Знания о труде вне письменных средств

Размещено на http://allbest.ru

Федеральное агентство по образованию

Балашовский институт (филиал)

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Саратовский государственный университет

имени Н.Г. Чернышевского»

Факультет психологии

Кафедра практической психологии

Контрольная работа

«Знания о труде вне письменных средств»

выполнила:

студентка V курса 51 группы,

заочного отделения, факультета психологии

Зуйкова Юлия Геннадьевна

проверила:

доцент, кандидат педагогических наук

Полунина Ирина Александровна

Балашов 2012г.

Содержание

Введение

1. Психологическое знание о труде в неписьменных функциональных средствах фиксации опыта

2. Психологические знания о труде в сказках, легендах, заговорах и обрядах

3. Изобразительные средства фиксации представлений о труде у древних славян и их предков

4. Песни и ритмы - как средство управления функциональным состоянием человека в труде

5. Психологические знания о труде в народных пословицах и поговорках

Заключение

Библиографический список

Введение

Психология труда - традиционная отрасль психологического знания, неразрывно связанна с общественной практикой. Структура и содержание психологии труда достаточно консервативны и связаны с теми исследованиями, которые были свойственны технократическому обществу с его стремительными темпами развития техники и автоматики.

Перед человеческим обществом на всех этапах его развития стояла задача повышения эффективности трудового процесса, совершенствования способов, которые оно использует в производстве продуктов и средств, необходимых для своего существования.

В историческом процессе происходит формирование отношения к труду, в котором и создаются его ключевые понятия. Зрелое отношение к труду -- это не только процесс поддержания физического существования, но и социальная активность человека ради самой потребности в труде. Становление труда как такового было фундаментальным основанием выделения человека из животного мира и его формирования как общественного индивида.

1. Психологическое знание о труде в неписьменных функциональных средствах фиксации опыта

Для истории психологии труда особый интерес имеют те проявления религиозного мироизучения и культуры, которые зарождались, развивались и сохранялись в народной памяти в связи с потребностями хозяйственной деятельности людей. То есть, интересна прежде всего так называемая «низшая» форма мифологии, представленная в виде сказок, преданий, культовых хозяйственных обрядов, в обрядовых песнях, заговорах, пословицах и поговорках, в предметах народного декоративного творчества.

По замечанию специалистов в области истории мифологии, именно эта относительно аморфная «низшая» разновидность мифов оказалась более устойчивой и сохранной по сравнению с системой «высших» мифологических конструкций, отражающей мифологических героев-покровителей военно-княжеской верхушки общества, как системы, более зависимой от изменчивой социально-исторической обстановки.

Одной из первых примитивных форм религиозного мировоззрения был антропоморфный «аниматизм» (по Н. М. Никольскому), зародившийся еще в каменном веке. Суть его в том, что человек воспринимал все окружающие его явления природы (растения, животных, метеорологические явления, неодушевленные предметы) как существ живых, чувствующих, подобных человеку.

Своеобразно фиксировались в мифологических представлениях и межлюдские отношения, связанные с трудом.

Все предметы и живые существа делились человеком на две группы: «группа объектов, сильнее человека» и «группа объектов, слабее человека». Всем объектам, сильнее человека, приписывалась и особая сверхъестественная способность. Они могли помогать человеку и вредить ему. Поэтому человек старался задобрить «сильные» существа, принести им жертву, создавался культ «сильных», который позволял новым поколениям знакомиться с «сильными существами», узнавать их полезные и коварные свойства и способ обхождения с ними.

«Аниматизм» рассматривается не столько как религия, а как примитивная форма мировоззрения, на основе которой развиваются культовая магия, верования.

Так, объекты, обладающие «силой», становились фетишами и амулетами - стражами, охраняющими человека, имеющего изображение «сильного» существа. Живые существа, имеющие особую «силу», особенно опасны для человека, рассматривались как предшественники племени и защитники. Им поклонялись. Такие звери выполняли роль «тотема». Другой более поздней по возникновению формой мифологического мировоззрения был анимизм, состоящий в вере в воображаемых существ, которых никто не видел, но с их действиями связывали вредные и полезные, добрые для людей события, состояния.

Это симптом развивающегося воображения человека. Одно дело реагировать на камень или на вихрь, другое - регулировать поведение в соответствии с образом воображения. Так, славяне верили в опасных упырей, вампиров, сосущих человеческую кровь, и добрых берегинь. В христианской религии первые продолжили свое существование в виде чертей и бесов, а вторые - в роли святых и ангелов.

К таким невидимым, но «сильным», т. е. обладающим сверхъестественной силой, существам, от которых зависит успех, здоровье, урожай или, напротив, несчастье в соответствующей сфере жизни, хозяйственной ситуации относились домовые (души предков семьи), полевики, лесовики, водяные и множество существ, каждое из которых несло свою роль: «Крикса» - которая нападает на ребенка, когда он кричит; «Лень» - которая поселяется за пазухой у ленивого работника; «Смерть» - старуха с косой; «Горе-злосчастье»- невидимка, вспрыгивающая на плечи человека и делающая его несчастным «Чума», «Трясца» - болезни, «Зима» и Дед Мороз, «Весна» - времена года; «Обида», «Сон» и пр. Все это не что иное, как регуляторы поведения, в систему которых «впаяны» и регуляторы труда (надо стряхивать с себя несчастья, отгонять лень и т. п.). [6]

Анимизм - удобный способ учета различных существенных, но непонятных для данной ступени культуры явлений, при котором причину данного явления приписывают соответствующему «духу».

По мере становления русской государственности к Х в. с развитием торговли и военной сферы, городов и городских ремесел в славянской мифологии формировалась система богов - пантеон (Перун, Дажьбог, Стрибог, Волос и др.). Произошло, как и у других народов, выделение верховного бога - покровителя военно-купеческой среды - Перуна (бога грома и молнии).

При этом фетиши, которые изготовляли на время и уничтожали (например, сжигали соломенное чучело «Зимы» на масленницу), заменялись постоянными представителями религиозного культа - идолами, которых делали из дерева или камня. Все это - отображение, фиксация меняющихся межлюдских, в частности, производственных отношений в обществе. С введением на Руси христианства (официально - в 988 г.) языческие боги были свергнуты и заменены новыми, более приемлемыми для «верхов», и поэтому не осталось подробных русских описаний славянского языческого пантеона. Что же касается верований трудящихся масс, то они во многом сохранили пережитки язычества (в форме элементов аниматизма и анимизма дохристианского периода) в устном народном творчестве, сказках, преданиях, былинах, пословицах, обрядовых песнях и ритуалах, в предметах быта.

Если рассматривать мифологическое знание, как определенную закономерную ступень исторического развития общественного сознания, обусловленную характером бытия, накопленными обществом сведениями о действительности, в частности о психической реальности, а также возможностями и способами мышления людей, если видеть в мифах не только ступень к развитым формам религии, но и ступень к подлинно научному знанию, знанию, адекватному потребностям общественной практики, то эта позитивная их роль во многом может быть связана именно с высокой эмоциональной насыщенностью, яркой образностью, а также опорой на ряд действий, процедур (пусть пока культовых). Именно эта их аффективно действенная, а позже эмоционально-вербальная (в сказках) сторона позволяла сделать мифы средством управляемого воздействия на последующие поколения, средством передачи общественно важных способов осмотрительного поведения (безопасного труда), аккуратного пользования орудиями труда.

Первоначальной формой, вероятно, были действия с аналогами трудовых ситуаций, но для их особой эмоциональной окраски они совершались при вечернем сумеречном свете костров «священного огня», в священных пещерах, под особые звуки песен, в условиях особого одеяния участников.

Возможно, что возникновение культовых ритуалов закрепляло именно те постепенно найденные формы воздействия на людей, которые позволяли более эффективно создавать у них восприимчивое состояние сознания, управлять их памятью и вниманием, направленно воспитывать в людях требуемые полезные для коллективной жизни в условиях постоянной борьбы со стихией личные качества.

По мнению Г. А. Антипова «...охотничьи и вообще трудовые танцы» служили в первобытной культуре «специфической формой социальной памяти, где в весьма еще нерасчлененном виде откладывался социальный опыт». И далее Г. А. Антипов цитирует высказывание М. С. Кагана «Исполняя охотничий танец перед тем, как отправиться на охоту, люди думали, что они заклинают зверя. В действительности же они заклинали ... самих себя, т. е. подготавливали себя к охоте и подготавливали всесторонне: физически и духовно, практически и психологически.

Иначе говоря, магический танец оказывался средством общественного воспитания всех участников - воспитания физического, профессионального и эстетического» [2].

Никто не знает о чем и как «думали» первобытные люди, следуя ритуалам указанного рода, но, возможно, мифы и соответствующие действия, ритуалы как раз и были той формой, в которой люди знали о преднастройке к работе, о средствах регуляции соответствующего поведения ее участников - всех и каждого.

Наряду с могущественными силами природы, реальными опасностями, хищниками, окружавшими людей в течение многих столетий перед оформлением славян в некоторую общность, которое произошло в первую половину 3 тыс. до н. э., особой «силой» в сознании народа оказывались орудия труда, придававшие людям дополнительные возможности, казавшиеся им «дивными».

Орудия труда становятся фетишами обретают «сверхъестественные» качества в мифах и верованиях, которые в той или иной форме сохраняются в славянской мифологии до XIX-XX в. Причем их «сила» распространяется на широкое поле ситуаций. Мифотворчество вокруг орудий труда может быть следствием особого внимания к ним людей, закрепившегося в древние эпохи, когда действия с орудиями были священными, ритуальными. Постепенно культовые обряды могли исчезнуть, а представления о мифической силе фетишей еще долго жили в народе. [8]

Существовали фетиши палок (деревянных или из рыбьей кости), которые упоминаются, например, в сказках о каликах - странниках, манипулирующих волшебной клюкой. Так, в сказании об Илье Муромце, описывается, что он был исцелен от 30-летней неподвижности посохом калик и живой водой. Широко известен посох «Деда Мороза», обладающий в сказках морозящей силой.

В качестве фетишей оказывались и растения, возделываемые людьми: они тоже имели не просто утилитарную роль продуктов питания, но и особую «силу». В качестве таких растений были горох, рожь.

Превращение сельскохозяйственных животных и растений в фетиши и тотемы, придание им священных особых свойств связывалось с тем, что эти священные «силы» будут покровительствовать людям лишь в том случае, если последние позаботятся об их пропитании и безопасности. В роли таких тотемов - фетишей у славян были: собака, конь, корова, козел [8].

Таким образом, у древних славян и их преемников предметы и орудия труда, домашние животные и культурные растения, которые, как и орудия труда, требовали особых способов обращения, оказывались окруженными мифами, воспринимались как особые явления действительности, которые могут быть весьма полезны человеку, но при соблюдении им особых правил, социальных, деятельностных норм обращения с ними. Мифологическая окраска восприятия этих явлений жизни требовала особого к ним эмоционального отношения, трепета, чуткого внимания, поклонения, вероятно, не лишних в процессе овладения ими молоды­ми поколениями и хранения в течение всей жизни, как особо важных ценностей. Миф выступает здесь как форма фиксации социального опыта, знания о труде и отношения к нему.

2. Отражение психологических знаний о труде в сказках, легендах, заговорах, обрядах

психологический народный пословица труд

В сказках передавались народные представления о роли труда в жизни человека, превозносилось трудолюбие и мастерство.

Как отмечал В. Я. Пропп, в основе волшебных славянских сказок лежали чаще всего колдовские обряды инициации - посвящения юношей в охотники, которые сопровождались не только проверкой их готовности по силе, ловкости, но и приобщением к мифологическому содержанию обряда, как считают историки и этнографы, - главным святыням племени. Такие рассказы, предания хранили старики, и до поры до времени они были для молодых под запретом. Все это можно интерпретировать как синтетический аналог диагностических и воспитательных процедур. [7]

Однако сказки и легенды отражали также представления людей о природе, окружающих предметах и о себе, связанные с существенными новыми завоеваниями, достижениями в области труда, в хозяйственной жизни.

Так, в народном сознании с деяниями бога Сварога - небесного бога, который бросил на землю кузнечные клещи, отражено начало железной эпохи, пришедшей на смену «бронзовой». Стали изготовлять железное оружие и орудия труда (топоры, плуги, серпы и пр.) [8].

Эпоха освоения железа (которую относят на территории восточных славян к XI-Х вв. до н. э.) породила легенду о кузнецах - змееборцах Кузьме и Демьяне: «Кузьма - Демьян, говорят старые люди, был первым человеком у бога, когда создавался мир. Этот Кузьма - Демьян был первым в мире кузнецом и сделал первый в мире плуг». Культ кузнецов-змееборцев был настолько силен в славянском язычестве, что христианская религия оставила их народу, обратив в святых Кузьму и Демьяна - покровителей кузнечного дела и свадеб. [7]

Не случайно именно с освоением варки железа и кузнеч­ного дела особое внимание было привлечено к «силе» ветра, воздуха, дыма. Ведь и варка железа и особенно кузнечный процесс требовали нагнетания воздуха в горн мехами. Имен­но кислород воздуха обеспечивал более высокую температуру в горне и успех в изменении свойств металлических изделий, придании им нужной формы и последующей закалке в воз­душной струе воздуха. Этот производственный трудовой процесс, его мифологизация, обожествление способствовали развитию определенной формы анимизма - представлений о «воздушной» природе души живых и мертвых. Обрядовые хозяйственные ритуалы ежегодно повторялись, так как воспроизводилась потребность в такого рода действиях, имевших общественно значимую ценность.

В разные годы погодные условия в наших широтах существенно меняются, весна могла быть ранней, поздней, сухой, с повышенной влажностью, заморозками и пр. Поэтому важно было ориентироваться не столько на календарь, сколько на признаки погодные, на поведение животных, диких растений и пр. Поэтому в обрядах сельских работ нет жестких календарных сроков. Моменты начала пахоты, сева, жатвы, сенокоса начинались по решению общины, ее старейшин. Весной обрядность - самая яркая и живучая. В древности весну видели в форме перелетных птиц (жаворонков, аистов, ласточек и др.). Чтобы весна не запоздала, еще в марте ее начинали кликать, звать: «Вылети сизая галочка, вынеси золоты ключи, замкни холодную зимоньку, отмкни теплое летечко»[6].

На масленицу, обозначавшую конец проводов зимы, уст­раивались хороводы, песни, «верчения» - танцы, и торже­ственно сжигали соломенное чучело - «Зиму».

Весной зародился и до сих пор жив обряд - печь пироги в виде птиц-жаворонков и съедать их. Смысл этого обряда состоит в том, что лучшим средством овладения благодетельной силой священного существа является его съедение. Поэтому приношение жертвы (едят своих тотемов, в данном случае пироги в виде птиц) означало поедание Весны. Момент спаривания домашних животных весной («Великоидный цикл весенних обрядов») тоже выбирался не случайно, но по общему решению. Перед этим ответственным событием селяне выгоняли злых духов из избы, хозяйственных построек, устраивали очищение, мытье, бани, окуривали дом и постройки дымом можжевельника, ударяли по домочадцам и животным веником из вербы [6].

Весенние обряды требовали привлечения волхвов, умевших вступать в общение со злыми и добрыми духами посредством «вертимого плясания». Именно весной распространялись эпидемии и эпизоотии, что отражалось в народном сознании в форме оживания злых духов. И именно весной нужно было установить добрый контакт с полезными тайными силами, от которых зависит хороший урожай. Поэтому духов кликали, жгли на нарах «калиновые вогнища», чтобы душистым дымом привлечь хороших духов [6]

В отличие от коллективных форм земледельческих обрядов широкое распространение в хозяйственной мифологии имели индивидуальные формы - заговоры, обереги как элемент словесного сопровождения языческого заклинательного, магического обряда. Заговоры существовали на все случаи жизни, и в том числе на удачную охоту, на охрану скота от лесных зверей, от болезней. Основа «силы» заговора состояла в связи с носителями зла («упырями», «вампирами») или «берегинями», если речь шла об охране добра. Сами действия, сопровождающие заговор, осуществлялись в местах, где водились нужные «тайные силы»: в лесу, у могил, и пр. Такое поведение вполне сочеталось с противопоставлением правильного, доброго начала в жизни - злому, опальному, коварному.

Для магических действий (заговоров, оберегов, обрядов) характерна обязательность выполнения всех элементов этой процедуры.

По описаниям белорусских обрядов начала XX в. перед выгоном скота в поле весной его окуривали священным растением - можжевельником, ударяли вербой (тоже имевшей особую «силу») и заклинали, обращаясь к солнцу и месяцу с просьбой сохранить скот «от стрелы вогненной, от зверя бегучего, от гада ползучего, от змеи попилухи», от полевых, лесных и водяных духов [6].

В заговоре охотника от лихих людей перечислялись все возможные способы навредить охотнику вредоносною способностью «товарищей мысли» и «завидливого глаза»: «И втай смотрящих, и въявь смотрящих, и с хвоста смотрящих, из избы смотрящих, из окна смотрящих... И чтобы меня раба божия никто не мог ни поткнуть, не испортить, ни думою подумать, ни мыслию помыслить...» [3, 8].

Такого рода перечисления были накопленным в историческом опыте «репертуаром» возможных вредных действий, источников опасности, а особый обряд, реквизит, место должны были создать особое эмоциональное состояние крестьянина (ибо он взаимодействовал с могучими тайными «силами»), и это особое состояние способствовало запоминанию «репертуара опасностей» и действий против них, которые полезно было хранить в народной памяти и передавать новым поколениям. Более тщательный анализ содержания оберегов и заговоров позволил бы, вероятно, выделить среди псевдоопасностей и реально существовавшие причины несчастий и хозяйственных бед.

Поскольку земледельческий труд носил коллективный характер в сельской общине, важно было иметь формы организации коллективного труда и гарантии против ошибок, которые могли привести к неурожаю, гибели посева, скота. Поэтому нужны были формы коллективного руководства, обеспечивавшие выделение в качестве руководителей - людей, пользовавшихся уважением, мудрых, опытных и знающих. Для обеспечения отклонений от выработанных веками, оптимальных способов и последовательностей действий нужна также была особая организационная форма. Кроме того, для поддержания и воспроизводства таких организационных способов важно было, чтобы люди не противодействовали им, а, напротив, поддерживали и испытывали положительные эмоциональные переживания. В условиях отсутствия письменности обряды, их живой красочный, эмоционально насыщенный порядок проведения, характерные действия, с ними связанные, позволяли лучше запоминать последовательность хозяйственных процедур, а магическая форма обрядов требовала от людей обязательности их точного выполнения, так как всякая мелочь имела смысл (была не случайной, но завещанной предками) и вместе с чисто культовыми элементами обрядовые действия содержали и элемент технологически необходимых для успеха хозяйственных начинаний. Система обрядов, оберегов, заговоров выполняла для неграмотного труженика земли функцию технологического (в широком смысле слова) справочника. Особенностью этого «справочника» являлось то, что он не просто информировал, что именно пора уже делать, чего опасаться, но и стимулировал, вовлекал решительно каждого в соответствующий круг забот и действий, создавал не просто ориентировку, но и личностное отношение к делу.

По мере изменения способов хозяйствования обрядовые действия утрачивали свое прямое прагматическое назначение и либо вовсе исчезали из народной жизни, либо имели уже чисто ритуальное мифическое толкование, либо обряды никак не объяснялись, что тоже устраивало людей, если они сохраняли обряд за его красочность и особые эмоциональные впечатления, которые он им доставлял, превращаясь в «бесовские игры», танцы с «бесовским верчением» и пр.; т. е. изначально необходимые (для воспроизводства хозяйственной стороны жизнедеятельности) ритуалы, обрядовые действия становились основой народного танцевального искусства, игр, развлечений, форм проведения досуга. Сейчас есть и толстые и тонкие справочники, но приходится напрягать силы научных учреждений, чтобы понять, «куда делось» или «как обеспечить» уважение подрастаю­щих поколений и взрослых к земле, природе, труду селянина. Честь тому, кто изобретет хороший психологический (психорегулятивный) эквивалент производственным мифам, обрядам, оберегам и т. д.[5]

3. Изобразительные средства фиксации представлений о труде у древних славян и их предков

Первыми способами применения визуальных средств для фиксации элементов труда были, несомненно, изображения животных - объектов охоты - на стенах пещер в эпоху каменного века. Множество таких пещерных рисунков найдено в Испании, Франции, а также в виде наскальной живописи на территории СССР. На этих рисунках контурно изображались звери, носороги, медведи, мамонты, кони, бизоны и др., проколотые стрелами, копьями. Из раненых животных льется кровь, вываливается чрево. Встречаются изображения охотничьих сооружений, заранее заготовленных для битвы: засеки из деревьев или «загоны» для копытных; ловчие ямы в виде шалаша, в которую угодил мамонт; завалы из огромных деревьев, прикрывавшие несколько мамонтов; к ситуациям загона в ряде случаев, вероятно, относились схематические фигурки людей сбоку от животных. Есть изображения охотников в звериных масках на голове, но явно с человеческими ногами, которые подкрадываются к диким животным.

Помимо больших наскальных изображений археологи находят в значительном количестве контурные изображения зверей на гальке. Возможно, эти маленькие рисунки на гальке выполняли роль амулетов, «помогающих» в успешной охоте [8].

Содержание настенных изображений имело несомненное отношение к передаче опыта успешной охоты потомкам; сам способ передачи опыта, освоения приемов охоты для лучшей их запоминаемости и значительности был облечен в ритуал особых действий, танцев, звуков в пещере при особом освещении. Следы от брошенных копий, стрел на пещерных настенных рисунках подчиняются закону «Стрельбищенского рассеивания». Фактами, поддерживающими версию о прагматическом применении рисунков животных в пещерах, могут служить найденные в пещерах Северных Пиреней тех же эпох остатки чучела медведя со следами ударов копья, а также глиняные скульптуры двух бизонов в палеолитической пещере «Тюд д'Одубер». Вокруг бизонов на мягком грунте сохранились отпечатки ног подростков 10-12 лет. А. Ф. Анисимов связал эти фигуры с обрядом посвящения юношей в охотники [1].

Не оспаривая оценок историков, связывающих такого рода пещерные рисунки с зарождением религиозного отношения к миру, для наших целей важно подчеркнуть, что возможные магические обрядовые действия с рисунками помимо приобщения молодежи к племенным мифам имели все же несомненное практическое значение - функцию тренировки и проверки навыков охотничьего дела. Кроме того, как тонко отмечает Б. А. Рыбаков, ритуал стрельбы по рисункам зверей в пещерах мог преследовать еще одну цель - создание нужной степени уверенности в своих силах, в предполагаемом успехе. Было замечено, вероятно, что большая уверенность действительно помогает в успехе охоты, в битве. Ведь каждая охота - борьба не на жизнь, а на смерть с дикими бизонами, табунами диких коней, медведями.

Обряд предварительной охоты сохранялся долгое время у народов примитивных стадий хозяйствования. По этнографическим данным, охота отменялась до лучших времен (например, когда месяц родился заново) в случае, если охотники не достигали желаемого успеха в условиях ритуального обряда, и тем самым люди не рисковали своей жизнью. Это было, таким образом, одним из средств обеспечения безопасного труда, средств управления своим функциональным состоянием в труде.

Уверенность в своих силах, основанная на успешности обряда предварительной охоты, укрепляла в случае успеха реальной охоты веру в колдовскую силу обряда, в его необходимость.

Изобразительные средства в древности выполняли первоначально не столько эстетическую, сколько практическую функцию в жизни людей, ибо для восприятия и переживания эстетических эмоций требуется достаточно высокая степень духовного развития людей и некоторая свобода от бремени ежечасной борьбы за существование с силами стихии. По данным археологии, древние формы символических рисунков на предметах домашнего обихода (на глиняной посуде, например) несли на себе функцию не украшения, но мнемотехнических средств - средств сохранения и передачи потомкам идей, священных, важных для общества сторон труда.

Изобразительные средства в эпоху древних славян выполняли роль внешних знаков, идеограмм, помогающих закрепить в памяти поколений важные обобщения, понятия, вынесенные народом из многовекового опыта трудовой жизни, идеи общественных ценностей, связанных с продуктивным трудом (удачной охотой, хорошим урожаем культурных растений и пр.), теми благами, которые преобразуют жизнь людей, делают ее счастливой и осмысленной. Символический характер знаков орнамента на предметах быта имел образную ассоциативную связь с существенными элементами определяющих форм хозяйственной жизни людей и составлял, таким образом, ту часть мифологической картины мира древних славян, которая была детерминирована объективной действительностью. Постепенно утрачивался исходный смысл узоров, и они оказывались традиционными элементами народного прикладного изобразительного искусства.[5]

4. Песня и ритм - средства управления функциональным состоянием человека в труде

В условиях первобытнообщинного строя орудия труда были малопроизводительными, и, как правило, их изготовление или использование в труде было связано с затратой больших физических усилий, с повторением многие сотни раз однообразных движений (ударяющих, пилящих, скребущих и пр.). Наблюдениями этнографов, касающимися форм и способов выполнения различных хозяйственных работ у народностей, находящихся на низком уровне культурного и технического развития, было отмечено, что работы, как правило, выполняются в песенном сопровождении. Причем содержание песен играет второстепенную роль, иногда сочиняется работником в процессе труда. Главное значение имеет ритм песен. Причем ритм музыкального сопровождения зависит от характера трудовых действии, подчинен им, а не наоборот.

К. Бюхер, в своей книге «Работа и ритм», собрал различные виды трудовых песен, созданных разными народами мира: песен при работе на ручной мельнице; производстве и выделке пряжи; ткачестве и плетении кружев; при черпании воды из глубоких колодцев; при выполнении земледельческих работ (срывании злаков и пр.). При выполнении ремесленных работ песни поют на этапе действий монотонных и однообразных, длительных. К. Бюхер отмечает, что среди ремесленных песен есть и такие, которые отражают эпоху создания цехов, и поэтому они воспроизводят элементы труда, характерные звуки, но их роль заключается скорее в объединении ремесленников на цеховых праздниках, нежели в помощи в самом процессе работы. Трудно петь, если работают стоя, если работа требует большого физического напряжения, но не ритмического, когда важнее регулировать дыхание для самой работы.

Песни, мелодии особенно широко применяются при работах с равным тактом (песни бурлаков, гребцов, песни носильщиков, строителей).

В России широко известны бурлацкие песни, помогающие в общей тяжелой работе, например «Дубинушка». М. М. Громыко в книге, посвященной традициям и обычаям русских крестьян XIX в., описывает посиделки (коллективные формы зимних работ: прядение, вышивание, ремонт хозяйственных орудий и пр.), которые устраивались по очереди в избах крестьян. При этом молодежь и взрослые участники пели песни, шутили и работали, высматривали невест и женихов.

Песни - обязательное условие при исполнении сельскохозяйственных обрядов. Песни пели на «толоке» - широко распространенном обычае коллективной помощи односельчанам при постройке дома или других работах, требовавших многих рук [4].

Найденное трудящимися средство управления своим состоянием в труде, средство поддержания бодрости, сил, внешнее средство, помогающее волевой регуляции своего поведения использовалось эксплуататорами для контроля и повышения темпа и объема работы больших групп людей в условиях подневольного труда.

Таким образом, есть основания считать, что в истории развития человеческого общества именно трудовые песни создавались и хранились веками народом, как внешнее социальное средство, полезное в труде, средство управления своим состоянием, настроением и способ объединения отдельных людей в единую общность, направленную на достижение коллективных целей. Постепенно песни, мелодии из средства управления поведением и эмоциями людей в труде и ритуальных обрядах стали основой, источником народного музыкального творчества, удовлетворяющего более широкий круг социальных потребностей (Бездейственных, воспитательных, эстетических), поскольку оно отражало обобщенные формы эмоциональных переживаний.[5]

5. Психологическое знание о труде в народных пословицах и поговорках

В XIX в. многие писатели, лингвисты, этнографы занимались собиранием фольклора, описаний обрядов, поверий. Именно этот период в истории нашей страны был связан с накоплением материалов указанного рода и осознанием своеобразия национальных культур России. Среди интереснейшего для психологов материала, собранного в этот период и до сих пор тщательно не изученного, большой интерес представляют пословицы и поговорки, отражающие сферу трудовой жизни народа.

Собранные в XIX в. пословицы и поговорки могли возникнуть многие века назад или отражать новые условия хозяйственной и политической жизни народа в XIX в. Несмотря на то что уже в первую половину XIX в. начали применять в сельском хозяйстве машины (паровые молотилки, конные жатки, косилки и пр.), в основной своей массе земледельческое хозяйство сохраняло традиции, сформировавшиеся в течение многих веков.

Пословицы, поговорки - это не только способ хранения и передачи морально-нравственных норм и ценностей, важных для общественной трудовой жизни в условиях, когда население в своей основной массе не владеет письменностью. Это знаковые (вербальные) орудия для фиксации социального опыта, необходимого для воспитания новых поколений тружеников, для выбора наиболее рациональных способов организации коллективного и индивидуального труда, подбора и оценки работников.

В целом мир пословиц и поговорок - богатая кладовая народного опыта, источник сведений не только для писателей и лингвистов, но и для этнопсихологии, психологии труда и ее истории.[5]

Пословицы и поговорки, имеющие отношение к трудовой деятельности.

Пословицы:

Не гляди на дело, гляди на отделку.

Не спрашивай старого, спрашивай бывалого.

Послал Бог работу, да отнял черт охоту.

Пыль труда лучше шафрана бездействия.

Спозаранку трудиться -- душу радовать.

Сталь закаляется в огне, человек -- в борьбе и трудностях.

Такое ремесло, что к черту занесло.

У кузнеца руки золотые, а у певца -- слова.

Хорошему мастеру любой материал хорош.

Языком Богу молись, а руками работать не ленись.

Поговорки:

Была бы охота -- будет ладиться работа.

Держись плуга плотней, будет прибыльней.

За много дел не берись, а в одном отличись.

Какие труды, такие и плоды.

Кто ни чего не делает, тот ни когда не имеет времени.

На работу он сзади последних, а на еду -- впереди первых.

Не учи безделью, а учи рукоделью.

Пока железо в работе, его и ржа не берет.

Старание и труд к счастью ведут.

Что пожнешь, то и сколотишь, что сколотишь, то и в амбар положишь.

Заключение

В историческом процессе происходит формирование отношения к труду, в котором и создаются его ключевые понятия. Зрелое отношение к труду -- это не только процесс поддержания физического существования, но и социальная активность человека ради самой потребности в труде.

Психология труда может быть лишь частью разнообразных знаний о труде. При историческом анализе легко установить серьезную эволюцию представлений о труде. В целом труд - явление общекультурное, более того -- это явление прежде всего этическое.

Библиографический список

1. Анисимов А. Ф. Этапы развития первобытной религии. [Текст]/А.Ф. Анисимов/- М.: Л., 1967.

2. Антипов Г. А. Историческое прошлое и пути его познания. [Текст]/Г.А. Антипов/- Новосибирск, 1987г.

3. Виноградов Н. Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч. // Живая старина. Спб., 1909. Т. 2. Вып. 3.

4. Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX века. [Текст]/М.М. Громыко/- М., 1986г.

5. Климов Е.А., Носкова О.Г. Психология труда в России. [Текст]/Е.А. Климов/- Учеб. пособие. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992г.

6. Никольский Н. М. Дохристианские верования и культы днепровских славян. [Текст]/Н.М. Никольский/- М., 1929г.

7. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. [Текст]/В.Я. Пропп/-Л., 1946.

8. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. [Текст]/Б.А. Рыбаков/- М., 1981г.

Размещено на Allbest.ru