Первая глава "Откровения св. Иоанна Богослова" в творчестве русских поэтов (на примере стихотворений И.А. Бунина и иеромонаха Романа)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Первая глава "Откровения св. Иоанна Богослова" в творчестве русских поэтов (на примере стихотворений И.А. Бунина и иеромонаха Романа)

В истории русской поэзии бывали «рубежные» эпохи, которые побуждали художников обращаться к библейской образности, к символике и семантике Нового Завета, в частности, к Апокалипсису. С другой стороны, в истории филологической науки тоже вызревают времена, когда внимание к названной образности оказывается определяющим [1].

Трудно назвать поэта Серебряного века, который бы не прибегали к апокалиптическим реминисценциям или аллюзиям¹, однако к первой главе Откровения, может быть, наиболее художественно выразительно смогли обратиться Иван Алексеевич Бунин (1870 1953) и иеромонах Роман (А. Матюшин, род. 1954).

В первой главе Откровения св. Иоанна Богослова воссоздана картина явившегося св. Иоанну Богослову Сына Человеческого, Иисуса Христа, повелевающего ему написать семи малоазийским церквам [2]. Стихотворение Бунина так и называется «Сын Человеческий» (1903 1906), здесь перелагаются 9,10,12 17 стихи. Иеромонах Роман перелагает 9, 10, 12, 13, 14, 17 стихи в первой главе своей поэмы «Глаголы вещие» (1991).

Сравним:

9. Я Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа.

10. Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Алфа и Омега, первый и последний…

12. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников (Откровение).

И.А. Бунин. Сын Человеческий

Я, Иоанн, ваш брат и соучастник В скорбях и царстве Господа, был изгнан На Патмос за свидетельство Христа.

Я осенен был духом в день воскресный И слышал за собою как бы трубный Могучий глас: «ЯАльфа и Омега»

И обратился, дабы видеть очи Того, кто говорит, и, обратившись,

Увидел семь светильников златых.

Практически дословное переложение названных стихов в поэтическом произведении в данном случае имеет свои особенности: чем ближе к оригиналу, тем большим «весом» обладают отступления, кото-рых в стихотворении несколько. Более того, особый смысл заключен в названии стихотворения, организующем внутреннюю форму художественного произведения.

Бунин, как видим, делает особый акцент на том, что св. Иоанн претерпел гонения за проповедь о Христе: он «был изгнан» на остров Патмос. «Я был в духе» меняется на «я осенен был духом», «громкий голос» на «могучий глас». Меняется синтаксис 10-го стиха. Сравним: «…и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил…» (Откр.) и «И слышал за собою как бы трубный / Могучий глас…». На первый взгляд 12-й стих «Откровения» может вызвать недоумение: «Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною…». Как можно увидеть голос? Бунинская строфа кажется оправданнее: «И обратился, дабы видеть очи / Того, кто говорит…» Однако св. Андрей Кесарийский свидетельствует: «Голос, слышанный апостолом, не был чувственный», на это он указывает словом «обратился» (то есть «оборотился») не за тем, чтобы слышать, но «увидеть» его, потому что «слышание духовное и видение означают одно и то же» [3, с. 26].

Далее 13-17 стихи посвящены описанию Христа Сына Человеческого, явившегося св. Иоанну:

13. …и, посреди семи светильников, подобно Сыну Человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом:

глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его как пламень огненный;

14. и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи; и голос Его, как шум вод многих.

15. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; а лице Его, как солнце, сияющее в силе своей.

16. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь первый и последний.

Сравним с «Сыном Человеческим» И.А. Бунина:

И посреди их пламенников мужа, Подиром облеченного по стану И в поясе из золота по персям.

Глава Его и волосы сияли,

Как горный снег, как белая ярина,

И точно пламень огненный глаза.

Стопы Его халколиван горящий,

Как будто раскаленные в горниле,

И глас Его был шумом многих вод.

Семь звезд в Его деснице, меч струился Из уст Его, и лик Его как солнце, Блистающее в славе сил своих.

И, увидав, я пал пред Ним, как мертвый.

Перед нами могучий и величественный Владыка и Царь: «подир»², «пояс из золота», «точно пламень огненный глаза», «стопы Его халколиван горящий» [3]³, «глас Его был шумом многих вод», «меч из уст Его», «и лик Его как солнце, блистающее в славе сил своих». Бунин добавляет еще глагол «сияли» по отношению к волосам, эпитет «горный снег», «волна» называется у него по-славянски «ярина», меч из уст не просто «выходил», а «струился».

Образ сияния появляется и в стихотворении «Саваоф» (1908): «Был вечер, март, сияла синева». Сравним с другим стихотворением того же автора «Из Апокалипсиса» (1901) полным переложением 4-й главы (1 -11 стихи), где говорится о видении Бога, Сидящего на престоле: «И прежний глас, который слышал я, / Как звук трубы, гремевшей надо мною (в оригинале «говоривший со мною») / Мне повелел⁴ (войди и зри, что будет», «Стоял престол, на нем же был Сидящий», «И сей Сидящий, славою сияя, / Был точно камень яспис и сардис», «И от престола исходили гласы, / И молнии, и громы», «животные… взывали к славе: свят, свят, Господь, / Бог Вседержитель, Коий пребывает / И был во веки века и грядет!», «старцы… поклоняясь Сущему вовеки, / Кладут венцы к престолу и рекут: / «Воистину достоин восприяти / Ты, Господи, хвалу, и честь, и силу / Затем, что все Тобой сотворено / И существует волею Твоею!» (сравним с «Саваофом»: «И гордая седая голова текла меж звезд, туманами повитых»). Возникают ассоциации с небесными явлениями и астральными образами, с образом временного и вневременного. В этих стихотворениях общий для бунинского слога ритмико-интонационный рисунок (строй): патетическое, хоральное звучание, аллитерационный рисунок: «пламенников, сияли, белая ярина, халколиван, раскаленные в горниле, струился, солнце, блистающая, в славе» («Сын человеческий»), «блеск атласа, золотой, вечер, март, сияла синева» («Саваоф»), трехстишия, напоминающие нам о форме сонета, твердой форме.

При этом Бунин «выписывает» скорее образ ветхозаветного Бога, чем христианского. В.А. Котельников справедливо указывает на ветхозаветность бунинского мироощущения, отраженного в лирике [4]. Да и в самом Откровении Спаситель не такой как в Евангелии, Он предстает перед читателем, в каком-то смысле, в иной ипостаси. Он действительно напоминает ветхозаветного грозного Судию, что, очевидно, и привлекало Бунина. Впрочем, В.В. Розанов в 1917 году писал: «Никакого нет сомнения, что Апокалипсис не христианская книга, а противохристианская. Что «Христос», упоминаемый хотя немного в нем, «с мечом, исходящим из уст его», и с ногами «как из камня сардиса и халкидона», ничего же не имеет общего с повествуемым в Евангелиях Христом» [5]. Тем уместнее это напоминание В.В. Розанова, что именно таким образом в стиле и высказываниях разных по мировидению и индивидуальному строю художников, обращение к образам и смыслам Апокалипсиса указывает на единство стиля переживаемой ими эпохи.

И все-таки, опираясь в своем стихотворении на первую главу «Откровения», Бунин называет стихотворение «Сын Человеческий», тем самым указывая на единство ветхозаветного и новозаветного в Апокалипсисе, ибо Сыном Человеческим называется Господь Иисус Христос по единству Его человеческой природы с нашей и по Его уничиженному состоянию, в котором Он был на земле [6]: «Лисицы имеют норы и птицы небесные гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову» (Мф. 8, 20). Это подтверждается и первой строфой, где автор указывает не только на царское достоинство Христа, но и на скорбное человеческое: «…ваш брат и соучастник / В скорбях и царстве Господа».

Для традиционного христианства же Христос Спаситель остается Христом Спасителем всегда, в том числе и во время грозных событий Апокалипсиса. Поэма «Глаголы вещие» (1991) иеромонаха Романа тому подтверждение. Первая глава поэмы частичное переложение первой главы «Откровения»:

9. Аз, Иоанн, иже и брат ваш и общник в печали и во Царствии и в терпении Иисуса Христа, бых во острове, нарицаемом Патмос за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа.

10. Бых в Дусе в день недельный, и слышах за собой глас велий яко трубы глаголищия: аз есмь Альфа и Омега, Первый и Последний…

11. И обратихся видети глас, иже глаше со мной: и обратився видехседмь светильников златых

12. и посреде седми светильников, подобна Сыну Человечу, облечена в подир и препоясана при сосцу поясом златым:

13.глава же Его и власи белы, аки ярина белая, якоже снег; и очи Его яко пламень огненный…

18. И егда видех Его, падох к ногам Его, яко мертв. И положи десницу свою на мне, глаголя ми: не бойся: аз есмь первый и последний, и живый; и бых мертв, и се, жив есмь во веки веков, аминь; и имам ключи ада и смерти…

Опора Иеромонаха Романа на церковно-славянский текст Апокалипсиса очевидна.

Иеромонах Роман. Глаголы вещие

Аз, Иоанн, по Бозе общник ваш,

Бых на молитве в Дусе в день недельный. И слышах глас, яко труба гласящ:

Аз есмь Грядущий, Первый и Последний.

И обратихся видети застых,

И видех седмиогненник единый,

И посреде светильников златых Подобно Человеческому Сыну.

Глава Его и власи, яко дым,

Белее свежевыпанного снега.

И опоясан поясом златым Живый во веки, Альфа и Омега. Церковнославянский язык подразумевает высокий слог. В поэме о. Романа нет бунинской патетичности, более того, у него не отражен в полной мере и образный строй 1-й главы Апокалипсиса, автор гораздо лаконичнее своего предшественника: всего три строфы в противовес семи бунинским и шести стихам оригинала.

Вместо «общник в печали и во царствии и в терпении Иисуса Христа» иеромонах Роман говорит «по Бозе общник ваш», что нисколько не меняет и тем более не отменяет сути, кроме того «быть в духе» можно только на молитве («Бых на молитве в Дусе в день недельный»). Описание Господа как Владыки и Царя тоже лаконично: «Глава его и власи, яко дым, / Белее свежевыпанного снега. / И опоясан поясом златым», все остальные эпитеты и сравнения опускаются. «Хотя для нас Он и новый, но Он же и древний, или вернее предвечный; об этом свидетельствуют Его «власи белы»», пишет св. Андрей Кесарийский [3, с. 27]. О том же свидетельствуют и главные, на наш взгляд, строки стихотворения, выражающие его суть: «Аз есмь Грядущий, Первый и Последний» и «Живый во веки, Альфа и Омега» (в первой главе Откровения эти слова повторяются трижды).

С одной стороны, апокалиптические события это события будущего, грядущего. С другой, для христианина, для поэта-монаха в особенности, Господь всегда жив и всегда присутствует в жизни. Таким образом, Христос иеромонаха Романа здесь вполне новозаветный, евангельский, смиренный. «Христос укрепил его (апостола Иоанна) словами: «Не бойся, потому что Я, безначальный и бесконечный, пришел не умертвить тебя, но Сам был мертв ради вас», свидетельствует св. Андрей Кесарийский в контексте 17 18 стихов 1-й главы Апокалипсиса [3, с. 29]. Лаконичность и сжатость переложения иеромонаха Романа отнюдь не умаляет и не обедняет внутреннее содержание главы поэмы, но помогает в полном согласии с первоисточником и динамичнее передать самую его суть и придает произведению личностно монашеское звучание. При этом важное значение в содержании всей поэмы имеет парафразирование первой главы Откровения.

Литература

библейский апокалипсический бунин иеромонах

1. Третьи Пасхальные чтения. М., 2005. С. 143 146, 182 190, 226 232.

2. Новый Завет. М., 1993.

3. Толкование на Апокалипсис св. Андрея, архиепископа Кесарийского. М., 2008.

4. Котельников В.А. Ветхозаветность И.А. Бунина // Христианство и русская литература: Сборник 2. СПб., 1996.

5. Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. М., 2000. С. 12. Библейская энциклопедия. Троице-Сергиева Лавра, 1990. С. 683.

Размещено на Allbest.ru