пойти на жертвы, требующиеся для нейтрализации угрозы, и выразит недовольство. Они могут опасаться паники, которая может возникнуть, когда общественность узнает о приближающемся кризисе. Наконец, они могут быть просто заинтересованы в том, чтобы отложить решение до какого-нибудь важного политического события, например выборов [20, р. 26].

Кризис, вызванный COVID-19, предоставил новые эмпирические данные для теории кризисного политического участия. В целом он подтвердил ключевые положения теории кризисного политического участия: в отдельных системах наблюдается сдвиг к неконвенциональному, протестному участию, рост популярности радикализма и подъем новых политических сил.

К настоящему времени еще не собрано достаточно данных, подтверждающих снижение явки избирателей в условиях пандемии COVID-19, однако уже зафиксировано возрастание уровня протестного участия, которое часто противопоставляется электоральному участию. Правительственные меры по борьбе с COVID-19 породили недовольство среди отдельных слоев населения, относительно быстро трансформировавшееся во многих системах в протестное участие. Как показывает проведенный анализ, в подавляющем большинстве случаев такое участие приобретало форму уличных демонстраций, перерастающих иногда в беспорядки из-за относительно низкого уровня их организации.

Как полагают Б. Айвс и Д. Льюис, высокоорганизованные протесты, отличающиеся четкой иерархической структурой, ясными конечными целями и прямыми контактами между активистами, лучше защищены от проникновения в ряды их участников лиц, склонных к насилию. Поведение обычных участников при подобных протестах находится под жестким контролем, способствуя поддержанию дисциплины. Наоборот, в стихийных протестах участвуют больше лиц, склонных к насилию, а организаторы обладают гораздо меньшим влиянием на поведенческие паттерны. Более того, слабые или отсутствующие связи между участниками неорганизованного протеста и неопределенность в отношении его целей повышают вероятность насилия и столкновений с силами безопасности [21].

Кризис, вызванный пандемией COVID-19, расширил в ряде систем электоральную базу ультраправых партий. На парламентских выборах 2018 года партия «Братья Италии» во главе с Д. Мелони набрала немногим более 4 % голосов [22; 23] (как в Сенате, так и в Палате депутатов), однако с марта 2020 года, после начала пандемии COVID-19, ее популярность, как показывают опросы общественного мнения, резко возросла [24]. Стремительный рост электоральной поддержки объясняется тем, что партии удалось объединить вокруг себя многих противников вакцинации, сторонников теории заговора и тех, кто просто не согласен с методами борьбы с COVID-19, используемыми правительством М. Драги.

В преддверии выборов 2021 года нидерландская партия «Форум за демократию»

Т. Боде провела кампанию, напоминающую кампанию Д. Трампа. Партийцы объехали многие нидерландские города в качестве «каравана свободы», утверждая, что они «освобождают» страну от «репрессивных мер», вводимых правительством для борьбы с COVID-19. В результате они привлекли на свою сторону многих противников локдаунов и вакцинации независимо от их политических убеждений, добившись 5 % [25]. Действительно, согласно опросу, проведенному Ipsos Group после выборов, 73 % избирателей «Форума за демократию» заявили, что в их решении отдать партии голоса главную роль сыграли меры правительства по борьбе с COVID-19, которые у них вызывали недовольство [26].

Кризис, связанный с пандемией COVID-19, открыл дорогу абсолютно новым политическим силам, до этого не существовавшим, что иллюстрирует австрийский случай. В сентябре 2021 года в Верхней Австрии состоялись выборы в местный парламент, в результате которых места в нем получила незадолго до этого созданная партия «Народ - Свобода - Фундаментальные права» (MFG), критиковавшая правительственные меры по борьбе с COVID-19 и выражавшая скептицизм в отношении вакцинации. Хотя многие аналитики утверждали, что партия MFG не преодолеет 4 % барьер, необходимый для прохождения в ландтаг, ей удалось набрать 6,4 % и получить 3 места, агрегировав протестные голоса со всего политического спектра. Ее победа не вызвала политическое потрясение в стране, однако отчетливо продемонстрировала, что кризис, порожденный пандемией, продолжает оказывать свое влияние на европейский политический ландшафт [27].

Таким образом, кризис, вызванный пандемией COVID-19, в целом подтверждает ключевые положения развивающейся теории кризисного политического участия, которая к политическим последствиям кризисной ситуации относит: изменение баланса между электоральным и протестным участием; электоральные победы ультраправых партий; расширение возможностей для новых политических сил.

Литература

1. Emmenegger P., Marx P., Schraff D. Labour Market Disadvantage, Political Orientations and Voting: How Adverse Labour Market Experiences Translate into Electoral Behaviour // Socio-Economic Review. 2015. Vol. 13. № 2.

2. Emmenegger P., Marx P., Schraff D. Off to a Bad Start: Unemployment and Political Interest during Early Adulthood // The Journal of Politics. 2017. Vol. 79. № 1.

3. Marx P., Nguyen C. Are the Unemployed Less Politically Involved? A Comparative Study of Internal Political Efficacy // European Sociological Review. 2016. Vol. 32. № 5.

4. Colantone I., Stanig P. The Trade Origins of Economic Nationalism: Import Competition and Voting Behavior in Western Europe // American Journal of Political Science. 2018. Vol. 62. № 4.

5. Colantone I., Stanig P. Global Competition and Brexit // American Political Science Review. 2018. Vol. 112. № 2.

6. Dippel C., Gold R., Heblich S. Globalization and Its (Dis-)Content: Trade Shocks and Voting Behavior: NBER Working Paper 21812. Cambridge, 2015.

7. Malgouyres C. Trade Shocks and Far-Right Voting: Evidence from French Presidential Elections: EUI Working Paper RSCAS 2017/21. Fie- sole, 2017.

8. Healy A., Malhotra N. Retrospective Voting Reconsidered // Annual Review of Political Science. 2013. Vol. 16.

9. Zulianello M. Anti-System Parties Revisited: Concept Formation and Guidelines for Empirical Research // Government and Opposition. 2018. Vol. 53. № 4.

10. Grant Z.P. Crisis and Convergence: How the Combination of a Weak Economy and Mainstream Party Ideological De-Polarization Fuels Anti-System Support // Comparative Political Studies. 2021. Vol. 54. № 7.

11. Morgan J. Bankrupt Representation and Party System Collapse. University Park, 2011.

12. Seawright J. Party-System Collapse: The Roots of Crisis in Peru and Venezuela. Redwood City, 2012.

13. Lupu N. Party Brands in Crisis: Partisanship, Brand Dilution, and the Breakdown of Political Parties in Latin America. Cambridge, 2016.

14. Boin A., Ekengren M., Rhinard M. Hiding in Plain Sight: Conceptualizing the Creeping Crisis // Risk, Hazards & Crisis in Public Policy. 2020. Vol. 11. № 2.

15. Breiman R.F. et al. Role of China in the Quest to Define and Control SARS // Learning from SARS: Preparing for the Next Disease Outbreak / ed. by S. Knobler et al. Washington, 2004.

16. Alter K.J., Raustiala K. The Rise of International Regime Complexity // Annual Review of Law and Social Sciences. 2018. Vol. 14.

17. Scheffer M. Critical Transitions in Nature and Society. Princeton, 2009.

18. Perrow C. Normal Accidents: Living with High-Risk Technologies. Princeton, 1999.

19. De Smet H., Lagadec P., Leysen J. Disasters Out of the Box: A New Ballgame? // Journal of Contingencies and Crisis Management. 2012. Vol. 20. № 3.

20. Boin A., McConnell A., Hart P. Governing the Pandemic: The Politics of Navigation a Mega-Crisis. London, 2021.

21. Ives B., Lewis J.S. From Rallies to Riots: Why Some Protests Become Violent // Journal of Conflict Resolution. 2020. Vol. 64. № 5.

22. Ministero dell'Interno. Archivio Storico Elezione (Ministry of the Interior. Election Historical Archive): Senato 04.03.2018. URL: https://elezionistorico.interno.gov.it/index.php?tpel=S&dtel=04/03/2018&es0=S&tpa=I&lev0=0&levsut0=0&ms=S&tpe=A (дата обращения: 19.02.2022).

23. Ministero dell'Interno. Archivio Storico Elezione (Ministry of the Interior. Election Historical Archive): Camera 04.03.2018. URL: https://elezionistorico.interno.gov.it/index.php?tpel=C&dtel=04/03/2018&es0=S&tpa=I&lev0= 0&levsut0=0&ms=S&tpe=A (дата обращения: 19.02.2022).

24. POLITICO. Italy - National Parliament Voting Intention. URL: https://www.politico.eu/europe-poll-of-polls/italy/ (дата обращения: 21.02.2022).

25. Kiesraad. Tweede Kamer 17 maart 2021 (Electoral Council. House of Representatives 17 March 2021). URL: https://www.verkiezing-suitslagen. nl/verkiezingen/detail/TK20210317 (дата обращения: 21.02.2022).

26. Welke Rol Speelde Corona in Het Stemgedrag? // NOS. 2021. Maart 18 (What Role Did Corona Play in Voting Behavior? // NOS. 2021. March 18). URL: https://nos.nl/collectie/13860/artikel/2373141-welke-rol-speelde-corona-in-het-stemgedrag (дата обращения: 21.02.2022).

27. Jones S. Party of Covid Vaccine Sceptics Wins Seats in Austria's Regional Parliament // Financial Times. 2021. Sept. 27. URL: https://www.ft.com/content/afbc2a99-8b90-4a31-a8c3-70965b25a6d8 (дата обращения: 28.03.2022).

Размещено на Allbest.ru