Этика Закона и Благодати в миропонимании А.С. Хомякова и контексте нашего времени

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Этика Закона и Благодати в миропонимании А.С. Хомякова и контексте нашего времени

«Не за страх, а за совесть» - в этой максиме концентрированно выражена одна из наиболее существенных граней пропитанной животворящим духом церковности «русской идеи», аксиоматически предполагающей первоверховенство Благодати Божественного Агнца и приоритетность благодарного восприятия Бытия как Всевышнего Творческого Дарения надо всеми «волчьими» захватническими законническо-экономическими формами современного неоязыческого мышления, вторгающегося сегодня практически во все сферы, не исключая сами церковные структуры, и настойчиво проступающего в столетиями формирующейся символической структуре планетарного хозяйства, разоряющего древние клады и бросающего золото на ветер…

Такое Бого-ориентированное отношение, однако, противно безотчётному демоническому альтруизму и отнюдь не исключает осторожной скуповатости, находящей себе опору в евангельском запрете самого Христа: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Матфей, 7: 6). Вопрос «о т.к. у д а взялись «свиньи» и к т о они?» имеет вполне однозначный ответ изнутри благодатного миропонимания: неблагодарное отношение к Творцу начинается в ангельском мире восстанием и низвержением небесных сил бесплотных - и мы помним из Евангелия, что эти изгнанные из бесноватого человека силы имеют личностную природу, они трепещут пред бездною, вселяются волею самого Христа в свиней, которые бросаются в пропасть с обрыва (Лука, 8: 26 - 39)… Из басни же Крылова о свинье и дубе мы знаем, что свиньи подрывают корни дуба, дающего им пропитание - свиньи символически выражают подрывное начало, направленное на гибель самого Древа Жизни.

Свиньям уподобляются не только бесы, но и - люди: «свиночеловечество», используя яркий словесный образ из наследия отца Сергия Булгакова, подрывает сами основания земной жизни и обречено Высшему Суду и проклятию, изгнанию с лица земли - погружению в безопорность Бездны. Более того, в эсхатологической перспективе человечество подлежит фундаментальнейшему разделению на богочеловечество и свиночеловечество («агнцев и козлищ»): богоподобие и скотоподобие станут окончательными уделами апокалиптически рассечённого макроисторического бытия. Это практически невыносимо для гуманистически ориентированного мышления, исходящего из «ноосферной» утопии всечеловечества и присущего ему исконно квазибогоподобного «коллективного разума»; но некоторым утешением для обращающихся к христианской традиции гуманистов может быть глубочайшее церковное признание ада и небес, ангеличности и скотства, «сочетания, - говоря прожигающими словами Достоевского, - идеала содомского с идеалом Мадонны» в сердце каждого грешного человека и вытекающая отсюда внутренняя борьба, исключающая любые формы относительной гармонии, исторически взыскуемой гуманистами. Метафизически оправданный гуманизм оказался не комфортабельным креслом (эти седалища занимают сегодня новые брахманы-рабовладельцы), а горящим домом или тонущим кораблём - вызовом, требующим от каждого предельного усилия в направлении по человеческим меркам Неподъёмного.

На фоне сказанного выше сегодня представляются какими-то сказочными экзотическими фигурами из иного мира метонимические архетипы, раскрытые Алексеем Степановичем Хомяковым (1804-1860) в «Записках о Всемирной Истории» (1) и проименованные им как Иранство и Кушитство. Это - мифообразы-прапонятия в истории религий и, вместе с тем, концепции-шифры макроисторического развития. В основе Иранских начал (не только верования древнего Ирана, но и все авраамические религии: иудаизм, христианство, ислам) лежит идея нравственной свободы - в Кушитстве (буддизм, магические культы) царит дух необходимости, неволи, кармического рабства. Символическая борьба кушитской змеи и иранской птицы пронизывает здесь всю человеческую историю. Хомяков подчёркивал в Иранстве доминанту музыкально-фонического начала, а в Кушитстве - архитектурно-иероглифического. Иранство олицетворяет небесную сферу, кушитство - земное лоно. Но нельзя делить их на сакральное и профанное. Сакрально и то, и другое: первое - верховно сакрально, второе же - глубинно сакрально. Метафизическая взаимопринадлежность глубин и вершин не только не исключает их качественных различий, но и подчёркивает обрекающую на тщетную борьбу с вершинами особость глубин, проистекающую из первичности вершин.

Сатирически метафизика Иранства и Кушитства изображена в басне Ивана Андреевича Крылова «Стрекоза и Муравей», где Стрекоза символизирует первое, а муравей - второе. Другой пример из русской литературы - драма «Гроза» Александра Николаевича Островского (явление грозы, как известно, свершается между небом и землёю). Соответственно, Катерина и Кабаниха несут на себе метафизическую нагрузку Иранства и Кушитства (2): первая и в жизни, и в самой смерти обращена к небесно-ангелическому, крылатому, летящему и парящему началу - но и вторая исходно предстаёт отнюдь не ведьмою, не служительницею демонических культов, напротив, набожная, молящаяся Кабаниха выступает прежде всего как хранительница русского домостроевского сакрального космоса, который на её глазах рушится…

Однако же в макроисторической перспективе происходит усиление кушитских начал и ослабление иранских - это отмечено самим Хомяковым, с горечью пролившим свет и в самое нутро горделиво готовящейся к освобождению Царьграда рабовладельческой России:

В судах черна неправдой чёрной

И игом рабства клеймена;

Безбожной лести, лжи тлетворной

И лени мёртвой и позорной,

И всякой мерзости полна! (3)

К возрождению какой России мы устремляемся сегодня? - вопрос не из лёгких: от советских галерно-полевых работ не кидаемся ли мы в драконовы сети рекрутарно-чиновничьего рабства? что поменялось в недрах человеческого ума? многие ли подлинно услышали церковный призыв к покаянию? приблизилось ли или удалилось царствие небесное для той, которая приносит на блюде отрезанную голову св. Иоанна Предтечи?

хомяков церковный православный благодать

А.С. Хомяков

Домостроители тупо торжествуют - летатели трагически гибнут или обречены на сущностную гибель. Сейчас в нашей жизни слишком много Кушитства - молния Иранства озаряет уже не сферу духа, а только по-своему замечательные шедевры технической культуры. Отовсюду слышится: «Закон!». Необходимость убивает всё живое, и это плохо. В известном смысле в начале девяностых годов ХХ века на первом плане было Иранство - однако же, не менее отвратительно, когда силами ада попирается Закон и всякое домостроительство, а Благодать при этом отнюдь не радуется, но стремительно иссякает, удаляясь с последнего островка земли… Безбожие не умерло, а лишь поменяло одежды. Как прежде искома и не находима символическая гармония, при которой Закон признаёт над собою верховенство благодатного апофатического Первопринципа, ибо «без Бога - не до порога»!

Весьма интересно, что поставленная св. апостолом Павлом и раскрытая в культурно-исторической экзегезе первым русским святителем - митрополитом Иларионом Киевским - тематика соотношения Закона и Благодати (4) имеет отнюдь не проекционно-механистическую, но парадоксально-диалектическую параллель, представленную в самой структуре этического миропонимания Хомякова: Бог как «недоступное изменению, неприступное злу и искушению нравственное существо» (5) не оставляет Кушитство-Закон и Иранство-Благодать вечному уделу манихейской борьбы… Но Бог говорит своё Слово тогда, когда человечий муравейник («глобальный человековейник», по Александру Зиновьеву) загубит всех поющих стрекоз и птиц и окончательно замолчит в своём герметическом неокушитском домострое - Бог говорит нам из «будущаго века»: «Се иду как тать… и возмездие Моё со Мною!» (Апокалипсис, 16: 15; 22: 12). Так «жизнь вечная» не разумно - а вполне грозо- и молние-подобно вторгается в иссякающе-деградирующую историю «одномерных» людей…

Гул растёт, как в спящем море

Перед бурей роковой;

Вскоре, вскоре в бранном споре

Закипит весь мир земной (6), -

так Хомяков за год до своей кончины пророчески предвидел историческое будущее в качестве апокалиптического преддверия Страшного Суда; однако, ещё накануне Крымской войны в стихотворении с характерным названием «Суд Божий» он переходит от пророческого стиля - к молитвенному обращению:

Твой суд совершится в огне и крови:

Свершат его слепо народы…

О Боже, прости их и всех призови!

Исполни их веры и братской любви,

Согрей их дыханьем свободы! (7)

Здесь мы видим, как автор верит в преображающее Бого-действо: охваченное глубочайшей враждою и обречённое смерти по всем небесным и земным законам - в молитвенно-обращённом чаянии спасённое человечество! - воскресает в премудром согласии, «согретое дыханьем свободы», ибо, по словам апостола, «где Дух Господень, там свобода» (2 Коринфянам, 3: 17).

Примечания

1. Хомяков А.С. Записки о Всемирной Истории // Хомяков А.С. Полн. собр. соч.: В 8 т. М., 1900. Т. 5 - 7.

2. См. главу III «Женщина-змея и женщина-птица» в кн.: Океанский В.П. Мир Хомякова: Церковь и культура: Монография. Иваново; Шуя: Центр кризисологических исследований при ГОУ ВПО «ШГПУ», 2009.

3. Хомяков А.С. России // Хомяков А.С. Избранное. Тула: Приокское книжное издательство, 2004. С. 110.

Размещено на Allbest.ru